Потерянный шанс

Камила смотрит вслед удаляющейся Алене и переводит взгляд на Дашу. — Я что-то не то спросила? — она заметно погрустнела, пытаясь понять, что случилось с фигуристкой. — Не уверена, но может, это из-за олимпиады? — Даша не столько уточняла, сколько спрашивала. Она сама не до конца осознавала, что именно случилось с ее подругой, поэтому тоже начала переживать. — Я ее в какой-то степени понимаю. На столько, на сколько я могу понять. — сказала Аня, смотря в коридор, в котором скрылась Алена. — Пойду извинюсь, — сказала Камила, пытаясь выпутаться из крепкой хватки Кондратюка. Но Марк уже заметил, что Саша поднялась и ушла в том же направлении, поэтому отпускать ее не собирался. — Ками, Саша ее найдет и все узнает, думаю, переживать не о чем. — прошептал он на ухо Валиевой, и она послушно уселась назад и перестала дергаться. На самом деле она и не хотела никуда уходить из этих объятий. Чисто из приличия предложила. Саша побрела по большому дому, заглядывая во все комнаты. Вот комната Ани, вот — ее сестры, гостиная, комната родителей, ванная комната. Алены нигде нет. Не могла же она испариться? Не могла. Значит, где-то проглядела. Саша еще раз проходит каждую комнату, пока не замечает на балконе силуэт Алены. Саша медленно открывает дверь и встает рядом с девушкой, облокачиваясь на ограду. На улице уже темно, время близится к поздней ночи. Луна проглядывает сквозь ветки деревьев. Облака ее будто обходят, не желая скрывать эту красоту. Небо темно-синее, почти черное. Снег переливается в лунном свете, создавая иллюзию разбросанных на улице блесток. Спокойствие окутывает здесь каждый сантиметр земли. Но ветер до жути холодный. Кажется, он пробирается под кожу, просачивается в вены, заставляя кровь замереть. Даже думать становится сложно. Мозг дрожит, руки дрожат, ноги дрожат, тело дрожит. То и объяснимо — на улице январь, ночь, температура -25, а они стоят в легких толстовках и носках. Саша смотрит на покрасневшие щеки Алены, на ее красные трясущиеся пальцы, на синие губы и нос. Алена смотрит вдаль, не прогоняя ее, и Саше так хочется ее согреть. Прижать к себе, обнять, согревать дыханием руки, спрятать ее нос себе в шею. Но она не имеет никакого права на эти действия. Она вообще не имеет никакого права на Алену, и от этого становится больно. Хотелось, чтобы Алена, как раньше, принадлежала только ей. Чтобы она могла ее обнимать и целовать когда захочет. Но как раньше не будет. Как раньше уже не нужно, нужно по особенному. Нужно взаимно. — Прости меня, — тихо произносит Трусова, так же смотря вдаль. — Давно простила. — Алена не поворачивается. Они так и стоят, смотря в даль, не в силах встретиться взглядами — Я виновата. Даже не представляю, что ты чувствовала. — Я? — усмехается Алена. — Я много чего чувствовала. Я хотела быть с тобой рядом. Всегда хотела. Но ты сама знаешь, что удавалось мне не часто. Я каждый день ругалась с мамой и папой, плакала по вечерам в подушку, а утром улыбалась тебе, потому что ты не терпела, когда я портила тебе настроение. Очень хотела тебя обнимать, но ты отдергивалась, когда сама в этом не нуждалась. Меня списали со счетов тренера, и я плакала в раздевалке, но когда ты входила, я вытирала слезы и рассказывала про Одри. Потому что ты любишь собак. Я пересмотрела несколько раз Круэллу, чтобы ты хоть как-то заинтересовалась в диалоге со мной. Я, если быть честной, на седьмое небо от счастья взлетала, когда ты позволяла себе какие-то нежности. Это были такие редкие моменты, что я, кажется, могу тебе их все перечислить и описать в подробностях. Чаще всего я плакала из-за того, что ты отталкиваешь. В тот вечер в Новогорске у меня просто не осталось сил и я сорвалась. Рано или поздно я бы высказала. Не думаю, что поступила не правильно. А чувствовала я многое. В основном боль… и любовь. — Чувствовала? — все же обернулась на нее Саша, сделав акцент на прошедшем времени. Алена не ответила, но в ответе Саша перестала нуждаться, когда Алена посмотрела своими большими зелеными глазами на девушку. В этих глазах читалось все, что она пережила в отношениях с Сашей и что переживает сейчас. — Почему ты ушла? — перевела тему Трусова. — Олимпиада больно отдается в сознании. — Настолько? — Знаешь, сейчас мне кажется, что все отдается настолько больно. — Алена горько улыбнулась и опустила взгляд в ноги. Девушки поежились от нового порыва ветра. — Прости. — Саш, если ты извинишься еще пару раз, я пойду искать настоящую Трусову. Саша улыбнулась. Искренне и мечтательно. — Мы можем попробовать еще раз? , — она с надеждой заглянула в любимые глаза, но эти глаза тут же отвернулись. — Не знаю, Саш. Я боюсь. Я боюсь, что все вернется к тому, чем мы закончили. Еще раз это я не переживу. Не хочу переживать. Мне хватило. Саша понимающе кивает, но останавливаться не собирается. — Но мы ведь можем хотя бы дружить? Алена улыбается этой глупости. Все знали, что не бывает дружбы там, где есть любовь. Пусть и ее остатки. Строить дружбу на любви то же самое, что строить дом на горе песка. Нет смысла. — Можем. — Косторная все для себя решила. — Тогда может быть мы уйдем из этого ледника? — Алена захихикала, принимая руку Трусовой. Саша быстро вытянула их с балкона и замялась. Уходить она не хотела. — Замерзла? — Нет, загорела. Саша закатила глаза. — Ты не меняешься. — она улыбнулась. — Да, но надеюсь, меняешься ты. Саша кивнула. Меняется. Уже изменилась. — Да, замерзла. — Из-за затянувшейся паузы Алена решила ответить. Все-таки она тоже не хотела возвращаться к ребятам. Саша расставила руки, призывая к себе. — Идем. Я согрею. Алена прикинула все за и против, но против, на удивление, не оказалось. Или оказалось, но она их быстро опровергла. Медленными шагами она неуверенно вошла в объятья, которые тут же сомкнулись у нее за спиной. Алена положила руки между их телами, прижимаясь ближе. Только сейчас, почувствовав тепло чужого тела, она поняла, на сколько сильно замерзла. Саша блаженно вдыхала любимый аромат, наслаждаясь умиротворением. Девушка прижималась к ней всем телом, стараясь согреться и забрать чуточку тепла. Саша это тепло отдавала полностью. Тепло, которое шло из сердца. Сейчас в душе не скребли кошки, в голове не было миллиона орущих мыслей, глаза не бегали с предмета на предмет. Все было спокойно. Так, как должно быть. Саша чувствовала себя дома.