Поцелуй с привкусом забытого счастья

Темнеет бледный вечер, и я даже не смотрю на свой белый и чистый кабинет, лишь стол был нещадно завален стопками бумаг и договоров, а между ними скромно ютится серый ноутбук. Обычно все документы сразу же раскладываются по полкам, но видно сейчас не то время. Это не я завален работой, а работа навалилась на меня и грозится придушить. Может, я в этом виновен сам, а не работа. Не она меня заставила идти по моему пути и не она закинула в мою беспорядочную голову мои цели. Что же говорить о сейчас, я ушел в работу по самое не хочу. Возможно, я слишком сильно выматываю себя, а синяки под глазами выглядят даже ярче. Моя спина плачет где-то в сторонке и большего можно не говорить. Сгущаются тени, темнеет живущий город за окном, мелькают едва заметно фонари в этой сумрачной дымке. Идут стройки вдалеке, и сколько я не щурился от солнца, пытаясь разглядеть нечто дальше, результат никакой. Возможно, у меня ухудшилось зрение по нескольким причинам? Теперь я поставлю это себе на заметку, а в глазах плывёт и размывается реальность. Отворачиваюсь от панорамного окна своего кабинета, и взгляд лениво цепляется за стопку документов и я, неторопливо вышагивая под звук тишины и своих шагов, направляюсь в сторону своего стола, а руки сами тянутся к этим шатким бумажным городам. Самое время разложить это всё по полочкам шкафов, и покажется странным, почему не все документы в электронном виде, а окажется, что и не у всех есть таковая возможность, да и в нашей Японии до сих пор наблюдаются сложности с документами в электронном виде, поэтому придётся мириться с тем, какое место занимают эти бумаги. - Вот и никто до сих пор не может разобраться с этими громоздкими бумажками? – ворчу себе под нос, держа в руке папку с договорами, и ищу нужную полку, куда собственно положить эту папку. Полка так и не находится и, даже внимательнее оглядев весь шкаф, не могу найти – ну и где эта идиотская полка? У меня скоро от глаз ничего не останется. Раздраженно прохожусь взглядом одного единственного серого взгляда по этой несчастной полке и наконец, нахожу нужное мне название, быстро складывая туда несчастную папку. В последнее время я стал чуть менее внимательным вследствие усталости и недосыпа. Возможно, хранить бумаги в шкафу не лучшая идея, но других вариантов особо нет, и приходится мириться с правилами этой странной игры, закрывая дверцы шкафа на несколько замков. Хотя это мне напоминает какую-то паранойю и от того лишь тревожнее. Думаю сейчас не время для тревоги и нужно сосредоточиться на делах. На моём столе стоит кружка с кофе, серая. Стоит она тут недолго, и я понадеялся, что кофе не остыл, но попробовав, я был разочарован в итак очевидном исходе. Ранее горячий и бодрящий кофе теперь больше похож на холодную и гадкую жидкость, неприятно разливается по телу во время глотка, словно реальное разочарование и я глотаю это быстро, кривясь от не самых приятных ощущений. Вот так и глотаешь боль всю свою жизнь, забавно, если придётся жить с ней всегда. Проглотив, уже не избавишься от осадка на душе, да горечи на языке. Я поставил кружку обратно, желая пойти и посмотреть хоть на себя в зеркале, но стопка бумаг решает по другому и падает на пол, поднимая непонятную пыль воздух. Глухой стук, со стола падает что-то ещё кроме бумаг. Я поворачиваюсь на звук, вспоминая все возможные проклятия и ругательства, чихая от поднятой в воздух пыли, и наклоняюсь к месту, куда соизволила упасть эта стопка, собираясь собрать её снова в нечто приличное. А ведь долго я её сортировал и раскладывал на столе. Твои старания всегда пойдут в никуда, верно? Какой же кошмар! Но теперь даже не это важно, а упавшая фотография в рамке, захороненная где-то на столе. Самое очевидное, это была фотография ещё с его окончания обучение в Пике Надежды. Здесь и я, и Джузо, и Чиса. Кажется, счастливее, чем сейчас, особенно это весело по сравнению с гниением в гробу под землёй. Стекло разбилось, разлетевшись по полу мелкими осколками, а с фото оживают кошмары. Я надеялся захоронить и спрятать это, а теперь оно вылилось в воспоминания. Крепко сжимаю рамку от резко нахлынувших чувств Почему не уничтожил это? Мунаката, ты не смог. Прошлое не забыть и не отречься от него, а если и попытаешься – это прямой отказ от самого себя. Ты всё так и не можешь принять себя, верно? Я собираю бумаги в стопку, игнорируя свои собственные мысли, игнорируя себя. Бумаги так и желают выпасть из рук и разлететься по всему кабинету в момент моей краткой слабости, но всё же мне удаётся их положить на место. Я снова смотрю в окно на закат. Красиво. Скорее даже не так, это спокойствие. Интересно, каково жить в том городе вдалеке не волоча за собой ответственность за его жизнь? Рабочий день близится к концу, время уже перевалило за отметку семи часов. Обычно я остаюсь здесь до девяти, а могу и до десяти. Что сказать, переработка она такая. Видимо сейчас просто не осталось на это сил и хочется быстрее покинуть этот пустой кабинет, давящее со всех сторон здание Фонда Будущего и просто развеяться. Настолько я засмотрелся в окно, что не услышал, как по коридору раздаются торопливые шаги, затем негромкий стук в дверь кабинета, и она с незаметным щелчком открывается, пропуская внутрь запыхавшегося и растерянного парня, которого все зовут Кири по его просьбе. О парне известно немного, начал работать в Фонде Будущего после окончания борьбы с отчаянием. Паренёк он приятный и иногда бывает хорошим собеседником, благодаря чему я смог его узнать чуть лучше. - Добрый вечер, Мунаката, извиняюсь за опоздание! – Кири держит в руках новую папку, содержимое её неизвестно, а сам работник разглядывает белую плитку на полу. - И Вам доброго вечера, есть какие-то новости? Вижу, Вы очень торопились, - я направляю взгляд на Кири, чьё лицо медленно краснеет от смущения и он уже понимает, что будет дальше – неужели Вы снова потерялись с важными договорами по поводу строительства Пика Надежды, пока пытались найти меня, как на прошлой неделе, когда мы коллективно искали папку с договорами, которую Вы забыли где-то по дороге? Наступает неловкая пауза, кабинет снова погружается в тишину. - Простите меня, я виноват, – всё же выдает Кири, тревожно проводя рукой по своим тёмно-русым волосам, пытаясь отделаться от этой растущей неловкости в каждом слове – надеюсь, такого больше не повторится, хах. – Кири неловко посмеивается, но видно успокоился. В самом деле, Кири парень спокойный, но забывчивый, из-за чего появляются некоторые проблемы. И вот сейчас, он стоит и уже не смотрит в пол, но на меня взгляд перевести не решается. Видать от неловкости. - Так что же Вам хотелось мне передать? – вопрос без особой заинтересованности. Как хочется уйти из этого места и больше не возвращаться даже в самом страшном сне, но бежать некуда. - Это документы по поводу Пика Надежды. – Не опять, а снова. Снова именно Пик Надежды. Он уже просто везде, почему же нет такого с другими проектами ФБ, словно специально мне напоминают о прошлом. Особенно неудачно, что мне придётся туда ехать в скором времени на встречу, а так же проследить за процессом строительства. Тем более встреча там будет не одна и не в один день, так что придётся туда ездить в течение нескольких дней. - Вот как значит, - секунда затишья позволяет мне оставаться в покое – Хорошо, положи эту папку на правый край стола, с ней я разберусь завтра, а сейчас я ухожу. Кири торопливо кладёт папку на стол, но с присущей ему тревожностью. Словно он боялся хоть как-то нарушить порядок и произвести на меня плохое впечатление. Скорее всего, жить, как он неприятно, а то и вовсе плохо в своей тревоге и зажатости, которая четко отражается в речи, походке, в действиях, во всём. Хотя кому он лучше известен, чем самому себе? Я могу ошибаться. Поверяю наличие ключей от кабинета в кармане своего пиджака, а теперь пропускаю Кири на выход из кабинета. Я оглядываю кабинет, растаявший вместе с закатом, а затем запираю черную дверь на замок. Щёлк! Теперь ты запер все чувства, доволен? Коридор освещается отвратительным белым светом, режет глаза. Иду в одиночку на выход, игнорируя тревожный взгляд в спину. Вырваться из рутины быстрей, не оглядывайся на людей в паутине, когда проходишь через многочисленные стеклянные коробки чужих рабочих мест. Невольно чувствуешь стыд, когда смотришь на тех, кто остаётся на переработки, ведь эти уставшие лица – мерзость. Почему они себя доводят до этого? Ты знаешь почему, Мунаката. И вот, ты выходишь в зал перед выходом из здания. Здесь не так печально: вот видишь, тут и небольшие черные диванчики, столики и даже растения кое-где. Уже не так тревожно и выход близко, иду, сопровождаемый фальшивой улыбкой. В зале иногда встречались колонны, гладкие и неприятные в своём неживом холоде и грязи. И вот, где-то в этом пространстве слышится голос, кошмар идёт за тобой. Попытка запереть его в шкафу и сбежать успехом не отличилась, а если точнее, то это торжественный провал. Кошмар. - Мунаката, постой, пожалуйста, - и вот он, этот самый голос, а ты всё не поворачиваешься, нахмурившись, идёшь вперёд, вновь переставая быть собой - ты вновь будешь уходить от разговора, Мунаката? Стук моих усталых шагов прекращается, и я всё ещё не решаюсь повернуться в сторону человека, прервавшего меня, но и он уходить не собирается, я всё ещё чувствую этот тяжёлый и хмурый себе в спину, словно во мне и в правду можно просверлить дыру и там бы вскрылась правда. Джузо всё стоит у той колонны, скрестив руки у себя на груди. Даже поворачиваться не нужно, чтобы знать, как на тебя смотрят - сейчас все настроены серьезно. - Ох, Сакакура, Вам не кажется, что я так, случайно тороплюсь? – вот, я, наконец, поворачиваюсь в сторону Сакакуры, и я оказался прав, когда посчитал, что Джузо вновь хмурится. Ведь старым друзьям не нужно смотреть друг на друга, чтобы понять, как они выглядят. - Я не думал, что Вы, Мунаката, можете быть так неуважительны по отношению к своим коллегам, ведь Вы же так любезны со всеми, я не прав? – сейчас на лице всё ещё друга отражается холод, неприятно выворачивающий тебя наизнанку – Если я не прав, то советую поправить меня, пока я не составил о Вас неверное мнение. Ты теряешь терпение, чувствуешь ли ты обиду на самого себя? Вину не смог ты принять, а теперь направился других отравлять. И вот, собери волю в кулак и будь уважителен, сколько лет ты учился быть человеком, Мунаката? Сколько бы ты не старался научиться быть человеком, ты этому так и не смог научиться, ведь не возможно так просто было скрыть свою натуру, а ты продолжаешь закрывать крыльями своё бледное лицо. - Сакакура, пожалуйста, - ты в тревоге вдыхаешь воздух, что очевидно от глаз чужих и близких ты не скроешь – я бы не желал продолжать этот разговор дальше, думаю тебе ясно, что успехом это не увенчается. И я вновь вышагиваю дальше, прямиком на выход, снова держу спокойное лицо у себя на руках, словно это - правда, то, что нужно было нам. Как не хотел бы ты просто сбежать, ты вместо этого взволнованно вслушиваешься словам, что вслед тебе ещё не успевают сказанными быть, проявил свою настоящую мягкость. Кошмар. - Удачи, Мунаката, думаю, мы ещё встретимся, - всё же ты услышал и теперь вправду ожидаешь новой встречи, будто ты от удушливых эмоций, колких слов зависим стал. Не кажется ли тебе такое проявление нездоровой привязанности смехотворным, а надежду вновь разбивать-разбивать желания, что не смогли покинуть твой туман в голове и разбились о щит твоей вины пред человеком? Ещё как кажется, и ты это замечательно понимаешь. Вот ты всё же уходишь из здания, в котором так не желал оставаться, а легче не стало. Ведь ты ушёл и с поражением, и с победой, но вкус этой сладости привлекательным тебе не показался, как привередлив стал ты. Никто тебя не догоняет и не окликает, никто за тобой не идёт, как ты думаешь, чьих рук это дело? Я просто желал хоть минуту отдыха от всей этой жизни! Нет, ты просто эгоист, Мунаката, тогда бы не стал бы ты издеваться таким образом над близким над тобой человеком, зная что он в любом случае вернётся к тебе и как бы ты не пытался его выбросить из своей жизни – этого не выйдет, не понимаю я ничего теперь. Голоса раздаются в у меня в голове, и пытаюсь я к ним в раз очередной прислушаться. Иногда от собственного понимания становится тошно и мерзко, с болью хочется вырвать свой язык и больше не произносить привычных слов. Если сможешь руку протянуть, силуэт таинственных желаний ближе станет, а твоя собственная рука озарит тёмный путь, гордая утренняя звезда. Но снова ты опускаешь руку под весом вины, что повесил на самого себя, как прекраснейшее украшение. Какой кошмар, наступает ночь.