я запомнил сон, где мы вдвоем пытали день, морили ночь

Клинки скрещиваются с диким лязгом каждые две-три секунды, но крови ещё ни капли не пролито — бой не более, чем показательная тренировка для новобранцев, и ранить друг друга ни к чему. Капитан против офицера, камелия против тысячелистника, сюмпо против хиренкьяку. Сенбонзакура против Зангецу. Новички галдят, восхищенными глазами смотрят на две мечущиеся по полигону тени. Не видят ничего толком, только белые всполохи капитанского хаори да ярко-рыжее пятно волос Шибы, но всё равно в восторге полном. — Этот офицер на равных с капитаном Кучики дерётся! В одиннадцатом все такие сильные? — Какая скорость! Я слышал, они оба ученики сюнсин! Невероятно! На все выкрики эти восторженные Кайен только глаза закатывает с улыбкой на лице. Хочется сказать что-то вроде «Вы ещё их банкаи не видели», но он только продолжает наблюдать со стороны за каждым чужим движением. Бьякуя, как и всегда, спокоен и холоден, движется с аристократичной элегантностью; Ичиго, напротив, слишком по-варварски на своего капитана похож — на лице ухмылка, кровь в венах поёт от радости битвы, лезвие Зангецу в считанных миллиметрах от чужой кожи проносится. Кайен рад, что из присутствующих никто кроме него не понимает, что будь эта битва на смерть, окончилась она бы ещё в первые пять минут, и далеко не в пользу Кучики — вот бы был удар по самолюбию клана. Не то чтобы Ичиго во многом противника превосходил. По крайней мере, не в опыте точно. У Бьякуи за спиной битв миллионы, у Ичиго — едва ли тысяча, но это сторицей окупалось сборкой навыков двух рас. К тому же и о способности нацеплять на себя маску пустого забывать не стоило — об этом, впрочем, в сообществе душ знали единицы. Бой прекращается через десять минут — Абарай в гонг бьет, знаменую окончание поединка, и занпакто застывают, в последний раз друг друга коснувшись. Шиба смеётся, под полные шока взгляды на капитане виснет, за шею рукой обнимая. — Хорошо размялись, Бьякуя. Тот, выражения лица не меняя, только руку спихивает и медленно уходит в сторону бараков своего отряда. Но Кайен слишком хорошо его знает — Кучики тоже тренировкой доволен, как и оказанным на выпускников Академии эффектом. Ичиго уходящему в след смеётся, голову запрокидывает, и ворот косоде слегка съезжает в сторону, открывая вид на ключицы — лейтенант тринадцатого отряда едва слюнями не давится. Знает прекрасно — ещё белое чуть в сторону отвести, и можно будет увидеть пятнышки темно-фиолетовые и следы зубов. Вообще-то, на рыжем всё как на собаке заживает, спасибо пустому внутри. И оттого осознание, что Ичиго специально метки не залечивает, заставляет пылать щеки. Приятно. Взгляд чужой уловив, Шиба едва заметно усмехается — глаза у Кайена вожделения полны; после легкого разогрева Ичиго не против — пальцы покалывает от желания коснуться как можно скорее — «потренироваться» еще немного, наедине, в их спальне общей… Плечом поводит, бегло прощается с новичками: успеется ещё узнать их поближе, он уже точно знает, кто именно из них в Одиннадцатый вступят. Чтобы до особняка клана добраться, использует сюмпо, позволяя Кайену в одном темпе с ним перемещаться, иногда краем глаза чужую тень улавливает. Отвлекается — непозволительно — и не сразу успевает отреагировать на то, что его догнали. Руки чужие обхватили за пояс, нога чуть соскользнула от неожиданности, и оба по крыше покатились, собирая черепицу, прямо к воротам кланового поместья. Рыжий смеется, отряхивается от пыли, руку Кайену подает с нежностью на лице. В ответ улыбка извиняющаяся — гаснет, стоит Ичиго за спину глянуть. Невольно чужие пальцы сжать крепче, губы поджать. — Ишшин-сан, — поклон, уважение. Ичиго за ним не повторяет, замирает статуей, щурится настороженно. Напрасно, впрочем: в ответ, как обычно, ни слова, кивок простой — и то лишь потому что Кайен глава клана нынешний, а сына мужчина даже взглядом не удостоил, прошел мимо равнодушно. Ободряюще большим пальцем чужое запястье огладить. Шиба знает, как такое отношение отца Ичиго ранит, пусть тот и старается этого не показывать. Легкий укол вины каждый раз заставляет хмуриться, некий стыд испытывать. Если бы он только не… — Опять о всякой херне думаешь? — рыжие пряди щекочут шею, когда ещё разгоряченное тело прижимается спереди. Легкий поцелуй в щеку — губы у Ичиго сухие, в трещинках мелких, но всё равно это ощущается просто прекрасно. Кайен думает — всегда почти. О том, что то, что между ними — неправильно. Один клан, одна фамилия — не узами брака вовсе окольцевавшая. Так или иначе, они родственники. Табу — ещё и мужчины оба. Спасал статус только — никто против главы клана пойти не смел. Открыто, по крайней мере. Ишшин вот не препятствовал, но почти полностью игнорировал обоих с тех пор как узнал, что они /встречаются/. Орал сначала долго, грозился сына из Готея отослать, потом плюнул. Юзу успокаивала всегда, мол, когда-нибудь он смирится, примет их. Но сколько этого «когда-нибудь» ждать? Было эгоистично, конечно, но всё-таки больше всего Кайен переживал, что Ичиго, семью на первое место ставивший, просто бросит его и на радость отцу на какой-нибудь аристократке женится. На Рукии той же. Шиба понимал, что бред это, но мысли разъедали черепушку изнутри. — Я люблю тебя, — укусить слегка за нижнюю губу, скользнуть языком в теплый рот. В каждом касании нежность. Искренность. Кайен знает. Надеется. Верит. — Я не оставлю тебя, даже если всё Сообщество душ обратится в руины. На поцелуй ответить, не заботясь даже, где они находятся, что любой здесь их увидеть может. Обхватить за шею, зарыться пальцами в чуть отросшие за последнее время волосы. Чувствовать, как покалывает губы и горит лицо — каждый поцелуй как первый, до ожога на сердце почти. — Не оставлю, слышишь, Кайен? /Но Ичиго врёт, и когда первый акт айзеновского спектакля подходит к концу, он уходит за тремя капитанами следом, не оборачиваясь./