Во все цвета

Чем дальше, тем больше Глеб напоминал себе же что-то вампирское и потустороннее, изредка натыкаясь в зеркале на что-то бледное и измождённое с запавшими глазами - он не мог свыкнуться с мыслью, что это он сам. Это попросту не могло так быть, это вообще вряд ли был человек - скорее что-то, что не могло существовать без новой дозы и медленно, мучительно отмирало: настолько, что иногда ему думалось, будто организм вообще не способен это выдерживать и попросту не предназначен для такого. При каждом новом приступе выламывающей все кости боли он был уверен, что это тот самый предел, и что вот теперь уж он точно дальше не выдержит - однако, почему-то всё ещё выдерживал, снова и снова собирая себя, как мудрёную мозаику. Почувствовав очередной приступ, скручивающий мышцы в узел до помутнения в глазах, он молча опустился на пол прямо в коридоре, цепляясь за единственную мысль - надо жить. Через это ещё возможно пройти - наверное. -Глеб?- донеслось до него откуда-то, по ощущениям из поднебесья - он поднял голову отчаянным усилием воли. Где-то наверху вырисовывался Вадим. -Тебе может подложить что-нибудь? Подушку? Глеб качнул головой - подушка тут не поможет. Неудобство от твёрдого пола настолько ничтожно по сравнению с происходящим внутри, что сейчас даже не заметно. Он немного приподнялся, посмотрев в тёмные глаза - Вадиму на какую-то долю секунды стало не по себе от этого взгляда, словно потерявшего все краски. -Вадик, дай мне что-нибудь,- глухо пробормотал Глеб, окончательно переставая думать о чём бы то ни было - плевать что это проигрыш, плевать что это срыв, лишь бы это просто закончилось и стало хоть на какое-то время лучше. -Пожалуйста. Я больше не могу. Вадим и сам иногда ловил себя на мысли, что больше не может просто смотреть на то болезненное, изломанное существо, которое в последние дни представлял собой его брат, будучи не в силах чем-то это облегчить - однако, покачал головой, садясь возле него. Сейчас говорит не он, а его зависимость - и уступать ей никому из них не следует. -Нет, Глеб. Нельзя, ты сам знаешь. Глеб нервно поджал губы - сейчас в лице брата ему виделся только что не палач, пусть где-то здравый рассудок всё ещё подсказывал, что так действительно надо. -Ты не понимаешь, я иначе умру,- с трудом проговорил он, одновременно вызывая у себя приступ жалости и будучи себе отвратителен, разбитый и обессиленный. -Я так не могу, я умираю. Я не хочу умирать, достань мне что-нибудь. -Глеб, через это просто надо пройти,- терпеливо настоял Вадим, пока оба кота недоуменно отирались вокруг, видимо, тоже определяя, "умираю" это или всё-таки нет. -Всё ты можешь. Это только так кажется, от ломок не умирают. -Откуда ты знаешь,- невесело усмехнулся Глеб, кое-как садясь и прислоняясь к стене - начинало казаться, что весь мир в этих стенах, и дальше его нет. Ничего, кроме замкнутого круга боли и безысходности. -У меня вечно что-нибудь идёт по пизде, может я и тут исключение. -Глеб. Тот промолчал - рыжий кот, по-прежнему безымянный, влез на колени, тревожно вглядываясь в голубые глаза. Глеб уныло его погладил, мысленно изливая "кошаку" все свои горести - Вадим вдруг убрал от лица брата растрёпанные пряди, отросшие чуть ли не до лопаток, немного открывая его лицо, убирая их за плечи и заодно вынуждая всё-таки на себя посмотреть. -Ты бы подстригся хоть из разнообразия - может легче бы стало. -Какая связь,- мрачно осведомился Глеб, пытаясь уловить логику. -Отстригу все свои проблемы? -Нет, просто что-то поменяешь,- пожал плечами Вадим - тот лишь недоверчиво что-то буркнул. -Я серьёзно на самом деле. Ну необязательно конкретно это, но просто хоть что-нибудь - на улицу вон выйди, когда ты там был последний раз. То что фигово - это ясно конечно, но если ты будешь торчать в четырёх стенах и в духоте, превращаясь в Носферату, то лучше себя чувствовать явно не начнёшь. Глеб ответил чем-то по-прежнему неразборчивым, но очевидно подразумевающим нечто в духе "мне лучше знать", кое-как поднимаясь и горделиво удаляясь в комнату - однако, заслышав после получаса раздумий ворчливые сборы куда-то, Вадим невольно ощутил маленькую внутреннюю победу. ...Критически рассматривая в ближайшей витрине только-только подстриженные до плеч кудряшки, завивающиеся в густые локоны, и наконец снова начавшие поблёскивать из-под залихватской чёлки голубые глаза, Глеб постепенно приходил к выводу, что, пожалуй, жить ещё действительно вполне можно - сев на лавочку возле дома и вычитав у Шопенгауэра, что "Удовлетворение, или то, что называют счастьем, в действительности по своему существу всегда негативно и никогда не бывает позитивным", он почему-то остался вполне доволен данным фактом, продолжая углубляться в позитивные размышления об изначальности страданий, пока данное приятное занятие не было прервано неожиданным вторжением. -Я же говорил - тебе так идёт, между прочим,- непринуждённо сообщил Вадим, нарисовавшийся откуда-то во дворе - Глеб отлепился от книги и вдруг, немного неожиданно даже для себя, улыбнулся, снова показывая уже давно запрятанную щербинку. -Спасибо. А ты... -Я на встречу, буду через час, погуляй пока,- деловито прощебетал старший Самойлов, уже куда-то упархивая - Глеб, не имея столь важной вещи, как ключи, попробовал было протестовать: -В смысле "через час"? У меня ж ключей... -Ничего, за час не развалишься, тебе полезно,- небрежно бросил напоследок Вадим уже через плечо - Глеб только выразительно цыкнул, высказывая в этом ёмком междометии всё, что он думает по поводу таких методов. Однако, от увлекательного недовольства его неожиданно отвлёк лёгкий ветерок - он поднял голову, не вставая со скамейки, и посмотрел в небо. Небо разливало нежные вечерние краски и совсем не было серым, пока мягкий ветер тихо шелестел книжными страницами - ему вдруг показалось, что всё это вместе, говоря с ним, пытается донести, что где-то там и есть жизнь. Вернее даже не там, а как раз здесь - ему невольно вспомнился приятный аромат в церкви. Приглушённое мерцание свечей с глуховатым, но чистым пением хора - он вспомнил о твёрдом намерении креститься. О тех и о том, что всё ещё заставляет улыбаться - сосредоточился на том, что слышит, видит и чувствует. Жизнь всё ещё распускалась в груди, впуская свежие ростки - возможность "просто это пройти" обретала реальные границы и формы лишь теперь.