Семейно-личиночное

— Ну и что мне с этим делать? Под «этим» Псиионик имел ввиду маленькое жëлтое тело с двумя парами рожек на голове и красно-синими глазами. — Хочешь, нанижи на палку, поднеси к огню и зажарь. — Так почему ты тогда этого не сделала со своей? — указал он на личинку цвета фуксии. Почему-то казалось, что она будет милее его… Нет, он не верил, не мог поверить, что из его генетического материала и вправду появилась маленькая жизнь. — Во-первых, она милая, во-вторых, я сделаю это с ней позже. — Не пойму, ты рада этому или печалишься… — Ох, Каптор, у вас всë гораздо проще будет, — перевела Кондесс разговор. Она легла на спину, одной рукой прижимая к себе дитя, и трепая его волосы другой. Она наверняка специально задевала его рога, и кровь предательски приливала к щекам, но ему хватало выдержки не отводить взгляд и не жаться. — Тебе просто нужно будет заботиться о нëм. Я сделаю так, чтобы, у вас было больше времени, не сомневайся. — Лучше бы ты о своей личинке так пеклась. Она посмотрела на фуксиевый комочек. Изо рта у неё потекла струйка слюны, и мать положила её в сторону, вытерев об себя руки. Почему-то Псиионику захотелось взять уже своего отпрыска. И унести подальше от этой чокнутой фуксиекровки. — «Пеклась» это хорошее слово… — потянулась Кондесс. Её рука снова потянулась к его голове, но на этот раз он легко увернулся от касания. Она надула щëки (Псиионик подумал, что личинке этот жест подошëл бы больше), но тут же улыбнулась. — Я должна научить твою личинку выпечке. Пригодится. — Я сам могу решить, что ему пригодится, а что нет, — отошёл он. Личинка на его руках многозначительно хмурилась, словно могла понять, о чëм речь. А, может, и вправду могла. Он сам не помнил личинечества. — Хочешь, чтобы он питался той, как ты? Не думаю, что это хорошо скажется на его здоровье. Псиионик поджал губы. Жаль, что нельзя спихнуть личинку кому-нибудь другому — хоть бы воспитательнице Мученника. Он этого не сделал только из уважения к ним. — На его здоровье нехорошо скажется и то, если ты будешь его трогать. И давать свою «выпечку». Личинка на руках высунула язык. Раздвоенный. — О-о-о, весь в предка пошёл! — улыбнулась Кондесс, перевернувшись на живот. — Такой же наглый и неблагодарный. Знаешь, тебе очень везёт, что я готова предложить вам свою помощь… Псиионик начал отходить, но их спасла личинка Кондесс. Оказавшись без родительницы, она попыталась подползти к ней. И в итоге натурально попала под горячую руку. Личинка начала плакать, и Псиионик, предчувствуя, что может случиться дальше, попытался заткнуть уши уже своей личинке. — Почему ты кричишь? — вздрогнула Кондесс. Псиионик чудом сдержал улыбку. Его личинка посмотрела на него, как на идиота, и он тут же всë понял, положив его обратно на руки. — Почему твой молчит?! — Может, я справляюсь со своими обязанностями предка лучше. Личинка снова высунула раздвоенный язык. Псиионик тоже захотел, но всë-таки сдержался. Кондесс уже открыла рот, но личинка, повернувшись в руках пару раз, затихла сама и засопела. — Сраная каракатица… Ладонь Псиионика сама собой переместилась на голову личинки. — Бесишь меня, — вдруг переместила она её к самому лицу. — Ну и нахрена ты такая миленькая? Мне же ещё убивать тебя. Личинка на её руках улыбалась и её большие глаза цвета фуксии сияли ещё ярче. Она не понимала смысла слов, но улавливала интонацию. От такого контраста становилось не по себе. Наверняка и эта личинка станет такой же поехавшей. Они все такие, эти высшекровные. Особенно Императрица. — Если тебе так жаль, может, убивать и не надо? Теперь уже Кондесс смотрела на него, как на идиота. — Намекаешь на то, что я стала стара? Я не собираюсь отдавать трон. Даже своей личинке. Я отдам тебе только трон своего сердца… Она подошла и погладила его по щеке. Комочек цвета фуксии, конечно же, она не стала брать с собой. Псиионик только вздохнул и устроился со своим поудобнее. На грани слышимости личинка издала три звука. В них Псиионик услышал имя «Соллукс». Совсем не похоже на «Митуна». На это имя больше походит «Миина»… Он вздрогнул и решил больше не думать об этом. Может, у него ещё будет время смириться с ролью предка. И, может, он справится с этим лучше. Не так хорошо, как Долороза, конечно, но уж наверняка лучше Кондесс. А если что не так пойдёт — ну что ж. Дерьмо случается. Он хотя бы постарается, чтобы с ним оно случалось поменьше. — Капто-о-о-р! Она опять орëт! Помоги! От криков двух фуксий личинка шевельнулась и начала набирать в рот воздух. Из глаз побежали две желтоватые дорожки… Перед тем, как и Соллукс подал голос, Псиионик успел воздать молитву Долорес о том, чтобы всё кончилось побыстрее.