Острые струны

      Теплый рассвет. По розовому небу медленно плывут большие, словно пушистые облака, правда, если приглядеться повнимательнее, их движение гораздо более быстрое, чем покажется на первый взгляд. В проводных наушниках играет что-то тихое, отдаленное от реальности и мыслей. Оно звучит на фоне, пока наяву происходят вещи в разы значительнее, которые, так или иначе, отвлекают от прослушивания. Зрачки бегают по стволам деревьев, мельком заглядывают вглубь. Во взгляде золотым цветом блестят ресницы. Яркое солнце слепит, причиняет лёгкую боль, но на него приятно смотреть. Порой его скрывают макушки деревьев, позволяя немного посидеть в тени и проморгаться. Приятно смотреть на исчезающие серые многоэтажки, которые заменяют просторные леса и поля, маленькие, чуть ли не заброшенные домики. Поезд слегка, почти неощутимо качает, сквозь музыку можно услышать знакомый шум огромных, металлических колес. На старых сиденьях возле Стэна сидят люди, много людей. Кто-то увлечен чтением книги или газеты, кто-то строчит сообщения, а кто-то ходит по вагонам, пытаясь продать какое-то барахло. Занятий масса, но Марш больше всего завидует тем, кто спит. Посмотрев на часы, он понимает, что ехать предстоит долго, и со спокойной душой опускает голову на чужое плечо.       Прикрыв глаза от резкого появления солнца, Стэнли, щурясь, разглядывает своих друзей, которые сидят напротив. Его лучший друг — Кайл — как обычно читает какую-то книгу, в то время, когда Кенни смотрит ролики на Ютубе, и, не стесняясь, смеётся на весь вагон. Это вызывает улыбку, но взгляд тут же косится налево, на ухоженные женские руки с черными ногтями. Ева переписывается с мамой, узнает о проектах, которые задали в университете. Она заметно нервничает, даже немного дрожит. Оно и понятно, ведь проблем и обязанностей накопилось немало, да и день сегодня непростой, ведь её позвали рисовать обложку к новому альбому Падальщиков. Все они сейчас едут далеко за пределы города, к тому самому ржавому гаражу под номером семнадцать. Казалось бы, в этом нет никакой необходимости, ибо сейчас у группы есть продюсер и студия, они даже должны были придти туда сегодня для плановой репетиции, но парни решили взбунтоваться, вернуться к истокам, ощутить лёгкую ностальгию и свободу. Они хотят поиграть в том гараже как в старые, добрые времена, когда популярность казалось чем-то недостижимым, когда они даже представить не могли, что что-то кроме полуфабрикатов скоро будет лежать на их столе. К сожалению или к счастью, стабильность надоела, нужда в независимости становилась сильнее, и путь в этот гараж был поводом для размышлений, действительно ли они именно этого хотели? Необходимо было сравнить то ржавое прошлое и золотое настоящее, чтобы оценить весь полученный опыт и успехи.       Ева, не отрываясь от переписок, кладёт руку на макушку Стэнли, слегка поглаживает мягкие черные локоны, нежно заправляет их за ухо, иногда пальцами скользит по коже, вызывая при этом табун мурашек. Марш почти урчит от удовольствия, широко улыбается, испытывая невероятное удовольствие и тепло. Вагоны электрички качаются на рельсах, укачивают, заставляя его провалиться в спокойный, тихий сон. Где-то на фоне музыки и собственных мыслей диспетчер озвучивает станции, и, к большому сожалению, рано или поздно он назовёт ту остановку, на которой им всем надо было выходить. Ева почти нехотя отрывается от мобильного телефона, явно раздраженно кладёт его в порванный портфель, и осторожно, аккуратно будит спящего Стэнли. Он тут же открыл глаза, почти вскочил от шока, но, увидев перед собой лицо любимой, успокоился.       Падальщики и их новоиспеченная художница вышли из вагона в тишине. Атмосфера между участниками группы была странная. В основном во время всего пути между собой общались только Стэн и Ева, пока Кайл и Кенни шли сзади, увлечённые своими делами. Маккормик продолжал смотреть глупые ролики и хохотать с них, а Кайл, в отличие от него, шёл без книги, сверля взглядом затылки влюбленной парочки. Он кусал щеки, иногда до боли сжимал кулаки, но делал он это незаметно, да и внимания на него особо никто не обращал. Пока Стэнли бегал по полю, собирая своей девушке цветы, Кайл рвал свои, по дороге отрывал им листья. Пока Стэнли обнимал талию своей девушки, шептал ей приятные слова на ухо и целовал, Кайл жмурил глаза, желая ничего этого не видеть. Марш улыбался и звонко смеялся, от счастья он чуть ли не прыгал, пока Брофловски молчал как рыба и хотел провалиться сквозь землю. Для Стэна время прошло быстро, чересчур быстро, для Кайла эти жалкие минуты казались вечностью.       Когда их ноги подмяли нескошенную траву, перед глазами встал небольшой гараж грязно-серого оттенка. Оранжевые, ржавые подтеки закрывали пошарпанную цифру «17», доходили до самой земли. С трудом открыв массивную металлическую дверь, все прошли внутрь. Сначала пришлось немного покопаться, чтобы достать до кнопки выключателя, ибо хлам стоял абсолютно везде, да и внутри гаража было довольно темно. Желтая лампочка, слегка помигав, зажглась, озаряя светом всё помещение. На столе осталась упаковка от съеденного доширака, возле неё летали мухи, везде валялись бутылки пива и бычки сигарет, где-то в углу лежали гитары и стоял барабан. Вид, мягко скажем, ущербный, но парни улыбнулись, словно спустя много лет вернулись в свой родной дом. Они скучали по этому месту, им не был противен бардак и насекомые, их не раздражал запах сырости и далекая, почти необжитая местность. Это место по праву было самым комфортным из всех, где они когда-либо были. Здесь они нашли своё вдохновение, свою свободу и протест, именно это место стало их домом, где было всё, начиная с ссор, заканчивая успехом и пьянками. Ностальгия сильно ударила в голову, Падальщики очень скучали по этому месту и тем легендарным воспоминаниям. Обрадовшись, каждый ринулся в разные стороны, рассматривая интерьер и какие-то мелкие, запоминающиеся детали. В это время Ева неловко помялась с ноги на ногу у порога, не решаясь войти туда из-за своей брезгливости, но, под напором просьб Марша, всё-таки сделала пару шагов внутрь, несколько раз пожалев о том, что сама же предложила свою помощь. — Зацени, — Стэнли показывает Еве свою первую, обклеенную стикерами и скотчем гитару, где сбоку написано: «Здесь был Кайл», — это наши первые парные гитары с Кайлом. Если успеем подзалатать струны, может сыграем тебе что-нибудь позже, — сказав это, он отправился в другой угол, взял с пола свою новую электронную гитару и подключил её к комбику. После этого он посмотрел на парней, говоря: — Ну же, парни, поторапливайтесь, день не бесконечный!       Не прошло и пары минут, как все были готовы. Кенни рассматривал свои любимые барабанные палочки, зачем-то облизывал их, желая по-приколу ощутить вкус пыли. Забавно то, что это никто не замечал, а даже если видел краем глаза, не придавал этому особого значения. Это же Кенни. Брофловски смотрел в пол, настраивая гитару, думал о чем-то своем, да и в принципе выглядел отстраненно. Стэнли не отрывал взгляд от Евы, постоянно комментировал те или иные детали этого гаража, рассказывал о зарождении группы и их с Кайлом первых выступлениях, о том, как познакомился с Кенни и всё в таком духе. К слову, Ева присутствует здесь не только потому, что ей нужно нарисовать обложку и пропитаться атмосферой, но и чтобы поближе познакомиться с Кайлом. Изначально это было единственной и главной целью её визита, ибо Брофловски имеет очень важное место в жизни Стэна. Он заранее предупредил её о вспыльчивости и остальных особенностях его характера, попросил найти с ним общий язык и может даже подружиться. Ева прекрасно понимала значимость этой персоны и того, какие именно у них сложатся отношения, потому нервничала ещё сильнее, боясь даже посмотреть в эти злые ярко-зеленые глаза. Карандаш слегка дрожал в её руке, пока на коленях лежал пустой блокнот. Ей здесь было некомфортно, но она искренне старалась не подавать виду, дабы не расстроить этим Стэнли. Секунды для неё тянулись мучительно долго, но, к счастью, скоро музыка наполнила металлические стены и вышла за их пределы, а мысли молодой девушки погрузились в фантазии, приятные ассоциации к песням. Карандаш бегал по пустому листу бумаги, легонько очерчивая человеческий профиль. Звуки металла вызывали дрожь от восхищения, она не понимала, что рисует, полностью отдавалась личным ощущениям. Пока что это были простые, еле заметные наброски, которые легко можно будет перекрыть. Наконец, голос одного из участников группы, а конкретно Кайла, разбавил шум музыкальных инструментов, добавляя песне какой-то определенный смысл. Сожги телефон, И не смей отправлять сообщение. Вздохни, посмотри на небосклон, Может, именно в нём ты найдешь спасение.       Пробой, мелодия ускоряет свой ритм, хотя звучит чуть менее энергично, скорее печально и трагично. Ева очерчивает более выразительный профиль, по инерции добавляет кудри. Забудь всё, что было раньше. Нет смысла радоваться мелочам. Завтра будет иначе, Я считаю это по лоскутам. Тебя не будет рядом, Но завтра всё будет иначе. Всё точно будет иначе! Я одержим твоим взглядом, прости… Ты точно меня ненавидишь?..       Капли крови на чьем-то лице стекают по скулам, грозный, безразличный взгляд устремлён вперёд. На фоне рисунка помехи, случайные каракули, которыми Ева видела ту напряжённость в музыке. Последний штрих в виде кудряшки закончил рисунок. Посмотрев на него, она ужаснулась, узнав в этом человеке Кайла Брофловски. С другой стороны, это не удивительно. По мнению Евы данная песня очень подходила внешней ауре этой персоны, не говоря уже о том, что он же является её исполнителем. Когда последний аккорд был зажат, когда пальцы опустили струну и барабаны пробили свои последние удары, Стэнли с нетерпением спросил: — Ну что, есть что-нибудь?       Девушка кивнула, переворачивая блокнот лицом к группе. Все были, мягко говоря, в шоке. Вопросы о том, почему нарисован именно Кайл, остались без ответа. Вот так она чувствовала, именно такой она видит олицетворение этой песни. Несмотря на странный выбор Евы, парням понравилось. Они много раз хвалили её способности к рисованию и то, как именно она показала на этом рисунке Кайла. Это правда подходило не только к нему, но и к их музыке в целом. Сам Брофловски почти никак не комментировал художество подружки Стэна, лишь хитро улыбался, подозрительно прищуривался. Это настораживало Еву, убеждало в том, что найти общение с этим человеком будет трудновато, несмотря на его внешнюю харизму и высокий интеллект. Чем-то он отторгал, пугал, заставлял всем своим видом побеспокоиться о безопасности. С другой стороны, такой, как Стэн, не может дружить с плохим человеком, так ведь? Да и как говорит великая пословица: «Не суди книгу по обложке». Даже если обложка ужасна, внутри можно прочитать что-то прекрасное, незабываемое… Сработает ли это с Кайлом? Это покажет время, благо оно у них ещё есть. Гараж вновь заполнится музыкой, пока снаружи будут визжать дети, мычать коровы, проезжать электрички, петь птицы и жужжать насекомые. Смех доносится из этого гаража, там свобода, яркая юность и смелые шаги в будущее. Там надежда и азарт. Всё ещё впереди.

***

      Календарь успел потерять несколько вырванных листов, приблизившись к долгожданной весне. Время снова напомнило о своей скоротечности, когда снег стал таять на улице, уступая место грязи и высохшим листьям с прошлой осени. Холодная, тёмная зима прошла быстро, почти незаметно, почти как всегда. Теперь, разве что, вместо отдыха на природе они проводили время дома, укутываясь в теплые одеяла. Репетиции проходили довольно редко, в то время как в университете началось конкретное заваливание. Ближе к вечеру солнце полностью уходило, потому приходилось выполнять задания под светом настольной лампы. Теплая кружка чая грела обмерзшие руки, вьюга выла за окном. Зима казалась бесконечной, всем хотелось тепла, хотелось наконец вылезти из спячки и вновь ощутить ту лёгкость и свободу летних деньков. Жизнь в общежитии была тиха и уныла, лишь иногда кто-то к кому-то приходил в гости. Самым шумным днём определенно был новый год, ибо почти весь корпус отмечал его вместе, предпочитая семье компанию однокурсников. На той же вечеринке был Стэн и Кайл, даже прибежал Кенни. Остальные же дни не выделялись ничем особенным, кроме того, что комната Стэна и Кайла почти полностью опустела. Там очень редко звучали голоса лучших друзей, редко доносилась мелодия гитар, почти никогда оттуда нельзя было услышать их смех. Эти звуки заменили собой грохот падающей мебели, маты и шелест от переворачивания страниц. Кайл практически всё время жил там один, один ложился спать и один сидел за конспектами. Стэнли Марш всё ещё встречается с той фанаткой, и теперь почти поселился в её доме, отдавая времяпровождению с ней наибольшее предпочтение. Он, конечно, иногда звонил своему лучшему другу, но в основном только для того, чтобы спросить заданные проекты. Кайл остался наедине с самим собой почти на всю гребанную зиму. Он один грелся у батареи, варил чай на одного, готовил на одного, убирался один и играл в новую приставку тоже один. Первое время Кайла редко можно было встретить на кухне. Он не ел, не спал, кожа его заметно побледнела. Каждый видел, как в нем постепенно умирает жизнь. Однокурсники часто слышали его истерики, шум от разбитых вещей и мебели, крики отчаяния и ужасающую тишину. По университету пошли слухи о том, что Брофловски влюблен в Стэна, и что скоро он точно отчислится, или даже покончит с собой. Все вокруг обращали на него свое внимание, но никогда не подходили ближе. Никто не разговаривал с ним, не звонил и не спрашивал банальное: «Как дела?». Вся его жизнь закрутилась вокруг учёбы, пока любовь к Маршу постепенно уходила, сменяясь более трезвым взглядом на вещи. Кайл испытывал вину за убийство Даши, за ненависть к Кенни, за готовность убить Еву. Он презирал себя и свои желания, ненавидел то, кем стал из-за своей слепой любви. Кайл каждый день видел новые фотографии в закрытых социальных сетях своего лучшего друга, видел, как счастлива эта красивая пара, и он изо всех сил держался, лишь бы не нарушать это счастье. Он не хотел причинять боль Стэну, и единственное верное решение, которое он находил, было именно признанием в своих чувствах. Брофловски искал другие, более подходящие ему университеты. Он хотел исполнить свои мечты, хотел стать кем-то значимым, полностью забыв о Стэне и о всем том, что происходило между ними. Он мечтал сбросить с себя эти грязные оковы и пойти вперёд, туда, куда он действительно хочет. Кайл хотел встать на ноги и жить счастливо, хотел потопить эту ноющую боль в чём-то действительно важном. И он верил в это. Постепенно боль угасала, сменяясь безразличием. Моральные принципы вытесняли все существующие на тот момент вопросы. Брофловски перестал звонить Стэну, перестал отвечать на сообщения Кенни, забыл о Картмане и их группе в целом, пока в один солнечный, весенний день им всем не пришло уведомление о том, что скоро намечается тур. Телефон разрывало от количества пропущенных звонков, но в какой-то момент Брофловски не смог игнорировать навязчивое жужжание и ответил на рандомный звонок, даже не посмотрев, кто именно звонит. — Ало, Кайл! Дружище, ты же знаешь, куда мы скоро поедем? — орет радостный голос Стэнли. — Собирай вещи, наш поезд до Москвы приедет через неделю!       Гудки… Худощавые пальцы сами собой нажали на сброс. Всё тело затрясло, на глазах выступили слёзы, пока зрачки лихорадочно бегали по комнате в поисках спасения. Брофловски боялся встречи с группой, боялся вновь увидеть Марша, боялся тех ужасных эмоций. И это все не говоря о выступлениях в других городах. Сознание шептало, что если эта встреча состоится, она точно будет последней. Сознание шептало, что это тот самый момент, когда стоит отпустить всё, когда стоит признаться и уйти с концами. Сознание шептало, что другого выбора нет и быть не может. Тяга к свободной жизни дала о себе знать, но страх сказать своему лучшему другу эти три слова не давал покоя. Подводить их группу и рушить мечту Стэнли тоже не хотелось. От стресса внутренняя сторона щёк кровоточила, зубы скрипели, пока Кайл всеми силами старался собраться с мыслями и полностью отпустить всё то, что тянуло его вниз. Он старался не думать о хорошем, здраво анализируя ту задницу, в которую он себя завёл. Часы в это время тикали, дни заканчивались, а календарь продолжал бегать по датам. Лучше бы всего этого не было вовсе…

***

      Почти пустые улицы сменяются резким потоком толпы, и это свидетельствует о том, что прибыл очередной поезд. Серые люди идут в разные стороны, кто-то ко входу на вокзал, кто-то к выходу. Рука нервно перебирает содержимое карманов. Пальцы рвут чеки, ломают случайно выпавшие из пачки сигареты, впиваются в кожу, принося небольшую боль. Взгляд зеленых глаз устремлён в пол, боясь в толпе случайно наткнуться на знакомые лица. Сзади плетется маленький, очень старый чемодан, у которого слегка поломаны колеса. Мысли наполнены стуком, чужими шагами, болтовней прохожих. Тревога отражается везде, в каждом шорохе и в каждом действии. Ноги желают пойти обратно, хотят избежать страшную встречу, но во благо здравого смысла идут дальше. Кайл не разбирает дороги, понятия не имеет, на какой путь пойти, в какие города они отправляются и где его ждут злосчастные синие глаза. Из-за неразберихи и паники он не замечал вибрирующий телефон, не слышал мелодию звонка, даже не думал позвонить контакту «Стэнли» и спросить план дальнейших действий. У него на это была целая неделя, но вместо того, чтобы заниматься реальными вещами, Брофловски закрывался в себе, искал отвлечение в учебе, в борьбе с самим собой за звание «самый лучший». Паранойя не прекращалась, поток людей продолжал идти в разные стороны, иногда задевая его плечами. Он ощущал себя лежащим без сил в глубокой яме, где нет солнца, где он беспомощен и жалок, где нет надежды и хоть какого-то лучика света. Неожиданно для самого себя, Кайл посмотрел вперёд, в глубь нарастающей толпы, которая подобно урагану уносит его в совершенно другую сторону. Что-то до боли знакомое и родное промелькнуло среди серой массы, среди черных, нечётких фигур прохожих. Синие глаза смотрели на него, пока на лице растекалась радостная улыбка. — Кайл! — прокричал любимый голос. Стэн, не стесняясь, протискивается через людей, раздвигая их в стороны руками. Он бежит, намереваясь накинуться на своего лучшего друга, крепко обнять, возможно даже повалить на землю. Марш, несмотря на свои счастливые отношения с Евой, очень скучал по Брофловски и даже не догадывался о том, кем тот стал за эту зиму.       Бег медленно переходит на шаг, когда очертания лица Кайла становятся всё более четкими. Ярко-зелёные глаза будто стали серыми, блеклыми, уставшими. Огромные, не нарисованные синяки под глазами ярко контрастировали на нездорово бледной коже. Кудри растрепаны, даже не заплетены в хвостик, возможно, даже не расчесаны. Вид у него был исхудавший, почти мертвый. Стэн остановился перед своим некогда харизматичным и живым лучшим другом и слегка попятился назад. Сейчас Кайл Брофловски слабо напоминал того человека, с кем он дружил почти всю свою жизнь, каким он его запомнил. На лице Марша был ярко выражен шок, настоящий ужас. Он протянул дрожащую руку к незнакомцу, к своему самому близкому человеку, и положил её тому на плечо. Всё, что он почувствовал — выпирающие кости. Кайл всегда был худым, но не настолько. Гримаса лица этого ходячего трупа выразила боль от прикосновения, ибо Марш коснулся довольно сильного синяка, который так и не успел зажить после очередного погрома комнаты. Губы Стэнли дрожали, но он смог выдавить из себя несколько жалких слов: — Кайл… Что случилось? Что с тобой? — Привет, Стэнли. Всё в порядке, приболел чутка, — заикаясь, ответил Кайл, принимаясь заплетать свои волосы. Он стыдился своего внешнего вида, испугался реакции Марша и не хотел, чтобы тот переживал за него. Брофловски натянул широкую улыбку и махнул рукой, таким жестом говоря: «Да глупости», затем, стараясь быть «навеселе» спросил: — Ну что, куда идём, куда едем?       Первые несколько секунд Стэнли молчал, всё ещё не отойдя от шока. Он тянул свои руки к талии Кайла, желая обнять, но побоялся, что момент этот неподходящий, что лучше как можно быстрее пойти к поезду и сесть в вагон. — Мы едем в тур, не слышал что-ли? Ну ты и задница! — Марш тихо хихикнул, хотя про себя испугался ещё больше, ибо Кайл всегда был пунктуальным и ответственным. — Давай сюда свой чемодан, на месте всё расскажу.       Брофловски повиновался и вновь устремил взгляд в асфальт, не желая видеть объект всех его бед, не желая вновь столкнуться с подобной неловкой ситуацией. Пока Марш что-то рассказывал по пути к вагону, он лишь кивал и угукал, иногда отвечал банальными фразами по типу «круто» и «понятно». Стэнли замечал это, но списал всё на то, что из-за болезни у Кайла плохое настроение, что они смогут обсудить его состояние в поезде, будучи наедине.       Пока билетерша проверяла билеты, Стэн отвез багаж Кайла, по пути ругаясь с Кенни на счет того, куда именно его можно было поставить. Когда билеты были утверждены, Брофловски пошел следом за ним, и, к своему сожалению, понял, что это далеко не комфортное и закрытое купе, а чертов плацкарт. Люди ходили туда-обратно, ругались, толпились, складывали свои багажи везде где только можно. Кто-то закидывал под сиденье, кто-то наверх, кто-то под стол. Поезд не успел тронуться с места, как уже воняло бутербродами, а вагон наполнился различными разговорами. Кайл бегал глазами то влево, то вправо, ища свое место. Он понятия не имеет, сколько они проедут в таких условиях, на какой полке они будут спать и куда вообще поедут. Наконец, заметив ярко-оранжевую парку Кенни и кожанку Стэна, он аккуратно пролез к сиденьям, стараясь не мешать выкладке вещей и проходящим людям. Суета была везде, не только в их месте. Пожилая пара напротив особо сильно мешала своим бубнежом, выяснениями отношений и толкучкой в проходе. Всё вокруг кричало, ныло, дети бегали и мешали взрослым, кто-то ругался за места, а кто-то тихо сидел в стороне, ибо заранее сел в поезд. Тут же Кайл стал задумываться о том, что мест всего четыре, а их трое, а значит, возможно появится неизвестный сосед. От этой мысли хотелось проскулить, ибо кто знает, кто именно окажется этим четвертым. Брофловски почти смирился с этой участью, стал читать пропущенные уведомления, как в проеме появилась высокая брюнетка. Её нерасторопные движения задели Кайла, посему ему пришлось поднять свой взгляд. Очевидно, это оказалась Ева, как всегда опаздывающая и слегка неуклюжая, всё в том же бежевом пальто, в котором он ее видел в последний раз. Лучше бы вместо неё пришел какой-нибудь мужик, или женщина, или даже злая бабка, но точно не она. Брофловски посмотрел на неё с тихой ненавистью, вспомнив свою неприязнь и то, что именно она стала причиной их с Маршем разлуки, именно она довела его до такого состояния, именно она отняла у них счастье и самую крепкую во всем мире дружбу. Кайл презирает её всем своим сердцем, скрипит от злости зубами, сжимает кулаки, но старается делать это незаметно. — Уфф, Стэнли, извини пожалуйста, я правда старалась не опоздать, — задорно сказала Ева, обнимая своего парня со спины. — Ничего страшного, ты же успела, — будто промурлыкал в ответ Марш, гладя её по рукам.       Пока Кенни не обращал абсолютно никакого внимания, реагируя на всё как на обыденность, Кайл пытался устранить рвотные позывы. На языке крутился вопрос: «Что она вообще здесь делает? Почему едет с нами?», но ответ находился сам собой: «Потому что Марш её любит, он хочет провести это путешествие с ней». Слезы норовили выдать всё эмоциональное состояние Брофловски, но тот усердно их сдерживал, понимая, что так для всех будет лучше. Он ненавидел видеть Стэна таким счастливым рядом с этим омерзением, но и не хотел делать того несчастным. Кайл понимал, что он превратился в приятное воспоминание из детства, которое порой будет только мешать, ибо сейчас взрослая жизнь, сейчас существуют более важные и значимые отношения, существует серьезное будущее, где проиграет свадьба, родятся дети, где любящая пара будет жить в гармонии и счастье. В эти планы не вписывается Кайл с его «вместе навсегда». Они, вероятно, повторили бы эту фразу, сидя где-нибудь за гаражами с бутылкой пива, но это будет иметь абсолютно другой смысл, абсолютно другое «навсегда». Время дошло до точки невозврата, былые времена вернуть невозможно, будущее наступило, все планы рухнули, заменяя собой привычный порядок вещей. Надежды изначально не было, будущего у них также не было, всё с самого начала катилось в пропасть. Пришло время уходить.       Когда суета утихла, все люди сложили багаж и сели на свои места, поезд начал своё движение, Стэн сказал, обращаясь к Кайлу: — В общем, сейчас мы едем в столицу нашей великой и необъятной. Мы погуляем там немного, дадим концерт, затем поедем в другие города. Тур будет большим, но ты не переживай, к сессии мы успеем, — Марш проговорил это с долей иронии, активно жестикулируя руками. — Мы побываем и в Екатеринбурге, и в Новгороде, Смоленске, Норильске, Казани, Северодвинске, Севастополе, Калининграде, ну и в других чудных городах. Представляешь, даже в Омске! Будем ехать туда, слушая ту самую песню из Смешариков «до тебя город Омск, город Омск, город Омск»! — Стэнли пропевает песню, смеётся, эмоционально рассказывает о каждой достопримечательности, которую он хотел бы увидеть. Сразу видно, время он не тратил зря, а изучал каждый город, где им придётся побывать. Ранее они никогда не выезжали за пределы Питера и Ленинградской области, потому данное путешествие дается ему особо эмоционально. Марш похож на маленького ребенка, который наполнен энергией и интересом к жизни, который по-детски наивен, но чист и счастлив.       Если говорить откровенно, Брофловски слушал меньше половины его увлечённого рассказа, успев заскучать на одном только перечислении городов. Сразу стало понятно, что в последний месяц перед сессией придется не спать вовсе, не говоря уже о том, какой груз придётся нести после признания. Он заранее успел смириться с тем, что сессию он не сдаст, да и это не проблема это вовсе, ведь университет в любом случае придётся сменить. Далее Кайл слушал монологи Стэнли лишь краем уха, что уж говорить о комментариях Кенни и Евы. Они все смеялись, активно обсуждали предстоящие, невероятно яркие дни, улыбались и шутили. Позже они достали карты, заказали у проводницы чай в красивых, узорчатых, традиционных для поездов подстаканниках. Кенни достал Доширак, не раз упоминая о том, как он скучал по его вкусу. Ева заранее приготовила им со Стэном парочку бутербродов, купила конфетки и даже положила нарезанные овощи. Она, подобно заботливой маме, всегда готовила еду своему парню, следила за рационом его питания, знала все его вкусовые предпочтения и те продукты, на которые у него аллергия. Всё это она делала с заботой, преподнося как приятный жест, подтверждающий то, насколько Марш ей дорог. Она делала это от души, и Стэн всегда выделял эту заботу и старался отплачивать ей тем же. Внешняя аура этой парочки была настолько мила и приторна, что только слепой и глухой не заметил бы этого. Но, несмотря на увлеченность второй половинкой, Стэнли порой спрашивал, не желает ли Кайл чего-нибудь, на что тот всегда отрицательно махал головой. Он не был голоден, а даже если есть хотелось на физическом уровне, это точно бы вызвало рвоту. Наблюдая за счастливым Стэном, Кенни и Евой, он часто отворачивался к окну, наблюдая сменяющиеся пейзажи. Леса виднелись где-то вдалеке, пока на переднем плане было огромное, засохшее поле. Людям еще предстоит дождаться полного таяния снега и раскопать его. Порой поезд проезжал речки, озёра, деревни. Кайл смотрел на всё это, думая о своём. Вид из окна ему нравился гораздо больше обнимающихся Стэна и Евы. Глаза инстинктивно смотрели в окно, когда их губы тянулись друг к другу. Хоть красота природы в чем-то нравилась Брофловски, сейчас она выглядела одиноко, словно понимающе. Пока его соседи смеялись, Стэн и Ева целовались, дети бегали по вагону, взрослые разговаривали с попутчиками, старики пили чай и читали газеты, проводница проверяла паспорта, молодежь смотрела сериалы и слушала музыку, Кайл смотрел на пейзажи, находя в них что-то знакомое, до боли родное, печальное и тоскливое. Рассудок кричал, что скоро час настанет, что скоро придётся сказать то, о чём даже думать было страшно на протяжении многих лет. Но Брофловски не испытывал тревогу, не боялся за будущее, не думал о концерте, не думал о Стэне и их детстве. Он полностью смирился, ожидая самого худшего исхода. Кайл знал, что не останется в этой чертовой Москве, знал, что точно не побывает в других городах, и что больше сцена не услышит его голос. Всё было обдумано заранее, и единственное, что сейчас остаётся делать, так это ждать, когда стрелки часов оставят их наедине, когда губы наконец прошепчут самый страшный секрет, когда душа наконец-то станет свободной.       Спустя мучительное количество времени проводница прошла по вагону и оповестила всех о том, что сейчас поезд прибудет в Тверь, где будет самая длинная остановка. Кенни тут же сказал, что точно пойдёт курить, может, даже познакомится со случайным прохожим забавы ради. Ева трясла Стэна, говоря о том, что тоже выйдет, ибо хочет купить мороженое и поучаствовать вместе с Кенни в этом странном деле. В ответ на это Марш лишь улыбался, отмахивался от того, чтобы пойти с ними, ведь всю поездку ему не давал покоя внешний вид и подавленное состояние Кайла. Ему было необходимо поговорить с ним, желательно шепотом, чтобы это не услышали посторонние. Он должен был обнять его, как-то поднять настроение, узнать причину столь плохого настроения. Всё же, он его лучший друг, только он способен зажечь это солнце.       Когда несколько людей, в том числе Кенни и Ева, вышли из вагона по своим делам, Стэнли сел вплотную к Кайлу и закинул руку тому на плечо, начиная свой разговор издалека. — Здорово, правда? Совсем скоро мы будем в столице. Там будет масштабный концерт и только наш! Ты же знаешь, сколько билетов уже было продано? — Да-да, очень круто, я в восторге, — тихо проговорил Кайл, не показывая абсолютно никаких эмоций. — Мне не важно, сколько будет посетителей, главное чтобы сам концерт принёс им удовольствие… — ложь сочится из губ, она противна на вкус. — Конечно принесёт, о чем ты! — воскликнул Марш, ещё раз испугавшись слов Кайла. В ответ на это он услышал молчание, затем тяжелый вздох. Терпения не хватало, ситуация переходит все нормальные границы, поэтому Стэн переходит к сути, к самому главному вопросу. — Аэ… Кайл, что с тобой? Почему ты такой подавленный? Может, что-то случилось? — интонация голоса от радостного и беззаботного переходит в дрожащий, боязливый. — Всё нормально, как жил, так и живу, — грубо ответил Брофловски. — В университете как всегда один из лучших, новый роман начал читать, приставку купил, вечерами порой играю в Соника… А у тебя как дела?       Стэнли не ожидал такой реакции, не ожидал описания банальных действий, и сначала промолчал, затем почти на весь вагон прокричал: — Да нет же, нет! С тобой явно что-то случилось, пока я отсутствовал. Прошу, расскажи мне об этом! Я правда переживаю за тебя, Кайл.       Тишина. Не удаётся подобрать слов. Ложь увеличивается, Брофловски не анализирует то, что говорит, лишь бы соврать, лишь бы эта грязь осталась только на устах. — Я тебе говорю, всё у меня нормально. Да, вчера плохо себя чувствовал, приехал сюда с температурой, голова слегка болит. А не говорил я с вами из-за боли в горле. Можешь не переживать, я успею выздороветь до концерта. Всё у меня хо-ро-шо! Понятно? — Кайл говорит раздражённо, очень быстро, не успевая переваривать то, что он только что сказал. Благо из-за долгого молчания голос слегка хрипел, что подтверждало теорию с болезнью.       Стэну было нечего на это ответить, он не почувствовал лжи, хотя знал Кайла больше всех на свете. В тот момент Марш был уверен в правдивости его слов, то ли потому, что он взаправду выглядел больным, то ли потому, что эта информация была ему удобной. Она успокаивала, убеждала в том, что рай не разрушился, что все его близкие в полном порядке и переживать незачем. Тогда Стэн встал, достал из своей сумки лекарство от горла и протянул его Кайлу, говоря: — Ладно, извини, мне не стоило кричать на тебя из-за таких пустяков. Я взял с собой лекарства на тот случай, если кто-нибудь из нас простудится. Можешь забрать их себе, дабы твоё состояние улучшилось как можно скорее. Я люблю видеть тебя здоровым.       Сердце вновь вспыхнуло, боль ушла, а мир приобрел более яркие краски. Не было ни страха, ни отчаяния, ни безразличия. Наоборот, эмоции переполняли Кайла, любовь разгоралась в нём с новой силой. Если бы она была пожаром, то точно бы доставала до космоса. И не было жара, не было похоти и зависимости, была любовь, искренняя и чистая. Брофловски вспомнил, за что так сильно полюбил своего лучшего друга, ради чего изменил себя, ради кого он жил, кто украшал его жизнь, кто наполнял её самыми яркими и незабываемыми событиями. Он вспомнил, кто всегда был с ним рядом, кто по-настоящему дорожил им, кто заботился и любил. Вид из окна более не был ему так интересен, плевать было на посторонних людей, на Кенни и Еву, на университет и родителей, на стремление стать лучше, на желание встать на ноги. Кайл не сможет ходить без Стэна. Его не существует без Стэна. Без Стэна вся жизнь не имеет смысла, ибо он — это единственное, что можно назвать жизнью. Любовь к нему окутывает к головы до ног, оно приятно щекочет кожу, вызывает восторженные мурашки, тепло и счастье. Больше не существует страхов и сомнений, больше ничего не волнует. Ложь забылась, ушла в небытие, когда губы прошептали искреннюю, самую чистую правду: — Стэнли Марш, я давно хотел тебе сказать…       Взгляд синих глаз перемещается на проход, на высокую фигуру черноволосой девушки в бежевом пальто. На фоне слышен её плач, видна её дрожь, яркий синяк на шее и кровь на щеке. Рыдая в три ручья, она неразборчиво сказала: — Стэнли, к нам как-то мужик прицепился… О-он ударил меня! Сейчас с ним дерется Кенни… Пожалуйста, помоги нам!       В тот же момент Марш вскочил, и закатывая рукава, направился за своей девушкой. Последнее, что увидел Кайл, был его звериный оскал, невероятная агрессия и злость. Они вдвоем убежали за считанные секунды, оставив Брофловски наедине с собой. Вновь вернулось всё то, что давно забылось. Вернулась ревность, злость, жадность и жестокость. Вернулась надежда, появился смысл жизни. И снова, как по заевшей плёнке, вернулось воспоминание о том, что нож до сих пор лежит в его кармане.

***

      Дни проходили с бешеной скоростью, и каждый из них был невероятно красочным. Падальщики гуляли по Лопатинскому саду в Смоленске, встречали фанатов в Москве, гуляли по улицам Екатеринбурга, Стэн и Ева фотографировались у памятника влюбленных в Омске, посещали Кафедральный собор в Калининграде, видели Казанский кремль, пили пиво во дворах Рязани, танцевали в клубе Новгорода, и все это неисчерпаемо, всё это наполнено непередаваемыми эмоциями, определенными диалогами и рассуждениями. Печально то, что все города обойти не удалось, ибо время ограничивалось парой часов, ведь основной их задачей были именно концерты, а не прогулки. Как бы то ни было, ноги всё равно гудели, усталость давала о себе знать, потому сон в те дни был самым приятным занятием. О впечатлениях они болтали долго, почти без умолку, но с каждым днём энергии становилось меньше, силы были на исходе. Картман подгонял, тащил по различным поездам, хотя сам предпочитал самолеты исключительно в бизнес классе. Конечно, в те города, где нет аэропорта, он добирался на том же поезде, но вдали от простого люда. Его роль, несомненно, была одной из самых важных, ибо он организатор тех концертов, но его присутствие можно было заметить крайне редко, а даже если удавалось с ним поговорить, диалоги чаще всего были наполнены упрёками. Провели они этот тур, казалось бы, хорошо, но в постоянном стрессе. Беготня надоедала, заставляла вновь и вновь вспоминать о тех временах, когда была свобода.       Последним городом, в котором они дали концерт, вновь оказалась Москва. Откуда начали, там и закончили. В тот день была отвратительная погода, клуб, в котором намечался концерт, вызывал сомнения, да и в целом многое пошло не по плану, что точно портило настроение. Несмотря на всё это, Кайл смог найти несколько часов на небольшую прогулку по центру столицы. Когда все остальные предпочли лишние часы сна в пятизвездочном отеле, он хотел отдохнуть от компании людей, самостоятельно изучить Москву и её достопримечательности. Ещё с первого посещения этого мегаполиса у Падальщиков сложилось не очень приятное впечатление. Ярко был виден тот контраст с умеренной, спокойной петербургской атмосферой и торопливой, требовательной, порядочной и чистой Москвой. Там словно воздух был чище, небо ярче, а люди наоборот, ещё более серые, вечно куда-то бегущие, злые и недовольные, пытающиеся стать лучшими. Ритм Москвы не нравился Кайлу, но он видел в нём что-то знакомое, родное. Не случился бы в его жизни Стэн, Брофловски с удовольствием жил бы в одном из муравейников, где строчил бы гигантский проект с новым, невероятным изобретением, или что получше. Москва являлась олицетворением того образа жизни Кайла, к которому он стремился, которое он сейчас ненавидел всей своей черствой душой. Ему не нравились люди, не нравились достопримечательности, не нравилась спешка и сама атмосфера этого города. Везде сверкало что-то новое, инновационное, дорогое и престижное, хотя всё это само по себе было пустым. Москва напоминала ему невкусную конфету в золотой обёртке, которая стоила дорого, выглядела красиво, но на вкус напоминала дерьмо. Его не восхищали улицы, где рядом с древним храмом стоит дорогущий ресторан, не впечатляли высокие муравейники, не нравилось метро и огромное количество людей. Всё это сильно разнилось с привычным восприятием того же Питера, это заставляло задуматься о настоящих ценностях, о том, что когда-то он точно принял верное решение, оставшись в родном городе. Стремление в Москву убило бы его в этом городе, где уровень конкуренции бесконечно давит на нервы, где количество безвкусицы превышает все допустимые нормы. Это вновь и вновь будоражило мысли, не вылезало из головы, пока фоновый шум в виде людских разговоров не прервала мелодия звонка. — Ало, Кайл, где тебя носит? Нам пора готовиться! — донесся строгий голос Стэнли из динамика. — Я недалеко, сейчас приду, — кратко ответил Брофловски и сбросил вызов.       И черт возьми, снова всё по-новой. Снова суета, гримеры, настройка инструментов, проверка аппаратуры, споры с Картманом, надоедливое болтание Евы, крики стоящих у входа людей, паникующий Стэн и смеющийся Кенни, короткие репетиции и распевка. Всё это вставало поперёк горла, но в сердце теплилось чувство, что скоро всё наконец-то закончится, они наконец-то вернутся домой, вернутся в привычные для всех будни. И снова толпа кричащих людей, огромные плакаты над головой, визги и голоса, подпевающие строки песен. Снова Стэнли выглядит счастливым, хоть и слегка уставшим. Наконец-то мечта исполнена в полной мере, ибо их знает почти вся Россия, они стали легендами, но не опустились до уровня попсы, продолжая творить то, что им было по душе. За их спинами на огромном экране красуется обложка альбома, которую иллюстрировала Ева. На ней изображен тот же набросок Кайла Брофловски, но слегка в другом виде, ведь справа и слева есть профили Стэна и Кенни. Пробой, мелодия электронной гитары, напоминающая скрежет металла, разрывала колонки, наполняла всё помещение и вызывала восхищенные визги. Прожекторы разных цветов бегали по сцене, озаряя светом участников группы. Всё было похоже на сон, на совершенную мечту, в реальность которой было очень тяжело поверить. Глаза блестят, вдохновение и азарт текут по венам, Стэнли Марш подносит микрофон ближе ко рту, после чего во всю глотку кричит: — А сейчас, дорогие мои, вспомните образ того, кто часто является вам в кошмарах. Это могут быть призраки, но давайте будем реалистами, приведений не существует, — Стэн хитро улыбается, заглядывая в глаза людям. — О да, это песня «Маньяк»!       Толпа ликует, ибо каждый второй знает её дословно, знает ритм и помнит эмоции и ассоциации к этой песне. Шум барабанов бьёт по ушам, ритм мелодии постепенно нарастает, превращаясь в что-то невероятно шумное, быстрое и энергичное. Люди снизу расходятся, создавая в центре один большой круг. Молодой парень ходит по центру, прыгает, расплёскивает воду. Все ждут любимый момент, готовятся к слейму. Стэнли, улыбаясь, наблюдал за всем этим, качал головой в такт. Позже он подойдет к микрофону, начиная первый куплет: Ты снова здесь, Во тьме, Души ждут где-то в старине. С каждым трупом Тебе ещё лучше, Голод становится сильней. Кажется, у меня проблемы, Нервы уже на пределе. Мне не выбраться живым, Дай мне знак. Тебя ждёт расправа!       И снова музыка из чистых инструментов, но от этого настроение песни не меняется, тело само двигается в ритм, намереваясь вот-вот выбросить всю скопившуюся энергию. Кайл быстро водит рукой по грифу гитары, зажимает множество аккордов, быстро перебирая пальцами металлические струны. В то же время они вместе с Маршем в один голос пропевают, почти орут столь запоминающийся припев: Беги, беги, Что есть сил! Тебе всё равно Не выбраться живым! Ложь и дождь, следы обмана, Всё равно с тобою ждёт расправа! Беги, беги, Что есть сил! Тебе всё равно Не выбраться живым! Незачем скрывать своих кошмаров, Всё равно с тобою ждёт расправа!       Голова ходит кругом. Следить за игрой на гитаре и текстом довольно сложно, несмотря на то, что исполнение самой песни стало почти привычным. Пот стекает по лбам, внизу в слейме толкаются люди, дышать сложно. Через растрепанные волосы просвечивает свет фонарей, он ложится на лица, очерчивает впалые скулы. Брофловски осторожно подходит к микрофону и поет свою часть чуть более спокойно, пока музыка на фоне так же сбавляет свой темп: Страх и боль — Что за забава, Отбирать у жертвы право Жить спокойно в тишине, Подыхать тебе в огне! Забудь, ведь для тебя теперь Нет никого, но ты поверь, Что больше нет твоей забавы Отбирать у жизни право. Продолжай жить тут, в кошмаре, Дай мне знак. Тебя ждёт расправа!       Стэнли улыбается, бегает по сцене, сжимая гитару в руках. Он прыгает, нагибается, сильнее и сильнее зажимая струны, сильнее и сильнее ударяя по ним. Маккормик не отличается, так же дергает головой в разные стороны, бьет по барабанам так, будто это последний день в его жизни. Отдышавшиеся люди вновь освободили круг, вода летит на их лица. Музыка нарастает, конечности вот-вот оторвутся. И вновь в два голоса лучших друзей звучит орущий припев: Беги, беги, Что есть сил! Тебе всё равно Не выбраться живым! Ложь и дождь, следы обмана, Всё равно с тобою ждёт расправа! Беги, беги, Что есть сил! Тебе всё равно Не выбраться живым! Незачем скрывать своих кошмаров, Всё равно с тобою ждёт расправа!       Скрипящий, медленно уходящий звук завершает исполнение, завершает этот мучительный день, этот тяжелый тур, это путешествие. Марш прощается со слушателями, ловит летящие на сцену цветы и нижнее белье, махает всем рукой на прощание и уходит за кулисы с остальными участниками группы. Там, как всегда, стоит вода, там есть все условия, дабы чуть-чуть отдохнуть и расслабиться. В этот раз к ним не приставал Картман, он лишь в конце дня разослал всем сообщения, где хвалил за проделанную работу. Парни вздохнули с облегчением и, засыпая на удобной кровати отеля, полностью успокоились. Завтра за ними приедет поезд до Санкт-Петербурга, там они поиграют в карты, попьют чай. Их будет слегка укачивать во время сна, будет убаюкивать шум колес, что несомненно принесёт удовольствие. Сейчас, лежа рядом с Евой, Стэн мягко перебирает её волосы, заправляет их за ухо, оглаживает кожу, талию. Сейчас он может с полной уверенностью сказать, что он счастлив. Его мечта исполнена, рядом есть лучшие друзья, любимая девушка, слава и деньги, свобода от нелюбимых занятий. Стэнли ничего не беспокоит, ничто не рвёт его мысли, не заставляет грустить. Он любит жизнь, любит весь этот мир целиком и полностью, он хочет жить, наслаждаясь этими эмоциями, борясь с трудностями. Широкая улыбка вновь напомнит о боли в щеках. За ней на мгновение вспыхнет образ любимой мамы, которая точно гордилась бы им. Вспоминается Даша, её яркое лицо, желанный облик в толпе школьников. Стэнли плачет, но смеётся. Наконец-то всё закончилось, он выбрался из этого дерьма. Сейчас всё хорошо, и он уверен, дальше будет только лучше. Сон мягко обнимет его сознание, погружая в полный покой. Щеки уже не болят, слёзы высохли, но завтра — больше.