Острые струны

      Утро озарило светом окрестность. На сырую землю легли тени покачивающихся листьев. Воздух чист, им приятно дышать. Карьер тих, воду не тревожит ветер. Утренняя атмосфера навевает умиротворение и покой. Пожалуй, именно в такие моменты искренне хочется просыпаться, смотреть на яркое солнце, трогать мокрую траву руками, напевая себе под нос мелодии, которые в детстве пела бабушка перед сном. Твоя неугомонная, детская душа жаждала веселья, но все в квартире давно хотят спать, они все устали от твоих детских шалостей. Ребенка сложно принудить ко сну, и иногда даже песни не помогают заставить его закрыть глаза. Как жаль, что в детстве Марш не ценил этого. Ему, как и всем остальным детям, хотелось прыгать, смотреть мультики, гулять на детской площадке, но взрослые запрещали, ставили в угол, иногда даже били ремнем. Они запрещали ему смотреть телевизор ночью, запрещали громко топать ногами, ведь: «Не дай бог соседей разбудишь в столь поздний час». В детстве Стэнли обижался на взрослых, ведь, как ему казалось, они не понимали его, они словно не любили его. Сейчас же, когда за плечами почти два десятка лет, Стэн всё понимает. Он понимает, как важен здоровый сон, зачем нужно надевать шапку и почему нельзя смотреть ночью телевизор. Он давно понял, что детство закончилось, и сейчас он свободен, он стал нудным взрослым. Марш должен самостоятельно беречь себя и свое здоровье, должен думать о своих действиях, должен следовать правилам, чтобы позже не нахвататься проблем. Сейчас, смотря в горизонт, разглядывая темные дыры между берёз, он прекрасно осознает, что остался один на один с самим собой. Всю жизнь он боялся взросления, боялся ответственности. Марш постоянно оглядывается в прошлое, пытаясь там найти счастье. Именно так и работает ностальгия, но не сказать, что эта самая ностальгия ничего не приукрашивает. В данное мгновение он может честно сказать, что он любит свою жизнь, он счастлив. Какой бы трудной она ни была, всё это мелочи. Впереди его ждёт большая сцена. Он будет окружён музыкой и своими лучшими друзьями. Именно это делает его счастливым.       Длинные пальцы скользнули по стенке палатки. Кайл пытается прихлопнуть чёртовых комаров. Эти кровососы мучали их всю ночь, что странно, ведь они заранее купили несколько баллончиков средства от насекомых. Не выдержав, Брофловски резко дёрнул молнию и вылез из палатки. На лице его читалось раздражение, глаза мутнели, видимо, всё ещё не отойдя от сна. — Доброе утро, Кайл, — проговорил Стэн, махая своему другу. Похлопав по траве возле себя, он предложил Кайлу составить ему компанию. — Утро отвратительное, — угрюмо промямлил Брофловски. — Который час? — Без пятнадцати десять, — ответил Стэн, поглядывая на циферблат смартфона. — Боже, почему так рано, — простонал Кайл, зажмурив глаза. — Ты вообще выспался? — Да, вполне, — парень потянулся и прикрыл рукой рот, зевая. На деле, он был не против поспать еще немного, но ради чудесного мгновения раннего утра в лесу Стэн отдал бы всё.       Резко тишину разорвало урчание живота Кайла. Он поморщился, стыдясь этого звука. Не успел Стэн хихикнуть от такой реакции, как Брофловски сказал: — Ел что-нибудь? Может шашлык приготовим? Не зря же мы его перед отъездом мариновали! — Давай, я тоже проголодался, — Стэн улыбается, поглаживая своего лучшего друга по волосам. Сегодня он такой счастливый, по крайней мере в начале дня.       Пока Марш возился с устройством мангала, Кайл искал контейнер с маринованным мясом в машине. В тот момент Брофловски молился, чтобы Кенни не проснулся. Ему очень хотелось провести время с Маршем наедине, снова вернуться в комфортную атмосферу, когда им никто не мешает. Тут же перед глазами встала вчерашняя ночь, где Стэнли его обнимал и нежно поглаживал кожу, пытаясь согреть. Кайл помнит, как губы любимого незначительно касались его шеи, как пальцы зарывались в огненные кудри. Он помнит дыхание, и сейчас точно не может сказать, было ли оно возбужденным или скорее обрывистым, так как Стэну тоже было холодно. От таких воспоминаний щеки загорели ярким пламенем, по плечам побежали мурашки, а в мыслях отдавалась только огромная любовь и счастье. Сердце билось в бешеном ритме, рискуя вот-вот остановиться. Кайл понятия не имеет, как сможет еще когда-либо пережить хоть какую-то близость со Стэном, не показывая своих истинных чувств. Через секунду лицо Кайла помутнело так, словно он стоит на похоронах. Сжав кулаки, вместо приятных моментов в голову полез тот разговор с Кенни. Этот сукин сын всё знает, и его рот точно когда-нибудь откроется, когда-нибудь этот безмозглый кусок дерьма точно испортит всё то, на чём строится жизнь Кайла. Временить нельзя, пора думать над тем, как избавиться от грязного мусора. — Ты там скоро? Я закончил, — оповещает Марш, отвлекая Кайла от гущи своих злых помыслов. — Да, конечно, — закусив губу от неловкости, Кайл направился к Стэну.       Почему он так долго там стоял? Не выглядело ли это странно? Что, если его возлюбленный заметил это? Спотыкаясь чуть ли не на каждой веточке, Брофловски всё-таки соизволил подойти поближе. Стараясь не подавать виду, он, как ни в чем не бывало, стал насаживать на шампур мясо. Стэн осторожно заглянул к нему в глаза и засмеялся. Это вызвало улыбку у Кайла. Он очень боялся тишины, но благо после этого Стэн начал что-то рассказывать, от чего Брофловски с облегчением вздохнул. Умиротворение и радость накрыли обоих, и так бы оно и продолжалось, если бы издалека не послышался скрежет молнии. — Ебать, доброе утро, пацаны, — зевнул Маккормик. — Доброе, соня, — проговорил Стэн с насмешкой. Кайл промолчал, сделав вид, что слишком занят перемешиванием угля. ***       С наполненным ртом, Кенни что-то бурно рассказывал, размахивая руками, демонстрируя всеми способами ту или иную зашкварную историю из своей жизни. Стэн старался понять смысл его слов, видимо действительно интересуясь, Кайл же молча ковырял пластмассовой вилкой по тарелке. Дожевав, Маккормик четко и громко сказал: — Стэн, Кайл, я тут подумал насчёт нашего альбома. Что мы вообще собираемся записывать? В каком направлении мы играем? — У нас записана одна песня, но она так, на любителя, — печально проговорил Стэн, вспоминая день их первой записи. Это был неплохой опыт, но он мягко говоря разочарован, так как итоговая версия вышла не такой, какой он ее представлял. Проще говоря, их первая песня сродни поговорке: «Первый блин комом». — Может, со стилем определимся и найдем продюсера? — не задумываясь, отрезал Кенни, устремляя в свой рот новую порцию еды. — Нахуй нам продюсер, — на удивление всех Кайл всё же подал голос, и звучал он довольно грубо и нетерпеливо.       Незнакомец бы подумал, что он сейчас взорвется от злости, но Стэн и Кенни давно поняли, что для Брофловски подобное поведение вполне естественно. Хотя, Марш немного насторожился от столь резкого изменения настроения друга. Игнорируя тон Кайла, Маккормик продолжил: — Это шоу бизнес, детка. А так, я во чё предложить хотел, — Кенни на пару секунд останавливается, тщательнее прожевывая еду. — Может, для начала в Ионотеке выступим? У меня там кенты имеются, нас по-любому протащат. Просто поиграем все подряд, посмотрим, что больше зайдет.       Молчание. Кайл в исступлении, осознание сказанных Кенни слов доходит мгновенно, от чего душу накрывает страх и беспокойство. Осторожно переводя взгляд на Стэна, Брофловски увидел там опустошение, безразличие. Ну не надо было этому бомжу упоминать чертову Ионотеку. Неужели он не в курсе, что именно там произошла неожиданная встреча с Дашей, по которой так долго сох Стэнли? Или он настолько глуп, что не может контролировать свою речь? А может ему плевать на чувства Стэна и его травматичный опыт, и он не видит в нём тряпку в отличие от Кайла? Будучи невероятно раздраженным всей происходящей херью, Брофловски хотел было что-то сказать, как из уст Стэна послышалось сухое: — Хорошо, давай выступим.       Огромный ком сполз по горлу. Ярость заменили бессилие и отчаяние. За это утро Кайл не сказал ни слова, а у Стэна настроение в мгновение ока вернулось к прежнему, непринужденному. Стоит ли так сильно переживать за него? Теперь в словах Кенни можно выследить логику, полностью понять их и возможно принять, ведь Марш действительно давно не ребенок, его не нужно защищать от каждого колкого слова, он давно способен справится с этим сам, просто не реагируя. Марш сам может справится со своими проблемами, и он точно не будет прятаться в кусты, крича: «Я в домике!». В их группе он самый целеустремленный и рациональный, и даже если ему будут неприятны те или иные вещи, он готов пройти любое испытание, дабы добиться цели, исполнить свою мечту, которая, вероятно, является центром его жизни. Кайл думал об этом всю оставшуюся часть поездки. Его не покидала мысль о том, что потеря Кенни может полностью лишить Марша сил. Из-за своего гадкого поступка Кайл может сломать неприкосновенную мечту возлюбленного. Он в буквальном смысле слова втопчет его в говно, давая понять, что любые попытки бессмысленны, что его всегда будут преследовать смерти близких людей. Брофловски полностью уничтожит Стэна в моральном плане, заставляя бояться каждую секунду неизбежности смерти. Тревога ржавыми оковами ляжет на бледную шею, сожмёт изрезанные болью запястья, ведь чтобы Стэн не делал, с кем бы не старался сблизиться, все уйдут в холодную могилу, они больше никогда не заговорят с ним. Он сам скоро будет зарыт в земле, и осознание этого будет мучить его постоянно. А Кайл, как настоящий дьявол, лишь сильнее затягивает узел на затылке любимого, оставляя в слепом неведении того, что именно он несёт в его жизнь несчастье, что именно он лишает его покоя, вырывая из рук обычную жизнь любого свободного человека. Безусловно, Брофловски очень боится. Он не спит ночами, представляя, какую гримасу увидит на лице лучшего друга, когда тот узнает, на чьих руках была кровь дорогих ему людей. В то же время Кайл широко улыбается, разрывается в безумном смехе. Стэн будет в отчаянии, ему будет страшно потерять единственное, что у него останется — Кайла. Брофловски ожидает, что при таком развитии событий Стэн полностью уйдет из социума, окружив себя компанией единственного человека — Кайла. Он закроется дома, боясь выйти на улицу, ведь там смерть, там везде опасность, и единственное живое существо, которое он будет крепко обнимать и охранять ценой своей жизни — Кайл. Только Кайл будет слышать его сладкий голос, видеть синие, как гладь Тихого океана, глаза. Стэнли не будет отпускать, он задушит любовью, пропитается страхом, и именно тогда Кайл с уверенностью сможет сказать, что он счастлив. Его намерения эгоистичны, но так будет лучше, так всем будет проще. Так они оба будут в безопасности от жестокого мира.       Часы бежали, не щадя никого. Выходные со скоростью света подошли к концу, и это означало, что им пора возвращаться домой. Дома, то есть в общежитии, их ждут дела, подготовка к сессии и выполнение практической работы, закрытие зачётов. Брофловски, как самый ответственный из компании, больше всех переживает за эту часть дел. Не сказать, что этот отдых никак не отвлёк его от ежедневных хлопот с учебой. Парни рыбачили, ходили по лесу и собирали ягоды, рассказывали тысячи историй, и конечно же, пили. Все получили от этого какое-никакое удовольствие, но всё хорошее рано или поздно кончается, всем необходимо вернуться в рутину, так как они давно повзрослели, они несут ответственность за свои обязанности.       Последнее, что запомнил Стэн с этого похода, был спящий Кайл, который облокотился на его плечо и тихо похрапывал. Во сне он морщил нос, сводил брови к переносице и бубнил что-то смешное и бессвязное. В лобовом стекле фургона Кенни и Стэн видели закат, напоминающий розовый, нежный кисель. Оба тихо смеялись, стараясь не разбудить Кайла. Ветер обдувал их волосы, пока на фоне играла умиротворяющая классическая музыка. Она бы определенно понравилась Брофловски. Марш осторожно положил руку на голову Кайла и притянул ее к себе, таким жестом слегка обнимая. Покой накрыл его душу, отвлёк от всех тревог. ***       Через шум колес еле слышны людские беседы, за окном вагона на фоне полного мрака проносятся белые полосы. Диспетчер озвучивает станции, на которых выходит куча народа, либо наоборот все сидят так, словно поезд вовсе не останавливался. Стоящие люди им тихо завидуют, ведь после тяжелого дня всем бы хотелось принять более удобное положение и заняться какими-то делами в дороге до долгожданного дома. Глубоко под землей Петербургского метрополитена довольно плохо ловит интернет, но это не мешает большинству читать электронные книги, играть в видеоигры, строчить эсэмэски. Кто-то спит, неудобно облокотившись о согнутую руку. В целом царит атмосфера уныния и какой-то усталости, но эти эмоции чужды Падальщикам. Мандраж перед выступлением окутывает их душу с макушки головы до кончиков пальцев. Они испытывают предвкушение чего-то невероятного, громкого и страшного, до ужаса веселого. Кенни корчит рожи и хвастается тем, сколько раз не возвращал долги бармену Ионки, рассказывает о незабываемых впечатлениях ночей с красивыми барышнями, как бухой в мясо ломал кости на пути к этому злосчастному клубу, как убегал по темным улицам от скинхедов. Посторонние люди краем уха слышали все эти рассказы, ведь у Маккормика голос довольно громкий, а потому иногда осуждающе смотрели на него исподлобья. Стэн тихо хихикал в кулак и поддакивал словам Кенни о том, что дойти до ионотеки действительно трудно, ведь та находится в ебенях, и зимой на дороге образуется огромный слой льда, на котором даже в трезвом состоянии падает масса людей. В это время Кайл отрешённо читал какую-то старую книгу, совершенно не интересуясь их глуповатой беседой. На плечи противно давили лямки от порванных чехлов для гитар. Беззубому засранцу Кенни повезло с тем, что ему не приходится тащить с собой всю аппаратуру, и что рядом нет назойливого Стэна Марша, который изо дня в день шептал: «Ну давай возьмём с собой наши счастливые гитары, пожааалуйста!». Может, действительно счастливые, но будет неловко, если во время выступления они развалятся на щепки или порвётся несколько струн. С другой стороны, Кайл, как наиболее ответственный паникер, проверил и подготовил всё заранее, так что конфузов не должно случиться. Диспетчер наконец озвучивает станцию «Лиговский проспект», и довольные до посинения парни буквально вываливаются из вагона, как только открываются двери ржавого поезда. Чужие взгляды с интересом смотрят в их спину.       Поднявшись на эскалаторе наружу, взгляд Кайла невольно упал на бомжа, спящего на лавке. Да, прямо в метро. Поблизости нет стражей порядка, да и человеку явно плохо было, потому Брофловски молча прошел мимо, хотя какие-то моральные ценности и любовь к культурному Петербургу заставили его испытать раздражение. По правде говоря, человек он начитанный и приличный, посему вся его жизнь под личиной андеграундного исполнителя кажется абсурдной, неправильной и дикой. Он бы с удовольствием остался дома, занялся бы прочтением какой-то заумной книжки, но судьба повернула его немного не в ту сторону, познакомив с чёртовым Стэном Маршем. Вроде это спасает, это даёт душе Кайла полностью раскрепоститься, быть разносторонним и интересным, но та воспитанная и строгая часть каждый раз испытывает смущение, когда дело касается чего-то, что выходит за рамки приличия и культуры. Жить с такими разногласиями довольно трудно, но Брофловски давно смирился со своей участью быть по центру двух баррикад. Набрав в легкие побольше воздуха, он уверенным шагом направился к тяжелым дверям метро. В лицо подул сильный ветер, слегка растрепав его рыжие кудри. Ночной Лиговский проспект красив, наполнен изумительными зданиями, архитектурой времен Российской империи, но рядом со всем этим великолепием тусуются бомжи, панки, неформалы и дети в косплей-костюмах. Кайл старался не обращать на них внимание, смотря только на крыши этих чудных зданий и светлое вечернее небо. Из ушей так же выскальзывали разговоры Кенни и Стэна за его спиной. Мысли Брофловски словно замолчали, ну или вообще не имели никакого смысла, потому не успел он и глазом моргнуть, как они оказались на «трубах». Ноги несут их по узкой тропинке вдоль красных, словно не заканчивающихся зданий. Безликие двери встречаются на их пути, с другой стороны не менее тесно проезжают машины. Вся та атмосфера культурного Петербурга быстро улетучилась, давая проход той самой скрытой, преступной стороне города. Краски стали бледнее, место это довольно некомфортное, гнетущее, словно красные стены без каких-либо табличек, свидетельствующих о том, что это магазины, никогда не закончатся. Не успел Кайл пропитаться страхом закрытого, узкого пространства, как они поворачивают за угол, идя к самой ионотеке. Точно такое же красное здание без светодиодов, без названия, без малейшего намека на то, что именно здесь находится и что происходит. Ионку выдает толпа людей, небольшое крылечко с черной крышей, мусор в виде пустых бутылок алкоголя и бычков сигарет. На самом крыльце так же стоят люди, они курят, громко разговаривают, стреляют друг другу никотиновые свертки и перекидывают зажигалки, небрежно стряхивая пепел куда попало. Широкоплечий охранник стоит у массивной железной двери и проверяет сумки. Ему плевать, стоит ли перед ним школьница с рюкзаком и учебниками за седьмой класс, или бородатый мужчина лет под сорок. Все они говноеды, раз пришли сюда. В Ионотеке играет кто попало, и не всегда это действительно талантливые исполнители. Проще говоря, все играют для всех, пьют и веселятся, ведь больше некуда податься, здесь их родной дом, где море кентов и любимая дерьмовая музыка. Здесь можно разогнать кровь, сняв футболку кинуться в слейм, выбросить все свои негативные эмоции через пот. Здесь царит атмосфера андеграунда, протеста и человеческой аморальности. Простому обывателю, туристу было бы здесь невероятно скучно, но для местной молодежи поход в Ионотеку означает незабываемое путешествие. Ощущение опасности привлекает подростков, но, к сожалению, особо пылких мало что ждёт в будущем. Не круто быть изнасилованной школьницей, которая под наркотиками возвращается домой с порванными колготками. Подобные истории раз за разом заставляют кровь застыть в жилах, но никто не прикрывает этот клуб, и ещё куча людей придут сюда снова, все со своими целями и намерениями. — Сумку покажи, — грубо сказал охранник, заглядывая в глаза Кайла.       Брофловски молча расстегнул сумку. Мужчина немного поковырялся там и, похлопав рыжеволосого по плечу, сказал: — Веселой ночи, дайте жару.       Кайл ничего не сказал, лишь безразлично посмотрел в лицо охранника и прошел вперед, прямиком к открытой двери, откуда уже орала музыка, у которой столпилось некоторое количество людей. Эти люди понятия не имеют, кто будет выступать, и даже если им понравится что-то из исполненных песен, они навряд ли запомнят название хоть одной группы. Кто-то будет пить, кто-то толкаться в слейме, кто-то общаться и заводить новые знакомства, но всем будет абсолютно насрать, кто там стоит на сцене. Это не верхушка эстрады, неофициальные концерты известных групп. Чем-то ионотека напоминает квартирник, где собираются друзья и друзья друзей, только в более больших масштабах целого клуба. — Не переживай, старый, мы точно здесь всех разъебем, — радостно сказал Маккормик, закуривая сигарету, которую успел одолжить у незнакомцев. Стэн не захотел с ним оставаться, потому пошёл за Кайлом. Глаза его светились от счастья, зрачки буквально плясали в его голубой радужке. *** — Хеей, чуваки, всем привет! Мы — Падальщики, ищем свой стиль в музыке. Пожалуйста, закидайте нас помидорами, если вам что-то не понравится, — прокричал Стэн Марш в микрофон, заранее зная, что слушать их будут единицы, а даже если музыка не зайдет даже таким низкосортным быдланам, то кидаться им будет нечем.       Из колонок послышался резкий звук электронной гитары, барабаны загрохотали, в такт музыке все участники группы дёргали головой. В этом номере для разогрева они взяли электронные гитары самого клуба, чтобы сыграть что-то дикое и как-то заинтриговать толпу. Дальнейшее выступление разбавлялось тихими, грустными песнями на акустической гитаре под печальный голос солиста. Кенни в эти моменты отдыхал, его роль в таких песнях была мизерная, лишь в припеве стоило чуть-чуть поиграть, дабы добавить песне ещё большего драматизма. После этого снова вопли, маты, грохот музыкальных инструментов и потные тела впереди сцены, которые с удовольствием толкают друг друга в слейме. Что несомненно было приятным бонусом ко всему выступлению, после каждой песни была одинаковая реакция. Люди хлопали и визжали, некоторые дамы даже кидали свои лифчики на сцену и предлагали выпить за их счёт. Марш какое-то время в шутку раздумывал, какой коктейль выпить: «Безысходность» или «Альбина Сексова», но пить было некогда, ведь впереди ещё целая ночь, и они могут играть столько, сколько захотят. Да и кто знает, может, в конце концов, они всё-таки нажрутся, но всё равно вылезут на сцену. Никто им этого не запретит, здесь свобода и веселье, вдалеке от строгости и занудности. Все веселятся и танцуют, пьют и принимают наркотики. Здесь грязно, но черт возьми, как же хорошо, именно в эту самую минуту, в этот долбаный нелепый час. Сцена снова трясется, солист полностью дал себе волю, он бегает по сцене, воображает себя известным исполнителем, который купается в деньгах и славе, кому дают абсолютно любые телки, кого все так любят и кем восхищаются. Голова вот-вот оторвётся от такого количества экшена, от столь резких и частых движений под такт музыки. Барабанщик и басист мало чем отличаются от Стэна, все в хорошем настроении, всех подпитывает эта сказочная атмосфера, всем хочется кричать как можно громче и танцевать до потери пульса.       В какой-то момент стеснение уходит на задний план, исполнители нагло смотрят в глаза каждому, кто смотрит на них. На втором этаже, где обычно сидят те, кто не особо заинтересован в активности на концертах, в самом углу на бархатном красном диване Стэн заметил разваливающуюся тучную фигуру в деловом костюме. Человек потягивал к своему рту не какой-то разбитый стакан с дешёвыми коктейлями, имеющими уморительные названия, а настоящий бокал, вроде бы с вином. В другой руке можно было разглядеть дым, исходящий от настоящей папиросы. Папироса? Серьёзно? Это очень необычно для этого места. Да и кто вообще в здравом уме придет сюда как на парад? Так ещё и будет пить ссаное вино? Это противоречит всей культуре, всему андеграунду! Но карие глаза пристально смотрят на них, словно изучающе. Они сверкают, остаются в памяти, пока из лёгких не выйдет последний вздох, и не начнется следующая, более спокойная, чувственная песня с реальными жизненными посылами. ***       Уставшие, до каждой нитки промокшие от пота падальщики завалились в гримёрку. Первое что бросается в глаза — долгожданные бутылки воды. Парни с жадностью выпивали содержимое, обливали себе ладони и хлопали по лицу, словно это было не выступление, а забег вокруг всей планеты. Каждый тяжело дышал, и говоря обрывистое: «Ахуеть, это было так круто» сдавленно смеялись. После того, как все пришли в себя, они ринулись в объятия друг друга. Да, даже Кайл. Они смеялись и говорили слова благодарности всем, кто был на этой сцене в эти жалкие, но невероятно важные часы. До этого солист от всей группы поблагодарил слушателей. Они получили отклик, посетители клуба прощались с ними как с друзьями. Вероятно, они взаправду нашли там друзей, но это покажет их следующий визит в Ионотеку, когда выступать уже не придётся. Не успев успокоиться от столь ярких эмоций, на ватных ногах они прошли к своим оставленным вещам, ибо пора возвращаться домой, но за их спиной раздался хриплый кашель. — Прошу прощения за беспокойство, Падальщики, не могли бы вы уделить мне немного времени? — сказал толстоватый мужчина в деловом костюме, поправляя галстук на своей шее.       Шатен хорошо причёсан, выглядит презентабельно и в чём-то даже строго. Такой внешний вид крайне необычен для подобного, дешёвого клуба, посему брови парней с удивлением поднялись вверх. Пару мгновений все были в замешательстве, в голове крутились вопросы, начиная с тех, почему человек подобного внешнего вида оказался здесь, заканчивая теми, почему он пристал именно к ним. — Аээ, да, конечно, — промямлил Стэн, почесывя затылок. — Меня зовут Эрик Теодор Картман, я представитель известной музыкальной компании и владелец музыкального магазина неподалеку. Меня заинтриговали ваши выступления и вся группа в целом. Не хотите ли вы грести деньги камазом, работая под моим руководством?       Падальщиков словно что-то по голове стукнуло, у каждого появились свои мыслишки на этот счёт. Кенни про себя закусил губу, крича: «ода, нам не пришлось искать продюсера!». Стэн в своих мыслях буквально взрывался, представляя их славу, кучу денег и красивых дам. Кайл же про себя разочарованно простонал, ведь не хочет работать под чьим-то руководством, но он прекрасно знает, что эти два долбоеба буквально через пару секунд эхом прокричат радостное: «ДААА, ПОЖАЛУЙСТА!!!». Так и случилось. Затем последовали вопросы, номера телефонов, личные данные и паспорта, назначение встречи для более детальной беседы предстоящей работы. Стэн и Кенни охотно общались со своим будущим продюсером, шутили и уверяли его в том, что это лучший день в их жизни. Картман не скрывал своего удовлетворения, но смотрел на них сверху вниз, ещё раз подчеркивая свой строгий характер. Кайлу показалось, что человек этот ненадёжный, что это далеко не добрый человек. Скорее он будет заставлять их работать до тех пор, пока кто-нибудь из них не сдохнет от усталости. Да и любви к себе у этого человека не мало, он явно не из робкого десятка. Белая рубашка с черным галстуком, пиджак и брюки идеально проглажены, лакированные туфли блестят, волосы равномерно уложены назад: это выдает его как человека, любящего порядок. Взгляд у него прожигающий и нетерпеливый, грозный. Чем-то Эрик напоминал актера из каких-нибудь боевиков, владельца мафии или любой другой преступной группировки. Первое впечатление сложилось необычное, но построил его для себя только Кайл, остальные же думали не о том, под чьим крылом они будут играть свою музыку, а конкретно об отдаче от публики, о деньгах и огромной славе. Честно, Кайл тоже мечтал об этом, но этот тип вызывал отторжение. Шестое чувство кричало Брофловски о том, что им не стоит даже близко стоять рядом с ним, что всё это принесёт проблемы, но никто не стал бы даже слушать идиотское мнение Кайла-параноика, ведь всё уже было оговорено и решено. Он бессилен перед этими двоими, его мнение наверняка не будет учитываться, ибо двое больше одного, да и Кайл всего лишь какой-то жалкий басист, его слово давно не имеет веса, ведь их теперь трое, а с недавнего времени четверо. Наверняка позже ему аукнется это смирение, остальным же непредусмотрительность, но это будет позже. К тому же, не редко бывает такое, что первое впечатление оказывается ошибочным. С горем пополам, Брофловски глубоко вздохнул и присоединился к разговору о месте встречи. *** — Чувак, это было так круто! Ты видел, как чуваки активно слеймились? О, или помнишь, как тебе в лицо чей-то лифчик прилетел! Я чуть не умер от смеха и счастья в тот момент! — говорил Стэн чуть ли не на всю улицу, толкая своего лучшего друга в плечо и смеясь.       Он в буквальном смысле светился, разлетался искрами подобно бенгальскому огню, только казалось, что это никогда не закончится, что он будет светиться всегда, пока тело не сломается. Марш бурно рассказывал о своих представлениях, мечтал, что совсем скоро они будут настолько богаты и популярны, что смогут выбраться из этой дыры. Нет, они любили Петербург, но Стэн всю жизнь мечтал путешествовать, да не абы куда, а в другие страны, такие как США или Великобритания. Стэнли пританцовывал, во всех красках описывал свои эмоции, размахивал руками и рассказывал всё то, что Кайл тоже пережил на своей шкуре. Последнему было несомненно приятно видеть своего любимого таким. На своей памяти он мог застать лишь единичные моменты, когда Стэнли был настолько взбудоражен и счастлив. Что странно, все эти воспоминания связаны именно с музыкой. Это подталкивает на мысль, что его лучшему другу это действительно нравится, и не смотря на то, что он вечно твердит о славе, вряд-ли это является истинной причиной его деятельности. Музыка, группа и концерты созданы для него, это всё его нутро, это детальное описание его души, ведь именно через всё это он показывает себя и свои чувства. Вероятно именно из-за этого многие считают его бесчувственным мудаком, ведь помимо музыки он не умеет выражать свои чувства. Без музыки Стэн Марш превращается в эмоционального инвалида, но даже таковым его любит Кайл. Брофловски любит, когда Стэн смеётся, когда Стэн сосредоточен, когда Стэн безэмоциален, когда Стэн тупо существует. Его смех звенит в ушах, принося огромное удовольствие. Это должно отразиться в памяти, ведь кто знает, когда он снова засмеётся. Но Кайл даёт клятву себе, что обязательно услышит этот звук снова, и неважно, на что придётся пойти.       Пройдя по дворам, закуткам Петербурга, они выходят к зданию их общежития по красивому, золотому мосту. Узкая черная речка тихо журчит. Она манит, но Кайл старается не смотреть на неё. Вместо неё взгляд устремляется в лицо Стэна, чьи волосы плавно развеваются на ветру, чья улыбка широка и приятна, чьи глаза устремлены далеко вперёд, навстречу новым приключениям. Он ещё долго будет разговаривать, разрывая все доводы о том, что сам по себе он личность молчаливая. Это несомненно так, но не с Кайлом, не сейчас. Стэн ссыт в уши, повторяя одно и то же. Брофловски с усладой его слушает, съедая и анализируя каждое сказанное слово. Это будет продолжаться в подъезде, в коридоре, в их комнате.       Удобно устроившись на постели, Стэн не умолкал, хотя стал чаще зевать. Это заметил Кайл, но он не перебивал его до самого последнего зевка, после которого Марш провалился в глубокий, сладкий сон. В комнате стало заметно тише, заметно тревожнее и некомфортно. Зелёные глаза изучающе смотрели на спящее лицо любимого человека, дожидаясь, когда губы чуть-чуть приоткроются и оттуда послышится тихий храп. Долго ждать не пришлось, ведь день был тяжёлый и насыщенный, солист группы сильно устал. Подождав ещё пару секунд, Брофловски аккуратно встал с кровати и направился к лучшему другу. Слегка подвинув его к стене, он лёг рядом и накрыл себя одеялом. Ощущая тепло любимого на своей коже, Кайл с удовольствием прикрыл глаза, прижимаясь ближе. Уши ловили каждый выдох и вдох, лишь бы не пропустить момент неожиданного пробуждения Марша. Набравшись смелости, Кайл провел свои руки под футболку друга, нежно оглаживая торс и грудь. Прикусив губу, он представлял, как будет касаться этого тела каждый гребаный день, как владелец этого тела будет сладко шептать на ушко слова любви. Эти мысли Кайл всеми силами старался выгнать из своей головы, но он не мог совладать с собой и своими похотливыми желаниями. Не смотря на то, что всё это безнадежно, что все его мечты можно прямо здесь и сейчас разорвать на микроскопические кусочки, Кайл хочет почувствовать себя любимым, он хочет прикоснутся к губам самого лучшего человека на этой планете. И он делает это, неспеша, осторожно и трепетно, по прежнему боясь разбудить объект своего воздыхания. Всё как в первый раз, как в первую ночь, когда он без спроса залез в кровать Стэна и без стеснения начал лапать его. Такое происходит почти каждую ночь, когда Стэн засыпает первый. Брофловски чаще стал ждать, когда это произойдет, даже если его собственный сон сильно сокращался. Плевать на всё и всех, плевать на универ и на это гребаное утро, ведь у него наконец-то появляется возможность обнять, поцеловать любимого. Можно расцеловать всё его тело, если сон особо глубокий и спокойный. Стэнли ни разу не просыпался от такого, а даже если вошкался, угрожая проснуться, Кайл либо замирал, стараясь вообще не дышать, либо быстро вскакивал с кровати и возвращался к себе. Брофловски искренне надеется, что его любимый не запомнил события всех тех ночей, что никогда по-настоящему не просыпался, в полном здравии и рассудке не чувствовал поцелуи на своей шеи и торсе, на резинке трусов, ушах и щеках, на руках и ногах, на груди и ключицах. Если Кайл пользовался бы помадой, скрыть невероятной любви со стороны лучшего друга не удалось, ведь на утро Стэн был бы весь в этой помаде, весь в красных поцелуях. Навряд ли бы это ему понравилось. Ох, как же Брофловски хотел оставить свое присутствие на его бледном теле, хотел оставить засосы везде, чтобы все видели, кому именно принадлежит этот черноволосый красавчик, чтобы никто не осмелился посягнуть на чужое.       Кайл аккуратно проводит языком по губам возлюбленного, с упоением запоминая вкус, каждый шершавый миллиметр. Параллельно с этим пальцы осторожно залезают под лямку трусов, оттягивают толстую резинку. Брофловски почти мгновенно возбуждается, но продолжает свое дело, продолжает запоминать тело любимого, оставлять заметки о каждой родинке, полностью отдаваться своим чувствам. Соприкосновение с прекрасным — это определенно лучшее, что произошло за весь этот день. Плевать на концерт, на продюсера и карьеру, он лежит в постели Стэна Марша, нагло целует его губы и гладит тело. Нельзя скрыть своего недовольства касаемо того, что в таком положении нельзя попробовать его язык. Эта мысль как яд пожирает мысли, и Кайл уже не в силах сдерживаться. Надеясь на глубокий сон Стэна, он осторожно протискивает свой язык в рот любимого. Чувствует зубы, и только тогда осознает, что челюсть сжата, что язык в любом случае не сольётся с ним в нежном, желанном поцелуе. Не успел Кайл расстроиться, как Стэн промямлил что-то вроде: «Кайл, не сиди до поздна, нам завтра в уник идти надо». По спине прошел холодный, почти ледяной пот. Брофловски тут же оторвался от Марша, как от раскаленной лавы, до ужаса боясь того, что сейчас его лучший друг откроет глаза, что сейчас он встретится с максимально непонимающим, осуждающим взглядом. Кайл успел продумать все печальные исходы, но ничего из придуманного, слава богу, не произошло. Стэн дышал всё так же ровно, лишь чуть-чуть повошкался и затих. Это успокоило Кайла, но он не стал лишний раз рисковать. Все тело тряслось от страха, он кое-как встал с кровати и прошел к своей. Дыхание тяжёлое, словно вот-вот сердце выпрыгнет из груди и с болью разорвется на части, не оставив после себя ничего. Как же больно, как же это больно. Так страшно, ужасно страшно, ужасно хочется всё это поскорее закончить, поскорее стать счастливым. Возбуждение никуда не уходит, но Кайл чувствует себя грязным, он сильно сжимает свои волосы в приступе паники, лишь бы выгнать всё плохое из своей головы. Не удаётся, страхи настигают его с новой силой. От них невозможно спрятаться. Уши уловили цоканье тараканов, в щелях показались зрачки глаз. Где-то под черепной коробкой гудит смех, он разрастается, он не даёт покоя. Кайл до крови кусает губы, зная, что сегодня он больше не заснёт. Брофловски снова не спит всю ночь, и дабы занять себя чем-то, корявым почерком вычеркивает на клетчатом листке бумаги всё, что пожирает мысли. Там кровью высечены слова любви, его боли и страхов, его ублюдского положения во всех отраслях жизни. Это своеобразные заметки для его собственных песен. Только он никому и никогда их не покажет, уж слишком личное, слишком постыдное и жуткое. Ни один человек не узнает о том, что собранный и сдержанный Брофловски испытывает в своей общажной комнате. Никто не прочитает о том, как он, подобно забитой собаке, дожидается мгновения, когда любимый заснет, чтобы просто его потрогать, чтобы просто почувствовать обжигающее тепло. Никто не узнает, кто именно на него смотрит из щелей, кто и почему смеётся, кто и почему убил Дашу Григорьеву этой весной. Все свидетели пойдут в могилу за ней, так и не узнав причину своей гибели. Кайл собственноручно вырежет глаза всем тем, кто смотрит на Стэна Марша, оторвёт уши тем, кто слышит его голос, отрежет пальцы тем, кто имеет наглость его касаться. Всё ради благих целей, так шепчет неизвестный голос, всё ради бескрайней любви, всё ради самого Стэна. В это хочется верить. Ложь сладка, и именно она побуждает Кайла жить дальше, стараться, лишь бы быть рядом, лишь бы быть счастливым.