Судьба

      В церковном дворе стоял шум, в воздух летели радостный смех и визг деток, которые ловко уворачивались и ускользали от рук девушки. Шагнув и запнувшись о подол подрясника, девушка грохнулась в снег. Дети уставились на большую чёрную фигуру, распластавшуюся в снегу. Вскинув голову и мотнув ей, чтобы скинуть снег с щёк и ресниц, девушка засмеялась и села, протянув руки детям, которые быстро к ней побежали.       — Вы как, не замёрзли ещё играть? — спросила Мария протягивая руки в перчатках, растирая детям красные щёки и перевязывая шарфы. — Нам ещё петь, так что, меня не простят, если вы заболеете и потеряете голос. Рождество уже через несколько дней. Идём греться?       — Хорошо, сестра Малия! — крикнули детки и девушка улыбнулась, поднимаясь на ноги, чувствуя как дети помогают ей, подталкивая в ноги и придерживая за руки. В полный рост Мария была куда выше, подрясник до щиколоток и пальто скрывали крепкую фигуру, натуральные рыжие кудри были стянуты в тугой пучок и скрыты пуховым платком, а черты лица явно давали понять о отсутствии азиатских генов в роду Марии. Всё правильно. Она Русская. И она вовсе не монашка, просто, помогает в церкви перед рождеством псаломщиком. Читает молитвы объясняя их значения людям, рассказывает детям основы христианской жизни и вот сейчас, помогает детям выучить песнопение перед Рождество. Приехала она в Японию с отцом недавно, и ненадолго, по делам, пока отец занимается своими делами Мария пошла помочь в церковь. Она сама не заметила, как вокруг неё собралась целая куча деток, которые в удивлением и неким восхищением рассматривали высокую женщину, ростом превосходящую даже молодого священника. Папина дочка, всем пошла в него, и бизнес тоже унаследует от отца. Мария уже поняла это и готовит себя, будто заранее пытаясь замолить ещё не совершённые грехи. Она знает, какой на самом деле бизнес грязный, но по другому её семья не была бы такой, какая она сейчас. Ей грех жаловаться на отца, который всю жизнь впахивал ради своих детей и жены.       Открыв двери церкви и запустив детей вперёд Мария зашла следом за ними, пересчитывая бегающих и снимающих верхнюю одежду малышей, что оставались в белых костюмчиках. Все на месте. Сняв с себя пальто с перчатками и запихнув платок в рукав, Мария повесила тяжёлое пальто на вешалку и хлопнула в ладони, привлекая к себе внимание.       — Итак, распеваемся несколько минут и репетируем песнопение. Пол дела сделано, осталось лишь добиться того чтобы ваши голоса были продолжение друг друга. Идём? — Мария пошла позади детей к сцене, находящейся перед рядами больших лавочек для приходящих в дом Божий. На этой сцене возвышалась трибуна, за которой во время молитв стоял священник. Держа листы с нотами и текстом дети посмотрели на женщину, которая плавно провела рукой и будто по её велению дети запели, голоса отражались от стен храма и походили на звон колокольчиков, прекрасное звучание. Ангельское пение, в рожденственскую ночь это будет ещё прекраснее... Так думала Мария, пока сестра не огорчила её неприятной новостью.       — Мы не можем отказать этому человеку... В Рождество, церковь будет пустовать. Дети не смогут петь народу. — Мария опустила руки на стол и сжала кулаки, сводя брови домиком и прикусывая губу.       — Они так готовились, так хотели спеть в Рождественскую ночь для всех. Почему из-за одного человека, мы должны отодвигать старания детей на задний план, сестра Юн? — ей самой было неприятно, но Шиба многое сделал для церкви, они не могли ему отказать, никогда не отказывали. Мария поняла, что сестра ничего не будет объяснять, и ушла из кабинета, шагая по лестнице вниз, чтобы сказать всё детям и что-то с ними придумать. Она не даст их таланту уйти в пустую, даже сейчас они репетировали, их голоса эхом проникали в стены, возвышались в высокий потолок и в сердца людей, вызывая табун мурашек.       Спустившись девушка глянула на детей, улыбнувшись, а после повернула голову, вскинув брови. Какой-то мужчина сидел на лавочке, ближайшей к сцене, и похоже слушал пение детей. Видимо, тот самый, из-за которого больше никто не сможет услышать того же, что и он. Нахмурившись Мария приподняла подол подрясника и громко топнула пару раз. Стук её сапог на низком каблуке перебил детей, которые стихли, уставившись на неё, а мужчина нахмурился приоткрывая глаза, которые до этого были блаженно закрыты.       — Сестра Малия! — девушка подойдя к детям с улыбкой повернулась к мужчине спиной, говоря чтобы они пока передохнули и сходили в столовую, на часах уже обед как-никак и повар их уже заждался. Тихо и крайне сдержанно дети отдали девушке листы с нотами и текстом, поклонились и ушли. Только они скрылись за поворотом, послышался шум, топот и смех несущихся за вкусностями детей.       — Вам понравилось их пение? — оглядываясь спросила Мария улыбаясь, хотя брови её были нахмурены. Парень в вызывающе красном плаще и крашенными в небесно-голубой цвет длинными волосами, смотрел на псаломщицу. Она не монашка, тогда бы была в рясе и с платком на голове, чтобы не святить своей медной шевелюрой. Проигнорировав молчание собеседника, Мария стёрла улыбку с лица, чтобы скулы зря не болели. — Видно, что вам понравилось. Но, теперь из-за вас никто не услышит этих детей. Представляете, как они расстроятся, когда узнают, что всё это было напрасно.       — Тебе не получится меня разжалобить. — Мария вскинула брови и парень усмехнулся, поднимаясь в полный рост перед служительницей. Девушке пришлось чуть приподнять голову, она была где-то под подбородком у хулигана. Для него это было удивительно, ведь все, не только девушки, но и большинство мужчин намного меньше Шибы и ползают где-то под ногами. А сама девушка удивилась из-за того что в Японии есть такие кадры, она с России, у неё отец под два метра ростом, она сама высокая, два её брата не обделены ростом, в семье Фастов, наверное, все такие, только мама была небольшого роста и от того рядом с высоченным Григорием выглядела настоящей Дюймовочкой.       — Я не прошу жалости, я требую понимания. Кто вы, простите, такой, чтобы умолять вас о жалости? — нахмурившись спросила Мария и тут же парень прищурил один глаз от чего в купе со вздутой на лбу веной, его лицо стало жутко... Забавным. Мария даже не испугалась, у неё старший брат такой же отбитый, его роняли часто и у него так же лицо иногда перекашивает, будто инсульт резко ебанул. Отвернувшись, Мария прижала кулак к дрожащим губам, нахрена это сейчас вспомнила, у неё серьёзные переговоры. Нужно собраться. Кашлянув она более спокойно глянула в лицо парня, с Божьей помощью не усмехаясь.       — Тебе старшая сестра не объяснила? На Рождество в церкви никого быть не должно, и мне похер, что ты там говоришь. Не дерзи, если не хочешь в рожу получить. — а вот это уже наглость. Расширив глаза, Мария замахнулась рукой и звонко ударила мужчину перед собой по лицу, тут же отходя и громко бурча, чтобы он её точно услышал:        — Нахал!       Кто так говорит с девушкой, к тому же в доме Божьем, ну что за вандал ни стыда ни совести. Придерживая подол подрясника Мария агрессивно скрылась из виду Тайджю быстрее, чем он пришёл в себя. Но бежать за этой сукой чтобы отпиздить за удар Шиба не хотел. Всё равно это было не ощутимо, он когда комара прихлопывал, сам себя больнее стукнул в детстве. Просто это было неожиданно и пиздец как смело с её стороны. Да она высокая, да похоже крепкая и сильная, но перед тобой мужик под два метра ростом с проблемной головой, стоило сначала задуматься: а стоило ли так делать? Смело, очень даже, Тайджю усмехнулся и убрав руки в карманы красного плаща пошёл на выход из церкви.        День Мария репетировала с детьми, хоть и знала, что в Рождественскую ночь они здесь спеть не смогут. Дети этой новостью были расстроены, но даже так согласились порепетировать и после, скорей всего, спеть на площади. Это опасно, Мария понимает какая нагрузка будет детям петь на морозе, но они сами хотели хотя бы так выступить для людей, поэтому были готовы на простуду и ангину, и родителей уговаривали, пустить их. Такое стремление обрадовать народ нашло отклик.       — Мали! Малия! — девушка оглянулась. Она уже привыкла к такому обращение, так или иначе в японском нет звука "р", поэтому всё либо картавя и кряхтя, либо даже не заморачиваясь зовут русскую по своему "Малия". Благо фамилия у неё лёгкая, Фаст, ничего такого, просто и со вкусом, спасибо папе. Скоро ей придётся прославлять свою фамилию великими делами, бизнесом и интригами. У старшего брата была сеть отелей, у среднего – туристический бизнес у которого в большинстве брошур всегда есть отели старшего. А вот Мария пока думает куда ей идти, навряд ли она как мама: просто найдёт богача и будет держать его на коротком поводке, нет. Тогда можно пойти по стопам отца и открыть свою сеть ресторанов, очень удобно кстати, к тому же отец если что поможет.       — Что такое, сестра Джу? — спросила Мария и девушка тут же схватила высокую псаломщицу за руки, смотря снизу вверх радостными глазами. — Ты исповедовалась что-ли?       — И это тоже. Твои молитвы были услышаны! Наш детский хор примут в церкви в центре Шибуи! — Мария вскинула брови и радостно улыбнулась, сжав руки Джу прыгая с ней на месте. Как можно было такому не радоваться, дети не простынут на морозе! Джу отошла и тяжело выдохнув с улыбкой качнула головой, держась одной рукой за поясницу: — Видишь, зря ты бранила Шибу-сана, это он договорился обо всём!...       — В смысле? — тут же замерла Мария на месте смотря куда-то поверх сестры с непонимающим выражением лица. Шиба – это тот двухметровый нахал, из-за которого дети чуть не собрались идти мёрзнуть на улицу, лишь бы спеть. Значит, у него всё таки есть совесть, это радует. Похоже, нужно будет сказать спасибо, но извиняться за пощёчину она не будет, сам заслужил так разговаривая с девушкой.       В церкви их приняли очень радушно, Мария смогла порепетировать с детьми, которые подружились с тамошними детками с хора, что будет петь перед ними. Теперь, вокруг Марии было в два раза больше детей, которые удивлялись такому росту и внешности псаломщицы. С ними Мария тоже с удовольствием играла во дворе большой церкви, не замечая, что иногда за ней будто наблюдают.       — Мали, — девушка подняла девочку на руки, вопросительно кивая и малышка обняв её тихо спросила на ухо: — А кто тот дядя? Он часто смотрит за нами. Такой жуткий.       Мария оглянулась и увидела через железные прутья забора неподвижно стоящего парня. Без своего красного плаща, в обычной кожаной куртке и джинсах. Мария поймала взгляд ядовито-жёлтых глаз и прищурилась, отворачиваясь и опуская девочку на землю. Присев и собрав своих детей, девушка бесстрашно пошла к забору, от чего Шиба чуть удивился, но молча смотрел на детей, которые выстроились перед ним, через забор и поклонились.       — Спасибо, что перенаправили нас в эту церковь, Шиба-сан! — улыбаясь крикнула малышка и Тайджю глянул на Марию, которая погладила девочку по голове и похвалила детей, отправляя их к остальным. Хватит с него, если бы не он, то и не пришлось бы бегать с окраины в центр. Поднявшись, Мария вновь повернулась к Шибе и спрятала руки в рукава пальто, подходя чуть ближе к забору.       — Простите, что поблагодарила вас так, я не уверена, что с детьми всё было бы хорошо, если бы между нами не было забора. — Тайджю усмехнулся, несмотря на то что у него опять вена на лбу вздулась. А может, она и была, Мария не уверена. — Спасибо, что не дали мечтам этих детей развалиться... Хотя, это не отменяет тот факт, что из-за вас нам приходится с окраины ездить в самый центр. Это очень энергозатратно для детей.       — Тебе не угодить. — фыркнул Тайджю смотря в недовольное лицо девушки, которая отвернувшись поджала губы. Махнув ногой, он через забор швырнув в псаломщицу снегом со словами: — Научись ценить то что имеешь. Будь благодарна и за это, я мог и этого вам не дать.       Мария отшатнувшись оскорблённо ахнула, нахал, самый настоящий. Наклонившись она отпряхнула подол подрясника и выпрямившись в ответ пнула снег, попадая на сапоги парня. Или мужчины. Она всё никак не может определить его возраст, но навряд ли ему и правда семнадцать лет... Хотя, если подумать, брат Марии был примерно таким же, может чуть ниже, в свои девятнадцать лет. Если так, то Шиба её на год младше, ей то почти восемнадцать. Поэтому то она и приехала с отцом, он выведет её в свет по случаю совершеннолетия; сейчас налаживает отношения со спонсорами и иностранными коллегами, заодно приглашая их в Россию, на день рождение дочери, которое будет четвёртого января.       — Какой же вы жук. Будете так относиться к людям, пожалеете! — Мария отошла и задрала нос, смотря в опасно прищуренные глаза Тайджю. Она и так явно без чувства самосохранения была, а теперь, когда между ними забор, так вообще распоясалась. Не боится ему в глаза смотреть, ещё и выдерживает его взгляд. — Найдётся однажды кто-то, кто научит вас манерам.       — Да что ты? Про себя говоришь что ли? — нагло ухмыляясь спросил Тайджю, белый пар от его дыхания растворялся в воздухе. Мария наклонившись схватила снег, сжимая его голыми ладонями и тут же кидая в Тайджю, который повёл плечом, куда попал снежок и предупреждающе эйкнул. Она так и напрашивается на пиздюлину. — Ты сама – сука невоспитанная, так что молчала бы. У меня есть Бог, я следую только его указам...       Мария кинула ещё один снежок и Тайджю, протянув руку, отбил его, тут же хватаясь рукой за прут забора. Девушка прищурилась, смотря в озверевшие глаза парня. Ну да конечно, Бог наверное сам перекрестился и не понял, когда услышал, что этот тип выполняет "его указы". Интересно, что Шиба вообще имеет в виду говоря о "указах Божьих". Мария абсолютно уверена, что не хочет знать.       — Как скажите, спорить я с вами не буду. Когда придёт время, вы сами поймёте, в чём были не правы, а где ваши слова были верны, в отличие от мнения остальных. — кивнула Мария и положила руку на пальцы Шибы, которые сжимали железный прут забора. Она всегда так делала, когда говорила с кем-то в церкви, в виде эмоциональный поддержки. Тайджю смотря на её ладонь, раздражённо тцыкнул и резко выдернул, заставляя Марию стукнуться пальцами о железяку и зашипеть.       — Ирод, что б вас кошмары замучили! — крикнула девушка и Тайджю хмыкнул. Лучше уж пусть она так с ним разговаривает, чем нравоучения читает и делает вид, что понимает, бесит только сильнее своим тоном. Ещё даже не монахиня, простая псаломщица, а строит из себя не пойми что.

***

      Мария потирая сонные глаза подошла к дверям церкви. Она так устала, но самое главное, что в Рождественскую ночь дети смогли спеть и они остались довольны. Открывая двери и заходя внутрь девушка замерла, ошарашенно смотря на псаломщиков и монахинь, которые совместными усилиями приводили церковь в порядок. Лавочки были раскиданы, железные подставки для свечей рядом с иконами перевёрнуты, шагая вперёд Мария наступила в небольшую лужу крови и зажала рот ладонью. Что здесь произошли?       — Сестра Юн, что с за'лой? Тут будто прошёлся ураган! — женщина оглянувшись на псаломщину подняла голову, чтобы заглянуть ей в лицо и выдохнула, пожимая плечами.       — Ох, Мали, ты не у той спрашиваешь. Один Бог знает, что тут произошло с Шибой-саном, он ещё не появлялся. — Фаст опустила руки. Опять этот Шиба. Он выгнал всех из церкви, чтобы в одиночестве помолиться, может быть на него напали. Он явно большая шишка, и дело даже не в его росте. На Марию тоже пытались напасть, в родной России, когда ей было пять лет, но братья её в обиду не дали. То что Фаст – семья бизнесменов, не значит, что там все зажравшиеся, обвешанные золотом придурки, они могут за себя постоять, Мария тоже. Она хоть и младшая, братья понимают, что она им наподдать сможет, а сказать они ничего не смогут: она у отца любимица.       Помогая работникам церкви привести её в божеский вид, Мария отмывала щёткой и мыльной водой засохшую кровь от каменного пола. Даже некая неприязнь и раздражение не мешало Марии волноваться. Она человек мягкий, с железным стержнем, старается ни на кого злобы не держать и помогать, если это в её силах. Григорий всегда говорил, что этой своей человечностью и милым нравом она пошла в него, а сильна и уверенна она как мать, у которой один бог и это муж. Дети её "ангелочки", которые выглядят как трёхголовый цербер, что стоит за её спиной и одним взглядом внушают страх всем, порой даже и отцу, который по сравнению с этими тремя, создавал впечатление бумажного дракона. Плюшевого медведя. Приподнявшись, Мария оглядела пол на наличие кровавых пятен. У трибуны, на котором читал молитвы святой отец, крови было больше всего, в остальном, так, по мелочи.       Уходя с залы и выливая воду, оставляя таз и щётку в чулане, Мария вытерла рукавом испарину на лбу и проходя мимо исповедальни, замерла. Она очень надеялась, что тут всё в порядке, а то монахини не обрадуются если тут что-то разбито или поломано. Приоткрыв дверь, Мария пригнулась и зайдя внутрь включила свет, оглядываясь. Нет, сюда благо никто не заходил, а ведь могли. От тех вандалов можно было ожидать чего угодно. Собираясь уже выключить свет и идти проверить остальные исповедальные, Мари замерла: с другой стороны кто-то зашёл. Она услышала тихий хлопок дверью и увидела тень за решётчатой перегородкой. Ну конечно. Церковь уже открыта, прогнать людей монахини не имеют права. Чему Мария была рада, так это лишь тому, что церковь уже в божеском виде и пугать своим видом никого не должна.       — Я хочу исповедаться. — Мария села на стул, перед сетчатой перегородкой и наклонившись к ней поближе, прикрыла рот ладонью. Ну, эту небесно-голубую причёску она даже через перегородку узнает. Сам Шиба пожаловал, так ещё и не просто так – исповедаться захотел. Фаст молчала, поэтому Тайджю, собирающийся с духом, и не чувствующий подвоха, начал с самого начала. Впервые он в слух говорил о том что чувствовал после смерти матери, о том что старался заботиться о брате с сестрой, но лишь заработал их праведный гнев и ненависть. Мария это слушала не возражая, дослушала до самого конца, буквального конца: его краха как главы группировки и старшего брата, он отказался от всего. Точнее, в нём не было больше необходимости. Его младший брат изменился, хоть и не из-за него, но всё же. Быть рядом и террарезировать семью и дальше, Тайджю больше смысла не видел.       — Полегчало? — спросила Мария, когда Тайджю замолчал и тот сразу же вскинул голову, узнав этот голос. Низкий, с еле заметным акцентом, но в этот раз на удивление мягкий.       — Опять ты? — Мария как-то даже не поняла, с каким чувством Тайджю спрашивает это, но не похоже, что он зол или смущён осознанием, что высказался не тому. По сути, именно эта девушка сказала, что рано или поздно он придёт к тому, что осознаёт свои ошибки. Так и случилось, поэтому может даже хорошо, что удалось высказаться именно этой всезнайке.       — У меня есть имя вообще-то, Мария. Можете и не тыкать. — развела девушка руки и услышала смешок с той стороны перегородки. — Это случайно получилось. Ну, то что мы встретились здесь. Пути Господне не исповедимы, нельзя предсказать с кем встретишься и кто изменит твою судьбу. Но, не одна встреча не случайна, как вы считаете? Может, и мы с вами встретились не случайно?       — Хочешь сказать, тебя мне послали свыше? — усмехнувшись спросил Тайджю, а Мария с другой стороны перегородки взялась за красное лицо и раздражённо фыркнула. Сам хоть понял, что сказал? Она это в пример привела, чтобы сказать, что тот паренёк, изменивший младшего Шибу не просто так встал на его пути и возможно, если бы не он, Тайджю бы умер. Мария с ним тоже не просто так сталкивается, она верит в судьбу и возможно, что-то должно случиться. Даже одна встреча может стать серьёзным поворотом в жизни человека, а они сталкиваются трижды.       — Говорите как хотите, я не это имела ввиду. — фыркнула Мария и опустила руки на колени. Скоро она уезжает, ещё день-два и она с отцом вернётся в Россию. Там придётся вновь окунуться в учёбу и забыть обо всём таком до воскресных походов в церковь с семьёй. — Думаю, найдётся тот, кто действительно послан вам с выше, такой человек найдётся. Тот мальчик, очень вам помог, вас и вашу семью научил быть сильнее. Я ничему вас не учила, просто выслушала и оставлю это с собой до самого конца. Думаю, на этом наши пути разойдутся. Третья встреча станет последней, после которой надеюсь, вам станет легче на душе.       Слишком красиво говорит, Тайджю даже ей поверил и усмехнулся. Ему и правда легче, хотя он и понимает, что всю жизнь ему придётся замаливать вину перед своей семьёй. Но, сейчас, он хотя бы принимает тот факт, что был не прав и понимая, что не сможет измениться, не так быстро как хотелось бы, Тайджю просто оставил своих младших. Может потом, когда сам поймёт, что изменился настолько, что не стыдно будет показаться Хаккаю и Юзухе на глаза, он извинится, но не сейчас. Мария тоже, странная девушка, такой была его мать в воспоминаниях совсем маленького Тайджю: она говорила странные вещи, которые он не понимал даже повзрослев. Тайджю в церковь начал ходить, чтобы понять слова набожной матери, но не понимал, точнее, понимал не правильно, принимая её слова о защите, в то что получалось: в вечное избиение младших за непослушание. Ведь, правила он возводил ради их же блага, а кроме применения грубой силы ничего и не умел; его отец так же наказывал, пока вовсе не забросил его воспитание.       — Я не верю в судьбу, но если мы ещё хоть раз встретимся, думаю, мне придётся. — поднимаясь, кинул Тайджю, чувствуя в интонации Марии намёк, на то что они похоже и правда не встретятся и причина тому известна только ей. Девушка кивнула и услышала тихий хлопок дверью. Выдохнув, она опёрлась плечом о стену исповедальни и сдула со лба прядки, выбившиеся из тугого пучка на затылке. Улыбнувшись, Мария устала прикрыла глаза. Она случайно выслушала одного человека и чувствовала себя выжатой как лимон, а ведь монахини и попы сидят в исповедальнях целыми днями и слушают множество людей, желающих отпустить свои грехи. Но, вместе со всем этим, на душе было спокойно за Тайджю, пускай в судьбу он не поверит до конца жизни, из-за того что они навряд ли когда-нибудь ещё встретятся, но самое главное в жизни решение он принял: оставить семью и измениться ради них. Это правильно, Мария держит за него кулачки.