По-настоящему близкий человек

Прошла неделя после «инцидента с Риком», как Роджер назвал про себя приезд омеги. Он с Мартином ввязались в перестрелку. Мартин, как всегда, даже не подумал ждать подмогу. С пистолетом на изготовке он ринулся в самую гущу событий, Роджер не отставал. Наркоторговцы были настроены решительно и не жалели пуль. Их не пугала перспектива убийства полицейских. Мартин лавировал в переулках, Роджер слегка неуклюже бежал за ним. Как вдруг Мартин резко остановился, а потом начал оседать на землю, неловко раскинув руки, будто пытался удержаться за воздух. У Роджера на мгновение перестало биться сердце. Он бросился к Мартину, на рубашке которого расплывалось темное пятно. Роджер отволок напарника в безопасное место, потом по рации сообщил: «Офицер ранен!» — Мартин! — Он зажимал рану обеими руками. — Посмотри на меня! Эй, Мартин, это я, твой омега, приказываю! Посмотри на меня сейчас же, засранец чертов! Ты не имеешь права умереть! Мартин, твою мать! Роджер впал в отчаяние, чувствуя, как сквозь пальцы просачивается горячая кровь, как замедляется дыхание Мартина. — Пожалуйста… — Роджеру казалось, что он теряет что-то особенно важное. — Я не смогу без тебя. — Он наклонился и поцеловал Мартина в лоб. — Пожалуйста… Как когда-то Мартина парамедики не могли оторвать от Роджера, так теперь Роджера не смогли оттащить от Мартина. Он хватал друга за руку и повторял: «Я его связанный омега! Я должен быть с ним!» — У вас заключено партнерство? — спросил пожилой парамедик. Роджер поспешно расстегнул рубашку и показал метку. — Хорошо, вас укажут как партнера мистера Риггса. Обоих доставили в больницу. Мартина сразу повезли в операционную, а Роджер остался перед отделением, не замечая, что испачкался в крови. Он бродил туда-сюда, что-то бормоча себе под нос. У него все перемешалось в голове, Роджеру не было так страшно даже во Вьетнаме. Ощущение, что рвутся невидимые нити, не отпускало его и сводило с ума. Когда к нему вышел врач и сообщил: «Пациент в тяжелом состоянии, но жить будет», Роджер прослезился, сам того не замечая. В больницу приехали коллеги, прознав о ранении Риггса. К тому времени Роджер сумел справиться с эмоциями, отмыл руки и лицо. Он дал краткий отчет о случившемся, о состоянии Мартина, а когда ему предложили поехать в управление, наотрез отказался. — Да с ним все будет в порядке, — уговаривали Роджера, пока наконец не сообразили: с ним происходит нечто странное. Роджер не отходил от дверей отделения, не отводил от них глаз. Со стороны он был похож на помешанного. Кто-то принес ему кофе, Роджер выпил, не заметив температуры и вкуса. Он до оторопи боялся, что тончайшая нить, протянутая между ним и Мартином, исчезнет. И если раньше Роджер был уверен: их связь с Риггсом пропала, то теперь не хотел даже думать об этом. Кто-то позвонил Триш, и она примчалась в больницу, обеспокоенная словами коллеги мужа: «Роджер не в себе. Мартина ранили». Взглянув на Роджера, она поняла, что дело нечисто. Роджер мельком посмотрел на жену, кивнул и снова уставился на двери отделения. — Что происходит? — громким шепотом спросила Триш, дергая его за руку. — Ты ранен? — Нет. — Что говорят врачи? — Он в тяжелом состоянии. — Роджер сообразил, что не стоит игнорировать жену. — Он чуть не умер. У него сердце остановилось. Пуля прошла рядом с сердцем. — Ясно. Ты шокирован, я понимаю. — Триш потянула его за собой. — Поехали домой, отдохнешь. Никто тебе на работе и слова поперек не скажет. Все знают… — Нет, — жестко произнес Роджер, отдергивая руку, — я не оставлю Мартина. Он моя истинная пара. — Что за глупости? — Триш оглянулась: не подслушивает ли кто. — Что ты несешь? Какая пара? Я твоя пара, забыл, что ли? Мы клялись в верности… — Я поздновато понял, что жил всю жизнь неправильно, — дрожащим от волнения голосом сказал Роджер. — Моя раса настолько малочисленна, что нас растят как обычных бет. Это в корне неверно. Я должен был завести семью с Мартином. — Да что ты несешь? — взвилась Триш, уже не заботясь о том, что кто-то ее услышит. — Рехнулся, что ли? На старости лет точно свихнулся! Ты же нормальный мужчина, Роджер, у тебя дети! О чем ты говоришь?! Забыл, что ли, с каким ужасом отзывался об омегах? — Нет, не забыл. — Роджер стиснул кулаки. — Я все прекрасно помню. Триш, мне очень жаль. Я люблю Мартина. Я хочу с ним быть. Триш заметила, как стоящие неподалеку коллеги мужа вытаращились на него так, словно у Роджера выросла вторая голова. — Прости. — Он взял ее за руки. — Мне очень жаль. Я думал, что все пройдет. Связь исчезнет, я снова стану прежним. Но сегодня, когда Мартина ранили… когда я думал, что он умирает, то почувствовал, как рвется связь. Это больно. Тебе не понять. Это безумно больно, будто отсюда, — он приложил ладонь к груди, — выдирают сердце. То, что говорят об омегах, — типа нам связь не нужна — ложь. Просто… наверное те, кто уходят от своих альф, не очень-то их и любили. — Поговорим, когда ты очнешься, — холодно произнесла Триш. — Успокойся и приезжай домой. Подумай о детях. Ты не имеешь права так с ними поступать. Ты их опозоришь на всю жизнь. Ушел бы ты к женщине… я бы пережила. А Мартин, он ведь мужчина. Разве тебе не стыдно? Ты же не из «этих». Роджер, — она предприняла последнюю попытку образумить мужа, — опомнись. Ты несешь ответственность перед детьми. Их затравят в квартале, в школе. Нам придется переехать. — Я уеду. — Роджер слабо улыбнулся. — В Нью-Йорк. Там есть большой квартал альф и омег. А детям скажем… что я во всем виноват. — Ты бессердечная сволочь, Роджер Мерта, — отчеканила Триш, развернулась и ушла. Роджер только вздохнул. Ему пришлось ждать больше часа, прежде чем услышал от медиков: — Вы сможете увидеть мистера Риггса после перевода в палату. Роджер дежурил в коридоре, пока мимо не провезли Мартина. Мерта метнулся за ним, его остановила медсестра. — Да, да, хорошо, — закивал он, — я подожду. И когда его впустили в палату, Роджер склонился над Мартином, с трудом сдерживая слезы. Сейчас он отчетливо ощущал запах альфы, горьковатый от боли, с оттенком металла. — Мартин. — Роджер присел на предложенный стул. — Я здесь. Я никуда не уйду. Ты выздоровеешь, и у нас все будет хорошо. Просто замечательно. Я в это верю, и ты должен верить. Он бормотал всякие сентиментальные глупости, крепко удерживая Мартина за руку. Обычно сильные пальцы были похожи на пальцы куклы, настолько безвольными ощущались. Роджер умолк, напряженно вглядываясь в бледное лицо Мартина. Незримые нити истончились, Роджер почти не чувствовал их, и это заставило его испытать такое отчаяние, что он чуть не завыл, как осиротевший пес. Он просидел в палате до вечера, пока его практически насильно не выставили прочь. Роджер поехал домой, и по пути его настигло понимание всего произошедшего. Я не могу без Мартина. Я не могу без детей. Я не могу без Триш. Что же делать? Вконец растерянный Роджер немного проторчал в машине, набираясь храбрости, а потом, прочитав молитву, открыл дверь. Путь к дому показался ему Голгофой. Споткнувшись на пороге, Роджер вошел в прихожую. Младшие дети обрадованно закричали, приветствуя отца. Он, криво улыбаясь, обнял их, а потом направился на кухню, где была Триш. — Здравствуй, — хрипло сказал Роджер. — Ужин готовишь? — Нет, танцую, — спокойно ответила Триш. — Ты бы руки помыл. Вон, под ногтями грязь. — Как ты… — Роджер глянул на свои руки. — А и то верно. Я сейчас. Он пошел в ванную, принял душ, сменил одежду. Застирал кровь на рубашке и пиджаке, оставил вещи в корзине для грязного белья. И опять побрел на кухню. — Скоро ужин, — сухо сказала Триш. — Надеюсь, что за столом ты будешь вести себя нормально. Без всяких там штучек, ну что делают омеги. — А что делают омеги? — с глупой улыбкой спросил Роджер. — Вот именно. — Триш со стуком поставила тарелку на стол. — Ты ничего не знаешь. А рвешься не пойми куда. — Ты же хочешь, чтобы все было нормально. — Хочу. — Бац! — еще одна тарелка приземлилась на стол. — Очень хочу. Но после того, что ты наплел в больнице, сомневаюсь, что будет нормально. — Тише, — шикнул на нее Роджер, — дети… — А-а-а, дети, — усмехнулась Триш. — Теперь ты вспомнил о них. Похвально. Молодец. Значит, одумался. Уже не тянет «в омеги», — последнее она произнесла с издевкой. — Спасибо. — Давай все решим как цивилизованные люди, — приглушенно сказал Роджер. — Без скандала. — Ага. — Третья тарелка треснула, не выдержав встречи со столешницей. — Без. Скандала. Я согласна обо всем забыть, если ты — в свою очередь — забудешь обо всем этом альфо-омежьем бреде. Договорились? Роджер тоскливо вздохнул. — Не слышу ответа. — Триш смахнула осколки в мусорное ведро. — Договорились, — согласился Роджер. Они поужинали, дети вели себя тихо, уловив, что между родителями не все хорошо. После еды помогли убрать со стола и в кои-то веки организованно ушли в свои комнаты. — Я пойду. — Роджер поднялся из-за стола. — Сильно устал. — Куда пойдешь? — прищурилась Триш. — В спальню. — Роджер выглядел оробевшим. — Спать буду. — А не рановато? — Да нет. — Он посмотрел на часы: половина седьмого вечера. — Займусь ремонтом. — У нас уже есть кому ремонтировать. Иди, какую-нибудь передачу посмотри. Роджер послушно перебрался в гостиную, включил телевизор. Он не понимал ровным счетом ничего, что происходит на экране, думая, что же делать дальше. Сейчас Роджеру казалось, что его раздирает на сотню кусков. Он хотел быть с семьей и одновременно — с Мартином. Роджер вцепился пальцами в диван, сдерживая порыв встать и поехать в больницу. Это стремление усиливалось с каждой минутой, и Роджер не выдержал. — Ты куда? — с подозрением спросила Триш, когда мимо пробежал Роджер. — Да что же такое?! Он ее не услышал, все его мысли сосредоточились на Мартине. Приехав к больнице, Роджер достал удостоверение и, чтобы поскорее попасть к Риггсу, тыкал «корочку» в нос всем подряд. Он ввалился в палату и чуть не выругался от облегчения: Мартин, как и раньше, подключенный к аппаратам, явно был живым. — Чертов ублюдок. — Роджер рухнул на стул. — Что же ты вытворяешь? Тебя на привязи нужно держать, скотина ты этакая. Я скоро свихнусь, слышишь, Риггс? Кукухой поеду. Мартин, чтоб тебе, если ты окочуришься, то я, наверное, тоже… — Он умолк, заметив, что пальцы рук Мартина едва заметно шевелятся. — Знаешь что, — Роджер шмыгнул носом, — из-за тебя я расклеился. Наверное, так себя омеги ведут. Нюни распускают. Он выудил из кармана пиджака мятый носовой платок и вытер свое лицо. — А если честно. — Роджер задумался. — Если честно, то я вообще не понимаю, что делать. Понимаешь, когда ты чуть не умер, то я… — Он нахмурился. — Лучше давай, выздоравливай. Домой Роджер не поехал, снял номер в отеле неподалеку от больницы и до утра проворочался, раздумывая, что же дальше делать.