"Datus a diabolo"

— Присвоить — из последних сил прошептал альфа, всё же сокращая мизерное расстояние между их лицами, забирая настолько желанный поцелуй с чужих губ. Чувство языка профессора, что оглаживал нижнюю губу и узловатых пальцев, которые с нажимом раздвинули челюсть, сразу сплетаясь с языком омеги, было невероятно. Рукой, что сжимала скулы, Чонгук медленно спустился ниже, обхватывая изящную длинную шею, слегка сдавливая и частично перекрывая необходимый кислород. — Проф…фессор. — с придыхание проскулил Тэхён, теряясь в ощущениях, ненавязчивого удушья. Свободная рука альфы, медленно расстёгивала бордовую рубашку омеги, приспуская с плеч, но не снимая. Оторвавшись от губ парня, альфа опустился к шее, перемещая руки на тазовые косточки, а после медленно расстегнул ширинку на чёрных джинсах с высокой талией, нежно посасывая чужой кадык, слегка прикусывая, когда омега сглатывал, скопившуюся вязкую слюну. Тэхён же, желая в полной мере ощутить жар кожи альфы, стянул с того рубашку, и медленно приступил к ремню на брюках, доставая тот с петель, уже было собираясь откинуть тот в сторону, как чужое дыхание возле пылающего чувствительного ушка снова заставило неконтролируемую дрожь пройтись по телу, а сознание всецело повиноваться. — Положи на стол, он нам ещё пригодится. — З…зачем? — Тебя надо поучить манерам, как не посмотри, а в чужой завтрак подливать всякую гадость не гоже примерным мальчикам. — пояснил альфа, болезненно стискивая набухшую горошинку соска, между указательным и большим пальцами . — Ах…я больше не буду…мм — Конечно не будешь, сладкий, но если тебя некому будет наказывать, как же ты поймёшь что можно делать, а что не стоит? — прошептал профессор, втягивая вторую бусину в горячий плен рта и массируя языком нежную ореолу. Вдруг снова низкий стон рассёк тишину комнаты, что до этого была наполнена лишь тяжёлым дыханием двух возбуждённых тел, и развратными причмокиваниями Чонгука, посасывающего чужую грудь с нескрываемым энтузиазмом. — Ты даже не представляешь, как я хочу ощутить вкус твоего будущего молока, так и хочется испить его до последней капли. — Х…хён, что ты такое говоришь? —сорвался на писк омега, пунцовея от неловкости и интимности, сказанных старшим, слов. — Сладкий, встань и повернись ко мне спинкой. Тэхён послушно исполнил просьбу старшего, опираясь руками о стол сразу, как почувствовал ладони альфы на своих бёдрах, что плавно спустили штаны вниз, вслед которым последовало и нижнее бельё. — Переступи. — и снова шёпот, накаляющий атмосферу. Как только перед Чонгуком предстало, юное, обнажённое тело, спина ниже лопаток и ягодицы которого прикрывала шёлковая бордовая рубашка, альфа приспустил и свои брюки, снимая, оставаясь лишь в боксерах. Сделав шаг, Чон вплотную пристроился к чужому телу, скользнул руками вдоль бёдер парня, слегка задирая рубашку и прижимаясь своим возбуждением к чужой промежности, имитируя лёгкий толчок, стальной хваткой удерживая омегу на месте. — Ах… — простонал парень от сумбурности, пылающих в нём чувств. Взяв со стола ремень, Чонгук, скрепил им руки омеги у того за спиной и слегка надавил на лопатки, заставляя грудью лечь на стол, а попу слегка приподнять, оттопыривая для свободного доступа. Сымитировав ещё несколько толчков, одной рукой придерживая за ремень, старший увидел несколько капель природной смазки Тэхёна на своём белье и внутренней стороне бедра омеги из-за чего, нагнувшись к уху парня, прикусил мочку посасывая и проговаривая, как только выпустил ту из горячего плена: — Сладкий, твоя дырочка так призывно сочится, будто напрашивается, чтоб её заполнили, приласкали, приятно распирали изнутри, целовали, обсасывали или быть может вылизали вот этим? — пройдясь кончиком языка за ушком, спросил альфа, наблюдая как парень под ним задрожал, закусывая нижнюю губу и сдерживая тяжёлые приглушённые стоны. — Во имя Люцифера, замолчите, прошу вас. Но не обратив внимание на просьбу, слетевшую с чужих уст, Чонгук медленно скользнул носом вдоль оголённого участка позвоночника, оставляя на каждом поцелуй бабочку и всего несколько алых пятен. После, спустившись на колени, между чуть разведённых бёдер, сжал в руках ягодицы, раздвигая те в стороны и сразу цепляя взглядом маленькую пульсирующую дырочку, вокруг которой блестела ароматная смазка. Проведя языком от шовчика за яичками и вдоль всей промежности, собирая языком вязкую субстанцию, альфа утробно заурчал, тогда как Тэхён не смог сдержать вскрика и громкого стона, вновь болезненно закусывая губу, а в руках, до побеления костяшек, сжимая ремень, которыми те перевязаны. Войдя в некий транс, Чонгук кончиком языка, толкнулся на пробу в ожидающую дырочку, давая Тэхёну возможность ощутить прелесть лёгкого римминга. — Чёрт…ах Не почувствовав сопротивления со стороны, альфа толкнулся языком глубже, мягко оглаживая стенки внутри. Вскоре большими пальцами аккуратно погрузился по бокам языка, чуть растягивая вход и облегчая движение того. Спустя несколько мгновений альфа отстраняется, обдавая жарким дыханием судорожно сжимающуюся от резкого контраста дырочку и сплёвывая на ту, вновь входит до упора языком, грубо толкаясь внутрь, собственный член отдаёт болью от напряжения и слегка дёргается от каждого стона омеги, прося хоть немного уделить внимания и ему. Почувствовав, как стенки начали судорожно сжиматься вокруг, а внутри стало ещё жарче, Чонгук отстранился, услышав в отместку недовольное и болезненное скуление. — Ты кончишь, я обещаю, а пока, сладкий, придётся потерпеть. — Профессор, — дрожащим и надломленным голосом, прошептал Тэхён, чей лепет превратился в протяжный стон, как только указательный палец альфы, погрузился в горячее, просящее ласки, нутро. Вслед за тем был поглощён средний и почти сразу безымянный пальцы. — Твоя дырочка такая жадная и ненасытная, так и просит, чтоб в неё вошли до упора. — Меньше слов, хён…мм…иначе кончите от своего же кулака. — Ты немного не в том положение, сладкий, чтоб ставить условия. — прошептал старший, приспуская боксеры и облегчённо выдыхая. — Повернись на спину и закинь ножку мне на плечо. Послушав Чона, Тэ быстро выполнил просьбу, хватаясь пальцами за край стола под собой, благодаря чему ремень не так сильно сдавливал запястья. Альфа ж собрав с дырочки немного смазки, прошёлся несколько раз вдоль члена, обхватывая тот кольцом и направляя головкой к ожидающему лону, медленно погружаясь до основания, не отрывая взгляда от лица омеги, чьи губы приоткрылись, а глаза блестели от слезинок, скопившихся в уголках. Несколько пробных аккуратных толчков, которых им обоим не хватало, стали пусковым механизмом. — Профессор…вы так превосходно распираете мою дырочку…прошу вас, войдите настолько глубоко, насколько это возможно. — мольба слетевшая с уст Тэхёна была настолько отчаянной, что будоражила кровь сильнее некоторых афродизиаков. Бесконтрольные толчки заполняющие до звёздочек перед глазами, хриплые стоны, утробное рычание — это всё ощущалось настолько лаконичным и правильным, что даже шлепки чужих тяжёлых яиц о ягодицы, казались менее развратными, чем есть на самом деле. — Х…хён — надломлено произнёс омега. — Я знаю, сладкий, втяни животик и пощупай, почувствуй где я, насколько глубоко. — Распустив ремень и высвобождая запястья, прошептал старший. Аккуратно переместив одну руку на низ своего живота, Тэ с нажимом огладил кожу, ощущая каждый толчок ещё ярче. И с громким стоном, что сдержать он был не в силах излился, марая руку, что лежала на животе своим семенем, а спустя ещё пару глубоких беспорядочных толчков, смог ощутить каждую пульсирующую венку члена, распирающего его изнутри, который тут же покинул, горячую узость, изливаясь на бедро. Опустив ногу омеги, что лежала на плече, Чонгук опёрся лбом о ключицу парня, пытаясь вместе с тем восстановить сбившееся дыхание. После долгих пяти минут всё же придя в норму, старший обхватил запястья Тэхёна, помогая тому встать и поочерёдно поцеловав каждое, извиняясь за то, что слегка не рассчитал, перетянув ремень больше, чем требовалось. — Растраханный по самое нехочу и со спущенной рубашкой, ты выглядишь как блядь, сладкий. — Я она и есть, согласно человеческим манускриптам, все омеги-ведьмы бляди. — проговорил Тэ, срывая ещё один поцелуй с губ, на которых до сих пор присутствовал вкус его собственной смазки. — И всё же меня терзает вопрос… — Спрашивай. — Как ты понял, что твой напиток опорочен зельем. — Если не размешать Амортенцию с напитком в который её подливаешь, то на поверхности образуется пелена, имеющая слабый перламутровый блеск. — Только и всего? — Да, только из всего, — подтвердил профессор, после чего слегка подумав добавил, — не знаю какой на вкус был тот опороченный напиток, но ментол с Лаймом, мелиссой и гранатом, воплощение самого греха и дьявола. — Согласен, чертовски заводит… — растянув губы в ухмылке, согласился младший, за эту ночь ещё не раз отдаваясь в умелые руки его собственного дьявола и греха.