Некий гаремный реванш: десятая сефира

Когда Тома выбрался наружу, то мгновенно закрыл глаза. И стоял так некоторое время, пока Аю осторожно не взяла его за руку. — Тебя довести до ноутбука? — поинтересовалась она. — А то уже ждут. — Да, — совсем бесцветно сказал он. — Доведи. Аю этого хватило; она осторожно перекинула его руку себе на плечо и повела парня. Тома, к счастью, не повис мёртвым грузом и сам спокойно шагал, лишь слегка пошатываясь, так что Аю почти не напрягалась и жестом остановила шагнувшую было к ним красноволосую девушку. Та проводила их взглядом, пока Аю не открыла дверь, дабы завести Тому в очередное тёмное помещение, освещаемое лишь слабым сиянием ноутбука. Там Аю усадила его на стул и сказала: — Открывай глаза, но осторожнее, там уже ждут и ревнуют. — Спасибо, Аю, — ответил Тома. И открыл глаза очень медленно, заслоняя их даже от такого слабого света, тем более что Аю вышла и плотно затворила дверь за собой. Мисаки на экране уже едва не подпрыгивала от нетерпения. Она сидела на кровати и ела пирожное — точнее, пронесла его мимо рта, укусила воздух и на некоторое время зависла, соображая, что это было. — Я пришёл, — Тома наконец смог сфокусировать на ней взгляд. — Скучала? — Все три дня, — Мисаки попросту отложила пирожное и склонилась ближе к экрану. — Ты как, засыпаешь? — Думаю, что нет, — Тома медленно моргнул. — Сен-Жермен помогает. Хотя всё равно думал, что закончится — и даже не поговорю с тобой, на месте свалюсь. — И я так думала, — улыбнулась Мисаки. — Но лучше иди спать, как закончим. — Да что ещё делать. Или успело что? — Да не. Мазерс, насколько я знаю, всё ещё в Америке, Аю вон у тебя. Новый год, похоже, встретим раздельно. — На связь выйду. — Да я не про связь… я тебя рядом хочу. И просто хочу. — Прости… уж сколько я тут пробуду… — Тома ещё раз медленно моргнул. — Опять ведь без меня никуда… — Точнее, без твоей правой руки. Хотя и я не прочь твою правую руку, сам понимаешь… — улыбка Мисака переросла в соблазнительную, и Тома сразу улыбнулся в ответ. — Как и я твою. И правую, и левую, и между ними… — он широко зевнул. — Скорее бы с этим разобраться… — Пока лучше скорее иди спать, — приказала Мисаки. — Завтра ещё свяжемся, там и поговорим. — Раз приказываешь… Когда Тома вышел из будки связи, то вновь закрыл глаза от яркого солнца и одновременно поёжился от одновременно набросившегося холода. — Прости, — прошептала изнутри Сен-Жермен. — Я, наверное, не смогу полноценно согреть. — Да уже и то, что есть, неплохо, — за это время он навострился разговаривать с ней мысленно. Сен-Жермен хотя и не смогла поделиться подробносятми — а у Томы осталось ощущение, что она сама не очень понимает своих действий — но каким-то образом изнутри она могла в некотором роде колдовать, обходя Разрушитель Барьеров. В некотором роде. И очень мелко. Тома вновь поёжился. Здесь, на пересечении тропосферы и стратосферы, постоянно дул пронизывающий ветер, с которым ничего нельзя было сделать. Шершень нагревался во время нынешней работы, и его требовалось остужать и снаружи, и внутри. Мисака десять тысяч тридцать два в первый день пробовала было объяснить Томе подробнее, но быстро перешла на узкоспециализированные термины. — Есть какие секретные сведения? — Аю ждала его неподалёку от будки связи. Она лучше переносила холод, хотя одеты оба были в одинаковые джинсы со свитерами. — Никаких, — он встал рядом и уставился в том же направлении; Аю наблюдала за тем, как сразу двое клонов приподнимаются над платформой, окружая себя электрически разрядами, а затем по параболе уходят вниз, за пределы Шершня, устремляясь к известной лишь им цели. Свежий и прохладный воздух после трёх дней заточения в сурдокамере унёс явившийся было сон, хотя зевнуть Тома опять зевнул. Спать-то в любом случае пойдёт, что тут ещё… — Я хотела бы уметь летать, — заявила Аю ни с того ни с сего. — Ты в любой момент можешь улететь отсюда, — не понял Тома. — Да не, я в целом. Отсюда улетать не хочу, но вот именно полетать, почувствовать ветер и всё остальное. Самой, без чьей-то помощи. — Реактивные ранцы давно уже реальность. — И всё ещё тяжёлая шумная коробка. — Дай учёным задачу, — кивнул Тома в сторону барака; Аю лишь усмехнулась. — Они слишком заняты расчётами и смотрят на всех как насквозь, — она тоже зевнула. — Сама проверяла. — Опять их беспокоила? — Мне скучно, — Аю немного прошлась по стальному каркасу Шершня. — Хотя казалось бы, я где-то над Тихим океаном, в километрах тридцати от поверхности, над, иронично, островом Рождества, в центре грандиозного проекта по полёту в космос. И мне скучно. Сама себя корю. — Нечего корить, — Тома её понимал и сам бы с большим удовольствием вернулся в Академия-сити, пусть даже грядущее путешествие его влекло. Но дело есть дело. Отинус на небольшом аппарате, теперь закрытым сверху донизу, наконец достигла его и приземлилась на плече, пока ничего не говоря. Позже скажет, когда они останутся наедине. Когда башню R&C Occultics выпотрошили сверху донизу, то получили картину, для кого-то перевернувшую весь мир. Анна Шпренгель не просто оказалась реальной, но и находилась в космосе. Что она там делала — оставалось загадкой даже для корпорации, твёрдо вознамерившейся добраться и вежливо спросить. Вся возня с Шершнями была частью плана по выходу в космос, а те таблицы, что Тома с компанией видели внутри здания, были настоящими и высчитывали точку пространства, где ютилась Анна. Роберто со словами «вот для чего нужен американский президент» предложил ударить по этой точке ракетами либо лазерами. Однако Мазерс заявил, что магу уровня Анны Шпренгель ракеты не повредят, а вот разозлить вплоть до ответного удара могут. Словосочетание «ответный удар» мгновенно всех остудило, а там ещё и результаты сканирования предполагаемой точки пришли. Совершенно ничего не обнаружив. Тома даже удивился, на каком основании тогда все так уверены, что Анна именно там, и из часового объяснения понял лишь то, что там преломляются законы пространства, а это определённо что-то означает. Объяснение было не очень, но в деле оставалось ещё много загадок. Например, к чему было всё нападение на Лос-Анджелес, в планы R&C Occultics оно не вписывалось. Такое впечатление, что оно стало личной инициативой Дарриса-Цитринитаса, но того уже не допросить — вице-президента США нашли в небоскрёбе мёртвым, с предсмертной запиской и пулей в черепе. Экспертиза установила, что он выстрелил в себя сам; Тома ни на минуту не верил этому, да и все причастные тоже. Мазерс прямо заявлял, что всё это подстроила Анна Шпренгель, однако до конкретики не доходил. Не было никакой конкретики в том, чтобы устраивать им игровое испытание, превращать всё население Лос-Анджелеса в песок и срывать своё собственное спасение. Если это было спасение. Тома предположил, что Анна могла висеть в космосе не просто так, а чем-то занимаясь. Однако Мазерс усомнился в этом, сказав, что космос мёртв и пуст, магу там нечего делать, и он в любом случае будет заметно слабее, чем на Земле. А то, что даже слабая Анна способна так вмешиваться в события, лишь доказывает её опасность. И она затевает явно недоброе против Академия-сити, в таком случае остановить её необходимо как можно быстрее. По крайней мере, Мазерс более-менее выучил урок. Он теперь выступал не с таким апломбом и даже постоянно добавлял, что лишь предполагает и не в силах сказать точно — при этом каждый раз морщась как от головной боли. Даже отказался устраиваться на единственном оставшемся в ходу Шершне, предпочтя заниматься делом в небоскрёбе с его оставшимися тайнами. На Шершень отправился Тома. Он несколько скептически относился к идее «всё это Анна Шпренгель», но не высказывал сомнения никому, даже Мазерсу с недовольно одобрившей его выбор Мисаки. По одной причине: всё происходящее раз за разом заставляло задумываться, а не мог ли Алистер Кроули выжить? Тома помнил момент его смерти. Помнил, что Алистер прямо-таки нарывался, и после выстрелов Хамазуры не прекратил театрально паясничать. Если учесть, что тот нашёл способ ослабить Магических Богов и как-то переселился в другое тело после первоначальной гибели от рук Коронзон… Мог ли Алистер Кроули в очередной раз обмануть весь мир? Мог ли он выжить — либо вернуться из мира мёртвых? Все его чудовищные копии исчезли одновременно со смертью мага, но вдруг одна или даже несколько сохранились и теперь наблюдают за происходящим из теней? Чем больше Тома думал об этом, тем больше убеждал себя. Алистер, несомненно, устроил ту игру. Алистер мог убить Дарриса. Алистер мог стоять за всем тем, в чём Мазерс обвинял Анну. У Томы не было никаких доказательств, но были предчувствия, и они ему не нравились. Настолько, что именно поэтому он сейчас мёрз и скучал в ожидании постройки ракеты здесь, в десятках километров над морем. Если Алистер Кроули вернулся из мёртвых, значит, он должен знать, что именно для этого нужно сделать. А раз так, то Томе кровь из носу нужно с ним поговорить. Аю тоже решила остаться с ним. Она увиливала от прямых объяснений, но Тома не сомневался: девушке просто хочется приключений. Или, если точнее, развеяться от хандры под присмотром и в относительной безопасности. Сатен и Нару же отбыли в Академия-сити при первой возможности. Сатен не помнила ничего из того, что произошло во время битвы с Цитринитасом. А Тома особо и не расспрашивал, понимая, что оставаться в неведении будет лучше. Ибо он мог поклясться: это что-то связанное с Научным Богом. А про такую сущность даже клоны отказывались говорить, даже десять тысяч тридцать два признавалась, что просто не имеет прав. Тома не напирал на них — стоит уже привыкать к тому, что важную информацию никто так просто не выдаст — но ещё и поэтому предпочёл отправиться на платформу. Лучше сразу быть в эпицентре, чем плевать в потолок и обнаружить, что эпицентр пришёл к тебе. — Я пришла, — объявила Мисака с порога. Она говорила это даже пустой квартире, чисто на всякий случай. Однако сегодня квартира не пустовала — Шокухо уже разлеглась на кровати и смотрела вверх. Мисака уставилась на неё, затем на потолок — обычный белый, никаких разводов — затем прошла за кухонный стол. — Раз вручаешь мне бразды готовки, то потом не жаловаться, — громко предупредила она. — Я сейчас такой тупой себя чувствую… — протянула Шокухо. — Только сейчас? — фыркнула Мисака, однако посмотрела с лёгкой тревогой. — Чего там, на первом же собрании нового Совета головой макнули? — Наоборот, отнеслись со всем уважением как умные и воспитанные люди, — прорезавшиеся коготки заставили Мисаку усмехнуться и открыть холодильник. Всё в порядке, просто блондинка опять комедию ломает. — Но понимаешь… мы решили вернуться к старой методике отбора эсперов. — С наркотой? — Мисака замерла с пакетом молока в руках. — Без, разумеется. И без много всего прочего. Никаких теперь убийств и мучений детей, полный контроль над экспериментами с возможностью прекратить по одному подозрению. Или не только по подозрению, мы решили ещё как следует проработать пункты. Но гипноз, например, вернётся. И всё остальное под присмотром, но вернётся. — То есть всё хорошо? — Ага, — Шокухо слегка взмахнула руками, словно надеялась взлететь. — Всё, про теребления Кайкине и Такицубо можно полностью забыть. Хорошо, что он заболел, ещё бы сделала что-то непоправимое. — Однако тебе всё равно грустно. — Понимаешь, они все, кто теперь член Совета, они ведь в ожидании должности не просто так сидели и заранее гордились, они работали. Составляли проекты, в том числе совместные. Проект по выплатам всем эсперам, не только пятиуровневым, проект взаимоотношений с другими странами на абсолютно мирных началах, проект программы реабилитации для заключённых… — Ого. — Вот именно «ого». Я просто сидела и глазами хлопала. Думала, на первой встрече мы познакомимся как следует, представимся да определим тему и время следующей встречи, а они все начали ноутбуки вынимать, переговариваться, слова просить… Я надеюсь, они не смотрят на меня как на дуру теперь. — Ты им хоть не выдала все права по управлению? — Даже если и дура, то не настолько. Все проекты сначала должны пройти моё одобрение и возможные правки. А доступ к флешке всегда будет только у меня. — Хотя бы это, — каша, рецептом которой с ней поделилась Уихару, пришлась Мисаке по вкусу. А раз так, то сегодня будет главной едой. — Ну и что тогда куксишься? — Говорю же, чувствую себя тупой. Они как-то разом, за одну встречу решили либо начали решать множество проблем, что у нас были. А я три недели не могла, где-то и вовсе не туда свернула… — Шокухо сжала виски, и Мисака вздохнула. Готовить для неё, выслушивать, теперь вот утешать… хорошо ещё что массаж не требует. — Мисаки, — она включила плиту. — Ты эти три недели чуть ли не в одиночку тащила на себе весь город. Причём совсем не милой мордашкой над большими сиськами. Я бы, например, не смогла, а ты смогла, и вполне неплохо. Так что хватит переживать, ты прекрасно справилась с задачей, и теперь можешь отдохнуть. Тем более что теперь можешь лишь сидеть и говорить «одобряю — не одобряю»? — Не настолько, но… — Ну вот и посиди. А там Тома скоро вернётся, вместе посидим. Шокухо молчала пару минут, а затем уже звонким голосом произнесла: — Знаешь, Микото-тян, это даже непривычно, слышать от тебя похвалу. — Да надоело ругаться, — Мисака отвернулась от неё, возясь с кашей. — Да и о чём нам ругаться? Вроде уже во всём к согласию пришли. Прекращать надо, а то ещё унюхает кто, и пойдут новости «в правящей семье Академия-сити разлад». — Кстати, проект по определению нашего статуса они тоже предложили. — Иди есть кашу, — Мисака начала раскладывать её по тарелкам. — И рассказывай подробнее.