одуванчики

      — Почему в нашей жизни столько проблем? — драматично вздыхает Кэйа, опрокидывая в себя ещё один бокал вина. — Мы же так молоды, за что нам это все?       Тарталья вздыхает: он выслушивает своего полупьяного лучшего друга уже на протяжении трех часов, и задается вопросом за что конкретно е м у достался Кэйа. Не то что бы он его не любил — напротив, любил так, как не положено любить лучших друзей.       И это было тяжелее всего — Кэйа выглядел в такие вечера каким-то особенно уязвимым, когда опускал голову ему на плечо, сжимая в руках до побледневших костяшек бокал с вином, и они ютились вдвоем на крохотной кухоньке в снятой на двоих квартире. В такие вечера Тарталья действительно хотел его поцеловать, гладя по длинным волосам, и чтобы вино обжигало язык, и пьянило без алкоголя, но он никогда не мог на это решиться.       — Не знаю, Кэйа, правда не знаю. Наверное, именно поэтому. Студенты — это дело такое, но, чисто теоретически, если ты не будешь пить так часто… закрывать сессии будет немного проще? — смеётся Тарталья.       Кэйа в ответ сверлит его недовольным взглядом; он в ответ лишь смеётся, поддаётся ближе, взлохмачивая чужую макушку.       — Не злись, я шучу.       — Не смешно, кстати, не шути, это не твое, — фыркает Кэйа в ответ.       Тарталья усмехается, примирительно поднимая ладони; этого хватает, чтобы его успокоить. Его лучший друг никогда не мог долго на него злиться; что ж, впрочем, Тарталья на него злиться не мог тоже.       — Хэй, у меня появилась отличная идея! — заявляет он.       — Поделишься? — усмехается Кэйа. — Я весь внимание.       А Тарталья в ответ лишь ещё шире усмехается, поднимаясь на ноги, и протягивая ему руку. Он в ответ смотрит непонимающе и удивленно; Кэйа действительно не понимает, чего от него хотят — все, чего он хотел, это выпить в хорошей компании, ничего больше.       — Давай потанцуем, Кэйа, — смеётся Тарталья. — Ну же! Давай!       Ответа он не дожидается, сам за руку хватает, заставляя подняться; Кэйа недовольно бормочет, но его это и не интересует. Тарталья выслушивал его полупьяного три часа, и заслужил немного развлечений, правда же?       — Ты, мой дорогой Аякс, сошёл с ума, — вздыхает Кэйа. — Не мешай мне пить.       — Давай, не ворчи! Я не отвлеку тебя от твоего вина надолго, так что давай.       Он его по тесной кухне кружит, ведет за собой и отдавливает все ноги; Кэйа закатывает глаза, перехватывая Тарталью за руки.       — И это ты называешь танцами? Все приходится делать за тебя.       От алкоголя почти ничего не остаётся, но это уже не так важно — танцевать с ним, оказывается, весело; Кэйа ведет, и Тарталья за ним следует, так покорно, словно мог бы и свою жизнь доверить. И, чёрт, может, дело было в вине, всё ещё приятно оседающем на языке, или во всей этой атмосфере…       Но отчего-то сегодня Тарталья кажется ему особенно прекрасным; и его особенно блестящие глаза, и смех — звонкий и оглушительно громкий — сегодня кажутся особенно очаровательными.       — Вот видишь, это же весело! — усмехается Тарталья. — А ты сопротивлялся!       — Ага, но ты отдавил мне все ноги, — хмыкает в ответ Кэйа.       — Прости, — смеётся он. — Я совершенно не умею танцевать.       — Я заметил, — кивает Кэйа. — Но, впрочем… это действительно весело, так что… все хорошо.       И, боже, то, как Тарталья улыбается после этих слов, окончательно сносит ему крышу — может, дело в атмосфере, может, в вине, Кэйа и сам не знает, но… сжимая его в своих объятьях, вальсируя по тесной кухне, единственное, о чем он думает…       О поцелуях.       И, наклоняясь ближе, целует; Кэйа ждет, что его оттолкнут, но Тарталья на поцелуй отвечает, пальцы в его волосы запускает и выглядит до ужаса довольным.       — Это я так-то должен был сделать, — смеётся он.       — Поздно, я перехватил инициативу, — усмехается Кэйа. — Надо было действовать раньше.       Тарталья показывает ему язык и снова смеётся; даже вино отходит на второй план — все же идея потанцевать оказалась не такой уж и плохой.       — Ты ведь трезв? Не забудешь об этом завтра? — щурится Тарталья. — Не то что бы я переживал, но…       — Замолчи, придурок, разумеется, я трезв, — смеётся Кэйа. — Не забуду, не переживай.       — Что ж, тогда отлично, — отзывается он.       И целует его уже сам; Кэйа думает, что этот вечер определенно был удачным.