1000 и одна сельская ночь

      Как бы не убеждали вас религии, жизнь прожить можно только раз. Только раз можно почувствовать вкус первой любви, первого предательства, первой удачи и первого расставания.       Однажды разбитая коленка, чудное падение с дерева, яркая радуга после дождя и запах свежескошенной травы.       Слёзы радости и боли, слёзы сожаления и прощения.       Осторожные прикосновения и тихий шёпот.       Только раз.       Жизнь никогда не даст второго шанса, чтобы прожить один и тот же момент дважды.       Но Ким Сокджин очень хотел получить второй шанс, он хотел исправить всё, с самого рождения. Хотел сменить семью, внешность и множество глупых выборов, которые сделал по наставлению не собственного желания, а по велению людей вокруг себя.       Он никогда не решал сам, никогда не думал, чего хочет, и шёл только по протоптанной дороге.       Школа с биохимическим уклоном, отличный аттестат, поступление в медколледж, потом в медунивер, ординатура на кардиохирурга и должность заведующего отделения торакальной хирургии в больнице при университете Хангук. Его отец — главный акционер больницы, его мать — член совета директоров.       Выбор без выбора, так думал Сокджин все свои долгие 32 года жизни и не считал нужным что-то менять.       На правах самого несчастного и обделённого жизнью человека он сожалел, придумывал своё будущее таким, каким бы оно было, имей Джин чуть больше смелости, но делать, конечно же, он ничего по-другому не собирался.       А зачем?       Сейчас-то всё не так плохо, а вдруг будет хуже, вдруг будут проблемы? Вдруг родители перестанут с ним общаться, а друзья отвернутся?       Не то чтобы родители вели себя как типичные богатые снобы, не то чтобы друзья были глупой золотой молодёжью, но дорамы же не из пустого места берут сюжеты, верно? А если будет точно как в том сериале, который начался на прошлой неделе? Там-то все родственники отвернулись от главного героя, когда он решил жениться на бедной девушке. А если и он влюбится в бедную девушку? А если он неожиданно окажется геем, а папа и мама не примут такого поворота (Сокджин, конечно же, знал, что является бисексуалом, но чем чёрт не шутит)? А если его изобьют, и он потеряет память? А если…       Столько всего может произойти в жизни, и ко всему этому нельзя быть готовым. Тогда не лучше ли идти по проверенному пути?       — Господин Ким Сокджин.       Он поднимает глаза от коричной булочки, которую уже растерзал до смерти вилкой, и холодного американо прямо на человека перед собой. В идеально выглаженном, как и всегда, костюме, с зализанной до последнего волоска тёмной макушкой и статной наружностью.       — Господин Джексон Ван, — Сокджин отзеркаливает кивок и слегка напрягается.       Этот педантичный китаец просто так не приходит никогда, лишний раз не звонит и даже не присылает поздравления на новый год, несмотря на то, что работает с семьёй Ким уже более пятнадцати лет.       А вдруг родители решили исключить его из завещания? Вдруг подумали, что он не годится для должности заведующего отделением? Вдруг ему скажут, что он на самом деле приёмный, и они, наконец-то, решили от него отказаться навсегда (упустим момент того, что он давно совершеннолетний)?       Столько мыслей, столько проблем.       Руки зашлись нервной дрожью и ломкая улыбка скользнула по лицу.       — У Вас какое-то дело ко мне?       Подозрительно молчащий господин Ван больше утяжелял атмосферу, нежели успокаивал.       — Разрешите? — он указывает на стул рядом и садится. Собственно, ему разрешение и не нужно. Формальности.       Джексон Ван аккуратно открыл свой портфель и, с присущей только ему ледяной уверенностью, протянул Сокджину небольшой конверт. Второй же, более внушительный, оставил себе.       — Что это?       Не будь они в многолюдном кафетерии (странно, что этот человек не дожидался его в кабинете, а пришёл сразу сюда), Джин бы даже конверт проверил на свет. А вдруг его хотят отравить, да так сильно, что даже перекупили самого высокооплачиваемого юриста в Сеуле?       — Прочтите, вопросы позже.       Письмо внутри конверта оказалось простым листом в клетку, вырванным из какого-то старого ежедневника. Сокджин немного обиделся, что его убийцы не захотели потратиться на качественную бумагу напоследок.       Его сердце забилось в странном волнении.       «Дорогой Сокджин!..»       Ого, дорогой, ну, допустим, и правда не дешёвый.       «Я долго думала, что написать в этом письме, ведь когда мы виделись в последний раз, тебе было всего десять, и, скорее всего, ты не помнишь меня…»       Это ещё что? Какие-то дальние родственники собираются выпрашивать у него деньги?       «Даже являясь сестрой твоего отца, я не могу и не заслуживаю называться твоей родственницей, но, к сожалению, печальные обстоятельства не оставляют мне выбора.»       Что ж, если так подумать, все эти годы он и правда даже не вспоминал о том, что у него есть тётя. Неужели она спустя двадцать два года решила познакомиться с племянником? Всё-таки дело в деньгах? Сокджину кажется, что мир не может крутиться вокруг чего-то, что не деньги. Кому они не нужны?       «Человек, передавший тебе это письмо, — нотариус нашей семьи, его, я уверена, ты знаешь.»       Краем глаза он следил за тем, как сноб-китаец придирчиво допрашивает официанта на счёт обжарки кофе, и усмехнулся. Тяжело не знать его.       «К письму будет прилагаться моё завещание. Ближе тебя, мой дорогой племянник, у меня никого нет, поэтому, прошу, попытайся понять меня и то, что услышишь, когда завещание будет озвучено. Я не имею никакого права просить тебя вступить в наследство, но, если вдруг ты сочтешь подобное приемлемым для себя, я смогу упокоиться без сожалений.»       — Что? Завещание? — Сокджин даже не заметил, что сказал это вслух. Его глаза начинают жадно бегать по строкам, а сердце в груди дрожит.       Ему становится неимоверно жаль за свои мысли про деньги и долги. Шея и щёки начинают гореть от стыда.       Если мужчина напротив него что-то и замечает, то никак это не комментирует.       «К несчастью, мой недуг не оставил мне возможности сказать тебе всё это лично, поэтому я надеюсь, что ты простишь меня за такое непозволительное для праведного человека поведение.»       Его же собственное лицемерие давило на совесть похлеще стотонного груза.       — Как глупо.       Господин Джексон Ван по-прежнему молчал.       «Дорогой Сокджин, помни, жизнь только одна, и только ты в праве решать, как будет лучше.»       Не правда, тётя. Такому жалкому и трусливому человеку лучше ничего не решать.       «Очень надеюсь, мой многоуважаемый брат не уничтожил в тебе понимание этого.»       Отец… Что ж. Тётя, это не только его вина, Сокджин и сам достаточно ради этого постарался. Хотя более правильно будет сказать, что он не старался ни ради чего вообще.       «Я люблю тебя так сильно (до Луны и обратно).»       Джин с горечью смеётся вслух.       «Всё будет хорошо.       Будь счастлив.       С уважением и надеждой, Ким Ха Ра.»       Такое красивое имя впервые на его памяти идеально подходит такому хорошему человеку.       — Она… — он слегка откашливается, не поднимая глаз от письма, — Она умерла?       — Госпожа Ким Ха Ра скончалась двадцать пятого февраля текущего года в муниципальной больнице округа Канвондо, в Канныне.       — Вчера, боже. Это же… Какая-то маленькая деревня на берегу! Почему она не приехала в Сеул?!       — К сожалению, ответа на этот вопрос я не могу дать Вам, Господин Ким Сокджин.       Лицо нотариуса не дрогнуло ни на секунду, будто ему и дела не было.       Они какое-то время молчали.       — Какой была Ки… — он осекся, — тётя?       — Она была… — Джексон Ван, холодный и неэмоциональный, впервые за время существования человечества улыбнулся с теплотой(!!!). — Хорошим человеком.       Возможно, ему и не так уж и не было дела?       И тут Сокджин вспоминает, зачем это всё нужно.       — Завещание. Я не хочу его читать. Не могли бы Вы просто выделить основные пункты?       — Как Вам будет угодно, — нотариус распечатал конверт в своих руках, будто собирался начать оглашение всего написанного по порядку. Но спокойно заговорил, перебирая листы: — Госпожа Ким Ха Ра, находясь в твёрдом уме и трезвой памяти, оставляет вам, Господину Ким Сокджину, свои сбережения в размере пятидесяти шести миллионов вон, дом и земельный участок в Канныне. Отдельным пунктом обозначена её просьба.       — Просьба?       — Госпожа попросила указать в завещании своё пожелание Вам, — Джексон Ван поднимает на Сокджина свои тёмные и, не такие уж и холодные, как оказалось, глаза. — Она просит вас занять её место в окружной больнице пригорода Каннына.       Абсурд.       Какой абсурд.       Променять должность заведующего торакальной хирургии в больнице при университете Хангук на участкового врача в деревне?       Полный абсурд.       — Я согласен.