Удачи на даче!

― Псст! Габи! Туча, свинцово набухавшая над посёлком, медленно двинулась соседней улицы, всё словно снижаясь ближе к земле каждым порывом ветра. Тень от тучи ― круглая, с нечеткими краями всё ползла ближе, стремясь слиться с остроконечной тенью от голубой крыши мансарды. Эрвин что-то негромко спросил вдалеке ― он вечно разворачивался так, чтобы его слов не приносил ветер. Только иногда громко хмыкал. Ветер взъерошил волосы Леви, но тот так и стоял, всем своим видом — отставленная нога в кедах, острые локти на скрещенных руках — осуждая погоду за не пойми что — он вечно так делал. Туча наплыла в сторону чердака. На это не обратили внимания сразу трое: стремянка, ютившаяся в тени, Габи, мывшая окно чердака и крошечная тряпка с узорчиком из одуванчиков на небесном фоне, изорванная из пододеяльника и стремянка, верх которой топтали белоснежные «кроксы» с лимитированными клёпками. Габи усердно терла пахшее спреем для стёкол окошко от флигеля: капли от лака на решётке приходилось отдирать, ибо скребок уже исчерпал свою силу, то бишь был сломан, теперь вынуждая прятать испорченное. Затопали старые кеды по декоративному щебню, утопленному в бетоне ― «Грайс, не шуми», вот как раньше говорила на это Габи. А пока он слишком громко изображал дела на участке: всё политое, прополотое и собранное ― чтобы не заподозрил Эрвин. — Не держи, — Фалько молча перехватил её взгляд в сторону стремянки и отошел, ― Лучше лови. Фалько неловко подпрыгнул, вытягивая растопыренные ладони, но всё же поймал: карамельная бейсболка с салатовым логотипом не вязалась с ни с огромной чёрной футболкой Габи — остальные усиленно высыхали за домом ― ни с её лимонными штанами, перетянутыми завязками на загорелых лодыжках. А вот самой Габи придавало ещё более дерзкий вид ― Фалько всё чаще таращился, словно видел её в таком впервые. Габи снова усиленно засопела. Фалько прищурился в её сторону и прижав бейсболку покрепче, осторожно подхватил пачку влажных салфеток: те почти упали с нижней ступеньки. Протирать ими и стремянку, и «кроксы» Леви требовал неукоснительно: Габи теперь озиралась, ступая ими с дорожки к пруду ― теперь вокруг него, старательно охраняемого от кротов, высились одинокие, теснимые побелевшими одуванчиками, васильки. Туча становилась всё более сизой. Окно отчищалось ещё труднее — Габи почти набрала в рот слюны: плюнь и разотри, без янтарных капелек был бы повод это всё оттирать! Вдалеке прозвенела виолончель: это наконец-таки ответил Эрвин — сегодня ему звонили, говоря что-то про новый сорт, урожай и голосование. Ну вот, ещё две милипиздрические херовины, Эрвин договорит что-то про салат, которым их угощают третий день, и можно будет спуска... ― Эрвин! Быстро! Четырёхглазая пускай тоже бежит, всё равно свою она не чинит. Да, всё тащи! Габи отвернулась к окну. О нет, пускай достают её сами. Лучше повиснуть на краю, а затем подтянуться на руках, забираясь по навесу к соседнему гаражу ― там как раз всё пустует и её никто не хватится. Шутка ли ― у Элин ведь второй день шашлыки! И сидр! Она обещала! Толчок ― и никто не скажет, что она нарочно! Ебучая стремянка сама, глядите, едва живая! Но увы, Эрвин быстро нарушил все её планы: ― Габи, там чисто, не торопись. Я не скажу. Габи не обернулась: слишком важно было удержать на месте уже скользнувшую ногу. Она пошевелила пальцами, упираясь: зелёный полупрозрачный навес скрипнул не впервые. ― Габи, капля, — Эрвин вздохнул, — у меня есть ещё семь минут на зарядку, а дальше протез придётся подключать. Я повторяю: не узнает. Слезай. Капля? Протез? Не скажет? Габи сначала не поняла, что так тепло бьёт по лодыжке, мизинцу, макушке. Так он про дождь. И что подставит стремянку! Два молчуна... И неловко повисла на руках, глядя как Эрвин, покряхтывая, переносит ей стремянку, делая вид, что не заметил тряпки в пыли или капель на окне: сквозь стекло на чердак едва проступали на свет белые контейнеры и неразборчивые подписи — Леви даже здесь сохранил дичайше строгий порядок. Он точно не был библиотеркарем, а? ― Всё, я держу. Габи опустилась на ступеньку и помедлив, лишь кивнула и Эрвин только непонимающе моргнул в ответ: как и всегда, когда она его благодарила, словно это было незаслуженно или глупо. Леви хотя бы ворчал для виду. ― Ну же, давай хоть один! — Леви обогнул дом, работая локтями так, словно последний горел, ― Ершистая, слезай уже! Всё засрёт! Белое, всю простынь, скатерти! И подхватив ведёрко для прищепок с крыльца, побежал к другому углу: натянутые, белоснежные, в первый показавшиеся словно из приторно-милейшей рекламы, пододеяльники в стороне хлопали всё быстрее, точно парусами. Эрвин чуть наклонил голову в его сторону, но смотрел на Габи: ― Давай. Габи с тоской глянула на навес. Скривила рот. И спрыгнула, минуя две нижние ступеньки. И вовремя: мимо, не обращая внимания на развязавшуюся толстовку на поясе, промчался Фалько, со всей силы огибая клематисы в клумбах и уворачиваясь от кадок с кипарисами — те уже сыпались на голубой пуловер Эрвина. Тот был постиран уже третий раз за неделю: Леви никак не мог вытравить пятно от винегрета и свежескошенной травы ― почему здесь снова винили Ханджи, их соседку с другой улицы, Габи не понимала. Разве у них нет денег купить себе такой же? Или она не купит им его просто так? ― Это ― только на ступеньки! Развесь носки отдельно! Не с цветными! ― Леви сунул ей их новое, белое корытце из пластика, в котором накануне отстрирывал свои платки, не доверяя их даже полоскать в стиралке, ― И рубашку, это тебе на завтра! Эрвиновы не тронь, не отработаешь! Леви буркнул это у Габи за спиной, а тазик она быстро потащила на кухню, пытаясь разобраться, что это за вещи сюда понабросали. Или он и их сложил стопочками, прикрыв рубашкой в якорях? Мимо второй раз пробежал Фалько: теперь он утащил два таза, по-пингвиньи переваливаясь под весом каждого их них. Первый он осторожно воодрузил на скатерть, второй ― на пахшую полиролью ступеньку, ведшую к чердаку. Леви высунулся из-за москитной сетки, практически выкаркивая: ― Не стой! Марш! Другие! ― и обернулся, окрикивая, ― Эрвин! Эрвин! Не трогай покрытие с теплицы, огурцам крышка! Тащи на плечах, всё скоро засрет! И скрылся во дворе. ― Я не... Фалько начал было, но Габи шикнула: не смог так не смог, пускай бежит обратно. Эрвин, быстро вытирая ноги об один из трех ковриков, пролавировал с корзиной, словно не замечая, что Габи вообще-то ждёт его с подставленными руками. Габи отвернулась обратно, выуживая с пропахшего чем-то душным шкафа парочку вешалок ― по одной на каждую рубашку. Через другое окно зашуршали шаги по не выгоравшему из-за вечных дождей газону. ― И наша! Эрвин, ― рявкнул Леви из быстро захлопнутого окна, ― Нашу подушку! Габи усиленно сделала вид, что «нашу» ― это не для совместного сна. В комнатку с кучей книжек-фото-орденов и зелёным сукном на столе её пускали лишь изредка, с непременным «Леви терпеть не может любые перестановки и что-нибудь заметит». Фалько ― лишь за попытки убежать в одиночку. В комнате он стоял целый час и потому обратно не стремился, а чердак окончательно сделали для ненужных вещей. Только Леви почему-то бурчал, когда Габи, не стремясь к отдельной комнате и Фалько часто менялись майками и кроватями... Трижды перевесив огромную тёмно-синюю рубашку, чтобы не путаться, Габи взялась за носки, морща нос на шум: она занята, всё, ещё и ничьи носки не путает, у них лапы почти одного размера! В окно заскреблись ритмично клонимые ветки черешни, Габи быстро сбегала во флигель, забирая оставшуюся прищепку, одиноко висевшую на выцветшей кофейной вёревке от окна: здесь Леви ничего не сушил, ненавидя «слишком сырой» запах от белья. ― Прищепкой волосы заколи, ершистая, — буркнул ей в спину промокший Леви, стягивая старую кожанку, ― Я уже повесил последний носок. Эту лужу возле смородины давно пора засыпать. Промокший, на фоне не успевших как следуют промочиться под ливнем Эрвина у холодильника и тут же отмершего Фалько, достававшего сервиз из буфета, он морщился, словно готовый зашипеть кот. ― Эрл Грей буду, — заворчал он в лицо обернувшемуся Эрвину, ― И никаких бисквитов, пока не поедите что-нибудь получше. Салат сам за вас дожую. Эти двое... сами кислее редисок. После рассказа о том, как они ели сладости лишь для виду, перед волонтерами или чиновниками, про обязательную одежду для утренников и избитых сбегавших, он больше не звал их привередами — только фыркал, вечно глядя в одну точку. Эрвин поставил сахарницу и мёд на стол, глядя на попытки Габи оттеснить Фалько от раковины. Габи тут же отвернулась, стараясь не брызгаться водой. Леви проворчал что-то из ванной, но Эрвин крикнул в его сторону: ― Этих будет достаточно! Все они чистые! Габи взяла свою чашку, забирая банку с заваркой: ― Сколько? Я воды хочу! Эрвин оглядел уже расставленные Фалько чашки: ― Возьми тогда молока на какао. Фалько, садись. Почему-то Эрвин ждал их сборов за стол. Даже положив себе салат и салфетку с вышивкой в виде фиалок на колени, он ждал Леви, наполняя всем чашки. Ветер резко свистнул по оконнным рамам и дождь затарабанил по стёклам. Габи почти скучающе положила локоть на стол ― всё же что-то странное в этом было: в интернате их то просили поаккуратней есть, то подгоняли, требуя доедать всё. Но почему-то, хоть так и повторялось каждый обед или ужин, она хотела сидеть и есть здесь, не прячась ни от кого. Разве что к Элине ― там ведь все уже собрались... Хлопнула входная дверь. Леви, фыркая на пыль, посыпавшуюся на пол с москитной сетки и вытирая волосы, повесил полотенце на спинку стула и помолчав, вздохнул, глядя в одну точку: — Так, малявки, мойте полы сегодня сами и свободны. Эрвин отставил кружку, начиная свои упрёки так, словно они препирались ещё снаружи: ― Леви. Три вида кондициониров для белья. Пять видов порошка. Аккерман мотнул головой: ― Всё равно в пятнах. Эрвин выразительно кашлянул: — Квитанции. В гипермаркетах больше нет скидок и купонов. Пять часов жизни. Леви поднял голову: — Неважно. Фалько повернулся к Габи, но та пнула его под столом — не спонсируй вопросами тараканы в его башке. — Леви. Хватит. Леви вскочил, кивая на верёвки: ― Нет. Габи притихла, глядя на рубашку: плевать, походит в ней ещё. Леви буркнул: ― Завтра обещали солнце. Постираем всё заново. Фалько тайкой дёрнул Габи за рукав. Та потихоньку отодвинула стул. Скрипнула калитка. — Леви, я все! Выходи! Эй, я не опоздала? Эрвин, открой! Полчаса, не больше, вот что значил этот жест. И да, они успеют. Этим двоим явно понадобится куча времени, чтобы... договориться. По крайней мере, пока они будут ещё и мириться, они с Фалько успеют убежать до уже пропахшего прогоревшим деревом двора. — Ханджи, позже. Сейчас налью чаю вам в дорогу. Зонтики там же. ― Ой, вы снова сами... Что ещё сказала отскочившая от них Ханджи — Габи не слышала: очень кстати они выпросили у Леви сапоги и дождевики. И лишь у калитки их нагнало шипящее: ― И завтра я перемываю окна!