А потом что?

Прошло три дня.

Три дня, которые никто не искал Машу. Убедительное сообщение о желании передохнуть за городом, после всех этих событий и милое обещание скоро вернуться, убедили всех. Но на деле… она переживала ад. В первый же день девушку напичкали таблетками, от чего она крепко заснула. Руки и ноги были привязаны к кровати. В палате с 15 людьми, которые также лежали и им было глубоко наплевать друг на друга. Маша отходила от лекарств и начинала пытаться выбраться, кричать, двое санитаров унизительно на нее орали и оскорбляли. Очередной укол, из-за которого тело и разум перестают слушаться и накрывает сон. У нее отобрали телефон, забрали документы и вещи. Ее кормили мерзкой едой, что-то подгоревшее, не аппетитное, безвкусное или пресное. Чай и хлеб ей нравились. Но ими не наешься. Когда она отходила от лекарств, смотрела в окно, оно полностью было заклеено газетами с рекламой всякой ерунды, но с краю был оторван малюсенький кусочек и было видно небо. Сейчас был день, было видно серое и светлое небо. Но девушка уже не понимала, сколько прошло дней, недель, месяцев или лет. Лаура устало разгребала бумаги. Без Славы, на работе встал весь процесс. В ее офис зашел Илья, а следом люди в форме:  — Лаура Альбертовна Лукина?  — Да, — женщина кивнула, вопросительно глядя на гостей.  — Мы из налоговой службы. Поступил сигнал о денежных махинациях. Мы вынуждены провести обыск.  — Что? Какой еще обыск? — брюнетка открыла рот, — Нет. Без адвокатов фирмы вы не будете этого делать.  — У нас есть все разрешения от владельца фирмы.  — Я владелец фирмы.  — А также Ольга Аркадьевна. Она разрешила провести досмотр документации и изъятие.  — В любом случае, без юристов вы год здесь будете сидеть, — Лаура кивнула Илье и тот пошел совершать звонки, — Разве, не Вячеслав Александрович владелец?  — Супруг не может исполнять обязанности, поэтому передал часть акций и владение жене, она заняла его место.  — Исключено. Владеть должна его падчерица, я лично слышала это.  — Нет, вот все бумаги, — следователь показал листы. Лаура увидела подписи Славы и акт передачи владения частью агентства в руки Ольги. Все было законно и обосновано. И вот Лукина меняется в лице, когда к людям в форме добавляются двое адвокатов и еще человек 10 из инспекции. Это была не просто проверка… они уже заведомо знают, что что-то найдут. И она это понимает. Слава очень тяжело восстанавливался, его тело практически не слушалось. Ему было тяжело двигать руками и ногами. Мужчина огляделся в палате и увидел адвоката семьи на диване:  — Приветствую.  — Привет, — он пересел к нему, оживляясь, от проснувшегося мужчины, — В агентстве обыски. Ищут махинации.  — Мы чистые, исключено, — мужчина усмехнулся.  — Уже нашли бумаги с незаконными перечислениями на счета других агентств… они не обложены налогами и… проведены по черному.  — Что?! И кто их проводил?  — Третьякова Мария Владимировна и ты.  — Маша?! Маша?! Ты, что спятил? Она не могла проводить их, она ничего не смыслит в этом!  — Ее подписи везде, пару твоих тоже есть… и я боюсь, что это подложенные бумаги из тех… которые забрали у вас в ночь нападения.  — Чего?! — он попытался сесть и схватился за голову, — Черт… мне надо… надо туда…  — Куда?! Тихо, только после операции!  — в палату забежала медсестра, укладывая мужчину обратно. Лаура печально смотрела на найденные документы, они все были подписаны рукой Маши, все о переводах средств без оплаты налогов:  — Судя по выписке из банка, она перевела крупную сумму несколько дней назад, почти 1,5 миллиона рублей, видимо, на счет своего помощника, — следователь принес выписку.  — Всего лишь ребёнок, да? — мужчина посмотрел на Илью.  — Чей счет? — Лаура кивнула на листок.  — Перевод на счет… Лукиной Л. А.  — Невозможно, — брюнетка усмехнулась, — Нет… на какой еще счет Л.А.?!  — Вот, — он протянул ей лист.  — Это не мой счет, это счет карты моего… сына… — она сглотнула.  — Ха, хорошо устроились. Фирму Славы она разорила, а он денежки все эти на тебя перевел и они сухие оба, — Илья поднялся раздраженно.  — Не говори ерунды, — брюнетка достала телефон и набрала Машу, но долгие грудки остались без ответа.  — Где она находится? Нам положено ее задержать, — мужчина посмотрел на брюнетку.  — За городом, я не знаю, где у них и что… Спрошу у Славы, — она набрала мужчину и поставила на громкую связь.  — Алло, — он с трудом ответил, болела голова слишком сильно, от попытки встать.  — Слава, времени особо нет, скажи, куда Маша за город уехала?  — Лаура… все бумаги липа, Машина подпись могла быть взята с документов, которые у меня украли, как и мои подписи.  — Это мы разберёмся, где Третьякова? — следователь перебил попытку Лауры что-то сказать.  — Она не с вами?  — Она мне написала, что поехала передышку взять после всего этого, на вашу загородную дачу.  — У нас нет никакой дачи, ты чего, Лар?  — Да? — Илья нахмурился, оборачиваясь на телефон, — А куда тогда она поехала?  — А я не знаю! Она звонила?  — Смску прислала.  — Она бы позвонила… — он подумал, — Может дома все-таки?  — Или сбежала с деньгами, которые теперь не арестуют и они у вашего сына, — следователь посмотрел на Лукину, — Вот и сошлось все. Все еще верите в подделку документов? Где ваш сын?  — Я узнаю… — Лаура внутренне очень ругала себя, что даже на секунду не усомнилась в том, что девушка уехала. Маша проснулась снова… на этот раз у кровати стояла девушка. Домашний халатик и тапочки… пациентка. Ее пустой взгляд и немного цикличное покачивание, настораживали:  — На, на, — она протянула Маше печенье ко рту. Впервые, девушка обрадовалась такому тику, и откусила немного, блаженный сахар запустил хоть какую-то деятельность в теле:  — Не шуми. Не шуми, они отстанут. Не шуми. Маша кивнула ей испуганно и женщина ушла обратно на свою кровать под одеяло. Блондинка спокойно выпила какие-то лекарства и мирно смотрела в потолок, они вызывали странное покалывание в теле и космические точки по потолку, как, если сильно зажмуриться. Девушка подняла голову, когда зашла санитарка:  — Можно мне в туалет?  — Давай, — она кивнула, — Без глупостей только.  — Хорошо, — Маша шепнула. Девушка тяжело шла сама. Тело не слушалось, ноги были ватные, а голова тяжелее, чем могла бы выдержать шея. Длинный коридор больницы и несколько постов. На лавках у стен сидели пациенты, кто разговаривал, кто молчал. Некоторые хаотично двигались телами из-за тиков, кто-то смотрел в окно… окно, без газет, так хотелось посмотреть в него. Маша не успевала за санитаркой, поэтому та замедлилась:  — Чего тебя сюда упекли?  — Я не виновата… это болезнь, — Маша ответила с хрипотцой в голосе, у нее болело горло, после попыток докричаться до кого-нибудь.  — Туалет. Не закрывать двери, — женщина села на лавку, напротив дверей. Убогий вид обшарпанного туалета, где три унитаза отделялись перегородкой, едва, до груди девушки, высотой. Она прошла до самого дальнего унитаза и поняла, что нет даже маленького шанса побежать, позвонить или убить себя. Она, как на ладони. Из коридора видно голову, действия. В коридоре у палаты всегда санитары. Единственная надежда, перевестись в палату без надзора. Таких было несколько, она поняла это, пока они шли по коридору и потому, как пациенты сидят одни. Да, сейчас… она тоже одна. И никому не нужна. Кроме дурацких садистов в лице санитаров. Вот бы они отстали от нее. Вот бы кто-то из пациентов сошел с ума и убил ее. Нет… лекарства здесь тоже не помогают. А если и помогают, то обстановка гасит их эффект. Время. Ее торопят. Она наконец-то сходила в туалет сама. Отличное чувство. Хорошо, что прошлые походы в туалет она не помнит из-за лекарств. Наверное, унизительное что-то… Выходит. Дорога обратно. Интереснее. Теперь видно дверь, большая дверь, на всю стену. Это выход из отделения. Побежать? Нет. Слишком слабая сейчас. Даже от бабульки лет 98-и не убежит. Даже от себя не убежит. Да и куда? Куда там дальше бежать? Кто поверит, что она здорова, если сама уже не верит. Никто не поверит. Никому не нужна. Одна. Была всем нужна. А сейчас никому не нужна. Нет больше Лауры, нет больше Мари и Саши, Фаи и Славы… Слава… как он там? Непонятно. Хоть бы был жив. А если нет… А вдруг она здесь так давно, что их выдумала… вдруг никого никогда и не было? Вдруг она так больна… вдруг… она всегда одна. Одна.