Алый закат

По ясному небу медленно плыли тучи, они были светло-серого цвета. Вроде уже третья неделя войны, если не меньше или даже больше. Сейчас все пытаются остаться в живых и, как обещали, вернуться домой, а кто-то и просто хочет, дабы этот ужас закончился. Никто не хочет видеть смерти людей, а ведь где-то погибают кому-то родные люди, ах, какой ужас. Но сейчас так тихо и уютно, эту тишину прерывают лишь русские голоса и звуки передвигающихся техники и людей. Солдат, которому по виду лишь пятнадцать или даже шестнадцать лет, повернул голову сторону, ведь виды спин своих товарищей или же танков ему наскучили. Как же всё отвратительно, он уже пожалел, что пошёл воевать, хотя даже не знает, что будет лучше: сидеть где-то и прятаться в страхе или воевать с таким же страхом, но он старался не показывать этого, ведь бояться лично ему нечего, вероятно. Юношескому взору предстала длинная, уходящая в даль, река, он видит, как по течению плывёт небольшой листик. Совсем скоро он уплывёт за горизонт. На лице парня появилась грустная улыбка, неведомая сила заставила его отбиться от группы людей, подходя ближе к речке. Тело в военной форме до пояса окутал туман, совсем неудивительно, ведь утренний туман ещё не испарился с земли. На самом деле парень даже не знал, зачем он подошёл к реке, ведь этот лист ничем не примечателен, он таких повидал много за всю свою жизнь, но если так задуматься… это напомнило ему о славном времени, которое называется для него «детство», когда он вместе со своими братьями весело бегал по улице, играя в догонялки; а больше всего этот лист и полоска воды напомнили о весне: когда практически везде появляются ручейки, они делают кораблики и пускают, а потом пытаются поймать! Славные были времена, а сейчас что? Звуки боя почти всегда, просто ужасно, хочется простого отдыха от всего этого, ведь и тело, и разум загружены мыслями о том, как должны проходить военная операция для того, чтобы враг не прошёл дальше того, куда ему «можно»; эти ублюдки вообще должны уйти отсюда! Они настолько мерзкие, что даже врагу не пожелаешь встретиться с ними. — Эстония! — парень немного вздрогнул, он явно ушёл в свои мысли совсем позабыв о том, что они вообще-то идут на будущее поле боя. Как ужасно, он ведь мог и потеряться, хотя скорее всего он просто бы отстал от роты и пришлось бы догонять, а дыхалка у него не очень хорошая, — ты почему тут застыл? Мы тебя чуть не потеряли, дурашка. Юноша повернул голову на говорящего: кто бы мог сомневаться, что это Литва, его брат — только он называл его «дурашка». Эстония так и не понял, почему появилось данное прозвище — Литва ни разу не рассказывал об этом, лишь улыбался и отшучивался от вопроса Эстонии. Литва был высоким парнем, скорее почти мужчиной, ведь уже через месяц ему стукнет двадцать два года. Светлые волосы цвета соломы были завязаны в низкий хвост — он решил почему-то не состригать себе волосы, хотя это было достаточно обязательно, но он на отрез отказался. Хах, как же полезно, что твой отец — это страна, ведь от его волос по итогу отстали, пускай и находились командиры, готовые осудить за такой смелый шаг; и вообще Литва папенькин сынок. Знали бы они, что у Литвы и СССР были не очень хорошие отношения; но мужчина как-то пытался влиять на сына, выходило, мягко говоря, не очень, но об этом сейчас вспоминать некогда — не то время и не важно это от слова совсем. — Задумался просто, — произнёс Эстония, вновь взглянув на воду: листочка уже не было, с губ сорвался тихий вздох, спокойные несколько секунд в этом аду закончились. С губ старшего сорвался смешок, он положил руку на голову брата и потрепал его волосы, отчего эстонец фыркнул: этот жест обычно делали с младшими, по крайней мере, данное действие именно эстонец воспринимал как обращение к ребёнку, что ему не сильно-то и нравилось. — Вы там статуями стали, что ли?! Литва с Эстонией посмотрели в сторону того, кто, вероятно, обращался к ним, и они не ошиблись. Там стоял Латвия, у него было серьёзное выражение лица; чёрноволосый тяжело вздохнул. Кроме войны, террором был ещё и Латвия: он не был даже старше Литвы, но именно ему отец сказал приглядывать за ними, да ещё из-за войны он стал более серьёзным, закрытым и в каком-то смысле грубым. Это не сильно удивляло, но было неприятно, ведь, пускай он и хотел защитить страну и братьев, это выходило у него, мягко говоря, не очень потому, что от его слов и действий было скорее обидно, нежели чувствовалась родственная связь, пускай и не кровная. — Нам надо идти, или же вам захотелось сбежать, а? — он быстрыми шагами начал быстро подходить к братьям — теперь лицо латвийца казалось злым и раздражённым. Он не был главным в их отряде или каким-нибудь там лейтенантом — нет, он простым солдатом, его задачей была защищать братьев, и он будет ей следовать, естественно, своими методами, а не теми, которые скорее всего имел в виду СССР. — Не злись, Латвия, — с улыбкой произнёс Литва, кажется, он пытался наоборот поддерживать обоих братьев более мягким образом (даже не скажешь, что он — потомок Речи Посполитой. Или кого-то подобного — Эстония даже не задумывался об этом. Эстонец окинул взглядом ещё одного брата. Он был немного выше Литвы, с рыжими волосами и парой белых прядей: это навряд ли седина, ведь они были не по всей голове, а лишь парой полосок на чёлке. Его волосы были наоборот немного сострижены, ибо решили, что они не особо будут ему мешать, скорее всего, Эстония не знает ничего из этого, ведь он был подстрижен под ёжик до войны по своему желанию и ему проходить стрижку ещё раз; интересно, а придётся ли? Волосы у него отрастают достаточно быстро, жаль, что больше снова не будут настолько пышными, какими были до стрижки. Он уже даже скучает по своей прежней причёске. Она бы напоминала о спокойных, светлых днях без войны. Латвия серьёзно смотрел на Литву, который всё так же с веселым блеском в зелёных глазах смотрел на него, отчего рыжему стало не очень приятно. По итогу он не выдерживает и лишь отводит взгляд в сторону, не может он длиться, когда на него так смотрят. Но и пересматривать свои взгляды на то, как он защищает их, — не будет. — Идёмте уже, — немного раздражённо произнёс парень. … Небо окрашено в алый цвет. Уже вечер, скоро будет яркий закат, который предвещает то, что скоро начнётся ночь. А увидят ли все эти люди следующий день? Он поворачивает голову, смотря за свою спину: кто-то, даже сидя в окопе, умудряется говорить на посторонние темы. Потягивая сигарету Эстония тихо вздохнул, устремив взгляд куда-то за горизонт. Он сидел не в окопе, а в нескольких шагах от него. Ему не нравилось сидеть в земле; знает, что это вынужденная мера, но никак не может к этому привыкнуть. Почему он вообще пошёл на войну? Мог бы сейчас быть в спокойном месте — отец бы обеспечил, — а не сидеть в окопах и видеть смерти людей. Это сильно повлияло на психику пятнадцатилетнего парня, а ещё то, что он — страна, подлило масло в огонь, ведь просто так он не умрёт. Интересно… а из-за этого ли он не сильно эмоциональный? Он и сам не знает. — Перед боем выстрелы не слышны, да? Парень вздрагивает, начиная кашлять, так как не ожидал того, что к нему кто-то подойдёт: обычно всем было в какой-то степени наплевать на то, что он сидел вне укрытия, потому что все заняты подготовкой к бою; они шли с одной целью — бой против врагов, которые не должны пройти дальше. Эстонец оборачивается, с явным желанием выругаться на того, кто потревожил его покой, да ещё и напугал. — А, это ты, — рядом с Эстонией опустился двадцатилетний русый парень: это был Евгений, в каком-то смысле это был друг трёх братьев. Ведь Женя был весёлым пареньком и, даже несмотря на то, что сейчас идёт война, он знал, как рассмешить даже Латвию, а это многого стоит. — Курить вредно, твой отец был бы недоволен, — сказал парень, проследив взглядом на окурок, который Эстония швырнул в правую сторону от себя. — Отстань, а. Отца здесь нет, и мне это не навредит, — он начал шариться по карманам. Вот чёрт, сигареты закончилось, — мргх, Евгений, у тебя есть сигареты? Евгений лишь отрицательно покачал головой и развёл руки в стороны: он не курит, у него другие способы расслабляться в такое непростое время. — Я по-другому расслабляюсь, да и курить мне не понравилось, а я пробовал аж три раза, честно! — вероятнее всего, он пытался как-то развеселить таким образом Эстонию, ведь давно не видел на его лице улыбки. Юноша посмотрел на лицо друга, который явно желал того, чтобы его не совсем смешная шутка понравилась, так как ничего лучшего он совсем не придумал. С губ сорвался тихий смешок, кончено же, это было не совсем искренне, ведь псевдошутка была совершенно не смешной. — Враг не должен дальше пройти, Женя, не должен, — тихо произнёс эстонец, вновь смотря куда-то вдаль, гадая, с какой стороны пойдёт недруг и… если честно, он думал над путями отступления чисто в одиночку. Ему страшно, сильно. Парень лишь рассмеялся и аккуратно хлопнул Эстонию по спине, произнося: — Да не напрягайся ты так, мы победим их натиск! И вместе с тобой и твоими братьями даже в Берлине станцуем победный танец! … Выстрелы, крики, взрывы. Это всё слишком сильно давит на слух. Каждый крик от боли резко начинается и так же резко обрывается. Некоторые крики заканчиваются уже во взрывах. Эстония сидел в окопе. Юноша дрожащими руками старался перезарядить автомат, с глаз капали слёзы, он остался не плакать, но это так страшно… Он за все эти несколько недель на войне не был на настоящем сражении, оттого он и шокирован настолько. Собственные руки были уже грязными от земли, как отвратительно; глазами он пытается найти хоть когда-то знакомого, но люди даже в их окопе двигаются резко и быстро, а он сидит, как запуганая овечка, которая желает убежать от волков, но не может из-за страха. — «Господи, спаси и помоги», — он не знал совершенно никаких молитв, лишь это обращение появилось в его разуме. По-хорошему, нужно наоборот действовать, а не сидеть, молясь тому, кого скорее всего даже и не существует, а он является лишь выдумкой людей, дабы управлять остальными людьми, как послушными марионетками. Его резко начали трясти за плечи и что-то кричать, он не слышал что именно, ведь был настолько в шоке, что в его ушах до сих пор слышались лишь выстрелы и чужие крики. — Эстония, Эстония! — кричал Евгений, который смотрел на бегущих назад людей. Они проигрывают, нужно отсюда срочно уходить в дальние окопы, а дальше и убегать на ещё большее расстояние, — ну что ты сидишь-то?! Вставай! Нам нужно убегать! — у него подступала настоящая истерика, ведь он даже взглядом не мог найти братьев Эстонии; он видел лишь Литву, но где он его теперь найдёт?! А Латвия на задних позициях находится; те, наверное, убежали одними из первых, твари, а на тех, кто на ближних, вообще наплевать да?! — Чёрт… — сорвалось с губ Евгения, когда в их окопе взорвалась граната, благо на другом конце, но он видел дым от взрыва. Нужно срочно убегать, но он не может бросить своего друга здесь. Евгений не хочет позволить, чтобы кто-то попал в плен к немцам! Страны вроде не умирают просто так, но это совсем не утешение, да и стоит ли говорить, что именно в этот момент Женя совсем позабыл об этом? Вырвав из рук Эстонии автомат — он будет лишней помехой, — он хватает друга и в прямом смысле выталкивает его на другую сторону окопа, следом вылезает и сам. Дальше все его движения очень обрывистые и быстрые: схватив парня на руки он, немного запинаясь, побежал к дальним окопам. Естественно, с ошарашенным человеком, который сейчас является просто тряпичной куклой, на руках по ямам будем очень трудно бежать, но он решил рисковать. За своей спиной он вновь услышал взрывы, а также крики оставшихся там людей. Правда, как только он добежал до второго окопа, он споткнулся, не сумев удержаться на ногах, и упал, тем самым выронив из рук Эстонию, который, естественно, в отличие от него самого, пролетел чуть больше и упал в сам окоп. Почувствовав боль в затылке, Эстония наконец-то смог прийти в себя; кто бы мог подумать, что когда-то эстонец будет благодарен боли. — Что за… — он начал осматриваться по сторонам, боль в затылке давала о себе знать; он не может понять, что происходит вокруг него. Но тут услышал голос Евгения, который уже сидел на коленях. — Беги отсюда! Беги! Я говорю: беги! — кричал парень, он и сам собирался убегать, но нужно сейчас понять, может ли Эстония нормально функционировать. А ведь может, так как, недолго поколебавшись, юноша сразу же срывается с места и, быстро вскочив с ног, выбирается из окопа, начиная бежать. Он не знает куда бежать совсем, так как все новости о том, что делать, прошли мимо его ушей: он просто бежал, бежал, куда глаза глядят. И это его подвело. Эстония не заметил окоп, перед которым нужно было затормозить и спокойно спуститься, и потом просто пластом упал в него. Да, и из-за слабой дыхалки и уже, соответственно, нехватки воздуха у него началась кружиться голова; перевести дыхания не было возможности, а теперь он ещё и встать не может. Голова болит, один из боков тоже. Юноша сжал зубы, до слабого звона в ушах. что же делать? — Г-господи… Глаза медленно закрываются, молодой солдат старается подняться и спрятаться, ведь здесь небезопасно. Но уже всё плыло перед глазами, он даже не может и услышать, говорят ему что-то или нет. Тело с тихим тяжёлым вздохом падает на землю, лишь остатком его сознания он слышит очередной взрыв, чей-то крик — и тишина, только звон в ушах…

***

Сколько времени прошло? Несколько минут или даже часов? Непонятно, перед глазами темно, но чувствуется какой-то дискомфорт где-то в районе лица или головы. Лицо скривилось, неприятно. Что происходит вообще? Но Эстония подаёт признаки жизни, это ведь замечательно. Через пару секунд он начал немного раскрывать глаза и пока что видел лишь размытые пятна и очертания людей. До его только-только очнувшегося сознания долетали обрывки фраз, но он не мог составить из этого осмысленное предложение и понять о том, о чём идёт речь. Почему-то Эстония подозревает, что разговор идёт о нём. Почему разговор? Он слышал несколько голосов, хотя для его разума они пока что было абсолютно похожими, но это были разные люди, скорее всего. Да, он теперь различает их лучше! Но это не русский язык… даже голоса и их тон совсем не знакомы Эстонии, это начало его напрягать. Наконец он смог сфокусировать свой взгляд; теперь может всё хорошо разглядеть. Увиденное привело его в шок и заставило сердце уйти в пятки. Это немцы… неужели битва проиграна? Нет… а как же остальные люди?! А его братья? Где все?! Какой ужас. На лице немца, который приводил Эстонию в себя, так как заметил «труп», который почему-то дышал, а раз на нём русская форма, то значит это русский, а значит это пленник, который сдастся без боя, ведь рядом с этим парнем не было замечено какого-либо оружия. Какой же неудачливый солдат, и ещё ему повезло, потому что если бы он сейчас не очнулся, то его бы просто застрелили, ведь немецкий солдат был не один, а вместе со своими товарищами, и у них был чёткий договор о судьбе этого солдатика; вообще, она практически зависела от него. А повезло ли? Теперь он будет умирать медленно… — Du bist eine Leiche, Junge, — с усмешкой произнёс немецкий солдат, тихо смеясь. Эстония судорожно сглотнул. Ведь немного понимал немецкий, до войны он начал его изучать, ему стал достаточно интересен этот язык, не успел правда развить свои умения, но эту фразу он перевести смог: «Ты труп, мальчик».