Голос чарующего мая

      Первое, что почувствовал Коля, как только раскрыл глаза, была крепкая рука, обнимавшая его за пояс. Вторым шла головная боль. Он помнил, как они с Владимиром Александровичем приехали в ресторан, как он ел цезарь за бешеные деньги, как они говорили о цветении сирени и современной музыке, как потихоньку заканчивалась бутылка вина. А потом будто пропасть и вот, он лежит в мягкой кровати, ещё и в объятьях несложно догадаться кого.        По тихому сопению и теплому ощущению в районе шеи, которое было благодаря чужому дыханию, певец предположил, что Владимир ещё спит, и у него есть шанс найти ванную и уйти туда, так сказать, обдумывать все произошедшее. Но как только Соколов постарался выбраться из-под одеяла, почувствовал то, что не хотел бы чувствовать в данный момент. На нем совсем нет одежды. Даже гребанных носков.        «Боже, блять…»        До этого холода он не чувствовал, так как рука начальника лежала поверх мягкого пухового одеяла и придерживала его, что не дало в течение ночи свалиться белой ткани и открыть нагое тело. Злость, страх и смятение вихрем закружились в сознании, пока Коля попытался определить для себя главные цели на данный момент.        Найти ванную.        Аккуратно, дабы не разбудить Владимира, певец приподнялся на локте, осматривая комнату. Светлое пространство с большими окнами, за которыми валит пушистый снег уже нового две тысячи девятнадцатого года. Коля пропустил, а скорее просто-напросто пропил Новый год. Стыд какой.        На тумбочке рядом с ним нет ничего  кроме воды в стеклянной бутылке. Большое вертикальное зеркало напротив кровати позволяет взглянуть на спящее тело возле себя даже не поворачиваясь. Уже без водолазки и пиджака, мужчина спит в одних брюках. На одном из двух кресел возле окон Коля замечает ремень, и он явно принадлежит не ему. Шкаф, тумбочка, но они пока не совсем интересны и к месту, ведь вряд ли его вещи лежат там, верно? Коля видит дверь, приоткрытую, которая может быть тем, что ему надо. Сделав три глубоких вдоха и выдоха, как бы собираясь с мыслями, юноша вместе с одеялом стекает из под руки Безрукова, медленно опускаясь на пол. Коля видит рубашку, белую, свою. Внимательно наблюдая за тем, чтобы глаза Владимира не раскрылись, Соколов подбирает мятую вещь под одеяло, крепко удерживая все в руках, дабы скрыть свое тело. Медленно поднявшись на ноги, стараясь делать все абсолютно бесшумно, Коле удаётся добраться до светлой двери, нажать на выключатель, чтобы в маленькой комнате загорелась лампочка, и запереться внутри.        Нужно срочно вспоминать, что было после светских разговоров, улыбок и идиотского вина. Коля проходит к светлому унитазу и, опустив крышку, садится сверху, лучше укутываясь в одеяло и сжимая в руках рубашку. Он никак не помнит, чтобы они приходили в номер. Где они вообще? Точно не в клубе и не в квартире Безрукова. Где-то высоко, иначе бы вид из окон был совсем другой. Никаких зацепок найти не удаётся, а от одной мысли, что этой ночью между ним и его начальником могло что-то быть, Коле хочется спрятаться от стыда. Как он мог такое пропустить? Как он может просто не помнить того, чего так яро хотел в душе, что иногда виделось во снах?! Неужели все действительно было…?        Коля поднялся на ноги и, бросая под ноги рубашку, прошёл к зеркалу с подсветкой, осматривая свое лицо. Ну, на первый взгляд, все как всегда. Но если бы что-то было, он бы это почувствовал? Ну наверняка ведь да. Как найти следы недавней похоти на своём теле? Осмотреть себя полностью? Да как после такого вообще можно смотреть на себя, прости Господи! Соколов медленно начал спускать одеяло, потихоньку оголяя шею, а затем и плечи. Вот и оно. На шее сбоку красуется кровоподтёк, который не мог появиться от салата и вина, а ещё от простых разговоров. Всё таки что-то было.        Коля на эмоциях дёргает колёсико, и из металлического крана льётся поток воды. Внезапно парень ловит себя на мысли, что он боится не того, что что-то было, а того, что он этого совершенно не помнит. И это потеря, действительно серьёзное упущение. Коля отступает назад от зеркала, прокручивая одну и ту же мысль в своей голове: ему нравится вся ситуация, и единственное, что его смущает, так это полное отсутствие каких либо подробностей.       «Да ты чокнулся, Соколов!»        И что теперь делать? Что будет с ним дальше? Да плевать на него! С их отношениями что теперь будет? Вновь так много вопросов, на которые никто не может дать ответы. Такое положение дел начинает раздражать, хоть когда-то ведь должно быть понятно хотя бы что-то. Коля снова делает упражнение на дыхание, чтобы попытаться привести свое сердце в порядок и заставить его биться немного помедленнее, а затем отпускает одеяло и, выключив воду в раковине, перемещается в душевую кабину. Холодные струи воды, которые подействует отрезвляюще, никогда не будут лишними. Тем более сейчас.       Надев свою, благо длинную, рубашку, Коля аккуратно открыл дверь и, удерживая в руках одеяло, вышел из комнаты. По ощущениям прошло минут пятнадцать, может, чуть больше, а Владимир остался лежать как прежде. Его волосы растрепались, брюки, естественно, помялись, но Колю больше волнует оголенный мужской торс, от которого он не может отвести глаз, будто его заколдовали. Перед кроватью парень замечает кучку одежды и, рассчитывая на то, что все-таки получится собрать вещи по частям, быстрыми и максимально тихими шагами направляется прямо. Действительно, в куче и его брюки, и чужой пиджак, и его хипсы, и открытая обёртка от презерватива, на которую Коля смотрит так, как будто это что-то, что ранее он не видел и надеялся не видеть и дальше. Но что-то пошло не так. Быстро прикрывая найденными вещами самое сокровенное и отложив брюки в сторону, Коля аккуратно поднимает яркую обёртку и шумно выдыхает: презерватив внутри, не использованный и похоже, даже не тронутый. А зачем нужно было раскрывать обёртку? Ещё больше вопросов.        Хотя бы часть ответов можно будет получить, как только Владимир Александрович соизволит проснуться, а пока что Коля забирается обратно на кровать и накрывает оголенную часть чужого тела одеялом, всматриваясь, как спокойно поднимаются и опускаются плечи Безрукова. Хотелось бы ему побыстрее узнать, что происходило ночью, а ещё  больше хочется спросить у него, взрослого и умного, что будет дальше. Владимир точно должен знать ответ, он ведь сам Безруков, тот, кого боятся в клубе все. Но боятся, потому что совсем не знают его, а вот Коля знает. И более того, Соколов убеждён, что его начальник не способен причинить кому-то реальный вред. Он, как бы это сказать, будто бы слишком продуманный и добрый для такого. По крайней мере, таким он кажется Коле, несмотря на то, что совсем недавно он растоптал его сердце, наверняка, сам того даже не подозревая. Но смотря на него сейчас, спящего, Коле хочется лечь, как он лежал до этого, крепче прижаться к тёплому телу и обнять в ответ. Парень улыбается, сам не понимая чему, но то тепло, которое он получал от начальника, казалось бы, не получал ни от кого за свою не такую уж и долгую жизнь. Только Соколов хочет бережно убрать тёмные пряди с мужского лица, как Безруков жмурит глаза и, перевернувшись на спину, хоть и не полностью, но раскрывает веки. С сонным взглядом мужчина медленно поворачивает голову в сторону своего спутника.        — Доброе…        — Я не гей, — перебивает Соколов хриплый голос, резко вставляя свои пять копеек.        Безруков, ухмыльнувшись, накрывается с головой одеялом и отворачивается от парня, оставляя того вместе с его едкой фразой, повисшей в воздухе.