Враги бывают разными

За столом у окна сидят Лили, Джузеппе, Керолайн и Стефан. Разговор смолкает, когда приближаюсь я. Машу рукой как дурочка. У всех на лицах удивление. – Привет. – Елена! Здравствуй! – Первой приходит в себя Лили и оглядывает стол. Ох! Свободных стульев нет. Мы опоздали всего минут на пять. Они, очевидно, не ожидали, что мы появимся. Деймон немного задерживается позади, слава богу. – Быстро, быстро! – Я осматриваю соседние столы. – Ещё стульев! – Лили ахает. Она отлично понимает: если Деймон подойдёт, а места для нас нет, он закроется в своей ракушке. Джузеппе сидит у края стола и невозмутимо читает газету. Нет, погодите, медицинский журнал. Бог ты мой! Он не подаёт признаков того, что замечает присутствие рядом с ним других людей. Возникает суматоха, мне удаётся взять от соседнего стола пару стульев. К моменту, когда с тарелкой круассанов и чашкой чая подходит Деймон, мы все сидим как ни в чём не бывало и пытаемся передвинуть тарелки так, чтобы они вернулись к прежним владельцам. – Доброе утро, – произносят все. – Привет, – осторожно отзывается Деймон и ставит тарелку с чашкой напротив меня. – Я взял для тебя последние. – Тарелка завалена круассанами и клубникой. Деймон проводит рукой по моей шее. – Очень мило с твоей стороны. Спасибо. – Пойду возьму себе что-нибудь, – говорит он, не задерживаясь. Лили следит за ним грустно и в то же время радостно и смотрит на Джузеппе. Я улыбаюсь Керолайн, чтобы показать, что больше не сержусь. Должно быть, от меня исходит ядерное посторгазмное свечение. Она осторожно улыбается в ответ. – Как вы себя чувствуете, миссис Сальваторе? Я не особенно задумывалась, задавая этот вопрос, но от слов «миссис Сальваторе» она вздрагивает. Может, я преувеличиваю, но у меня такое ощущение, будто я швырнула гранату. Слова звенят в ушах, отражаются от стен, пробирают до костей. Миссис Сальваторе. Как помпезно, и правда. – Как выжатый лимон. Я так устала, что всё время будто сплю. Но сон приятный. – Она расплывается в улыбке и смотрит на скатерть. – Миссис Сальваторе. Это звучит так… – Она прикрывает лицо руками и вздыхает, смеётся и пожимает плечами. Керолайн, не лезь в мои мысли.

***

– Извини, что мы заняли такой маленький столик… – начинает Лили, но я качаю головой: – Ничего страшного. Мне пришлось запускать лассо, чтобы притащить его сюда. – Я изображаю, как раскручиваю над головой верёвку, и женщины разражаются хохотом. Мужчины сидят молча, читают и едят. – Не знаю, почему он всякую мелочь превращает в проблему, – тихо вставляет слово Стефан и быстро, морщась, делает большой глоток кофе. Такое ощущение, будто он всегда так занят, что даже пищу принимает обжигающе горячей и большими кусками. Может, все доктора такие. Скорее заправляются топливом, чем получают удовольствие от еды. – Он стесняется. Оставьте его в покое. Моё нахальство в стиле младшей сестрёнки заставляет Стефана сдвинуть брови, но потом он смеётся и смотрит на Деймона: – Стесняется! Да уж… Я вижу, что до него постепенно доходит смысл моих слов, как до меня дошло вчера. Застенчивость принимает разные формы. Некоторые люди робкие и мягкие, другие робкие и неприступные. Или, как в случае с Деймоном, робкие и закованные в рыцарские доспехи. – Деймон, Елена, спасибо вам за подарок, – говорит Керолайн, когда мой спутник занимает своё место, потом ловит мой взгляд и улыбается, явно считая, что это был мой выбор. – Я даже не видела, на чём он в конце концов остановился. – Откусываю большой кусок круассан. Деймон держит одну руку на спинке моего стула, его тёплая ладонь лежит у меня на плече. – Самый прекрасный набор уотерфордовских хрустальных бокалов с гравировкой в виде наших инициалов. И две бутылки «Моэт». – Славно сработано, Деймон. – Свадьба прошла отлично, – говорит ей Деймон. Они всматриваются друг в друга, а я заглядываю в глаза Деймона. Вероятно, они впервые видятся после разрыва. Я почти дрожу от напряжения, пытаясь уловить признаки остаточной сердечной боли, желания, недовольства, тоски. Если бы у меня были усы, они бы сейчас шевелились. – Спасибо, – отвечает Керолайн. Она смотрит на своё обручальное кольцо, а потом на Стефана с безнадёжной преданностью. Я перевожу взгляд на Деймона. Если бы существовала вероятность, что он проявит себя не с лучшей стороны, это случилось бы сейчас. Деймон улыбается, смотрит в свою тарелку, затем на меня, целует в висок, и я сдаюсь – убеждена. – Как тебе удалось спрятать от нас Елену? – спрашивает Керолайн, разрезая грейпфрут. – О, знаете ли, я держал её в подвале своего дома. – Это не так уж плохо, как можно подумать. Он там всё обустроил с комфортом. Все смеются. Кроме Джузеппе, естественно. Вдруг я делаю открытие, которое приносит мне облегчение. Я ни под кого не подлаживаюсь. Это объясняет, почему я так свободно сижу здесь и ем с незнакомыми людьми. Если я им нравлюсь, отлично. Если нет, могу уйти. Но у меня появляется то же расслабленное ощущение, как когда я сижу со своей семьёй. Стоит повернуть голову под определенным углом, и Джузеппе вообще скроется из поля зрения. Керолайн перечисляет, какие ещё подарки они получили. Новое золотое кольцо Стефана поблёскивает в неярком солнечном свете, проникающем сквозь облака, и время от времени он сгибает большой палец, чтобы прикоснуться к украшению. Керолайн с нежностью во взгляде наблюдает за мужем. Завтрак Деймона – это два варёных яйца, пшеничный тост и горка подвядшего шпината. Он выпивает кофе двумя глотками. Я смотрю на свою тарелку и щиплю себя за живот под столом. Его тело – храм. Моё в таком случае – лачуга, слеплённая из масла. – Ещё кофе? – Я встаю с намерением взять фруктов. Невозможно есть одну выпечку. Деймон хватает меня за запястье и просит взглядом: останься. Я нежно глажу его по руке, и он неохотно отдаёт мне свою чашку. – Я сейчас вернусь. Ещё кому-нибудь? Неторопливо вожусь с кофемашиной. Обстановка за столом чопорная, и мне становится очевидно, что я незваный гость. Одна из всех не Сальваторе. Пока борюсь с пластиковыми щипцами за кусок арбуза, улавливаю обрывки разговора на повышенных тонах. Кладу на тарелку гроздь винограда, и окончательно осознаю. Вот чёрт! Поспешно возвращаюсь к столу: Керолайн застыла, в глазах испуг, у Стефана вид удручённо-покорный. – Но вот что мне хотелось бы знать, так это почему ты бросил медицину? Любая мартышка может получить МВА. – Джузеппе отложил в сторону своё утреннее чтение и буравит взглядом Деймона. Серьёзно, меня не было здесь всего пару минут. А ситуация успела обостриться. Я кладу руку сзади на шею Деймона, будто удерживаю за ошейник готового ринуться в бой пса. – Ни хрена! Если бы ты что-нибудь об этом знал, то понимал бы: невозможно завершить курс МВА для топ-менеджеров, работая полный день. А я это сделал. И был среди двух процентов лучших выпускников. Я получил четыре приглашения на работу, и две из этих компаний продолжают звонить мне. – Удивительно, что ты завершил учёбу, если это было так трудно, – говорит Джузеппе. – Я думал, твоё любимое занятие – всё бросать. – Эй! – выпаливаю я, продолжая стоять, и понимаю, что рука у меня непроизвольно оказалась упёртой в бок. – Елена, они просто… – Лили не знает, как поступить. – Может, ты поговоришь с Деймоном на улице, Джузеппе? Люди за соседними столами сидят, опустив приборы до разного уровня, что выражает жадный интерес или желание не быть свидетелями скандала. Деймон недобро смеётся: – Зачем, чтобы мы могли по старинке навалять друг другу? Ему это понравится. Джузеппе выкатывает глаза: – Тебе бы лучше… – Поднабраться силёнок? Это ты собирался сказать? Я всю жизнь это слышу от тебя. – Деймон ожесточённо смотрит на меня. – Теперь мы можем уйти? – Может быть, лучше обсудить всё сейчас. А то могут пройти ещё пять лет без толку. – Она из этих нежно-чувствительных натур, – говорит Джузеппе жене. – Фантастика! Деймон угрожающе щурит глаза: – Не говори о ней ничего. – Что ж, она не может не вмешиваться. – Помолчи! – говорит Лили мужу. Она злится. – Я просила тебя только об одном – соблюдать приличия. Так что закрой рот. Я смотрю на Джузеппе, он – на меня. Осматривает с головы до ног насмешливым взглядом. Потом фыркает и отворачивается к окну, слушается жену, губы недовольно поджаты. Ну и ну! Я не собираюсь сносить пренебрежение к себе вторично, тем более от другого Сальваторе. Мое терпение лопается. – Ваш сын невероятно талантлив. Собран. Очень умён. Без него в нашем издательстве всё развалилось бы. – И что он там делает? Облизывает марки? Отвечает на звонки? Мы скрещиваем взгляды. Я издаю резкое – ха! – Вы действительно думаете, что он этим занимается? – Я не собираюсь сидеть здесь и слушать, как вы разговариваете со мной в таком тоне, юная леди. Я видел, как подписаны его электронные письма. Помощник директора. Не знаю, кем вы сами себя возомнили. Он пытается восстановить пошатнувшийся авторитет. Может быть, я сяду и стану хорошей маленькой девочкой. Деймон инстинктивно поднимается на мою защиту, но я машу ему, чтобы сидел. Я справлюсь. – Я человек, который знает вашего отпрыска лучше, чем вы сами. Он тот, перед кем отчитываются финансовый отдел и отдел продаж. Его все до смерти боятся. Был случай, когда один сорокапятилетний мужчина умолял меня в коридоре у зала заседаний передать на подпись документы, чтобы только не присутствовать на собрании. Я видела, как сотрудники суетятся, словно муравьи, проверяют цифры по два, по три раза. И даже после этого Деймон всегда умудряется находить ошибки. А тогда у кого-нибудь выдаётся очень тяжёлый день. Джузеппе хочет возразить, но я не даю ему и слова вставить. Я так разошлась, что готова задушить его. Честно, я могла бы обхватить руками и сдавить его шею. Я Лара Крофт, пистолет нацелен, глаза пылают жаждой мести. – Причина, по которой «Локвуд букс» не лопнуло до слияния, – это инициатива Деймона сократить штат на 35%. Я возненавидела его за это. Такое хладнокровие. Вы даже не представляете, каким он может быть. Но это означало, что другие сто двадцать человек не потеряют работу. Будут выплачивать ипотеку. Так что не смейте выдумывать, будто он ничтожество! И мне достоверно известно, что Деймон был незаменимым во время переговоров о слиянии. Один из корпоративных юристов называл его, цитирую, «чёртов упёртый осёл». – Похоже, меня понесло. Я будто очищаюсь от чего-то. – Его босс, который содиректор только по должности, – толстая, склизкая жаба – помешан на медицинских предписаниях, он едва способен сам шнурки завязать. Деймон заправляет всем. Мы оба. – Я смотрю на сидящих за столом. Деймон запускает пальцы под пояс моих джинсов. – Простите, что устраиваю сцену. Вы все мне симпатичны. За исключением вас. – Я сурово смотрю на Джузеппе. – Я провела с Деймоном больше времени, чем любой из сидящих здесь, и должна сказать: вы не знаете, кто у вас есть. У вас есть Деймон. Он странный, с ним трудно. Половину времени я его ненавижу, и он меня бесит, – очевидно, это наследственное. Вы посмотрели на меня точно так же, как Деймон при нашей первой встрече. Сверху донизу, а потом – в окно. Вы всё обо мне знаете? Вам и о нём всё известно? Я в этом сомневаюсь. – Я пытался дать ему толчок. Некоторых людей необходимо подталкивать, – говорит Джузеппе. – Нельзя действовать двумя противоположными способами. Невозможно совершенно пренебрегать человеком и в то же время смешивать с грязью его выбор. Джузеппе поднимает руку ко лбу и потирает его, как будто у него разболелась голова. – Мой отец давил на моего младшего брата. – И как ему это нравилось? Джузеппе отводит глаза. Не слишком убеждённый, я полагаю. – Он не стал врачом. Из-за этого. – (Джузеппе таращится на меня.) – Но я хочу, чтобы вы кое-что поняли. Деймон мог бы, если бы захотел. Он мог бы стать кем угодно, если бы только захотел. Тут нет никакой ошибки. И дело не в том, что он недостаточно хорош. Это его выбор. Я со вздохом сажусь. Керолайн и Стефан переглядываются с разинутыми ртами. Чёрт, все люди вокруг пораскрывали рты. Я слышу, как кто-то начинает аплодировать, потом поспешно останавливается. – Простите, Лили. – Я делаю большой глоток чая, едва не обливаюсь им. Руки у меня трясутся. – Не извиняйся за то, что так защищала его, – слабо отвечает она. Полагаю, под «так» она подразумевает – как разъярённая львица. Я набираюсь храбрости и смотрю на Деймона. У него вид совершенно контуженный. – Я… – Джузеппе умолкает, и я направляю на него свой самый лучший взгляд. Тот же испепеляющий, бесстрастный взгляд, каким я смотрела на его сына уже тысячу раз. – Я… кхе… – Он прочищает горло и смотрит на свой нож и вилку. – Да, доктор Сальваторе? Поделитесь с нами? – Ну я и нахалка. От такой дерзости дух захватывает. – Я мало что знаю о твоей работе, Деймон. У всех челюсти отпадают ещё ниже. У меня – нет. Он такого удовольствия не дождётся. Я смотрю в глаза и мысленно вонзаю ржавый рыбный нож ему в кишки. Вскидываю бровь. – Мне… было бы интересно поговорить с тобой об этом, Деймон… Я перебиваю его: – Теперь, когда вы знаете о его успехах? Знаете, что он почти наверняка получит должность главного исполнительного директора крупного издательского дома? Вам будет о чём рассказать приятелям за гольфом. – Сквош, – говорит Стефан в сторону, обращаясь ко мне. – Он играет в сквош. Наверное, Джузеппе в жизни своей не получал такой головомойки. Он не способен вымолвить ни слова. Это замечательно. – Вы должны любить его и гордиться им, даже если бы он занимался разборкой почты. Даже если бы он был безработным, сумасшедшим и жил под мостом. Мы уезжаем. Лили, для меня знакомство с вами было большим удовольствием. Керолайн, Стефан, ещё раз примите мои поздравления, наслаждайтесь медовым месяцем. Простите, что устроила сцену. Джузеппе, всё это правда. – Я встаю. – Теперь мы смоемся отсюда, как Тельма и Луиза. Деймон поднимается и идёт поцеловать мать в щёку. Она беспомощно хватает его за запястье. – Когда мы увидимся? – Лили смотрит на Деймона, но и на меня тоже. Я замечаю, как напрягаются скулы Деймона, и почти слышу отговорки, которые вертятся у него на языке. Он хочет выйти из поля зрения всей семьи Сальваторе сразу, исчезнуть с экранов их радаров. Следующая сказанная мной фраза удивляет меня саму. Особенно если учесть, что я только что распрощалась со всеми. – Если вы приедете в город в ближайшее время, мы с удовольствием пообедаем с вами. А потом можем сходить в кино. Джузеппе, вас мы тоже приглашаем. – (Его челюсть, которая и без того уже отвалилась, начинает покачиваться на ветру.) – Но только если вы готовы вести себя цивилизованно и начать новое знакомство со своим сыном. Думаю, вы понимаете, больше на него злиться нельзя. Это позволяется только мне, потому что ему так нравится. – Нам с тобой нужно кое-что обсудить. На улице. Сейчас. – Лили встаёт на ноги и указывает на французскую дверь, ведущую в сад. Джузеппе выглядит как человек, идущий на виселицу. Разъярённую львицу себе под стать я могу узнать с первого взгляда. Я беру Деймона за руку, и мы извилистым путём покидаем своих обомлевших зрителей. – Бесподобно! – говорит мне кассир. – Леди, это было лучше, чем в театре. Я забираю наши вещи у администратора – к счастью, на этот раз не у той похотливой блондинки. А то я могла бы снести ей башку ударом наотмашь. Идя в ногу, мы с Деймоном покидаем холл отеля, как два окружных прокурора – борца за справедливость в телесериале. Я прошу служителя подать машину. – Ладно, давай обсудим это. Я только что устроила невероятно постыдную сцену. Вижу, что люди, ожидающие такси, переговариваются обо мне. Я стану героиней двадцати разных переложений «Инцидента в ресторане». Деймон поднимает меня с земли и говорит: – Спасибо тебе. Большое тебе спасибо. Когда мы целуемся, раздаются аплодисменты. – Ты не сердишься, что я заступилась за тебя? Мальчики в этом не нуждаются. – Этот конкретный нуждался. И я даже позволю тебе выбрать, кем ты хочешь быть – Тельмой или Луизой. – С этими словами Деймон ставит меня на ноги. Подкатывает наша машина. – Ты у нас красавец, так что, думаю, ты Тельма. Мы отъезжаем на полквартала, после чего Деймон начинает хохотать. – Ты сказала моему отцу: «Это всё правда». – Как плохой телесценарист, который считает, что так говорят дети. – Вот именно. Это было бесподобно. – Деймон смахивает слезу большим пальцем. – Правда, я тревожусь за твою маму. Она выглядела совершенно потрясённой. – Не беспокойся, она выколотит из него всё дерьмо за это. – Не сомневаюсь. Мы с ней потому и поладили. Деймон ненадолго задумывается. – Не знаю, как у нас дальше сложится с отцом, после такого. – Нет ничего невозможного. – Я пытаюсь поверить собственным словам. Немного опускаю стекло, в лицо бьёт ветер. Солнце пригревает ноги, и Деймон снова улыбается. Я гоню от себя мысли о том, чем всё это закончится. Если обычно эта дорога занимает часов пять, то Деймон, могу поклясться, сократил её до трёх. Но время ничего для нас не значит, мы летим по сельским дорогам, оставляя позади солёный морской ветер. Солнце, падающее на нас сквозь листву деревьев, освещает воспоминания; по рукам скачут лимонные и медовые пятна, цвет наших глаз становится от этого еще более насыщенным: его – сапфировым, мой – шоколадным. Вижу своё лицо в боковом зеркале машины и едва узнаю себя. Я изменилась. Вся какая-то другая, новая. Сегодня важный день. Поездку домой я всегда буду вспоминать, как кино, в котором снялась. Каждая деталь яркая и живая. Знаю, эти воспоминания мне когда-нибудь пригодятся. Фильм монтирует какой-нибудь француз. Он предпочёл бы автомобиль с открытым верхом, но стёкла опущены, так что это не проблема. Воздух не по сезону теплый и напоен запахами жимолости и скошенной травы. Звезда фильма – миловидная девушка, которая улыбается огнемётного цвета губами красавцу-мужчине. Он так хорош в своих тёмных очках, что вы немедленно побежите покупать себе такие же. Он подносит её руку к своим губам и целует. Говорит ей что-то забавное, и она смеётся. В такие моменты хочется нажать на паузу и купить всё, что вам пытаются втюхать. Счастье. Лучшую жизнь. Красную помаду и эти очки. Саундтрек должен меняться в соответствии с развитием романа: в равных долях вселять надежду и ловить на крючок сладко-горькой лиричностью, от которой по непонятной причине щемит сердце. Но вместо этого из динамиков вырывается глэм-метал 1980-х, который я обнаружила в компрометирующем списке композиций на айподе в папке под названием «Спорт». – Ты и правда накачал эти кубики, слушая «Пойзон» и «Бон Джови», – изумляюсь я, и Деймону ни к чему отрицать это. Мы вдвоём, стёкла опущены, музыка орёт, дорога длинным языком вьётся впереди. Мы подпеваем. Слова песен, которые я не слышала уже много лет, сами собой вылетают изо рта. Деймон пальцами отстукивает ритм на руле. Жить сейчас легче, чем дышать. Машину мы не останавливаем ни разу. Словно, если притормозим, даже просто чтобы передохнуть, реальность нас нагонит. Мы грабители, только что опустошившие банк. Или подростки, сбежавшие из школы-интерната и прихватившие с собой подружек. В сумке у меня лежат бутылка воды и коробочка с мятными драже Деймона. Мы делимся друг с другом, и это лучше, чем банкет. В конце концов приходится сознаться самой себе, почему этот киномонтаж так важен для меня. Натужно убеждаю себя в том, что всё дело в приближении утра понедельника и того момента, когда одна награда будет висеть над головами двух достойных претендентов. Может быть, причина ещё и в том, что я чувствую себя невероятно оживлённой и совсем юной; меня буквально распирает от пугающей уверенности в скором и весьма радикальном изменении всей моей жизни. Вероятно, мой внутренний трепет вызван связью с мужчиной и нервным возбуждением, испытанным в момент противостояния с человеком довольно-таки страшным. Так трепещешь, когда спасаешь кого-то. Проявляешь силу. Заботишься о ком-то, опекаешь и защищаешь, как львица. Может, виной тому – запах весны в воздухе, зеленеющее поле, где есть шанс отыскать четырёхлистный клевер. Красные розы за изгородью. Кожаные сиденья и кожа Деймона. Нет, было что-то ещё – новое знание о чём-то неизменном, постоянном. Оно прокручивается в моей голове с каждым оборотом колеса, с каждым ударом пульса в венах. В любой миг крошечный клапан может захлопнуться под давлением потреблённого с круассанами холестерина. Я могу умереть каждую минуту. Но этого не происходит. Я засыпаю, щека лежит на тёплой спинке сиденья, лицо повернуто к Деймону, словно так было всегда. Словно так и будет. Чуть приоткрываю глаза. Машина в гараже. – Мы дома, – сообщает Деймон. Думаю о невероятном. Наверное, я размышляла об этом всё время. Глаза закрываются, я притворяюсь спящей. – Пора вставать, – шепчет Деймон. Поцелуй в щёку. Чудо. Я люблю Деймона Сальваторе.