Враги бывают разными

Я целую Деймона, и он выдыхает долго-долго, пока внутри у него не остаётся ни капли воздуха. Я хочу снова наполнить его. Сама понимаю это только после того, как несколько тающих минут проходят в полузабытьи за разговором, который я веду с Деймоном с помощью поцелуя. Ты имеешь значение. Ты важен для меня. Только в этом есть смысл. Он понимает. Я знаю, потому что в его руках, когда он проводит ногтем вверх по шву моего платья, по плечам и замирает у основания шеи, ощущается слабая дрожь. Он тоже разговаривает со мной. Ты нужна мне. Ты всегда прекрасна. Только это важно. Он играет с застёжкой молнии моего платья. Это тянется звенящую краткую вечность, после чего замочек сползает вниз. Раздаётся звук, похожий на скрип иглы по пластинке. Деймон целует меня крепче, и я придвигаюсь ближе к нему, стоя между его коленей. Дикие кони не смогли бы оттащить меня от этого мужчины, вытянуть из этой комнаты. Я буду целовать его, пока не умру от истощения. Чувствуя острый край его зубов на своей нижней губе, я понимаю, что не одна испытываю такие чувства. Платье падает на пол, я выступаю из него и нагибаюсь, чтобы поднять. Застенчивость берёт верх, и я слегка прикрываюсь им, но это выглядит так глупо, что наконец убираю лишний атрибут одежды. Мне пришлось надеть под платье боди цвета слоновой кости, чтобы подчеркнуть линии тела. К тому же оно снабжено резинками, которые поддерживают чулки. Никаких соннозавров. Деймон смотрит на меня так, будто его ударили ножом в живот. – Чёрт возьми! – тихо произносит он. Я отдаю ему платье и ставлю руку на бедро. Он пожирает глазами изгибы моего тела, а руки его тем временем аккуратно складывают пополам моё платье. Деймон смотрит так, что ощущаю слабость в коленях. – Что-то ты притих, Деймон. – Я подцепляю пальцем бретельку этой странной одёжки у себя на плече и замираю. Вижу, как у Деймона заходил кадык, он сглатывает ком в горле. Я кладу руки ему на шею, быстро сжимаю пальцы, будто душу, потом скользящим движением опускаю их вниз. Он такой крепкий, мощный, мышцы, играющие под моими ладонями, излучают тепло. Я подступаю ещё ближе и утыкаюсь носом ему в шею, вдыхаю его в себя. Закрываю глаза и молюсь, чтобы не забыть это мгновение: «Пожалуйста, помни этот миг до сотни лет». Руки Деймона опускаются вниз и мнут мои ягодицы. Когда я начинаю целовать его шею, они сжимаются. – Снимай рубашку. Давай же, – говорю я грубо и в то же время будто упрашиваю. Деймон начинает полубессознательно расстёгивать пуговицы. Когда он стряхивает рубашку с плеч, вижу отражение его спины в зеркале. – У тебя ещё сохранились синяки от пейнтбола. У меня тоже. Свободной рукой блуждаю по его груди, прерываю поцелуй, чтобы насладиться этим эстетически красивым моментом. Мышцы его сцеплены прочно, как конструктор лего. Нажимаю двумя пальцами и смотрю, как пружинит под ними его плоть. Деймон не убирает рук с моих ягодиц, но пальцы он опускает вниз и поглаживает резинки, которые поддерживают чулки. Чтобы удержаться от громкого стона, а это было бы стыдно, я снова целую его и, извиваясь всем телом, льну к нему. – Я всё это спланировал, – наконец вновь обретает голос Деймон и мягко двигает меня в сторону кровати. Скидывает покрывало и укладывает меня на постель лёгким, полным силы движением. – Предполагалось нечто более романтичное, чем номер в отеле. Деймон думает о романтике? Моё сердце не может это вместить. Он захватывает мои губы поцелуем таким нежным, что я вот-вот расплачусь. – Видишь, – говорит он мне в губы, – у меня нет к тебе ненависти, Елена. Его язык касается моего, робко, несмело. Деймон опускается на локти, заключая меня в клетку, и это запускает поток воспоминаний о том, как он прижимал меня к дереву, защищал, прикрывал. Я всегда тебя прикрывал. Я вздыхаю, и Деймон вбирает в себя мой вздох. – Вот так… Под его весом я вытягиваюсь и извиваюсь. Деймон нежнейшим образом покусывает мою шею. Он сплетает свои пальцы с моими у нас над головами, и теперь мы держимся за руки. Как мы здесь оказались? В этом прекраснейшем месте после вспышки гнева, чуть не испепелившей нас обоих. Тут так приятно, так абсолютно спокойно и мягко, и везде Деймон. – Если мы сделаем это сегодня, я не позволю тебе срываться на мне. – Глаза у Деймона серьёзные, и он немного весь подбирается. – Ты устроишь какой-нибудь из своих знаменитых закидонов? – Не знаю. Очень может быть, – пытаюсь пошутить я, но Деймону совсем не весело. – Хотелось бы мне знать, на что я могу рассчитывать. Сколько я получу? – Он снова целует меня в шею, сжимая мои пальцы своими. – Ты получишь всё до собеседований, – говорю я, уткнувшись в его кожу, и он испускает прерывистый вздох, как будто я предложила ему вечность, а не несколько дней. Мы снова начинаем целоваться, трение моих бёдер о пах Деймона вынуждает его слегка ускорить ритм. Губы у него влажные, мягкие, вкусные. Он останавливается на миг, чтобы перевести дух, но я тут же тяну его обратно. Проходит вечность, и он путается рукой в лямках на моём плече. Лениво теребит их пальцами, натягивает, отпускает с лёгким щелчком, потом делает это снова. – Молния на боку, – говорю я, а на самом деле, кажется, умоляю. Он не обращает внимания на замечание, а вместо этого опускает пальцы к ложбинке между грудей. Он склоняет голову и тычется в щёлку носом. Мы делаем всё так медленно. Я бы не удивилась, если бы, открыв глаза, увидела дневной свет. Деймон всегда оказывается совершенно не таким, как я ожидаю. Мягкий, а не жёсткий. Медленный, а не быстрый. Робкий, а не напористый. Прелюдии с моими прежними приятелями, ограниченные во времени быстродействием их яиц, лишь отдалённо напоминают то неизмеримое удовольствие, которое я испытываю, лёжа под Деймоном. Он запускает руку мне в волосы, ногти слегка царапают голову, и от этого моя кожа покрывается мурашками. Он лижет их. Потом мягко отодвигается назад и встаёт на колени у меня между ног, вроде чтобы лучше меня видеть. Это действует. Я вижу, как сгибается и распрямляется его живот, и издаю странный звук, нечто вроде о-ох-а-ах. – Как ты добился таких форм? – Ничего не придумал лучше хождения в спортзал. – Ты и сейчас ходишь. Я тоже сажусь и провожу губами по его мускулам – делаю то, что всегда хотела сделать. Кладу руки на его зад, и это потрясающе. Руки Деймона закапываются в мои волосы, а я начинаю покрывать поцелуями его живот. Не могу сдержаться. Обнаруживаю полоску волос, поднимаю взгляд и вижу на его груди лёгкую поросль. Волосяная дорожка спускается вниз тонкой линией и исчезает под поясом брюк. – Похотливые глаза, – произносит он, подрагивая. – Не шути. Я хочу занюхать тебя. Ты всегда так дивно пахнешь. – Я прижимаю нос к его коже и втягиваю в себя воздух так глубоко, насколько могу. Деймон начинает смеяться. Я смотрю на него снизу и улыбаюсь. Его пальцы остановились на молнии у меня на боку. – Я вся в синяках, – говорю я, как бы снимая с себя ответственность. Втягиваю в себя живот и смотрю на мышцы его живота. – Ты очень милая, когда притихаешь. Я не буду спешить. – Он спускает с моего плеча одну из лямок и оставляет её на моей руке. Проделывает то же самое со второй. Закусывает губу. Происходит короткая перемена поз. Наконец Деймон устраивается, прислонившись спиной к изголовью кровати, а я – у него между ног, опираюсь на него спиной. Его руки ложатся мне на плечи, я закрываю глаза, и он начинает гладить меня. Это самый приятный, самый неожиданный по продолжительности массаж. Большинство мужчин к этому моменту уже расстёгивали бы молнии и ощупывали голое тело, но он не большинство мужчин. – Ты сидела так, когда была больна. Он продолжает массировать меня, от его движений чувственность расцветает буйным цветом. Деймон убирает в сторону мои волосы, теперь его губы едва касаются моей шеи. В этот момент я уже едва способна вспомнить, как меня зовут. Он запускает руку под атласную ткань и взвешивает в руке мою голую грудь. Медленно, нежно его пальцы пощипывают сосок. – О да, – стонет он и прижимается губами к моей шее. Я слышу, что издаю хриплый вздох. Такой обычно бывает у людей, испытывающих сильную боль. Если не считать того, что я наполовину близка к оргазму. – Представь все те вещи, которыми мы займемся, – говорит он почти самому себе. – Я не хочу представлять. Я хочу знать, как это. – Ноги бестолково мутузят простыню, будто меня казнят электрическим током. – Ты узнаешь. Но сегодняшнего вечера недостаточно, я уже это чувствую. Я всегда говорил тебе, мне нужны дни. Недели. Я едва замечаю, что молния сползает вниз. Деймон извлекает меня из эластичного атласа, чувство, которое вызывает во мне прикосновение его больших ладоней к моему обнаженному телу, непередаваемо. Меня с полным восхищением гладят, ласкают, кожа согревается. Когда мне удаётся разлепить глаза, его горячее дыхание стремится сверху вниз из-под моего уха, а кремовая ткань струится складками в районе талии. Он отцепляет чулки и наклоняется над плечом, чтобы посмотреть на меня. – Ммм… – Он зацепляет пальцами ткань на моих бёдрах, стягивает её вниз, и я оказываюсь обнажённой, лишь в одних чулках. Вижу его ноги в брюках, что делает мою наготу ещё более уязвимой. Я подтягиваю к груди колени, пытаясь прикрыться, но в этом нет смысла. Деймон производит какие-то тихие, утешающие звуки у меня за ухом. Его большая рука гладит моё бедро снаружи, потом с внутренней стороны, сжимает мою талию. Другая рука следует примеру первой. – Елена… – Кажется, больше Деймон ничего не в силах произнести. – Елена… Как я смогу выбраться из этой ночи? Серьёзно. Как? Я снова покрываюсь мурашками. Я думаю о том же. Роняю голову набок, и мы целуемся. Я дышу хрипло и тяжело. – Я, наверное, умру сегодня. Пожалуйста, сними брюки. – Я хочу, чтобы это было вышито на подушке, – говорит он, и я хохочу, пока не начинаю от изнеможения хватать ртом воздух. – Ты такой смешной! Я всегда так думала. Никогда не могла засмеяться, но мне часто хотелось. – Ах так, значит, это одно из твоих правил. – Он соскальзывает с кровати, держа руку у пуговицы на поясе брюк. – Значит, цель игры – не засмеяться? – Цель – заставить засмеяться другого. Давай. Я замерзаю. Скорее, мне просто не терпится. Он накрывает меня одеялом, и я дрожу под ним, наблюдая, как блудница, за процессом расстёгивания молнии на брюках. – У меня есть свои правила. И цель игры для меня другая. Следить, как Деймон снимает брюки, – отдельное удовольствие. Под ними удлинённые чёрные облегающие шорты из эластичной ткани. Они сильно вздыбились спереди. – Говори. Давай. Он стаскивает с себя шорты, и у меня отпадает челюсть. Кажется, даже моё буйное воображение было прискорбно неадекватным. Я уже собираюсь сказать Деймону, что он великолепен, когда он щёлкает выключателем лампы, и мы погружаемся в темноту. – Нет! Деймон, это абсолютно нечестно. Включи свет. Я хочу смотреть на тебя. Выбрасываю руку в сторону лампы, но тут он проскальзывает под одеяло, и я ощущаю тепло его тела рядом со своим, мы оба издаём одинаковые звуки, выражающие неверие. Кожа к коже. И тепло. Я не представляю, где именно он находится. Он повсюду. Кажется, я чувствую его дыхание у себя в волосах, но мы немного поворачиваемся, и вздох Деймона раздаётся где-то в районе грудной клетки. Это смущает и возбуждает, а когда он пересчитывает мне рёбра, я едва не выпрыгиваю из собственной шкурки. Другая рука Деймона возится с моими чулками, скатывает их вниз. Он касается моей лодыжки и тихонько пощипывает изгиб талии. Его руки скользят по мне везде. – Ты такая мягкая, это забавно. Куда бы ни забралась моя рука, ты мне подходишь. Я был прав. Он демонстрирует это. Шея. Грудь. Рёбра. Бёдра. Потом показывает, что его губы тоже совершенно ко всему подходят. Моя кожа разогревается от каждого поцелуя и нажатия. Деймон слизывает капельки пота, которые начинают появляться на мне, и я слышу приглушенный звук, который, оказывается, издаю сама. Умоляющее поскуливание. Он не обращает внимания и не выказывает жалости. Прижимается своими совершенными губами к той части моего тела, какая ему нравится. Дюйм за дюймом он вычерчивает меня, как карту. И это очень хорошо, только у Деймона тоже есть тело, к которому мне хочется прикасаться. Когда он обводит поцелуями верхний изгиб моего позвоночника, раздается мой молящий шёпот: – Пожалуйста, дай мне прикоснуться к тебе. Он уступает и переворачивает меня. Я провожу руками по его шее к большим мускулам плеч. Сжимаю их. Кусаю. Это такое удовольствие – прикосновение к нему. Кожа атласная. Ладоням щекотно от того, что я глажу её. Губы укладываются в любую впадинку на теле. Глаза привыкают к темноте, и я вижу блеск его глаз, а сама не спеша ощупываю каждый новый мускул, сухожилие и сустав, которые попадаются на пути. В темноте трусь о него всем телом, чувствую его дыхание и притягиваю к себе, чтобы он лёг на меня полностью. – Я довольно тяжёлый. Я тебя раздавлю. – Я прожила хорошую жизнь. Он смеётся, хрипло и довольно, и слушается меня – прижимает к матрасу так сильно, что из лёгких вылетает половина воздуха. – О, как хорошо! Так тяжело. Мне это нравится. Проходит минута, и Деймон встаёт на колени, потому что я почти умираю. Опускаю руку вниз и берусь за его твердыню. Он позволяет мне играть с ней до тех пор, пока его прерывистое дыхание не убеждает меня в том, что он буквально расползается по швам, и это из-за меня. Не могу придумать, в чём ещё я могла бы одержать над ним победу. Но потом чувствую его губы на своей тазовой кости, а дальше он начинает целовать мои бёдра. Я смеюсь, щетина колется, да к тому же вспоминается наш давнишний спор. Он целует мои бёдра с благоговением, шепчет вещи, которые я толком не могу расслышать. Похоже, это какие-то лестные слова, горячее дыхание перемежается с лизанием, укусами, поцелуями. Я не могла бы противиться мягкому натиску его губ, а в его намерениях сомневаться не приходится. Ноги мои раздвигаются, и в темноте я смотрю на потолок. Первое прикосновение спиральное. Так вы облизываете верхушку тающего мороженого. Я издаю тяжелейший вздох, почти всхрапываю, а Деймон целует внутренние поверхности моих бёдер, в награду. Я не могу произнести ни одного внятного слова. Второе прикосновение – поцелуй, и я вспоминаю фирменный поцелуй Деймона, предназначенный для первого свидания, целомудренный, мягкий, без использования языка. Обещание большего. Я цепляюсь руками за подушку и твёрдо обещаю себе, что он уже никогда и ни с кем не пойдёт на первое свидание. Третий – снова поцелуй, но вместо целомудренного он превращается в развязный, причём это происходит так медленно, что я не замечаю, когда наступает изменение. Время в его распоряжении, и с каждой истекающей минутой моё тело одновременно расслабляется и завязывается узлом. Я обретаю голос, и мне удаётся произнести звонко и торжественно: – Не думаю, что в инструкциях кадрового отдела что-то говорится об этом. Чувствую, как Деймон вздрагивает и стонет. – Прости, – говорит он мне. – Ты права. – Он не останавливается и продолжает демонстративно нарушать правила кадровиков, не могу сказать сколько минут подряд. Я, дрожа, подхожу всё ближе и ближе к ослепляющему взрыву, предвестники которого уже забрезжили на горизонте. Честно говоря, я удивлена, что продержалась так долго. Кладу руку вниз, запускаю пальцы в волосы Деймона и тяну за них. – Я не могу это вынести. Пожалуйста. Мне нужно больше. Намного, намного больше. Я отодвигаюсь в сторону, хватаюсь за Деймона руками и с нечеловеческой силой тащу его вверх. Он снисходительно вздыхает, встаёт на колени, и я наконец-то слышу волшебный звук разрываемой упаковки презерватива. Его следующие слова прозвучали бы авторитарно, однако дрожь голоса и прерывистость дыхания сводят на нет все усилия говорить властно. – Наконец-то ты моя. – Наконец-то ты мой, – перечу я. Он падает вниз, и лампа вдруг зажигается. Для меня это сюрприз. В полузабытьи я закрываю глаза, а когда открываю, Деймон смотрит на меня. Тёмные сапфировые переливы его глаз творят что-то странное с моим сердцем. – Привет, Печенька. – Наши пальцы сплетаются над моей головой. Первое движение, которое он совершает, осторожное. Моё тело мягко принимает его, вбирая в себя всё больше и больше. Он прижимается виском к моему виску и издаёт отчаянные звуки, будто ему больно. Я непроизвольно вздрагиваю, и он рывком двигается вперёд, сильно, натужно. Я едва не стукаюсь головой о спинку кровати и смеюсь. – Прости, – говорит он, и я целую его в щёку. – Не извиняйся. Сделай это снова.