Враги бывают разными

Вид у Деймона растрёпанный и взмокший, плечо оттягивает мешок со спортивным снаряжением. Когда он видит меня, лоб его хмурится, в глазах появляется неуверенность. Он выставляет руку, чтобы задержать дверь лифта. Моё. Сердце. Взрывается. – Я выиграла! – С этим криком я бросаюсь к нему. Деймон успевает расставить в стороны руки, и я подскакиваю. Он, хмыкая, ударяется спиной о заднюю стенку, а мне удаётся обхватить его руками и ногами. Двери закрываются, и Деймон с трудом нажимает на кнопку своего этажа. – Думаю, технически победа за мной. Я первым оказался внутри здания, – слышу его голос у себя над головой. – Я выиграла! Я выиграла! – повторяю я, пока он не уступает со смехом. – О’кей. Ты выиграла. Его пот пахнет дождём и кедром, ноздри щекочет розмариново-сосновый аромат. Я прижимаюсь лицом к его шее и вдыхаю, снова и снова, пока лифт не сообщает звонком о прибытии. Мы на четвёртом этаже. Пытаюсь собраться с духом, чтобы отпустить свою добычу, но наркотическое притяжение наших тел оказывается сильнее моих волевых усилий. – Ну ладно. – Деймон идёт по коридору. Я прицепилась к нему и вишу у него на груди, как коала. Полы пальто хлопают, сумка стукается о его мешок со снаряжением. Надеюсь, Деймон не натолкнётся на кого-нибудь из соседей. Откидываю голову назад, этого достаточно, чтобы увидеть весёлые огоньки, горящие в его глазах, когда он ставит сумку рядом с дверью и начинает подбирать ключи. У каждого мужчины должен быть такой гостеприимный дом, как этот. – Не обращай на меня внимания. Занимайся своими делами. Я обнимаю его крепче. Скула очень удобно укладывается на ключицу. На Деймоне толстовка с капюшоном, и чувствуется, что всё тело у него слегка влажное. Слышу, как он кладёт свои спортивные принадлежности в корзину. Снимает кроссовки, что, кажется, даётся ему труднее, потом забирает у меня сумку. Нажимает кнопку на панели управления отоплением. – Серьёзно, представь, как будто меня тут нет. Он заносит меня на кухню и, наклоняясь, заглядывает в холодильник, отчего мне приходится вцепиться в него крепче. Наливает стакан воды, и я прижимаю ухо к его шее, чтобы услышать, как он глотает. Плотнее сжимаю его ногами, и он опускает руку мне на попу, дружески сжимает её один раз. Потом шлёпает по ней. – Ой, что это у тебя в кармане? – А-а… – Теперь я вспоминаю и чувствую себя глупо. Слезаю с Деймона и встаю на ноги. – Это так, ничего. – Я ударил руку. – Деймон вынимает загогулистую штуковину из моего кармана и выгибает шею, чтобы рассмотреть находку. – Это смурф. Ну конечно. Чем ещё ты можешь набить карманы? Почему на нём бантик? – У меня таких штук десять. Это Смурф Ворчун. – Если бы я не был в курсе, как ты любишь смурфов, то обиделся бы. – Деймон улыбается одним уголком рта, и я понимаю, что ему приятно. – Так что там у тебя с этими смурфами? – Мой отец поставлял клубнику в другой штат. Он уезжал до восхода и возвращался, когда я уже спала. Он всегда покупал мне смурфов на заправках по пути домой. – Значит, они напоминают тебе об отце. Мило. – Это означало, что он думал обо мне. – Я топчусь на месте. – Ну что же, спасибо, что ты думаешь обо мне. – Ну, ты дал мне что-то своё. Так что мы квиты. – Это так важно? Чтобы мы всегда были квиты? – Конечно. – Я замечаю, что у Деймона есть небольшая белая доска с планом питания на неделю. Ну и чудак. – Ладно, ты чистая, а я нет. Мне нужно принять душ. – Как тебе удаётся так дивно пахнуть после спортзала? – Я иду в гостиную и со стоном заваливаюсь на диван. Утопаю в нём, словно он сделан из пены воспоминаний. «Привет, Елена, – говорит мне диван. – Я знал, что ты вернёшься». – Не думаю, что мне это удаётся, – отзывается Деймон с кухни. Я слышу, кипит вода, открывается дверца холодильника, звякает чайная ложка. – Тебе удаётся. – Я хлопаю рукой по дивану в поисках подушки из ленточек. – Ты как мускулистая сосновая шишка. – Думаю, это мыло. Мама снабжает меня им в изобилии. Она любит отправлять посылки. Он появляется, слегка встрёпанный, толстовка расстёгнута, под ней – майка, и ещё я вижу кусочек мощного голого плеча. Мой рот наполняется слюной. Деймон ставит на столик чашку и даёт мне подушку. – Сними толстовку. Пожалуйста. Я только посмотрю. Он кладёт палец на замок молнии, и я закусываю губу. Потом застёгивает молнию до самой шеи, до упора, я уныло скулю. – Пей чай, маленькая извращенка. – Он бросает что-то мне на живот. Дверь спальни закрывается за ним, и через минуту я слышу, что включился душ. Беру в руки коробочку. Это модель машины в упаковке. Не могу отделаться от ощущения, что это упрёк. Разве каждый мужчина не мечтает о том, чтобы кто-то жаждал его тела? Я кладу под шею подушку из ленточек. На этот раз у меня маленькая чёрная машинка, довольно похожая на машину Деймона. Неужели он этим занимался в свой выходной? Ходил покупать мне игрушку? Открываю коробку и некоторое время катаю машинку по животу, представляя Деймона в душе с куском мыла. Как настоящая маленькая извращенка. С предсказуемостью смены дня ночью я начинаю нервничать по мере того, как минута проходит за минутой. Не знаю, почему я снова здесь. Мне ясно только одно: этот диван отныне моё самое любимое место на Земле. Мне следует обуться и уйти. Я трогаю чашку. Недостаточно остыла, чтобы пить. Надо начать вести себя нормально. Что-то я слегка перевозбудилась. Думаю о том, с какими девушками, вероятно, встречается Деймон. Высокие, отпадные блондинки. Чувствую это всем своим миниатюрным брюнеточным существом. Помню, один раз мы ходили с Бонни в клуб, это было в те времена, когда я ещё отрывалась по полной, перед слиянием, до того как настало одиночество. Мы видели этих скучающих, ледяных красоток. Они стояли у бара и обдавали презрением всех подходивших к ним мужчин. Мы с Бонни весь вечер имитировали их на танцплощадке, принимали равнодушные позы, бросали друг на друга злые, стальные взгляды и от этого хохотали до упаду. Можно попробовать повторить это сейчас. Когда открывается дверь спальни и снова появляется Деймон, я – молодая созревшая женщина, ноги элегантно скрещены – листаю медицинский учебник и попиваю чай. На Деймоне мягкие чёрные домашние брюки и чёрная футболка, ноги босые, очень симпатичные. Есть ли у него хоть какие-то изъяны? Он садится на край дивана, волосы у него влажные и торчат во все стороны. Я переворачиваю страницу, и, к несчастью, с неё на меня глядит яркая картинка – эрегированный пенис. – Я стараюсь быть чуть более нормальной. Деймон смотрит на страницу: – Ну и как, получается? – Хорошо, что это не книга с раскладными картинками. Деймон весело фыркает. Я иду за ним на кухню и наблюдаю, как он режет овощи на удивительно аккуратные мелкие кусочки. – Омлет подойдёт? Я киваю и смотрю на его белую доску. Вторник: омлет. Изучаю меню ужинов на остальные дни недели. Озадачиваюсь про себя: чем я смогу блеснуть во время ответного визита? – Могу я что-нибудь сделать? Деймон качает головой, и я смотрю, как он разбивает шесть яиц в металлическую миску. – Ну как там на работе? Ты явно скучала без меня. От смущения я прикладываю ладони к лицу, и Деймон тихо усмехается сам себе. – Было скучно. Это правда. – Не с кем враждовать, да? – Я пыталась отыграться на каких-нибудь безобидных людях в зарплатных ведомостях, но они все кинулись в слёзы. – Штука в том, чтобы найти человека, который сможет ответить на удар так же хорошо, как принять его. – Деймон достаёт сковородку и начинает поджаривать овощи на одной шипящей капельке масла. – Может быть, Далия Эйншентвитч . Это жуткая женщина из отдела доставки, которая похожа на Мортицию Аддамс. – Не выстраивай очередь из замен мне слишком быстро. Ты задеваешь мои чувства. Напоминание о вероятном исходе всего сценария понуждает меня прижаться к нему. Середина спины Деймона – это самое эргономически прекрасное место, чтобы уткнуться в него лицом. Когда вся эта история закончится, я буду вспоминать этот момент. – Может, объяснишь мне, почему ты здесь? – Мне сегодня стало немного… грустно от мысли о том, что всё изменится. – Доктор Деймон диагностирует у тебя стокгольмский синдром. – Да, верно. – Я трусь щекой о его мышцы. – Может, тебя скорее страшат изменения, чем перспектива сидеть там одной. Я ценю, что Деймон не сказал автоматически, мол, я буду скоро искать себе работу. – Я вспоминала твою голубую спальню. По-моему, мы должны обсудить это. Пока ещё есть время. Слышу, как гулко скворчат яйца, добавленные к овощам на сковородке. Деймон накрывает её крышкой и поворачивается ко мне: – Ты из тех людей, кого нужно вовлекать в процесс медленно. – Я открываю рот, чтобы протестовать, но Деймон не даёт мне этого сделать. – Я знаю тебя, Елена, ты такая. Твои закидоны впечатляют. Представь, что мы займёмся сексом прямо сейчас. Прямо здесь, на столе. – Он сильно хлопает по нему рукой. – После этого тебе будет так неловко, что ты больше со мной никогда не заговоришь. Ты сбежишь ещё до собеседований и отправишься жить в лес. – А почему тебя это волнует? Я бы с удовольствием пожила в лесу. – Мне нужно, чтобы ты соревновалась со мной. И может быть, мы найдём вариант, при котором у нас на всё хватит времени. – Деймон вздыхает и проверяет омлет. – У тебя бывают случайные связи на одну ночь? Ты, к примеру, ходишь в клуб, подцепляешь там парня и приводишь его к себе домой? Задавая этот вопрос, Деймон морщится. Может быть, не я одна способна представлять себе безликих поклонников. – Конечно нет. Если не считать тебя. А я не могу рассчитывать даже на одну ночь. Он поглаживает ладонями мои плечи, по-доброму, как друг, и проводки, держащие мои мышцы в напряжении, на дюйм ослабляются. Я подступаю к Деймону на шаг и льну к нему всем телом. Когда прижимаюсь щекой к его груди, меня обдаёт жаром. – Я пытаюсь вести себя так, чтобы, когда мы это сделаем, ты бы ни о чём не жалела. – Сомневаюсь, что я пожалею о чём-нибудь. – Я польщён. – Он бросает взгляд на омлет. – Иди на диван, включай телик. Я заваливаюсь на диван Деймона – это плюшевое совершенство. Надо мне тоже превратить своё иглу в уютную тёплую крепость. Купить лампы, ковры, побольше полочек и картину с видом Тосканы. Мне понадобятся вёдра краски, и моя спальня станет бледно-голубой. Белые простыни и папоротник. – Где ты взял этот диван? Я хочу такой же. – Он единственный на свете, – выплывает из кухни сухой ответ Деймона. – Можно купить его у тебя? – Нет. – А как насчёт этой подушки из ленточек? – Она такая одна. – Кажется, я поняла, в чём твоя стратегия. – Я смотрю телевизор, и через некоторое время Деймон подаёт мне тарелку и вилку. – Здесь я как маленькая герцогиня. Ты не должен прислуживать мне. – Я скидываю туфли под кофейный столик. – Некоторые страшные монстры втайне наслаждаются, когда балуют маленьких герцогинь. Не заключить ли нам двухчасовое перемирие? Начнём прямо сейчас? – Конечно, давай. О-о, это выглядит здорово. – Я чувствую запах свежего базилика. Почему Деймон до сих пор один? Мы смотрим новости, он забирает у меня тарелку. Потом даёт мне миску с ванильным мороженым. Для себя у него порции нет. – Зачем ты тогда держишь в холодильнике мороженое? – На случай, если ко мне случайно заглянет какая-нибудь сладкоежка. Я не могу удержаться от улыбки: – Этим кубикам не повредит одна ложечка. Это ведь белок, верно? Деймон смотрит на миску и вздыхает. Берёт у меня ложку и подцепляет солидный кусок. – О боже! – Его веки трепещут. – Ты должен каждый вечер доставлять себе какое-нибудь маленькое удовольствие. Зачем истязать себя. – Маленькое удовольствие, да? – Он многозначительно смотрит на меня. – Ладно. Я кладу в рот полную ложку мороженого. Она скользит по моему языку, это интимно до неприличия. Его язык, мой язык. Я облизываю ложку, Деймон смотрит на меня, грудная клетка расширяется, засим следует быстрый выдох. Деймон разворачивает пушистый серый плед и накрывает им меня, я лежу, как избалованный ребенок. Он сидит на дальнем конце дивана, рядом с моими ногами, я смотрю на его профиль сбоку. Сальваторе тянется вперёд и берёт медицинский учебник. – У тебя грустный вид. – Я… счастлив. – Выражение лица меняется, теперь на нём написано легкое удивление. – Странно. – Зачем ты держишь у себя эти учебники? В этом очень много пенисов. – Предполагалось, что я пойду по семейной стезе. Мне так и не удалось расстаться с учебниками. Многие из них принадлежали моей матери. Они довольно старые, но она хочет, чтобы я оставил их у себя. – Деймон открывает форзац и проводит пальцем по написанному от руки имени. Мне хочется спросить о его родителях, но я знаю Деймона: он может просто замкнуться в себе. – Доктор Деймон, доктор медицины. Ты бы стал сексологом. – О, определенно. – Он отбрасывает книгу и начинает щёлкать пультом, переключая каналы. – У всех твоих пациенток наблюдалось бы учащённое сердцебиение. Деймон забирает у меня пустую миску, целует под ухом. Я ловлю ртом воздух, а он с видом знатока нащупывает пульс на моем запястье. – Ну-ка, посмотрим. Представь меня в белом халате, я засовываю стетоскоп под ворот твоей блузки. Я почти ощущаю прикосновение ледяного диска к моей груди, поеживаюсь и чувствую, как соски у меня заостряются. – Ты провоцируешь меня на новые сексуальные причуды, – говорю я, как отпетая острячка, но Деймон улыбается: – Я смогу работать с этим. Мысленно я перескакиваю к тому, каким мог бы быть наш теоретический секс. Мы целыми днями играем друг с другом в разные игры, а значит, они продолжатся и в постели. Образы обрушиваются на меня с такой силой, что я вся сжимаюсь, внутри ощущение пустоты и желания. Его голос у меня за ухом, мы стоим в дверях его прекрасной спальни. Во что мы сыграем теперь? – Я бы каждый вечер притворялась, что меня тошнит. – Каждый вечер? – Деймон всё ещё считает мой пульс, глядя на часы, шевеля губами. Это так сексуально, что я понимаю, он учащается. Наконец моя рука отпущена. – У тебя там довольно сильно стучащее маленькое сердечко. И угрожающий случай сексуального пучеглазия. Думаю, это серьёзно. – Я умру? – Я предписываю вам полный диванный покой под моим наблюдением. Но положение отчаянное. – Я бы отпустила сальную шуточку по поводу твоей манеры общаться с пациентами, но в данный момент это кажется лишним. – Снова кутаюсь в плед. – Ты можешь представить, какие у меня манеры в общении с пациентами? В этом я был бы хуже всех. Так пугал бы людей, что они мигом бы выздоравливали. – Поэтому ты не захотел стать врачом? Из-за ненависти к людям? – Просто ничего не вышло. – Голос Деймона становится тверже. – А что-нибудь в этой работе тебе нравилось? – Бóльшая часть. Я отлично справлялся с теорией. У меня хорошая память. И я вовсе не испытываю ненависти ко всем людям подряд. Только… к большинству из них. – А как насчёт практики? У тебя был какой-то неудачный опыт? Тебя заставляли пихать пальцы кому-нибудь в задницу? Деймон смеётся, хотя нос его морщится от отвращения. – Никто не начинает практиковаться на живых людях. И на задницах тоже. Что за ум надо иметь, чтобы додуматься до такого? – Как у кадавра! Могу поспорить, ты их видел. Как это было? – Я вспоминаю сцены вскрытия тел, которые видела в «Законе и порядке». – Однажды мой отец… – Деймон замолкает, в раздумье окидывает взглядом комнату. Я его не тороплю, и после долгой паузы он продолжает: – Мой отец, в своей великой мудрости, решил отправить меня за одним весьма неформальным рабочим опытом в свою клинику. Это было на каникулах перед началом занятий в колледже. Кое-что прошло хорошо. Меня в основном передавали друг другу доктора, которые, наверное, были слишком утомлены, чтобы отказать отцу. Но однажды после обеда отец хлопает меня по спине, представляет одному из патологоанатомов и оставляет наедине с ним. Мне становится жутко. – Не рассказывай, если тяжело. – Нет, ничего. Полагаю, это было крещение огнём. Я выдержал минут пять, после чего меня стошнило. От запаха мёртвого тела и химикатов остался привкус во рту. Может, поэтому я начал есть мятные драже. Иногда мне не избавиться от этого запаха, он так и стоит в носу, а ведь прошли годы. – Деймон берёт мою руку и подносит к своему носу. – Твоя кожа пахнет как леденец. До той поры все принимали как должное, что я буду изучать медицину. Мой прапрадедушка был врачом, и медицина считалась призванием всех Сальваторе. Но созерцание чьей-то выпотрошенной грудной клетки стало началом конца. – Тебе удалось продержаться до конца вскрытия? – Мне удалось продержаться ещё целый год. А потом я ушёл. – От этих воспоминаний Деймон грустнеет и занимает оборонительную позицию. – Так ты что, пришла корить меня за неправильный жизненный выбор? Я ловлю его пальцы и сжимаю: – Я бы не хотела сегодня оказаться ни в одном другом месте. Буквально из кожи вон вылезала. Горжусь собой, что набралась храбрости сказать это. Деймон поворачивается ко мне, и лицо его смягчается. – У меня нога подрагивала, вот так. – Я показываю, и он усмехается. – Видел бы ты, как я сюда ехала. Я хохотала, как будто сбежала из тюрьмы. Была совершенно вне себя. – Ты думаешь, что наконец-то спятила? – Несомненно. Дикое желание видеть твоё милое лицо совершенно переполнило меня. Энергии во мне было как в двадцати атомных бомбах. – Думаешь, почему я так часто хожу в качалку? Внутри меня раздувается огромный пузырь счастья. Я сажусь и прислоняюсь к Деймону, голова с лёгкостью укладывается в изгиб его шеи, как в колыбель. Это правда. Он подходит мне в любом месте. – Ты не должен объяснять, почему сделал тот или иной выбор. Ни мне, ни другим. Деймон медленно кивает, и я накрываю нас пледом. Представить не могла, что в один прекрасный день буду с ванильным ртом сидеть на диване, положив голову на плечо Деймона Сальваторе. Это плохо кончится. Закрываю глаза и вздыхаю. – Скажи, отчего ты сегодня была такой грустной, Печенька? Это нечестно! Ну почему он так тонко чувствует изменения в моём настроении! – Просто. Я думала обо всём, что сейчас решается для меня. – Расскажи. – Не могу. Ты моё воздаяние. – Ты ужасно уютная с этим своим воздаянием. Это правда. Я льну к Деймону: – Не хочу говорить о себе. Мы никогда не разговариваем о тебе. Я, кажется, вообще ничего о тебе не знаю. Деймон переплетает свои пальцы с моими и кладёт наши руки себе на живот. Я описываю маленькие кружочки кончиками пальцев, и он снисходительно вздыхает: – Конечно знаешь. Давай перечисли всё. – Я знаю только поверхностные вещи. Цвет твоих рубашек. Твои прекрасные синие глаза. Ты питаешься одними мятными драже, в сравнении с тобой я выгляжу поросёнком. Ты наводишь такой ужас на три четверти сотрудников «Л и Г», что они буквально падают в обморок, но только потому, что оставшаяся четверть еще с тобой не сталкивалась. – Сборище слюнтяев, – ухмыляется Деймон. Я продолжаю перечисление: – У тебя есть карандаш, которым ты пользуешься для каких-то тайных целей – думаю, связанных со мной. Каждую вторую пятницу ты сдаёшь вещи в химчистку. От проектора в комнате совещаний у тебя резь в глазах и головная боль. Ты здорово умеешь использовать молчание, чтобы выводить из себя людей. Это твоя проверенная стратегия на собраниях. Ты сидишь и смотришь своими глазами-лазерами, пока твой оппонент не рассыплется. О, и ты втайне глубоко порядочный человек. – Ты явно знаешь обо мне больше, чем кто-либо другой. Я ощущаю, как он внутренне напрягся. Когда я смотрю ему в лицо, на нём написано потрясение. Мои розыски напугали его, перетряхнули застарелые и лелеемые в душе привычки. К несчастью, следующие мои слова звучат так, будто их произносит маньячка. – Я хочу знать, что происходит у тебя в мозгах. Хочу выдавить твою голову, как лимон. – Зачем тебе вообще что-то обо мне знать? Я думал, стану для тебя славным партнёром по сексу из ненависти на один раз, после чего буду вычеркнут из списка, а ты сойдёшься с каким-нибудь мистером Милым Парнем. – Я хочу знать, что за человека буду использовать и делать объектом своих чувств. Какая твоя любимая еда? – Ванильное мороженое. Съеденное из твоего стаканчика твоей ложкой. И клубника. – Твое идеальное место для отпуска? – «Sky in strawberry diamonds». Когда я поднимаю на него раздосадованный взгляд, он смягчается и указывает на картину в раме: – Вот такая тосканская вилла. – Мне хочется забраться в эту картину. Что бы ты стал там делать? – Плавал бы в бассейне с мозаикой на дне. – Деймон улыбается, видя, как радует меня этот образ. – У этого бассейна есть где-нибудь фонтанчик? Маленький лев, который выплёвывает из пасти воду? – Да, есть. Поплавав, я лежу в тени, ем виноград и сыр. Потом я бы выпил большой стакан вина и уснул, прикрыв лицо книгой. – Ты, вообще-то, описал рай. Что происходит дальше? – Забыл упомянуть, что со мной в бассейне плавала красивая девушка, она же дремлет рядом на солнышке. Она голодна. Я, пожалуй, приглашу её куда-нибудь съесть пасту. Углеводы и жиры, посыпанные сыром. – Мне нравится эта пищевая фантазия, – выдавливаю из себя я. Так хочется быть той девушкой, что я готова завыть. – Обратно на виллу мы пойдём пешком в темноте, и я расстегну молнию на её красном платье. Накормлю клубникой с шампанским прямо в постели, чтобы подкрепить её силы. – Как ты всё это придумываешь… – Я настолько зачарована, что едва ворочаю языком. Если он так мечтает провести отпуск, я не переживу ночь в его спальне. – Потом я проснусь, и на следующий день всё повторится. С ней. Неделями. Я пялюсь на картину и представляю, что стою вместе с Деймоном под мерцающим тёмно-фиолетовым небом, фары едущих вдалеке машин освещают ряд выстроившихся вдоль дороги тополей. Нужно что-то сказать. Всё равно что. Деймон смотрит на меня, явно забавляясь. – Счастливая сучка. Он громко смеётся. Я задаю следующий вопрос викторины: – Ты оказался на необитаемом острове после кораблекрушения. Какие три вещи ты возьмешь с собой? – Нож. Штормовку. – О последней вещи он думает долго. – И тебя. Чтобы вызывать твоё раздражение, – поправляет он сам себя. – Я не вещь. Я не в счёт. – Но мне будет так одиноко на острове, – замечает Деймон. Я думаю о том, как он сидит один на общем собрании. – О’кей. Значит, мы с тобой тащимся по пляжу, и я проклинаю тебя за то, что ты вырвал меня из цивилизации, оставив без средств по уходу за волосами и помады. Что тогда? Он шевелит губами, касаясь мочки моего уха, и от моей дрожи трясётся весь диван. Почувствовав, как его рот прижимается к моей шее, я издаю громкий стон. Деймон выключает телевизор, и мгновение я пребываю в уверенности, что он сейчас проводит меня к машине. Или возьмёт на руки и бросит на свою кровать. Трудно сказать. Он поднимает руку к моим волосам, мягко проводит по ним кончиками пальцев, добирается до кожи головы. Мои веки трепещут. – Я бы соорудил для тебя навес и нашёл кокос, и потом мы вместе проводили бы время. – Как? – Мой голос едва ли громче шёпота. – Может быть, вот так. – Он прижимает свои губы к моим.