Черновик судьбы: Никогда

Боль – и ничего, кроме боли. Ее было так много, что она заполонила весь мир, стала миром, стерла все, что было до нее, вне ее. Растворила в себе. И когда чуть отхлынула, позволив ощутить очертания тела – жалкого, вздрагивающего и страдающего – это на мгновение показалось вознесением в небесные чертоги. Вот только в этих чертогах царил лютый холод. Почему так холодно? Неужели ее посмертие – это ледяной ад Кания? Горло саднило от собственного крика, из-под зажмуренных век сами собой катились слезы: обычная реакция на боль – откуда-то ей это было известно. Они чертили теплые дорожки по мерзнущим щекам. А потом защекотали шею, капнули прямо в ухо, и это показалось слишком нелепым, чтобы тянуть на посмертие. «Я не умерла. Я жива! Но кто это – я?» Боль все отступала, и вместо нее начали проступать воспоминания: медленно, неохотно, но неотвратимо, как обнаженная земля под тающим по весне снегом. «Кто я?!.» *** – Селия Фарлонг! Ввязываться в драку сразу с тремя противниками было предельно неразумно! Разве этому я тебя учил? – Нет, па… Дэйгун, – отзывается она покорно. У нее разбит нос и очень болят ребра – так болят, что каждый вдох-выдох кажется пыткой. Ей очень хочется заплакать, но слезы будут говорить, что она сожалеет. А она вовсе не сожалеет! И нечего было Моссфилдам издеваться над Эми! Если бы с ней был Бивил, они бы им задали! – Они сильнее, старше и быстрее тебя, – голос отца звучит холодно. – Назови хоть одну причину, по которой ты бросилась в драку? – Я знала, что я права! – выкрикивает Селия запальчиво. – Ты сама так решила? – Дэйгун качает головой. На этом отстраненном лице нет осуждения, но Селия все равно видит именно его. Видит, что отец считает ее поступок глупым, а не храбрым, а ее саму – какой угодно, только не правой. И все-таки начинает плакать… *** Она все-таки плачет, уткнувшись лицом в колени – беззвучно и безутешно. Но ее прерывистые вздохи звучат отвратительно громко в тишине закоулка древнего храма, в который они забились от людоящеров. Бивил долго молчит, а потом давит с усилием: – Селли, не надо… – Не надо – что? – шипит она с неожиданной для себя злостью. Эми больше нет. Дружбы с Бивилом больше нет, а любви и не было. Дружбы с братом Меррингом тоже больше нет. Ее руки покрыты кровью разумных существ. Всей ее прошлой жизни больше нет! Есть ли она сама? Или остались только эта бесконечная ночь, это проклятое, полное мертвецов болото, холод, страх и одиночество? Почему ей нельзя сейчас оплакать все это? Какое он имеет право приказывать ей молчать? Но Селия вытирает слезы. Бивилу ведь еще хуже. Он, оказывается, любил не ее, а Эми, а той больше нет… – Прости, – говорит она. – Идем. Я уже отдохнула. Только давай попробуем никого больше не убивать? Вдруг мы сумеем с ними договориться? *** – Вдруг мы сумеем с ними договориться? – предлагает Селия неуверенно. – Они же тоже люди, тоже граждане Невервинтера. – Они – бандиты, дурочка, – неприязненно морщится сержант Гали. – Убивая их, мы делаем городу одолжение. Ты, давай, не болтай, а делай, что старшие по званию приказали! Мы прикроем, а ты колдани, чем вы там, волшебники, убиваете. Молния там, огненные шары, только аккуратнее, пожар не устрой. Но так, чтоб эти сукины дети обосрались от страха! И всем нам работу облегчишь. Тебе о наших жизнях думать надо, а не об ихних. – Колдунья, – поправляет Селия тихо. – Чего? – непонимающе смотрит на нее Гали. – Я колдунья, а не волшебница. – Да какая, в жопу, разница? Просто делай свое дело! *** «Просто делай свое дело!» – звучит в голове голос сэра Нивалля. «Исполняйте приказ, капитан Фарлонг!» – громыхает голос лорда Нашера. «Сделай уже что-нибудь!» – вторит им голос Шандры Джерро. «Капитан! Скорее сюда!» – звенит взволнованный голос Каны. «Спаси, спаси нас!» – кричат разом несколько голосов, и этих голосов все больше, и больше, и больше. Они вовсе не жалобные, а злые. Они перекрикивают друг друга, оглушают и давят на голову, будто пресс для масла… Селия стонет. Ей холодно и больно, ее тошнит, она не понимает, что с ней, но ей уже хочется кануть обратно в небытие. В ее жизни было хоть что-то кроме унижения и отчаяния? Непрошенные слезы все еще струятся по ее щекам, не принося облегчения. Больно. Холодно. Страшно. Она потеряла все. И его. …Бишоп! Она не знает, как и когда, но эта уверенность – с ней. Она всех их потеряла! Никогда… Никогда! Ни-Ког-Да!!! Из ее горла опять вырывается протяжный вой. Это «Никогда» правит ее жизнью. Оно и сейчас бьется глубоко внутри холодным равнодушным маятником. Горящие призывной жаждой глаза Бишопа напротив ее лица: «Ни-ког-да». Теплая рука Касавира на ее плече: «Ни-ког-да». Возвращение домой: «Ни-ког-да». Примирение с братом… Маятник сбивается с ритма. С братом? Почему она подумала о брате? У нее никогда не было никакого брата. Примирение с отцом! «Ни-ког-да». Новая встреча с самым нужным и важным человеком на свете… Маятник идет на очередной заход, но замирает на полдороге. Нефрис? Арраман? Откуда она знает эти имена? А потом вспоминает – откуда. До боли любимые лица полускрыты туманом времени, как и все, с ними связанное. Присыпаны пеплом и снегом. Она все-таки открывает глаза. Нет, нет, маятник пока не объявил свой приговор! Ведь так?! Она все еще жива! Селия поднимает левую руку и смотрит на темно-фиолетовый ободок на своем пальце. Она все исправит. К ней снова подходит Сафия и снова произносит ласковое: – Я здесь. Лежи спокойно. Голод почти уже привычно ворчит, шевелится в располосованной и грубо зашитой груди, реагируя на близость живого существа, но Селия приказывает ему заткнуться. Она медленно и осторожно встает сначала на четвереньки, потом на ноги и молча смотрит на волшебницу. Еще одна первая встреча. Селия расправляет плечи и хрипит голосом, сорванным от недавних криков: – Кто ты… такая? Именно так она спросила в первый раз, и это был правильный вопрос. Все остальное было неправильным. На этот раз она не станет слушать чужие приказы и мольбы о помощи. На этот раз все будет по-другому!

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ