Черновик судьбы: Никогда

– Не буду я сидеть с этими тварями, пока вы там гробницы потрошите! Пусть, вон, Гробнар лошадей караулит, – Нишка надулась и скрестила руки на груди, показывая, что разговор окончен. – А я – летописец, – важно поднял тот палец. – И герольд! Мне нужно все-все увидеть своими глазами, а потом записать. К тому же там могут быть иллефарнские големы, – его глаза вспыхнули маньячным огнем. – На меня не смотри, – отрезала Кара, хотя Селия даже рта не успела раскрыть. – Или я иду с тобой исследовать руины, или остаюсь здесь. Элани зверюшек любит, вот пусть она с ними и нянчится. Или просто стреножим, и пусть снаружи ждут. – Орки такому подарку очень обрадуются, – проворчал Келгар. – Спасибо скажут и за добавкой придут. – Как раз орки-то в любви к пустой болтовне не замечены. Но подзакусить болтунами, думаю, не откажутся, – язвительно хмыкнул Бишоп, который сидел поодаль с кружкой пива и, как обычно, делал вид, что разговором не интересуется. Бессмысленный спор затянулся. Селия устало махнула Сэлу, и тот принес им новый кувшин с сидром. Раньше она предложила бы бросить жребий, чтобы распределить дежурства, но сейчас ей страшно не понравился сам факт, что ее слова принялись оспаривать. И как ей наводить порядок на пожалованных Нашером землях, если она даже в своем отряде навести порядок не способна? Как ей командовать сотней, если она не справляется с десятком? Размышляя, она выпила сидр, потерла переносицу и сказала тихо: – Друзья мои. Я люблю, ценю и уважаю каждого из вас, поэтому никогда не буду отдавать вам приказы. Вы все присоединились ко мне по своим причинам, но это было ваше решение, и вы сами назвали меня своим лидером. Если я перестала устраивать вас в этом качестве, мне очень, очень жаль. Потому что это означает, что наши дороги расходятся. Сейчас мне проще взять в развалины Арвана отряд Серых Плащей, чем тратить время на споры. – Она встала из-за стола и жестом погасила начавшиеся было возражения. – Я пойму, если кто-то захочет уйти от меня прямо сейчас. Но очень надеюсь, что мы расстанемся друзьями. Простите. Мне нужно закончить кое-какие дела перед отъездом. Селия зашагала в замок, сжимая кулаки и глотая вяжущую горечь, выступившую на языке. Ей до сих пор страшно не нравилось спорить и расстраивать этим людей, после споров она всегда изводила себя укорами. И волна огненной ярости и отваги, которая, как объяснил Алданон, была наследием драконьей крови, не слишком помогала – потом все равно наступало похмелье, заставляющее сгорать уже от стыда. Поводов стыдиться ей в последнее время хватало. И с чего лорд Нашер взял, что у нее получится? Она была обыкновенной деревенщиной, оказавшейся не на своем месте. Селия попросила горничную позвать констебля и села за широкий и удобный рабочий стол, покрытый затейливыми резными завитушками. Он достался ей от прежних хозяев, его лишь чуть-чуть подновили, наложив новый слой лака. А вот кресло купили новое – и не менее роскошное. Роскоши вокруг нее теперь хватало, и этого Селия тоже стыдилась. Касавир говорил, что она это заслужила, но верилось с трудом. Она с тоской оглядела стопки книг, ворох писем и бумаг и взялась изучать список работ на ближайшие две недели. Вскоре к ней присоединился Орлен, который его и составил, и они принялись кропотливо сверять проставленные там суммы с накладными и запросами цены. Вообще-то, финансами занимался Сэнд, но его и так завалили работой, чтобы подсовывать еще и эти мелочи. А они с Орленом в бухгалтерии разбирались не слишком хорошо, вот и перестраховывались. В Западной Гавани его тоже называли констеблем и считали правой рукой старосты. Он следил за соблюдением правил, отвечал за сбор налогов, распределял общинную землю между семьями и вел собственное немаленькое хозяйство. Селия сказала ему: – Пойдем со мной! Ты же точно знаешь, что нужно фермерам и другим простым людям. И справишься с ролью констебля лучше, чем кто-то еще. Орлен сперва рассмеялся. А потом ему стало интересно проверить свои силы. Сейчас они оба учились управлять землями. Но в отличие от нее, у Орлена в Крепости-на-Перекрестке раскрылся настоящий талант: он щелкал хозяйственные вопросы, как орешки, и не было бытовой проблемы или конфликта, которые ему не удалось бы разрешить. В дверь деликатно постучали, и на пороге возник Гахарит, ее дворецкий, с подносом в руках, на котором источали пар две фарфоровые чашки. – Миледи, господин Орлен, – его голос прозвучал торжественно, словно он входил не в кабинет к двум бывшим фермерам, а в дворцовую залу, полную блестящими лордами. – Мне показалось, этот отвар придаст вам бодрости. Гахарит стал еще одним человеком, который появился в ее жизни удивительно вовремя. Раньше он служил Алданону, именно его и его товарищей Селия спасла в захваченном бандитами доме. Но старый мудрец перебрался в Крепость-на-Перекрестке и поселился в библиотеке, бросив свою прислугу на произвол судьбы. Гахарит отправился следом, а когда выяснил, что кроме верного Харкурта Алданон ни в ком не нуждается, предложил свои услуги, а также услуги повара и нескольких слуг, Селии. Он в кратчайшие сроки умудрился создать в покрытом строительными лесами замке уют и даже навел здесь лоск. Гахарит сам набрал новый штат: от горничных и прачек до трубочистов и столяров – и сам взялся его натаскивать. С тем же рвением он принялся муштровать и саму Селию, призвав на помощь двух своих приятелей – таких же старых и энергичных, как он сам, учителей танцев и хороших манер. Посовещавшись, они выписали ей из Невервинтера портниху, и с тех пор Селия разгуливала в нарядных платьях с туго затянутыми корсетами. Ее волосы теперь были уложены под сеточкой в аккуратную прическу, кожу покрывал слой пудры, скрывающий и веснушки, и чешуйки, а вместо запаха целебного травяного настоя, который все называли «болотным», за ней шлейфом летел аромат духов. Наверное, она стала выглядеть привлекательнее. Но Селия была абсолютно уверена, что перестала быть собой. И кем именно она стала вместо этого, она все еще не понимала. Честно говоря, Крепостью-на-Перекрестке руководили Касавир, Кана, Орлен, Сэнд и Гахарит, и они бы прекрасно обошлись вовсе без нее. Селия требовалась им только когда они не могли прийти к общему мнению и нужно было выбрать компромиссный вариант. Она все еще слабо разбиралась в управлении и экономике и чаще просиживала время за умными книгами, чем делала что-то полезное. Так много Селия никогда не читала, хотя их с Дэйгуном дом всегда был полон книг. Селия прилежно впитывала новые знания, запоминала имена прислуги, фермеров и солдат, слала вежливые письма старостам окрестных деревень, торговцам и лордам-соседям, и изо всех сил старалась быть в курсе всех дел Крепости. Но все равно непрерывно ощущала на спине тяжесть собственной неполноценности – привычную и все равно болезненную. Она не могла быть настоящим капитаном, точно так же, как не могла быть настоящим героем. Ей ужасающе не хватало ума, опыта и решительности. Все, что у нее было, это желание приносить пользу и помогать. Но далеко ли уедешь на одном желании? – Ну, кажись, сошлось, – Орлен радостно потер мозолистые ладони. – А вот интересно, этой писанины когда-нибудь станет меньше? Тяпкой махать и то проще, чем всю эту канитель расписывать. И он ушел, напевая себе под нос, как человек, который доволен собой и своей работой. Селия о себе этого сказать не могла. Ей вечно казалось, что она делает все плохо и неправильно: выбирает не те приоритеты и не те слова, из всех выборов останавливается на худшем. Там, где стоило бы проявить жесткость, начинает давать слабину, а там, где можно отпустить вожжи – сердится и настаивает на своем. Вот и ее друзья успели подзабыть, что она – их командир. И Бишоп ее избегал, а когда проходил мимо, отворачивался и презрительно кривил губы... Селия уронила исписанные листки на стол, руки на листки, а голову на руки, и позволила своим мыслям потечь в эту сторону. Из ее отряда он все же не уходил: часто отлучался по нескольку дней на охоту и разведку, но всякий раз возвращался. И какой бы большой ни была Крепость-на-Перекрестке, сталкиваться им все же приходилось: то в таверне, то на тренировочной площадке, то в каком-нибудь коридоре. И это превращало ее жизнь в пытку. Когда она смотрела на Бишопа, под ее ребрами по-прежнему становилось тесно, а по жилам пробегал томительный жар. Но сладкая дрожь тут же сменялась глухой тоской, и в грудину вколачивался кованный костыль. Селия не единожды давала слово, что перестанет изводить себя мыслями о нем, и каждый раз его нарушала. Бишоп был как соринка в глазу, о которой невозможно не помнить и которую нельзя не ощущать – она думала о сотне разных важных вещей, но везде и всюду носила с собой его. Попытки его оправдать Селия оставила с той ночи на сеновале. Она окончательно поняла, что Бишоп дорог ей таким, какой он есть, целиком. С озлобленностью на весь свет, с жестокими словами, которые оказывались порой неожиданно глубокими. Со своей неведомой, полной секретов жизнью, в которой ей точно не было места. Она представляла его душу, как таинственный и опасный лес, населенный призраками и чудовищами. И обещала себе, что будет осторожна. Вот только перестать ему верить совсем оказалось выше ее сил. Селия все еще оставляла ему шанс оказаться не таким уж и плохим человеком. Но в ее мыслях больше не было надежды. В них равнодушно стучало маятником проклятое «никогда», знакомое до зубовного скрежета. Этот стук был понятным и привычным – она ведь еще ни разу не получала то, чего по-настоящему жаждала. Ничего не поменялось. И от того, что Бишоп мог исчезнуть в любой момент – навсегда, – он стал ценен ей вдвойне. А воспоминания о его голосе, запахе, вкусе поцелуя, пусть и сдобренном кровью, превратились в ее тайные сокровища. По ним тосковало не только тело, но и сердце. И сердцу хотелось кое-чего еще: защищать Бишопа. Селия не могла себе объяснить – почему. Просто знала, что это было бы правильно. И понимала, что выбрала задачку не по плечу. Защищать Бишопа было куда сложнее, чем Касавира, хотя бы потому, что Бишоп ни за что не принял бы ее помощь и страшно оскорбился бы, даже узнав о ее мыслях. И все же, кое-что сделать она могла. Например, распорядиться, чтобы таверну отстроили одной из первых и сделали это на совесть, а потом снизить Сэлу аренду в обмен на бесплатный стол и кров для ее друзей. Касавир решил, что этот подарок она сделала для всех своих товарищей, и был, в общем-то прав. Но когда Селия смотрела на вывеску «Хвоста Феникса», ее губы сами собой складывались в тайную улыбку. Утром на площадке возле конюшен ее встретил весь отряд, за исключением Сэнда, который был слишком занят принципиальным спором с Орленом, чтобы отлучаться из замка. Все предпочли сделать вид, будто вчерашней размолвки вовсе не было, и Селию это вполне устроило. Она покидала Крепость-на-Перекрестке в привычной расшитой рунами мантии, с волосами, торчащими, как им вздумается, и даже пахло от нее так, как раньше – сладкий аромат духов был смыт травяным настоем. Селия ехала навстречу загадкам и опасностям во главе своего отряда, справа снова держался Касавир, а слева – Бишоп, она чувствовала себя нужной и полезной, и ее сердце пело. Первую статую Ангхаррад они обнаружили неподалеку от границы Арвана – на вершине крутого скалистого холма. Селия спешилась и взобралась по осыпающимся камням на самый верх вдвоем со Зджаэв. Гитзерай двигалась так же легко, как и она сама, и посох в ее руках явно был оружием, а не поддержкой. Когда Селия приблизилась к каменному изваянию эльфийской женщины, посох срочно потребовался ей самой – в ее груди заныло и засвербело так, будто она подхватила сильную простуду, а потом под сердцем резануло неожиданной болью. – Знай, это отзывается осколок меча Гит, – пояснила Зджаэв то, что Селия поняла и без нее. – Хранитель памяти читает твою душу, Калак-Ча, твоя астральная проекция пришла в движение и потревожила его. Селия перевела дыхание и кивнула. Боль улеглась. Вместо нее она заново ощутила туго натянутую струну, соединяющую самую ее суть с чем-то непредставимо огромным и при этом живым. – Если пришло время уничтожить наш инструмент, это сделаешь ты, – услышала Селия призрачный голос статуи, и ее тело пронзила ледяная вибрация. Ее било так, будто что-то извне вливалось в нее ручьем электричества, колючим и чуждым телу. Статуя говорила о благословении, которое может стать оружием, но Селия, едва не разрываемая на части этим вторжением, уже не слушала. Осколок снова шевельнулся, и от нестерпимой боли она упала на колени. Струна опять зазвенела внутри тоненько и отчаянно, грозя оборваться и выкинуть ее за пределы этого тела и этого мира, а потом все стихло. Она тяжело поднялась, все еще полуслепая и сотрясаемая дрожью, сделала неловкий шаг, и ее ноги поехали на россыпи камней, увлекая к каменистому склону. Зджаэв бросилась ей на помощь, но не успела поймать – Селия с коротким вскриком покатилась вниз с обрыва высотой в дом, уже видя, как сворачивает себе шею и ломает хребет. Но ее поймали. Селия открыла глаза и увидела лицо Бишопа. На мгновение ей показалось, что весьма перепуганное лицо, но нет, всего лишь разозленное. – Косолапая идиотка, – прошипел он, продолжая крепко держать в руках. – Мало, что безмозглая, так еще и безногая! Селия медленно выдохнула, пытаясь прийти в себя от головокружения и вибраций – получалось не очень. И то, что Бишоп ее обнимал, совершенно не помогало. Ей ужасно захотелось положить голову ему на плечо: от слабости, от шока, от прилива нежности и от благодарности, но она сдержалась. Сердце колотилось бешено и громко, Селия ощущала плечом, что и в груди Бишопа стучало ничуть не тише. От физического напряжения, разумеется. – Как ты умудрился меня поймать? – прошептала она. – Руками, – огрызнулся Бишоп. – И чуть этих самых рук не лишился. Как тебя лошадь таскает, с таким-то весом? К ним подбежал Касавир. – С тобой все в порядке? – спросил он взволнованно. – Еще не знаю, – честно прохрипела Селия и закашлялась. Проклятый осколок все еще ощущался в ее груди, будто и впрямь сдвинулся из-за вторжения чуждой магии. – Это из-за ритуала. Там… произошло что-то странное. – Я почувствовал, – Касавир сосредоточенно коснулся ее лба, проверяя состояние. – А я видела, – раздался радостный голос Кары. – Как искра в Плетении! Очень красиво. Бишоп с раздражением вздохнул. Селия ощутила, как его руки напряглись, готовые ее скинуть. Но он все же этого не сделал, продолжая держать ее на весу. – Поставь меня, пожалуйста, – попросила Селия тихо, давя собственное сожаление. Она хотела сказать ему «спасибо», но вовремя спохватилась. – Что ж, тебе полагается премия. – Да неужели? – воскликнул он весело. – И во сколько же нынче оценивают жизнь доблестного капитана? – Как я сказала, денег у нас немного. Думаю, пятидесяти золотых с тебя хватит. – Хорошая девка в «Лунной Маске» дороже стоит. И это только час, – с укоризной покачал головой Бишоп. – Ты ходил в «Лунную Маску»? – переспросила Селия ядовито. – И тебя впустили? Не иначе, перепутали с кем-то. – Да туда кого только не впускают, – Бишоп почему-то бросил многозначительный взгляд в сторону Касавира. – Селия попросила тебя поставить ее на землю, – холодно напомнил тот. – Серьезно? Она что – умеет говорить? А мне показалось, за нее все время болтаешь ты. – Хватит, – строго прервала она начинающуюся перепалку. В руках Бишопа было невероятно тепло и уютно, покидать их мучительно не хотелось. И все же Селия мужественно произнесла: – Мне стало лучше, я смогу стоять сама. Бишоп ее выпустил, и довольно аккуратно. Селия снова покачнулась и ухватилась за его руку. – А вот идти, наверное, еще нет, – преувеличенно бодро заметила она. – Но ехать-то точно смогу. Касавир бережно посадил ее на лошадь, сел на свою и двинулся рядом почти вплотную, касаясь рукой задней луки ее седла – для подстраховки. А Селия рассказала о ритуале, о словах статуи и своих странных ощущениях. – Инструмент и Страж, – задумчиво пробормотал Бишоп. – Это они о Короле Теней? Если это они его создали, я бы не стал им доверять. – А у нас есть выбор? – нахмурился Касавир. – Выбор есть всегда, – угрюмо повторил Бишоп фразу, сказанную им в Эмбере. В древней шахте, захваченной обезумевшими духами, Селия вспомнила эти слова не раз и не два, беспомощно сжимая кулаки. Чудовищная жертва, принесенная безымянным магом во имя великой цели, и ее катастрофическая напрасность привели Селию в такой ужас, что ей хотелось бежать из этих руин без оглядки. Не думать и не знать, что такие вещи вообще могут существовать на свете. Как это возможно: совершить великий подвиг, а потом превратиться в свою полную противоположность и уничтожить то, что когда-то любил? Почему боги это допустили? Но Страж сделал свой выбор сам. Жуткий, бескомпромиссный, бесконечно трудный. … Ей выбирать не пришлось. Она всего лишь умудрилась выжить с проклятым осколком в груди и из-за этого вдруг сделалась должна всему миру. Селия даже была готова исполнить свой долг. Но что насчет выбора? Отец не спрашивал ее мнения, отправляя на поиски ответов. Лорд Нашер отмел ее возражения, взваливая на нее Крепость-на-Перекрестке. И ни Зджаэв, ни статуи Ангхаррад не интересовало – хочет ли она завершать дело, которое провалили древние иллефарнцы. Ей стало так тошно, что она попросила спутников о короткой передышке. Селия опустилась на каменную скамью и задумчиво уставилась в покрытую пылью и трещинами стену мастерской. Она чувствовала себя не то самозванкой, не то жертвой чужого произвола. И все пыталась уложить в голове информацию, услышанную от призраков. Через какое-то время рядом с ней сел Касавир. Вытащил из своего рюкзака маленькую серебряную фляжку, отвинтил крышку, отхлебнул и передал ей. Ее горло обжег крепкий алкоголь, и Селия раскашлялась. Но в мыслях все же немного прояснилось. Она подняла на него глаза и прошептала: – Почему? Почему это произошло? Это так… несправедливо! Уголки его рта скорбно опустились. Он взглянул ей в лицо, словно надеялся что-то в нем увидеть, а потом отвел взгляд. – Возможно, справедливость все же восторжествовала, но на недоступном нашему пониманию уровне, – ответил он негромко. – Нам неизвестно, каким бы мог стать худший исход, и чего удалось избежать. Империя Иллефарн пала, но мы не можем знать, что было бы, если бы она просуществовала до наших дней. Быть может, со временем она превратилась бы в угрозу всему живому… Так или иначе, оскверненного Стража низвергли в Тень, а мир уцелел. И подвиг этого человека нисколько не умаляет то, что с ним стало потом. Он ведь охранял свою родину и действительно долго сдерживал империю Нетерил от злодеяний. – Долго? – перебила его Селия сердито. – Несколько десятилетий! Разве оно того стоило? Неужели война с Нетерилом оказалась бы большим несчастьем, чем полное уничтожение целой страны со всем населением? – Мы не можем этого знать, – голос Касавира сделался еще тише. – Мы знаем лишь, что эти отважные люди боролись со злом так, как умели, до самого конца, и вкладывали в эту борьбу всю свою душу. – Но проиграли, – Селия с горечью покачала головой. – Выходит богам и вправду все равно. – Им не все равно, – Касавир взял ее за запястье и крепко сжал. – Но это наш мир. И нам его защищать! – Почему нам? – спросила она снова. – И почему именно я? Почему мне не оставили выбора? Я ведь обычная девушка, никакая не избранная. Так мало умею, а еще меньше понимаю. Я не тяну на спасителя, неужели ты не видишь, Касавир? – Ты слишком строга к себе, – он улыбнулся, но его улыбка вышла грустной. – Ты сильнее и мудрее многих, и у тебя все получится, Селия, вот увидишь. – Так уж и все? – в дверном проеме появился Бишоп, мрачно подкидывая в ладони найденный в одном из сундуков кинжал. – Даже боги не могут всего, паладин. Зачем ты снова ей лжешь? – Уходи, Бишоп, – нахмурился тот. – Она разговаривает не с тобой. – Да, в общем-то, и не с тобой, – Бишоп приподнял бровь. – Она просто опять распустила нюни, а ты успел подсесть к ней первым и сейчас пользуешься ее слабостью. Ей нужно услышать правду, а не успокоительную чушь, в которую ты и сам не веришь. – Бишоп! – гневно начал было Касавир, но Селия положила ладонь ему на руку. – Пусть он скажет, – попросила она. – О какой правде ты говоришь? – А правда в том, что никакой справедливости нет на свете, все это выдумки, – Бишоп ловко прокрутил кинжал, поставленный на острие, на кончике пальца и поймал его щепотью за клинок. – Жизнь несправедлива, миледи капитан. Она состоит из проблем, боли, препятствий и плохой погоды. Ждать справедливости глупо. Даже последние ублюдки хотят получить то, что, как они думают, причитается им по праву. И то, что справедливо для одних, для других – мерзкое притеснение и насилие. Так что, каждый просто трепыхается по мере своих сил и получает последствия. Вот и все. – Снова бесстыдная казуистика! – не выдержал Касавир. – Я таких умных слов не знаю, – пожал Бишоп плечами. – И, кстати, мне плевать на твое мнение. А ты, капитан, подбери сопли. Выбор у тебя есть. И ты знаешь, какой: или делай, или не делай. Его глаза иронично блеснули. Он сунул кинжал за голенище и вышел. Селия растерянно отвинтила крышку фляги и сделала еще один глоток. А ведь у нее действительно был выбор: потихоньку оставить где-нибудь эти осколки и сбежать, куда глаза глядят, – с Бишопом или без него. И она могла это сделать в любой момент, все это время. Могла. Но сделала другой выбор. Так что толку сидеть тут, жалеть себя и ныть? Селия поднялась на ноги. – Ну что ж, отдохнули, пора идти дальше. Нужно отыскать еще две статуи.