Мистер Смерть, 3246-ой и дорогой клиент.

Он сладко потягивается и глубоко вздыхает, чувствуя запах моря, представляет себя на побережье, под тёплыми, окутывающими его мягко-мягко лучами солнца и растягивает губы в довольной улыбке, продолжая висеть в воздухе. Когда он открывает глаза, перед его взором предстаёт бесконечная, тёплая, вязкая, словно мёд, сладко зовущая в свои тёплые объятья тьма, что поглощает всё вокруг и его самого, создавая единую плоскость, в которой нет верха и нет низа, есть только бесконечность, в которой он постепенно растворяется. Он зевает, слегка ведёт руками, про себя отмечая, что сегодня он в облике человека, и неспешно плывёт в этой невесомости, что окружает его ласковым одеялом. Не вперёд и не назад. Тут, в месте где он живёт, нет этих понятий. Тут нет совершенно ничего. Только он сам и бесконечность. Он находится в ней совершенно один, сюда нет входа ни его подчинённым, ни его ближайшим помощникам, ни даже Три тысячи двести сорок шестому. Тут в этой тьме может находиться только он, искренне наслаждаясь безвременьем, тишиной и одиночеством. Тут он не думает о прошлом, ничего не ожидает от будущего. Он просто существует, и всё его существование окутано безмятежностью, что несвойственна смертным. В его разуме строятся целые миры, цивилизации сменяют друг друга, а он лишь смешивает души воедино, создавая эту самую тёплую, мягкую, бесконечную тьму в которой находится, создавая свой собственный идеальный мир, который никто не в силах разрушить. Он переплетает нити чужих воспоминаний воедино, сшивает чужие истории, растворяет один разум в мириаде других лишь для того, чтобы после появилась новая, неповторимая, ни с чем несравнимая жизнь, над которой он не будет властен, покуда не настанет её конец и она снова не вернётся к нему, чтобы пройти этот путь снова. И снова. И снова. По кругу. И так до тех пор, пока самой идее существования не придёт конец и некому больше будет рождаться и умирать. Пока не настанет момент его собственной смерти. Три тысячи двести сорок шестой парит около Беллы, наблюдая, как та делает уроки, периодически испуганно оборачиваясь на звуки, что он намеренно издаёт влекомый лёгким любопытством. Он шлёпает одним щупальцем о другое, разглядывая её подрагивающие плечи, вслушивается в её мысли, что больше не мечутся от учёбы к одноклассникам, от одноклассников к Эдварду, а от него к её собственной матери, что выбрала между ней и своим новым мужем явно не её. Теперь все её мысли сосредоточены исключительно на нём. И хоть она и пытается отвлечься от этих сковывающих её звуков, ощущения, что на неё смотрят и периодически мелькающего перед лицом тумана и ярких зелёных, практически кошачьих глаз, у неё это выходит от слова «хуй». Она испуганно вздрагивает, подавляет панику, размеренным дыханием и гонит от себя мысли, что в доме кто-то есть помимо неё, а затем осознаёт, что если тут никого нет, то вывод напрашивается сам – она сходит с ума и вот честно, Белла не знает, какой из этих вариантов предпочтительнее. Она сглатывает вязкую слюну с привкусом желчи, думает что не ела с самого утра и уже хочет подняться и сходить перекусить, как снова слышит этот странный шлёпающий звук. Она оборачивается так резко и быстро, как только может, но с той стороны с которой доносился звук ничего нет. Её всю трясёт, слёзы скапливаются в уголках глаз и она запрокидывает голову, с силой втягивая воздух сквозь зубы. - Всё в порядке, это просто нервы,- тихо произносит она, её голос слегка дрожит и Белле кажется, что она слышит лёгкий смешок. Три тысячи двести сорок шестой же настолько увлечён спектром эмоций, что она выдаёт, что больше не задумывается о скуке, он играет на струнах её души, забавляется её реакциями, следит за малейшими изменениями в её теле, отмечая каждый раз, как сильно ускоряется пульс, как заполошно бьётся сердце, он слушает её путанные мысли, что сосредоточены исключительно на нём, и упивается властью, что обычно длится всего секунду, в которую он забирает душу, забирает жизнь, а тут это упоительное мгновение растянулось на часы, а в перспективе на дни, может даже недели. Она теперь целиком и полностью в его власти, в том, что он мог бы назвать своими руками, и он готов если понадобиться даже создать эти руки для неё, лишь бы понять и постичь всю суть, что она готова ему преподнести. Три тысячи двести сорок шестой подплывает к ней ближе, заглядывает в перепуганные глаза и видит в них это драгоценное для него смятение и непонимание происходящего, видит испуг и что-то, что он обычно видит лишь мельком, когда душа вот-вот окажется в его власти, он наклоняется чуть ниже вдыхает запах её волос, отмечая, что пахнет от неё не как от умирающей, не так как обычно, и задумывается об этом, отплывая к окну, давая ей время немного успокоиться и прийти в себя. Он смотрит на заходящее солнце, на то, как мир вокруг становится темнее. Он привычен к темноте. В мире, где он обычно проводит всё свое время всегда темно, потому что дорогой Хозяин испытывает к сумраку особую любовь. Он плавно отпускает размышления о Белле и перетекает мыслями к дорогому Хозяину, вспоминая их последнюю встречу, вспоминая, как Господин Смерть раскрыл портал в ТО место, которое не мог посещать никто кроме него самого. Оттуда веяло свежим запахом моря, медово тягучей силой их дорогого Хозяина и нерушимым спокойствием. ТО место… ТО место… Три тысячи двести сорок шестой прикрыл глаза. Он знал, чем ТАМ занимается дорогой Хозяин, и прекрасно понимал почему туда никому нет хода, но всё же… было довольно любопытно. Он бы с удовольствием понаблюдал за тем, как дорогой Хозяин смешивает воедино все принадлежащие ему души. Но Три тысячи двести сорок шестой прекрасно знал, что он никогда не сможет постичь то, чем занят Господин Смерть и никогда, никогда не сможет воспроизвести то, что он делает в ТОМ месте. Он очнулся от своих мыслей только когда услышал тихий шелест и слабое сопение – Белла спала, беспокойно ворочаясь в кровати. Три тысячи двести сорок шестой подлетел к ней, отодвинул волосы и вгляделся в её лицо – губы поджаты, брови сведены к переносице. Он с лёгкостью скользнул в её голову, убеждаясь, что и во сне он единственное, что у неё есть, и выскользнул из её разума. Он подлетел к зеркалу и принял её облик. Вгляделся в своё-её отражение и приблизил лицо к зеркалу – глаза были всё такие же изумрудно-зелёные, будто подсвеченные изнутри лампой, он хмыкнул и решил, что подобное отличие допустимо, ведь он не в силах этого исправить. Он мог принять любой угодно облик, но глаза… эти глаза принадлежали дорогому Хозяину и это было единственной константой в облике любого из таких, как он. Три тысячи двести сорок шестой присмотрелся внимательнее, провёл по брови тонким пальцем, делая ту более округлой, более похожей на то, что было в реальности. Он неслышно приблизился к Белле, мягко ступая босыми ногами по полу и присмотрелся, запомнил в мельчайших деталях то, что видел и вернулся к зеркалу, касаясь носа, слегка меняя его форму, чуть вздёргивая самый кончик, распрямляя и сужая часть между бровей, добавляя тонкий шрам у линии роста волос, слегка корректируя разрез глаз. Он создал идеальную, ничем неотличимую копию, а затем постарался изобразить то, что видел. Он приподнял брови, нахмурился, но так и не смог изобразить истинное проявление её эмоций, всё что он показывал, казалось поддельным. Он не мог передать достоверно её мимику, не мог сводить брови в этом жалобном изломе, не мог кривить губы так, чтобы только на одной щеке выступала ямочка, не мог… Три тысячи двести сорок шестой моргнул и принял другой облик – тот, который знал от и до. Он вгляделся в ЭТО лицо и слабо улыбнулся, затем слегка прищурился и покачал пальцем перед глазами, а затем приложил их ко рту, скрывая лёгкий излом губ, прикрывая то, что не следовало видеть абсолютно никому в этом мире и в любом другом тоже. Он коснулся этой совершенной для него щеки, провёл по ней пальцами, заметив несоответствие, окрасил ногти в чёрный и сделал их короче, прищурился и завил волосы сильнее, а затем улыбнулся сам себе так, что защемило под рёбрами. Он так скучал… Три тысячи двести сорок шестой коснулся пальцами губ, а затем приложил подушечки к щеке, он не знал сколько на самом деле прошло времени с того раза, как они с дорогим Хозяином виделись в последний раз, но ему казалось, что слишком долго. Он качнул головой в типичном, так хорошо знакомом жесте и вернул себе свой истинный облик. Оглядел самого себя и отплыл, растворяясь в темноте комнаты, сливаясь с тенями от отсветов луны, легко проскальзывая в мысли Беллы и вплетая свой образ в её сон. Она проснулась резко, раскрыла глаза и выдохнула, как будто вынырнула из воды. Голова слегка болела и выспавшейся она себя не чувствовала совершенно. Белла потёрла веки пальцами, зевнула и огляделась. Она смутно помнила свой сон, но… всё что осталось ясным в памяти были лишь тёмные щупальца и изумрудно-зелёные глаза. Она поёжилась, встала с постели, уныло глянула на недоделанное домашнее задание и пошла завтракать, хоть голода совершенно и не чувствовала, зато кое-что другое ощущала прекрасно, она оглянулась у самой лестницы, замечая краем глаза тёмное облако, подавила желание вздрогнуть и спустилась вниз. Чарли пил кофе, читал газету и явно порывался что-то сказать, но всё не решался. Белла помогать ему была не намерена, ей бы и самой помощь не помешала, но она сомневалась, что Чарли или кто-либо ещё способен ей её оказать. Разве что хороший психолог или квалифицированный охотник на нечисть. «Насколько будет странно, если я приведу в дом святого отца с просьбой изгнать злого духа»- подумала она, наливая себе чай. Она наполнила кружку кипятком и развернулась, застыла на мгновение, поражённая видом склонившегося над отцом чёрного облака, и выронила кружку из ослабевших вмиг пальцев. Три тысячи двести сорок шестой растворился в воздухе и ухмыльнулся улыбкой, которую когда-то украл у дорогого Хозяина, он знал, что на его лице, с его тонкими губами и акульими зубами она смотрится совершенно иначе, но всё же, он каждый раз чувствовал эту связь и испытывал смутную радость, которая в данный момент усиливалась яркими эмоциями и переживаниями Беллы, что принялась уверять отца, что всё в порядке, она просто обожглась. Позавтракать ей так и не удалось, но и есть ей в сущности не хотелось. Она поднялась в комнату, сняла с себя одежду и застыла на месте, прикрыв грудь руками. Она чувствовала чужой изучающий взгляд каждой клеточкой своего тела. - Что тебе от меня нужно?- тихо спросила она, но ответа не последовало, просто воздух будто стал гуще и плотнее. Белла прикрыла глаза и опустила руки по бокам, а затем готовая ко всему на свете, распахнула глаза и еле подавила желание завизжать. Она была окутана чёрным туманом, чувствовала покалывание на своей коже, видела любопытные зелёные глаза, которые на протяжении всего вчерашнего дня преследовали её. Она понимала, что стоит ей моргнуть и всё это исчезнет. Её трясло, тело не слушалось и судорожно подрагивало, она понимала, что ещё немного и колени её подведут, и она просто-напросто свалится на пол. Белла приподняла руку и неуверенно поднесла её к чужим глазам, но те отдалились, а затем и вовсе исчезли, растворились в воздухе, а туман рассеялся, будто и не было его вовсе. Свон сглотнула, чувствуя как её начинает тошнить от нервов и накинув халат выбежала из комнаты и ворвавшись в ванную склонилась над раковиной, чувствуя рвотные позывы, но в желудке ничего не было и единственное, что она смогла сделать - это сплюнуть горько-кислую слюну. Белла подняла голову и вгляделась в своё отражение, то ответило ей искажённым в болезненной гримасе лицом и кривым изломом бровей, между которых залегла складка. Три тысячи двести сорок шестой парил рядом, с интересом наблюдая за ней, он пошевелил щупальцем, превращая то в тонкую руку с слегка обкусанными ногтями и поднёс к тому, что заменяло ему лицо, принявшись разглядывать, затем опустил взгляд на судорожно сжатые вокруг раковины пальцы Беллы и слегка изменил форму ногтей, подлетел поближе и аккуратно, чтобы не коснуться чужой кожи, положил свою руку рядом с её и тоже сжал край, наблюдая как вены проступают у запястья, в точности как у неё. Белла с присвистом выдохнув, умылась, почистила зубы, чувствуя на затылке чужое тёплое, будто отдающее запахом моря дыхание и вышла из комнаты дёрганной, слегка пружинящей походкой. Она одевалась настолько быстро насколько могла, вздрагивая каждый раз, когда чувствовала, как её волосы слегка отводят в сторону, будто помогая, будто… Белла судорожно выдохнула и снова решительно обернулась к пустоте комнаты и вскинула голову. - Ты бы уже убил меня, если бы хотел,- тихо заявила она, совершенно не уверенная в собственных словах. Три тысячи двести сорок шестой рассмеялся от этого заявления, от её мыслей, от её вида и подлетев ближе решился на совершенно идиотский поступок. Он склонился к её уху, отвёл волосы, так что сомнений, что это не ветер не оставалось, и прошептал голосом, что даровал ему дорогой Хозяин: - Ты в этом так уверенна? Белла дёрнулась, взмахнула руками, и завалилась назад, падая прямиком на пол, больно ударяясь копчиком, и уставилась ошарашенным взглядом в пустоту перед собой. Она тяжело сглотнула и вытянула руку, но её пальцы скользнули по пустоте, так ничего и не нащупав. Три тысячи двести сорок шестой склонился к ней, снова коснулся волос, наблюдая, как Белла дрожит всем телом и отвёл те назад, открывая для себя её перепуганное лицо. Он облетел её, пристроился сзади и завязал волосы призрачной лентой, что стоило только ему убрать щупальца, стала материальной. Чёрной, бархатной полоской. Белла сидящая напротив зеркала с замиранием сердца наблюдала за тем, как её волосы словно по волшебству движутся сами и была от происходящего в священном ужасе. Она не могла поверить в происходящее, но всё же… - Я даже не знаю что хуже,- тихо прошептала она,- вариант, что мне собрал в хвост волосы призрак или что я всё же сошла с ума. - Я не говорил тебе, что я призрак,- со смешком ответил Три тысячи двести сорок шестой, подплывая к её лицу и снова проявляя глаза. Белла дёрнулась и отстранилась, окончательно падая, завалилась на спину и уставилась в потолок, через мгновение замечая, как глаза оказываются прямиком над ней. - Боже, я же так…,- она запнулась и сильно-сильно зажмурилась, прикрыла лицо пальцами и, наконец, разревелась. Три тысячи двести сорок шестой восторженно смотрел на неё. Она вся дрожала, всхлипывала и была настолько сильно переполнена эмоциями, что те рвались из неё наружу. Он коснулся её запястий всё ещё невидимыми руками, преобразованными из щупалец, и отвёл ладони в стороны, разглядывая её. То как слёзы текли из её глаз, тонкими прозрачными струйками стекая к вискам, то как она беспомощно жмурилась, всхлипывала и пыталась слабо дёргать руками, не уверенная не станет ли хуже, если она будет сопротивляться. Её мысли метались от ощущения живого тепла на коже, к смутному, из-за слёз, свету его горящих зелёным глаз. Она плакала горько и отчаянно, переполненная страхом и ощущением скованности, невозможности избавиться от чужого навязчивого преследования. Она плакала, смутно осознавая, что отныне её жизнь будет тесно связана с существом, что сейчас стирает дорожки слёз с её щёк своими тёплыми пальцами, что секунду назад ещё удерживали её запястья.