правильный

Леон спокойно крутит в руках очередной неблестящий и бугристый камешек, пока Карл пытался наиболее доступными словами объяснить ему, что этот камешек не обладает большой ценностью. Хамелеон ловко перекладывает мятную конфету за другую щёку, закидывает ногу на ногу — и ящик, на котором так беззаботно расположился парень, предупреждающе скрипит, пытаясь согнать негодяя. Но слишком упрямый Леон на такие провокации не ведётся, слишком удачливо избегая несчастий почти что ежедневно. В последние дни такие сцены происходили слишком часто — неизвестно по какой причине Леона постоянно тянуло в шахту (в один момент парень придумал шутку, что теперь он больше похож на подземную крысу, а не хамелеона), а если быть точнее — к её очень занудному жителю. Было что-то такое особенное в их общем времяпрепровождении, чего Леон уже не мог найти в общении с другими людьми и не мог этого не заметить, хотя и дать чёткое определение этому «чему-то особенному» он тоже не мог. Возможно, это мог сделать Карл с его богатым словарным запасом, но парень не хотел обращаться с этим, как ему казалось, нелепым вопросом. В любом случае, шахтёр наверняка не испытывал того же и у него была своя, более правильная позиция. Да и отвлекать его особо не хотелось, ведь, как оказалось, бедняга работает в шахте сутками напролёт, поэтому большинство времени Леон просто сидел и наблюдал за тем, как Карл выкапывает полезные ископаемые, бросает их рядом, сопровождая это бессмысленными монологами, попытками объяснить Леону, что он делает и внезапными культурными ругательствами, что в первое время сильно удивляло, ведь парень был убеждён в том, что ботаник попросту не способен злиться и ругаться. Первое время Леон боялся всего. Боялся, что их спалят Динамайк или Джеки, атакуют ящерку своими неудобными расспросами, боялся, что об этом узнают все и будут тыкать на Леона пальцем, хотя он так и не придумал, по какой именно причине. Но, когда это действительно произошло и коллеги геолога прибыли к нему с каким-то вопросом в тот самый момент, когда они спорили о какой-то ерунде, пожилой шахтёр попытался поддержать их разговор, а Джеки вовсе усмехнулась и ушла прочь. И ничего более. Всё пошло своим чередом. — Может быть, этот камешек и бесполезный, но он явно очень дорог… потому что его выкопал ты, — говорит ящерка на низких тонах, слегка опершись на свободную руку, не отводя взгляд от напряжённого шахтёра. Он знал, почему это говорил. Он хотел пошутить над Карлом, задеть его по-дружески, хотя ради этого ему и приходилось говорить такие вещи, сомневаясь изредка в их неправдивости. В любом случае, ожидаемая реакция была достигнута — Карл резко выпрямился, губы его дрожали, а и так красное от работы и споров с непробиваемым ящером лицо покраснело ещё сильнее. Казалось, сейчас ботан взорвётся от злобы или каких-то других ботанских чувств, но через секунду выражение его лица меняется на тоскливую нейтральность, сопровождаясь тяжёлым вздохом. — Иногда мне кажется, что эволюция обошла тебя стороной, — Карл раздосадовано кашляет от пыли, поднявшейся за всё время его работы, но игнорирует это и продолжает выкапывать такие же бесполезные камни, прерываясь разве что на бессмысленные монологи, попытки объяснить Леону, что он делает и внезапные культурные ругательства. Всё шло своим чередом.

***

Леон не помнит, как так вышло, но теперь на подоконнике в его комнате стоял горшок с маленьким и слабым ростком, намеревавшимся стать огромным благоухающим цветком. Разглядывая ту самую упаковку с семенами, которую Карл так легко отдал из ненадобности, парень двести раз вычитал оформленную красивым витиеватым почерком надпись «пеларгония белая» и, недолго думая, решился взять на себя ответственность. На удивление ящерки, к нему навстречу пошла Нита, подсказав, как лучше выращивать это неприхотливое растение, таким образом показав себя не только хорошим зоологом, но и отменным ботаником. Хотя Леон точно не был намерен называть так свою сестру, ведь в таком случае он никак не сможет называть Карла, который в свою очередь постоянно будет вскрикивать «я геолог, а не ботаник, это совершенно различные и параллельные науки!» и, кажется, он ещё ни разу не повторился в подборе подходящих прилагательных. В любом случае, мысли о Карле сами лезли в голову, пока парень рассматривал слабый росток. Слишком прочные ассоциации засели в его голове. Леону казалось, что этот слабый и беззащитный росточек чем-то напоминает его друга-геолога, хотя это чудо природы уже пыталось всем доказать, что способно постоять за себя. С улыбкой хамелеон осознал, что никак не может объяснить данную ассоциацию. — Интересно, насколько ты будешь белым? — спросил у будущего цветка ящер. Непробиваемая тишина, лишь тихое щебетание птиц за окном. Леон выкладывает из кармана кофты на подоконник кристалл кварца, позволяя ему отражать и преломлять лучи солнечного света. Вот она, вещь, напоминающая о нём больше всего.

***

— Карл, мне вот интересно… — внезапно спрашивает Леон, отвлекая упомянутого от чистки кирки, заставляя того вопросительно вздёрнуть бровь и прервать своё дело. Даже бур грубоватой коллеги Карла, работавшей где-то неподалёку, замолкнул на пару секунд, после чего заработал вновь. Получив внимание и даже секундную тишину, Леон задаёт вопрос, — ты же работаешь в шахте, да? — парень был готов к тому, что его вот-вот перебьют и сделают замечание по типу «какое колебание Земли повлияло на тебя на этот раз?», но всё же ящерка был быстрее, поэтому продолжил, — Меня удивляет, что ты вечно сохраняешь чистоту. Как у тебя это удаётся? — То, что я геолог и работаю в шахте, вовсе не означает того, что я априори не соблюдаю порядок на своём рабочем месте! — чуть ли не воскликнул оскорблённый шахтёр, даже отложив кирку из-за такого сильного заявления. Хамелеон слегка смутился и со слабой улыбкой проговорил тихое «прости», пытаясь не выронить изо рта недавно вскрытую конфету, так приятно ласкавшую вкусовые рецепторы. Карл, словно заразившись улыбкой от своего друга, хмыкнул с наигранным недовольством, — Я не знаю, откуда у тебя взялись такие умозрительные выводы, но мне попросту чуждо жить в грязи. В отличие от некоторых… невежд, — парень потирает переносицу, видимо, вспоминая о своей не такой уж чистоплотной соседке Джеки, которая, между прочим, по рассказам бедняги, изредка пыталась навести свои порядки в комнате шахтёра. Его слегка передернуло от упоминания этого человека, что было предельно хорошо видно. Леон хотел было кинуть сухое «понятно» и продолжить наблюдать за не очень-то интересной работой Карла и продолжать задавать подобные вопросы, но в его голове, словно негромкий щелчок, оглушающий подсознание, созрел маленький план. Хамелеон легко отклеивается от неровной поверхности стенки шахты, которая как раз неприятно колола его спину и подходит к сидящему шахтёру, хотевшему вернуться к своей незначительной, но очень важной для него работе. Взгляд приковывается к нависавшему над ним ящером, устанавливая зрительный контакт. — У тебя на рубашке пятно, — коротко произнёс парень, тыкнув пальцем куда-то приятелю в грудь, тем самым указывая на сероватую ткань. Он начинал тихо хихикать, пока шахтёр удивлённо несинхронно хлопал глазками, ещё не отреагировав на слова Леона. — Как? Не может такого быть! — Карл наконец-то осознаёт, что сказал ящерка и с каким-то испугом, может быть, даже панически, слегка наклоняется вниз, пытаясь найти причину замечания Леона. Одно неправильное движение — и ящерка ловко щёлкает шахтёра по носу, попутно отобрав каску, сняв её без какого-либо труда и сразу же протянув её куда-то наверх, чтобы её владелец точно не достал. Ожидаемая реакция — Карл не потерпел такой наглости, резко сорвавшись с места и приподнимаясь на носочки в попытке достать украденную вещь, — Эй, это вовсе не смешно! Верни, расхититель! — Леон чуть ли не разрывался от смеха, пока шахтёр не оставлял свои бессмысленные попытки, выкрикивая неординарные ругательства своим шепелявым голосом, что делало ситуацию более комичной. Ящер переводит взгляд — и рука немного ослабевает от удивления. Карл, стоявший чуть ли не вплотную и пытавшийся достать каску, его нахмурившиеся брови, отчаянно пытавшиеся скрыть слабую, но яркую и озорную улыбку и перевести всё внимание на себя, его янтарные глаза, в которых читалась бурная смесь разных противоречивых эмоций, и, самое главное, растрёпанные от каски волосы пшеничного оттенка, которых очень хотелось прикоснуться… всё это сбило с толку Леона, не позволяя дать отчёт своим действиям. Рука ещё немного ослабевает — и шахтёр ловко забирает свою вещь с горделивым смешком. — Я знаю, что ты любишь быть всеобщей проблемой, но, пожалуйста, больше так не делай, — быстро проговорил геолог, хитро ухмыльнувшись, пока поправлял волосы и надевал каску обратно. И только после этого Карл слегка отошёл от друга и присел на прежнее место, пытаясь найти кирку с тихим вздохом. «Ну вот, придётся заново чистить, » — тихо раздаётся со стороны парня, который всё-таки нашёл орудие. В то же самое время хамелеона мучало множество вопросов, которые всё время перебивали друг друга и создавали лишь неприятный шум в голове. Всё же, откинув все сомнения, Леон отходит на пару шагов и пытается занять самую непринуждённую позу. — Конечно, — ящерка прячет руки в карманы и отчаянно прячется в своей кофте, пытаясь закрыться ещё сильнее, но не знает, от чего именно — Карла, который наверняка уже забыл про только что произошедшую ситуацию, вновь увлёкшись своей любимой киркой, или собственных внезапно нагрянувших и необъяснимых чувств. Даже тогда он выглядел чересчур правильно, хотя статическое электричество и шалость Леона сделали свою работу. Не было времени думать о том, откуда берутся такие мысли, словно ток, измучивающие сознание парня. Не было времени подобрать подходящие слова. Взгляд метается из стороны в сторону, отчаянно хватаясь за какие-то незначительные детали, словно вцепившись когтями в хлипкую веточку над пропастью — он слишком правильный, идеальный. Он красивый. «Я обязательно сделаю это ещё раз».

***

«Сукцинит — самая объемная разновидность красивого балтийского янтаря. Не менее 98% янтарей, добываемых в Прибалтике — сукциниты. Название происходит от Pinus succinieferra, сосны, росшей в этих краях миллионы лет назад. Подвидов сукцинита великое множество, различия заключаются в особенностях строения и внешнего вида камня». Леон тыкает пальцем между строк толстой книги, плавно ведя к изображению, на котором изображался этот камень. Где-то в углу страницы была причудливая картинка с этим камнем, неугловатым, чем-то напоминающим каплю грязной воды, с какими-то чёрными примесями. Казалось, он был очень мягким на ощупь. Может быть, если бы Леон впервые увидел этот минерал вживую, он назвал его оранжевым камнем. Сукцинит. Всматриваясь поближе, хамелеон рассматривает все вкрапления и неровности, прощая некоторую погрешность изображению в книге. Слегка подумав, Леон пришёл к выводу, что чем-то этот камень напоминает его глаза. Цвета янтаря, с маленькими примесями более тёмного оттенка, перетекающие в карие ближе к хрусталикам. Жизнь, возможно, решила иронично пошутить над ним, подарив ему янтарные глаза, которые трудно забыть. Почему же его глаза, созданные природой и похожие на неидеальный оранжевый камень, так идеальны? Леон быстро захлопывает очередной том о минералах, осознавая, что скука и дремота резко преобразились в мысли о Карле, заставляющие судорожно выдохнуть и слегка вцепиться в книжку. Слегка приподнявшись на коленях на чужой кровати, заставив её недовольно скрипнуть, ящер ставит на книжную полку на своё место огромный том, заставив тем самым случайным образом выпасть книжку потоньше, на обложке которой витиеватыми буквами было выгравировано «Толковый словарь». Леон не заметил, с каких пор Карл начал доверять ему свою комнату, вместо того, чтобы поворачивать его и заставлять идти обратно домой, когда у шахтёра были наиболее сложные смены и другие дела, на которых ящерка присутствовать не мог, как бы этого обоим не хотелось. В последнее время Карл даже не спрашивал никакой договорённости или что-то вроде того, просто ловким движением отдавал ключи ящерке со словами «Джеки не открывай». Что Леон и делал, не желая предавать друга, хотя грубая соседка особо и не наведывалась. В первое время парню было очень интересно изучать маленькое пространство, параллельно не пытаясь задохнуться от пыли и недоумевая, как шахтёр может в такой жить. Однако, не обнаружив никаких скелетов в его шкафу как в прямом, так и переносном смысле, Леон решил заниматься более приземлёнными делами, например, рассматривать пресловутую и вечно упоминаемую в рассказах геолога коллекцию минералов. Некоторые из них оказались действительно красивыми и интересными, но парень быстро осознал, что без занудного ботанского сопровождения и объяснения происхождения каждого из камней, минералы утратили свою ценность в его глазах. После этого Леон неоднократно и не всегда нарочно пытался навести беспорядок в комнате шахтёра, после чего стыдливо возвращал всё обратно, зная, как тот может расстроиться, а на эти опечаленные глазки смотреть уж точно не хотелось, что и мотивировало заново собирать разбросанные вещи. В итоге от нечего делать ящерка хотел вовсе провести влажную уборку и ненадолго избавить хозяина от надоедающей пыли, но, взвесив все за и против, всё же решил заняться другим делом — изучить личную библиотеку Карла. Леон не особо любил читать, но, по факту, делать было больше нечего, да и по какой-то неизвестной причине ему хотелось чуть лучше понимать, что ему вечно пытается донести шахтёр. Мысль о том, что ящерка снова сконцентрирован на своём друге, отчаянно ловит его с поличным, хватая за шкирку и вытаскивая из омута очарованных раздумий. Вновь приземлившись на чужую кровать, рука сама открывает словарь на совершенно случайной странице. Буква П. Нервный глоток, глаза сами ищут это слово. Правильный. «Верный, соответствующий действительности, такой, как должно». Сознание само рисует необходимые черты, даже не спрашивая согласия хозяина. Может быть, он сам пользуется этим словарём, поэтому у него такой богатый словарный запас? Неординарная мысль заставляет слабо ухмыльнуться, воспринимая это как правду. В то же самое время взор зацепляет ещё одно слово, затем ещё одно. Превосходный, предпочтительный, подходящий. Рука ловко перебирает листы, приближаясь ближе к началу книги. Безупречный, благоразумный — шелест — дисциплинированный — шелест — скучный — это слово мысленно зачёркивается, справедливый — шелест — рациональный — шелест — красивый. Он понимает, что ему пора остановиться, но рука делает произвольный взмах до того, как понимает, что ей стоит замереть. Буква Л. Любимый. «Дорогой для сердца, такой, к которому обращена любовь».

***

Леон беззаботно полулежит на чужой постели, закинув ногу на ногу и уткнувшись затылком в стенку. Всё, как обычно — за щекой клубничная конфета, а в руках очередной минерал — Карл уточнил, что это опал, который он всё-таки смог откуда-то раздобыть и подсунуть в руки хамелеону. Парень много думал о том, что больше всего времени, находясь рядом с шахтёром, он рассматривает различные минералы как по своему желанию, так и по чужому. Возможно, геолог видит это как способ заткнуть Леона на некоторое время, как младенца соской? Зато теперь ящерка может примерно отличить некоторые минералы и прикинуть их ценность, вместо того, чтобы просто обозвать минерал «каким-то камнем» и пройти мимо. И это всё благодаря ему. Хамелеон, свойственно ему, незаметно перекатывается на мягкой кровати и смотрит на геолога, который в свою очередь мирно сидел за столом и что-то писал в своей записной книжке, сопровождая это недовольным бормотанием и монотонным шуршанием страниц какой-то книги, которую Карл придерживал другой рукой. За исключением этих звуков и звуков, издававшихся откуда-то из глубин шахты по неизвестной причине, к которым Леон уже давно привык в связи с таким долгим пребыванием в шахте, в комнате стояла тишина. Интересно, каково Карлу было, когда он впервые оказался в шахте? Леон слегка выпрямляется и откладывает опал на тумбочку, осознав, что он на него вполне насмотрелся. Ему не хватало звукового сопровождения. Был ли у Карла такой же хороший сопроводитель и экскурсовод, как геолог собственной персоной у Леона? Босые ноги ловко опускаются на горизонтальную поверхность холодного пола, заставляя хамелеона занять сидящую позицию на пару секунд, ведь, в противном случае, если тот резко встанет, у него закружится голова, чего он терпеть не мог. При каких условиях Карл вообще попал в шахту? Леон встаёт и тянется, попутно зевая. Наверное, стоило выспаться, зная о том, что они будут сегодня «тусоваться» вместе… собственно, как и вчера, и позавчера. Ноги сами несут к рабочему столу шахтёра. Руки опираются на спинку стула, заставляя Карла слегка испугаться и вздрогнуть, хотя характерный скрип кровати и уведомил его заранее о том, что непоседливого Леона снова тянет на приключения. Шахтёр мгновенно прекратил писать, отложив ручку судорожным взмахом руки, и посмотрел на потревожившего его ящера, в то время, как тот опустился примерно на уровень лица парня, в попытке рассмотреть, что он пишет. Ему было искренне интересно, что пишет геолог, но прекрасно знал, что как только спросит об этом напрямую — Карл это скажет, но крайне сложными словами, поэтому очевидно проще было просто увидеть это самому. Как и ожидал Леон, строки идеально вычерченной записной книжки были заполнены красивым, правильным и слегка угловатым почерком, который можно было увидеть разве что у какого-то чертовски известного учёного или что-то вроде того. Хамелеон просто не мог поверить, что такой может быть у его друга… но это же Карл, такой правильный и порядочный, так что почерк явно никак не мог стать исключением. Леон наклоняется ещё сильнее, чтобы рассмотреть содержание записей шахтёра, но ему понадобилось прочитать буквально три слова, чтобы понять, что Карл делает заметки про геологические явления. — Я, конечно, понимаю, что тебя ничего не смущает, — Карл резко прерывает поток мыслей ящерки, выговаривая все слова чересчур четко и возмущённо, — но уйди, пожалуйста. Мне кажется, ты сейчас свалишься на меня, — каждое слово шахтёр произносил всё тише и тише, пытаясь скрыть красное от смущения лицо, опершись на поверхность стола локтем и прикрыв рот ладонью. Парень удивлённо хлопает глазками, после чего понимает, что наделал, и резко выпрямляется, сопровождая это всё глупым смешком. Где-то в подсознании появилось желание добить беднягу и заставить его систему перезагрузиться (тоже отдых в какой-то степени — подумал ящерка), например, чмокнув его в щёку, но Леон быстро подавил эту странную мысль, возникнувшую внезапно и бьющую в самые чувствительные точки, как электрический ток, предполагая, что это слишком неправильно. — Прости, — парень добродушно улыбается и чешет затылок, пытаясь хоть как-то оправдать себя, — мне было очень интересно, что ты пишешь. Леон понимает, что может идти обратно на место, когда слышит едва слышное «дурак» со стороны шахтёра.

***

— Карл, почему ты работаешь в шахте? — задаёт вопрос Леон спустя долгое время давящей тишины и огромного мыслительного процесса. — На что ты намекаешь? — Карл поворачивается к ящеру настолько, насколько ему это позволяет спинка стула. На лице его не было того смущения и стыда, лишь чистое любопытство с примесью какого-то противного испуга, который хамелеон приметил не сразу. — Ну… ты сам по себе такой, — парень пытается жестикулировать, отложив новый, недавно взятый камешек, и как-то объяснить своему другу, что его внешние параметры совсем не соответствуют внешним параметрам среднестатистического шахтёра. Возможно, если бы не каска и вечные монологи о камнях, в первую очередь Леон предположил, что геолог работает в библиотеке, ничего более, — ты такой… хрупкий для этой работы? — ящер замечает, как шахтёр недовольно закатывает глаза, будто ему говорят подобное ежедневно. Леон правда беспокоился о том, не трудно ли ему работать в таком опасном месте, что подтверждали чуть ли не ежедневные наблюдения за Карлом, который, возможно, чудом всё это время избегал серьёзных травм. Леон беспокоился, что они приходили на рабочее место вместе (хотя по технике безопасности, оказывается, ящерке там вовсе было нечего делать, но спустя кучу просьб, умоляний и ползаний на коленях шахтёр решился закрыть на это глаза), но Карл покидал его гораздо позднее, нежели ящер, который уже давным-давно был дома и занимался своими делами, вероятнее всего — спал. Было кое-что ещё странное, чего Леон до сих пор не замечал, но чувствовал в этом что-то неладное — Карл вовсе не покидал шахту. В первое время парень мирился с этим, приносил ему еду вместе с, на его удивление, Джеки, рассказывал о делах, происходивших на «поверхности». Позднее Леон умудрялся вытащить его всего лишь пару раз, когда шахтёр находил свободный денёк, чтобы поесть и немного прогуляться, но в основном хамелеон получал отказы, мол, дел много. — Я убеждён в том, что именно это моё предназначение, — спустя полуминутную паузу геолог подаёт голос, пытаясь смотреть куда угодно, но не в сторону призадумавшегося парня, который в свою очередь снова вертел в руках чёрный как смола камень, пытаясь отвлечься и не думать о том, что этот диалог явно приведёт к беде. Зачем он только его начал? — Послушай, ты вовсе не выходишь из шахты, — Леон пытается аргументировать свою позицию, чувствуя себя так, будто это он защищается от вопросов Карла. Руки начинают немного дрожать, а сердце биться чаще, осознавая, что пути назад больше нет. Между тем сидевший парень вовсе отвернулся от хамелеона, слегка наклонившись над поверхностью стола, — и работаешь ты много, выглядишь как мертвец… я беспокоюсь за тебя. Леон сказал много глупостей, хотя сказал-то не так уж и много. Геолог среди повисшей тишины кладёт ручку на стол, короткий стук тревожно раздался по всей комнате. В ожидании реакции Карла, сознание успело придумать множество вариаций ответа и выражения лица шахтёра. Но то, что ящер услышал, выбило его из равновесия, разрывая все шаблоны. — Леон. Я сам разберусь, что я обязан делать, а что не обязан. Мне не нужно лишнее звено, а я и так слишком много позволяю тебе, поэтому, прошу, не вникай не в свои дела, — Карл говорит крайне серьёзно, хотя в его шепелявом голосе прослеживалась дрожь. Прямо сейчас его шепелявый голос не делает обстановку более расслабленной, наоборот, напрягает Леона. Они спорили множество раз, но Карл никогда не переставал быть тем улыбчивым занудой, обходительным и находящим компромиссы, хотя и пытался вечно перетянуть одеяло на себя; тем самым ботаном, который постоянно хмурился и повышал голос, но у него никак не получалось скрыть той милой улыбки, которой Леон восхищался из раза в раз; тем самым шахтёром, который звонко смеялся и говорил уникальную фразочку, одержав победу, но никогда не забывал о Леоне; тем самым парнем, который терпел Леона, пытаясь спрятать своё красное от смущения лицо; тем самым Карлом, к которому Леон всегда был готов вернуться. Но сейчас Леон не слышал и не мог представить на его лице ничего из этого, лишь пустоту, чистый бланк, разочарование. Какое-то беспокойство, словно шторм, выплёскивается наружу, но парень не может определить, что чувствует — то ли безумный животный страх, то ли оглушающую, заставляющую пропустить мимо ушей печальный вздох шахтёра, злость. Парень резко встаёт, дрожащие руки отчаянно сжимаются в кулаки. Но всего лишь одна ошибка — и Леон вновь берёт контроль над собой и своими эмоциями, хотя и не по своей воле. Он вовсе забыл о том, что его руки не были пусты, поэтому обжигающая боль вынуждает разжать кулаки и взглянуть на её причину. В ладони лежал злополучный обсидиан, который был окружён, словно ёлка на хороводе, быстро выступавшими и скапливавшимися каплями густой крови. Слова приходили в голову быстрее, чем другие мысли, поэтому парень выпалил быстрее, чем успел подумать: — Блять… — Леон, следи за языком, — Карл со вздохом говорит одну из фраз, которую говорил постоянно, как только они познакомились, и ящер позволял себе гораздо больше, чем сейчас. Выражение со стороны Леона явно удивило шахтёра, поэтому во всё ещё строгом тоне прозвучали нотки беспокойства. Это убаюкало эмоции хамелеона, утихомирило на некоторое время ноющую боль и заставило сердце содрогнуться. Геолог, наконец, приподнимается со стула и смотрит на провинившегося парня, пялившегося то на свою ладонь, то на Карла. Тишина. Пару секунд — и шахтёр резко меняется в лице, незамедлительно подлетает к Леону, осознав, что произошло, — о боже, ты ранен? Я же предупреждал, что обсидиан острый! Парень уже был готов к тому, что Карл отчитает хамелеона за его неосторожность и невнимательность, пока тот будет пытаться отдуваться и как-то спасать ситуацию. И сейчас ничего не изменилось: шахтёр что-то тихо бубнил, видимо, ругая ящерку, и метался по комнате в поиске чего-то. Леон с каплей любопытства наблюдал за своим другом, который, особо не медля, заглянул в шкаф и выудил оттуда маленькую аптечку, взглянув на провинившегося со слабой усмешкой. — Садись, сейчас будем исправлять твои ошибки. Леон помнит лишь, как он сел обратно на кровать, отложил чёрный как смола обсидиан, а шахтёр следом за ним, присаживаясь поближе и открывая аптечку в попытке найти что-то, чем можно обработать рану. Наконец, обнаружив перекись водорода и какой-то кусок ваты, Карл попросил оттянуть рукав кофты, который, на удивление ящерки, ещё не успел испачкаться его кровью, и с какой-то заботой предупредил, что может быть немного больно. И действительно, после этого последовала жгучая боль не хуже прежней, но всё затмевала мысль о том, что этот ворчливый зануда заботится о Леоне, хотя и продолжает тихо негодовать и вопрошать, как он так умудрился. Это было мило. — Изо дня в день я всё больше и больше убеждаюсь в том, что эволюция обошла тебя стороной, — Леон не заметил, как геолог вскрыл бинты и уже начал перевязывать его ладонь, бережно её придерживая, и отвлекаясь только на то, чтобы вновь упрекнуть ящерку — твоя когнитивная простота меня удивляет! — Карл, а что у тебя здесь делает аптечка? — хамелеон глупо улыбается и немного наклоняется вперёд, то ли для того, чтобы лучше видеть работу шахтёра и, наверное, теперь лекаря, то ли для того, чтобы просто быть к нему ближе. — Тебе, случаем, не нужно голову перевязать? — Карл снова хмурится, так же, как и обычно, от чего Леон попросту не может не улыбаться шире. Геолог цокает, наигранно вздыхает и продолжает перевязывать рану, в привычной манере скрывая слабую улыбку, — Знаешь, шахта — травмоопасное место. Вопросы? — раненный парень отрицательно качает головой, больше не отвлекая шахтёра своими вопросами. Снова тишина. Тишина, которую Леон терпеть не может и, по всей видимости, так обожает Карл, сопровождаемая негромким шорохом бинта и, наконец, звуком рвущейся ткани, уведомляющей о том, что перевязка окончена. Карл смотрит на Леона, всё ещё придерживая перебинтованную руку, ожидая какой-либо реакции. Леон смотрит на Карла, пытаясь подобрать слова, чтобы прекратить это молчание, не думая даже о том, как парень может на них отреагировать. — Прости, — хамелеон не отрывает взгляда от геолога, который, в свою очередь, слегка удивился, видимо, не предполагая того, что он услышит именно извинения, — мне правда не хотелось гнуть свою линию, — очень хотелось его обнять. Извиниться именно так, как привык это делать ящерка, наверное, сейчас это желание было сильнее, чем когда-либо за всё время их дружбы. Но он сидел неподвижно и ждал. — И ты меня, — Карл облегчённо вздыхает, прикрыв глаза и слабо улыбнувшись. Он не привык извиняться, принимать поражение, и Леон это прекрасно знает, отчего на душе становилось ещё слаще и приятнее. Сердце резко и безрассудно пропускает удар, не позволяя разуму отдавать отчёт происходящему извне, когда шахтёр берёт чужую руку и прикасается ею к своей слегка порозовевшей щеке, чуть наклонившись. Пути назад больше нет. Пальцы Леона приятно обжигают прикосновения к чужой коже, а рассудок переходит в автономный режим, пытаясь зафиксировать каждую секунду, каждый нежный взгляд и каждое прикосновение Карла с необоснованным страхом даже моргнуть и лишний раз вздохнуть. Парень чувствовал это непонятное ощущение даже в тот момент, когда геолог уже давным-давно отстранился с слегка виноватым видом, спрятал аптечку обратно и, не сказав ни слова, вернулся к своей работе. Леон не знал, что это за странное ощущение, не знал, как его описать. Нежные прикосновения, неоднозначный взгляд… Он прекрасно знал, что сегодня он точно не уснёт. И оно того стоило.

***

— Представляешь, вагонетка окончательно сломалась! — Карл упёр руки в бока, тяжело выдохнув и попытавшись ещё раз включить тяжёлый транспорт, который, кстати, Леон впервые за долгое время увидел в рабочем состоянии, хотя и ненадолго. Шахтёр и раньше жаловался на то, что механизмы управляемой вагонетки барахлили, но сейчас, видимо, они вовсе вышли из строя; как назло — это произошло прямо посреди одного из мрачных, сырых и тесных коридоров шахты, в которую едва помещались два парня в одной вагонетке. Изначально геолог хотел отправиться на своеобразное задание в одиночку, как-никак, он работает самостоятельно, но ящерка настоял на своём, поэтому парню ничего не пришлось, кроме как втихаря обезопасить незваного напарника каской с фонарём, лишними перчатками и комбинезоном на пару размеров больше, чем его собственный, вынудив чересчур счастливого хамелеона переодеться. Не рискнув интересоваться, откуда у Карла есть комбинезон, который не подходит ему по размерам, чтобы случайно не ляпнуть шутку а-ля «он что, тебе на вырост?» и не разгневать ещё сильнее и так взбесившегося от таких бесцеремонных и нарушающих все правила просьб геолога, Леон ушёл в чужую комнату, дабы преобразиться, пока шахтёр, как и всегда, ворчал и расчищал свободное местечко вагонетки для очень наглого пассажира. Через малое количество времени, хамелеон был готов, хотя его и преследовало какое-то сомнение. Взглянув в небольшое зеркало, висевшее подле книжной полки, Леон попытался отойти на как можно большее расстояние, чтобы увидеть свой образ целиком. «Теперь правда на подземную крысу похож», — сказал в пустоту парень с усмешкой, но всё же в своём сознании держал мысль о том, что больше всего он похож на Карла. Не хватало, разве что, его очков, мозгов и правильности. Увидел бы его тот Леон, который ещё не был знаком с таким правильным занудой — прикончил бы нынешнего Леона на месте с ужасом. Как же люди иногда меняются! Покрутившись ещё на месте, осознав, что комбинезон слегка маловат, и с улыбкой подумав о том, что он непременно хочет увидеть реакцию шахтёра, ящер пулей вылетает из комнаты и оставляет свои вещи на изголовье кровати, параллельно борясь с учащённым сердцебиением и сбивчивым дыханием. Но сейчас это всё не имело значения, ведь они встряли. — Не может такого быть! — Леон борется с желанием трусливо вцепиться в плечи геолога, который наверняка был в такой ситуации не впервые. Ящер напуган, он представлял любой сценарий дальнейших событий, пока они беззаботно ехали по рельсовым путям и обсуждали какие-то пустяки, но, как только всё пошло не по плану, его охватила паника. Между тем, не замечая перемены настроения Леона, как минимум потому, что шахтёр из-за темноты вовсе его не видел, Карл быстро выскакивает из вагонетки и сразу же наклоняется к колёсам, стараясь держать приличное расстояние, видимо, рассматривая, не попало ли что-то под кузов, что мешает их дальнейшему пути. Пытаясь бороться с нарастающим страхом, ящер тяжело выдыхает, перебирается на место водителя и проливает свет на причудливую «панель управления» данного транспорта. Два рычага и несколько кнопок, которые изначально были подписаны, но надписи стёрлись под гнётом времени и неловких рук шахтёра. Леон не рискнул касаться ничего из этого не только потому, что хотел избежать гнева Карла, но и просто ради их безопасности, ведь с механикой он не ладил от слова совсем. Парень собирался покинуть вагонетку вслед и попытаться помочь шахтёру, как взгляд замечает одну странность — на неприметном обрамлении кузова вагонетки, чистом настолько, насколько это вообще возможно для шахтного транспорта, прямо возле управляющих рычагов, красовались две небольших вмятины, которые невооружённым взглядом-то и не заметишь. Но это всё равно удивило Леона, ведь для того, чтобы хоть немного деформировать прочный металл, нужна либо нечеловеческая сила, либо нечеловеческое отчаяние. Особо долго не размышляя над этими вмятинами, ящер пришёл к выводу, что Карл к этому никак не причастен. Вылетев из вагонетки и ловко приземлившись на землю, хамелеон обнаружил, что геолог больше не осматривал пространство под колёсами, переместившись ближе к переду транспорта. Парень подходит поближе и видит, как шахтёр изучает внутренние детали, вскрыв небольшой ящик, больше напоминающий распределительную коробку для проводки. — Я не раз чинил это чудо техники, поэтому я немного эрудирован в области механики, — Карл неловко смеётся, взглянув на бесконечный узор из шестерёнок в последний раз, прежде чем закрыть коробку каким-то хитрым способом, тихо выругавшись и отряхнув руки, — но я не увидел там никакой неисправности. Говоря кратко — я бессилен. Парни смотрят друг на друга, пытаясь не ослепить друг друга фонарями. Казалось, эта игра в гляделки длилась вечно, но Леон осилился прервать её первым, попытавшись обойти вагонетку и осмотреть её со всех сторон, хотя и был убеждён в том, что его осмотр никак не поможет. Поэтому в голове начали созревать какие-то другие идеи, заглядывающие в будущее. Конечно, нестандартная обстановка для того, чтобы думать о будущем, но что хамелеон мог ещё сделать? Наконец, сделав второй круг и осторожно обогнув стоявшего на месте шахтёра, блестящая идея приходит в голову. — Слушай, спроси у Джесси, что делать с этой развалюхой! Она девчонка мозговитая, точно что-то придумает, — Леон выжидающе смотрит на геолога, внимательно наблюдая за реакцией. Слабое недоумение сменяется мимолётным недовольством, а оно — приятным прозрением. — Ах, да, я слышал о ней! Говорят, приятная персона, с ней есть, о чём поговорить, — Карл слабо хохочет, отвлекаясь наконец на размышления о чём-то. Хамелеон был удивлён, что шахтёр только слышал об этой девушке, а не знал её лично, ведь у них явно нашлись бы общие темы для разговора. Возможно, даже более интересные, чем возникают у них двоих. Молчание. Укол ревности заставляет Леона слегка нахмуриться и выпасть из реальности на некоторое время. Ни на что не обращая внимание, ящерка слишком поздно замечает, как чужие руки обхватывают его тело где-то на уровне плеч, вынуждая шахтёра встать на носочки, прижимая ящера поближе к себе. Взгляд опускается и замечает, как Карл беззаботно спрятал своё лицо на чужой груди, так невинно и мило. — Спасибо, Леон, ты хороший друг, — дыхание вновь сбивается, хотя лицо и расплывается в глупой улыбке, даже не успевая до конца понять, что происходит. Руки сами тянутся обнять парнишку, предпочитая больше не делать ничего. Леон думает о том, что не может обосновать чувство ревности, по крайней мере, честным способом. Он снова сказал быстрее, чем подумал, теперь рискуя быть пожираемым иррациональным чувством собственничества. Это всё неправильно, наверное, но он готов держать это в себе, ведь он желает всего самого лучшего для Карла. Так спокойно. Идеально. — Не хочу тебя прерывать, но нам ещё нужно довезти вагонетку до выхода, — геолог смотрит на хамелеона с грустной улыбкой и первый неохотно разрывает объятия, пытаясь скрыть порозовевшее лицо. Леон мысленно выругивается и не понимает, почему судьба ставит их в такие неоднозначные ситуации, чтобы так же неприятно и жестоко всё обламывать. Между тем Карл давным-давно перебрался к противоположной стороне шахтного транспорта, опершись на кузов, — ты где там, соизволишь помочь? — Иду, — «всё, ради тебя», — думает хамелеон и присоединяется к геологу, чтобы толкать вагонетку.

***

Как бы всё происходящее не сбивало с толку, Леон не отступал от своей позиции. Он слишком правильный. Правильные черты лица, прямой нос, редкие русые брови, тонкие губы. Взгляд изучает образ детальнее. Бледная от безвылазной работы в шахте кожа, несильные синяки под глазами, делавшие их немного впалыми, худые щёки. Растрёпанные и непослушные волосы, которые больше не скрывала эта приевшаяся каска и которые совсем немного поблескивали каким-то металлическим оттенком, невзирая на кромешную темноту. Этот образ завершали глаза, оттенок которых Леон знал наизусть и которые не упрятывали глупые очки, хотя прямо сейчас и не было никакой разницы, ведь они были закрыты. Он будто бы и не был создан природой — какой-то мастер, настоящий эстет и знаток своего дела придал ему такое обличие, не покидая своей мастерской месяцами, не покладая рук и бодрствуя по ночам, вдохнул в него жизнь, такую хрупкую и привередливую. И он был этого достоин, вглядываясь в создателя выпытывающим взглядом и со своей привычной вредностью, которая, без сомнений, была свойственна ему даже тогда, словно вопрошал: «Когда я стану живым?» И он дождался этого момента, теперь расхаживая по необъятной планете, и по воле госпожи Фортуны встречает таких неправильных и неидеальных людей, как Леон. В тот день произошло нечто невероятное. Как только наблюдение за привычной рутиной шахтёра опостылело, в голову хамелеона забралась навязчивая идея, словно противное насекомое, застряв там безвыходно. Он не помнил, какими словами уговаривал трудягу отдохнуть хотя бы денёк, фактом было то, что тот тяжело вздохнул и согласился, неудачно пытаясь воздержаться от возмущений, хотя всё-таки и пошёл на компромисс. Хамелеон всего лишь хотел поделиться своим маленьким хобби, которое он невольно забросил. Леону очень нравилось ночевать под открытым небом, не забывать о том, что он порождение дикой природы, уходить в себя на некоторое время, забыв о цивилизации и человечестве. Это действительно успокаивало и расслабляло его, заставляя забыть о переживаниях и накопившихся эмоциях. Теперь же этим занимался Карл, даже не подозревая о том, что является настоящим катарсисом для Леона. Но даже в тот момент, когда ящер осознал, что для полного успокоения ему нужна компания этого зануды, его всё ещё терзала мысль, каково это — убежать от всего с кем-то ещё. Капля переполняет чашу — Леон, не обнаружив смысла больше молчать, рассказывает об этом геологу, тащит его с собой, делится частичкой своей души и, удивительно, не получает отказа. Наверное, в тот момент нельзя было найти человека более счастливого, чем Леон. Прибыв на то место, которое так долго подбирал хамелеон, на улице стоял жаркий летний полдень. Судя по реакции Карла, ему было в новинку не только отдыхать на природе, но и просто находиться на ней, что действительно сильно удивляло хамелеона, с самого детства привыкшего к дикой природе. Шахтёр постоянно крутился возле ящерки, не выпуская его из виду, задавая разные вопросы и пытаясь помочь, хоть и выходило у него это паршиво. Наверное, это был единственный раз, когда геолог ошивался возле Леона и задавал ему разные глупые вопросы, пока тот на них отвечал. Наконец, ящеру это слегка надоело, поэтому тот усадил недоумевающего парня на место и приказал просто отдыхать. Интересно, Карл обычно чувствует себя так же? Как всем известно, когда день проходит в веселой компании приятного человека — он пролетает практически незаметно, оставляя лишь приятные воспоминания. Ближе к вечеру парни вдвоём развели костёр и Карл сварганил что-то поесть, проявив небольшую склонность к кулинарии, чего ящер никогда ранее не замечал. Приятно поужинав и обнаружив, что день близится к концу и красное солнце вот-вот скроется за горизонтом, Леон предложил посидеть у костра, погреться и поджарить зефир, который, как он боялся, уже не пригодится. Но он ошибался — шахтёр охотно согласился на эту авантюру и после этого даже не пытался скрыть детской радости, широкой улыбки на лице и восхищения. Чуть повозившись сначала, они беззаботно сидели вместе, чуть ли не вплотную, и поедали таявший во рту зефир. После того, как костёр окончательно потух, а на небе начали красоваться первые звёздочки, парни незаметно для Леона перебрались к берегу речки, которая была неподалёку, громко смеясь и пересекая густую траву, отбросив обувь с верхней одеждой, оставив все эти вещи где-то позади. Было холодно, но никто из них двоих этого уже не замечал, сидя на песке, вовсе не задумываясь об аккуратности и брезгливости, позволяя ещё не до конца остывшей речной воде ласкать и омывать грязные ступни и согревая друг друга общением ни о чём. Леон уже вряд ли вспомнит что-либо из того, что они обсуждали, но неописуемый вид на реку и его потрясающего друга из головы уже не выйдут никогда. Сегодня всё было впервые. Леон впервые чувствовал такие будоражащие кровь и душу чувства от, казалось бы, привычного ритуала «побега от цивилизации», впервые видел на его лице новые, невиданные прежде эмоции, впервые увидел его с другой стороны, не заботящегося о работе, порядке и гармонии, но всё ещё такого милого и правильного. И всё это было искренне. Именно поэтому Леон ещё не скоро отступит от своей позиции. И теперь Леон лежал неподвижно, устремив свой взгляд на звёздное небо в попытке распознать хотя бы одно созвездие. Когда он был поменьше, Бо показал ему все скопления звёзд на ночном небе, ограничиваясь только местностью и другими побочными факторами, открыв маленькому мальчику мир далёких небесных тел по-новому, породив в голове приятные и уютные воспоминания. Но всё это было давно, поэтому затуманенный взгляд не может заметить каких-то созвездий, а вспомнить их названия — и подавно. Большая медведица, малая медведица неподалёку, причудливый Пегас, простая по своей схематике Кассиопея, Цефей, вечно геройствующий Геркулес… Глаза разбегаются, но это всё, на что способен Леон теперь. Хамелеон с надеждой хотел узнать что-то от Карла, но, неудивительно, его знания созвездий были примерно на том же уровне, поэтому их ночные разговоры, пока они лежали в душных спальных мешках, не были о чём-то новом, постепенно сменяясь тишиной на всё большие и большие промежутки времени, позволяя самопровозглашённо воцариться на празднике ночи настоящим ночным говорунам — сверчкам и цикадам. Карл уже давным-давно спал, переутомившись от переизбытка энергии и от огромного количества событий за день в целом. Леон же никак не мог уснуть по той же причине, но впридачу его терзали какие-то непостижимые мысли, о которых он вряд ли вспомнит с утра. Обычно у парня не было проблем со сном, следовательно, он даже не знал, как заставить себя уснуть, поэтому просто предпочёл смотреть на звёздное небо, изредка ворочаясь. В один момент, даже не задумываясь о том, сколько времени уже прошло и сколько осталось до рассвета, просто со скуки, он решил взглянуть на своего друга — и, может быть, это стало ошибкой. Дыхание вновь сбивается от его вида, голова кружится, а взгляд уже не способен оторваться, застряв в этой хитрой ловушке своих чувств. Было что-то чистое и невинное в этом, но Леон особо не задумывается об этом, будучи неспособным зацепиться ни за одну из мыслей, теряя опору и проваливаясь в пропасть своего сознания, своё самое слабое место. Губы начинают непроизвольно дрожать, расплываясь в слабой и так же дрожащей улыбке. А что, если?.. Ведущая рука выбирается из спального мешка, руководствуясь безумной идеей, о которой ящер явно пожалеет. Придвинувшись к лежавшему неподалёку другу настолько, насколько это позволяет спальный мешок, трясущаяся рука почти что вслепую ищет его лицо, чувствительные и тёплые пальцы аккуратно прикасаются к не менее тёплой щеке, но резко отстраняются, как только геолог слегка нахмурился и поворочался во сне, что-то промычав. К счастью, он не отвернулся, оставшись лежать в той же позиции, поэтому, выждав немного после того, как лицо шахтёра расслабилось и он продолжил видеть милые пушистые сны, Леон продолжил своё дело, сопровождая это мысленными ругательствами, осознанием, что он безумен, и непроизвольным звуком бешено стучавшего сердца, готового вот-вот выпрыгнуть из груди. Добравшись до заветной щеки, хамелеон невольно погладил кожу большим пальцем. Точно такая же, как и тогда — мягкая и бархатная, идеальная. Пальцы осторожно скользят вниз, не отрывая их от такой нежной поверхности, с мотивацией взяться за подбородок поудобнее. Леон выбирается из спального мешка ещё больше, опираясь на горизонтальную поверхность свободной рукой. Он не мог поверить в то, что делает и, наверное, никогда не поверил бы в будущем, но это факт — парень неосознанно приближался к невинно спящему шахтёру, даже не зная, куда смотреть. Взгляд разбегался: Леон сначала смотрит на его глаза, как бы убеждаясь в том, что тот спит, затем невольно опускается ниже, прожигая взглядом его губы, нервно сглотнув. Руки начинают дрожать ещё сильнее по мере приближения к чужому лицу, кровь шумела в ушах, игнорируя громкие стрекотания насекомых, а лёгкие были словно на последнем издыхании. Осталось буквально пару сантиметров между их губами, лицо Леона приятно обжигало чужое спокойное, но по какой-то причине редкое дыхание, чего не скажешь о самом Леоне, который, если бы задумался об этом, явно позавидовал Карлу в данном плане. Собираясь с мыслями и пытаясь решиться, Леон слегка наклонил голову и приблизился ещё ближе. Всего лишь один рывок… и парень молниеносно отдирает руку, возвращаясь в спальный мешок, наверное, быстрее скорости света, стыдливо закрывая лицо руками, даже не задумавшись о том, что мешок нужно застегнуть обратно. Струсил. Отдышавшись пару минут, Леон убирает руки, позволяя себе дышать полной грудью, чтобы как можно быстрее привести в порядочное состояние не только тело, но и рассудок. Вдох — выдох. Он явно обезумел, заигрался, больше не отличает игру от реальности. В голове возникает расплывчатый образ улыбавшегося из-за какой-то полуостроумной шутки шахтёр. Только сейчас ящер обратил внимание на то, что его щёки неистово пылают, это было просто невозможно игнорировать. Вдох — выдох. Их первые неловкие объятия, произошедшие в ненужное время и такое расстроенное личико Карла, который так инфантильно зарылся в одежду Леона. Руки неловко застёгивают спальный мешок, пытаясь не запутаться в этой нетрудной конструкции. Его перевязанная рука, покоившаяся на чужом лице, и которую так не хотел отпускать Карл, слишком маленькое расстояние между ними, улыбка, забота, прикосновения, прикосновения… И сознание-злодейка, как вишенка на торте, замечает ещё одну странность — приятное покалывание внизу живота, готовое вот-вот расплыться приятной волной по всему телу. Вдох. На выдохе Леон беззвучно выругивается, зарывшись рукой в свои волосы, наконец придя к той мысли, которую избегал долгое время, ведь данный поступок уже нельзя было обосновать чем-либо другим. Ему больше некуда прятаться. Абсолютна тишина, даже сверчки замолкли. Казалось, что Леон перестал дышать. Он влюбился.