Страна Чудес Конохи Акинори

Ему снятся сны: многоцветные, чудесатые, с каждым разом все страннее. Наутро они оставляют после себя мигрень и ощущение легкой тоски по потерянному. Сны приходят с раннего детства, словно старые знакомые, надолго задержавшиеся в гостях. Не то чтобы он был против, но с каждым годом взрослые начинали сильнее бояться за его душевное здоровье. Ему даже назначили доктора, проводящего каждое воскресенье “оздоровительные” беседы. Все начиналось со сказок матушки о чудесной стране, о Чеширском коте, Шляпнике и его друзьях, о цветах и о чокнутых королевах, а закончилось серым реальном миром, который рано покинул отец. Теперь он вырос, возмужал и должен был принять не только родительское наследство, но и обязательства перед старыми партнерами, у которых как раз выросла красавица-дочка. — Опять оделся как на прогулку? — строгий голос мадам оторвал от раздумий.— Посмотри на себя, как ты выглядишь? Он понял, что все это время сжимал счастливую отцовскую пуговицу на манжете. — Как человек?.. — Мальчик мой, мы едем на званый вечер, а ты даже не удосужился одеться, как подобает взрослому мужчине? Что это такое? Грудь открыта, галстук набекрень… Боже, где ты опять потерял заколку? Поправь воротник, он топорщится в разные стороны. И опять эти твои желтые штаны… если я увижу на них хоть одно пятно — клянусь королевой Викторией, я отправлю тебя домой переодеваться с первым же экипажем. Кусающий, злобный голос мадам перекрыл нетерпеливый вздох. Скрипнули колеса, лакей объявил о прибытии гостей и приоткрыл дверцу, пропуская внутрь огни большой усадьбы. — Прости. Я снова не выспался. Он уже собирался выбраться наружу, сгибаясь в три погибели, когда мадам поймала его за запястье: — Тебе опять снились эти кошмары? Он поморщился. Признавать, что в восемнадцать лет все еще снятся фантастические сны, которые никто не понимает, чертовски не хотелось. — ...Да, мадам. Она покачала головой. Несмотря на строгий, порой чересчур злобный, характер мадам, она все-таки по своему заботилась о нем все это время в качестве няни. В отличие от нее матушка, в силу своего возраста прикованная к креслу, вечно оставалась в особняке. Ее навещали во время полуденного чая. Он приносил с собой альбом с отцовскими набросками из путешествий и подолгу рассматривал. Тогда пятнадцать минут, отведенные на чаепития, растягивались на часы задушевных разговоров. Пожалуй, это был максимум для старой женщины. — Это твой последний шанс, мальчик мой. Используй его с умом. — Мадам смолкла, собираясь с мыслями, потом покачала изящной кистью возле головы. — И пригладь волосы, будь так добр. Слова не придали ему уверенности, скорее огорошили: о каком именно шансе шла речь? Их просто пригласила на званый ужин семья Сузумеды, так же, как и всех остальных.

***

Ранний вечер опускался на большой сад ярким покрывалом из листьев и заходящего осеннего солнца: уже не греющего, но едва отдающего рыжинкой. Если смотреть только под ноги, ловить последние солнечные зайчики — не заметишь, как заблудишься, плутая в лабиринте из живых изгородей, розовых клумб и причудливых фонарей, расставленных мозаикой среди всего великолепия. Друг детства нашелся около одного из многочисленных входов в сад, вел размеренную беседу с другими джентльменами. Обернувшись, он на миг вздрогнул и помахал рукой, на лице разлилась теплая улыбка: — Коноха, какая встреча! Давно тебя не видел. Как твоя матушка? — Матушка прекрасно, коротает дома деньки. Как сам, Акааши? — Пришлось взяться за отцовское наследство: семья волей-неволей съехалась, чтобы решить, что делать с отцовским наследством. Претендентов оказалось слишком много. Все тут: даже дальний родственник приехал в гости. Никогда не знаешь, что от него ожидать. Акааши поморщился и отвернулся в сторону. Коноха проследил за его взглядом: среди толпы, плотно обступившей розовые клумбы, виднелся столик с очаровательным сервизом, за которым в гордом одиночестве восседал джентльмен средних лет. Он выглядел хмурой грозовой тучей, изредка поправляя волнистые перистые облака-волосы, настолько чёрные, что они сливались с изгородью. Его рука легла поверх пары неприметных родинок над бровью, отгораживая назойливое внимание двух молодых людей. — Тяжело вам с родственниками приходится? — предположил Коноха. — Очень, — честно признался Акааши. — Того и гляди, разорвут в клочья родовое гнездо. Но давай опустим детали. Все дело сегодня не во мне, а в тебе. — Ты второй, кто говорит мне сегодня странные вещи, — неловко рассмеялся Коноха. — Странности преследуют меня всю жизнь, но, может, объяснишь уже, в чем дело? Акааши поджал нижнюю губу, сочувственно приподняв брови. Он явно что-то недоговаривал. Шум сбоку начал нарастать: два близнеца, до того нависавшие над родственником, сменили объект внимания. Идентичные черные с серебряным фраки, отделанные рубинами, новомодные белые панталоны, прически, отличавшиеся только пробором и абсолютно несносный характер. — Эй, Коноха! Гляди-ка, какие мы. — Да, Коноха! Они говорили в унисон и понять, кто из них кто, было слишком тяжело. — Ты уже сделал… — …Свой выбор? — Какой такой выбор? — Ну как это какой? — Ты совсем ничего не знаешь? Близнецы задергались в радостном предвкушении, широко раскрыв глаза. Коноха переглянулся с Акааши. — Тогда я первый… — Нет, я буду первый! Один толкнул второго, они завозились, пытаясь отпихнуть друг друга. Акааши сложил руки на груди, шепнув: “И так каждый раз”. — Ты сегодня сделаешь предложение! — Да, сделаешь! Той красивенькой девице из поместья. — Мия! — шикнул Акааши, да так грозно, что те перестали драться и застыли. — Весь сюрприз испортили! Мы старались, чтобы ты не волновался больше положенного: на тебя ведь и так свалились новые обязанности. Он подхватил Коноху под руку и отвел подальше. Коноха округлил глаза, едва поспевая за шагом друга: — Да что за предложение такое?! Почему я один о нем не в курсе? — Сузумеда хотели сделать как лучше, вот и устроили званый прием в честь твоей помолвки. Так ты закрепишь не только семейное положение, но и докажешь, что достоин зваться лордом, несмотря на ослабевающее влияние семьи Акинори. Они свернули за угол, к танцевальной площадке, заполненной гостями. Их требовательно окликнули: — Вот вы где! Оба встали как вкопанные перед лицом самого Ойкавы Тоору, видного владельца банка и поручителя семейства Сузумеда. Весь лоск Ойкавы сошел, стоило только появиться на лице капельке недовольства. — Опоздал на два часа, какой позор! Что скажет твоя матушка? Акааши быстро глянул на Коноху и ретировался, оставляя один на один с Ойкавой. Тот брезгливо взял его за манжет подушечками пальцев и повел в безлюдный уголок сада. Коноха почти физически чувствовал на себе негодующий взгляд и боялся заговорить. Сейчас он куда охотнее оказался бы в извечном фантастическом кошмаре, чем наяву, с Ойкавой наедине. — Знаешь, что мне не нравится в людях? — Полагаю, их отношение к аристократии? — Их беспечность. Ходят себе по свету, транжирят чужое время так, будто оно — их собственное. И тратят деньги неосознанно и глупо, так, будто не знают, кому на самом деле принадлежат их средства. Но ты сознательный, хотя и рассеянный. Уверен, у тебя будет много... уроды! —злобно воскликнул Ойкава, а опомнившись, прикрыл рот изящной ладонью, усыпанной перстнями. Они подошли к фонтану, вокруг которого рядами выстроились белоснежные кусты роз. — Только представь себе, велел посадить алые розы, а эти олухи высадили белые. Одни убытки. Придется начислить процентики семье Сузумеда за такое халатное отношение. Коноха приподнял бровь: слова, которые вылетали изо рта Ойкавы, складывались в бессмыслицы, изумляющие больше, чем сны. — Так можно же попросить перекрасить их в алый. Никто и не заметит разницы… — Какой человек в своем уме будет красить цветы, дорогуша? Подумать только, полное отсутствие воспитания, — заохал он. — Пропадут и нежный аромат, и текстура лепестков... Коноха поджал губу. Он-то прекрасно знал, где его “отсутствующее” воспитание. Но люди вокруг решительно не хотели воспринимать свежий взгляд на устаревшие растения. Однако молчать сейчас было важнее — его ведь учила мадам. Ойкава пошел вперед, уверенный, что за ним последуют. — Похоже, мне самому придется учить тебя манерам, мальчик. У дочурки Сузумеды очаровательное личико, родители оставляют ей знатное приданое, чтобы она смогла хорошо преподнести себя в обществе. Твоя задача… По пути Коноха посмотрел наверх: над головами летали птицы, галдя, как стайка хулиганов. Подумалось: вот бы люди умели летать. Столько бы проблем решилось сразу: невозможность достичь других земель, необходимость рисковать в шторм. О, Коноха бы все отдал, чтобы отцу никогда не пришлось рисковать судном и своей жизнью. Он все больше углублялся в собственные мысли и не заметил, как вышел вслед за Ойкавой к другой площадке со столами и сонными мухами гостей вокруг них. Его толкнули в плечо: мысли скакнули следом за сердцем и потонули в возмущении. Коноха споткнулся, но не упал. Почувствовал, как за рукав потянули. Толкнувший пролетел вперед в гигантском прыжке. Ойкава не замечал его: отвернулся, продолжая излагать обличительную речь. Распрямившись, Коноха сердито глянул на нарушителя спокойствия, намереваясь как следует проучить. Видок у него был тот еще: белоснежно белые волосы с черной пестринкой, длинные кроличьи уши и необычный камзол. Он охнул и опустился на колени, бормоча под нос: “Горе мне, горе”, подобрал с земли упавшие вещи. Коноха только успел заметить, как тот поднес к уху часы, заговорщицки тихо произнес: “Тик-так, тик-так, беги за временем, коли не дурак!” И, щелкнув крышкой, убрал часы в нагрудный карман. Коноха уже раскрыл рот, придумав грозную речь, когда нарушитель широко улыбнулся и ускакал вприпрыжку, теряясь в толпе. — Вы видели? — охнул Коноха, прерывая Ойкаву. — Видел что? — Ну как же? Вон там, юноша, весьма необычный… Ойкава нахмурился. Видно было, что он держался из последних сил на своих шикарных манерах, как на спасательной лодке из металла. — Мало ли “необычных” гостей на званом ужине? — Да, но у него… — Коноха ощупал место на макушке, но нашел там только растрепанные волосы. — Большие кроличьи уши! Точно. Незнакомец был не просто необычным, а будто не от мира сего. Непонятно, настоящие ли то были уши, но вырядился он так, словно на дворе был прошлый век. Возмутительно и смешно. У какого здорового человека могут быть настолько длинные уши и такой странный, не по моде, наряд? Коноха сжал свое запястье, пытаясь успокоиться. На манжете чего-то не хватало. — Что за глупости ты городишь… Так на чем я остановился? Коноха переступил с ноги на ногу. Такому человеку, как Ойкава, не пояснишь, что прямо здесь, на его месте, минуту назад стоял всамделишный человек с кроличьими ушами и карманными часами. Его бы сочли безумцем. — Не знаю… Простите, господин Ойкава, но, кажется, мне пора идти… — Он запнулся, подбирая вежливые слова, стараясь не выдавать взволнованной интонации. — Мне нужно отыскать… да, время… Обещаю, мы обязательно вернемся к этому разговору! Коноха развернулся и сначала сдержанно, потом быстрее направился к выходу. Побежал, стараясь огибать гостей. За поворотом — еще один лабиринт живых оград. Наконец он смог осмотреть манжет: лишь нитки висели на месте счастливой пуговицы. Плохо, очень плохо. Коноха точно ничего не видел на земле, когда уходил. Это означало только одно: кролик подхватил ее вместе с часами. Ноги несли сквозь лабиринт. Надо было найти и отругать его как следует, вернуть пропажу. Она была дороже жизни — единственная вещь, оставшаяся от отца. Узкая дорожка вывела к парадному входу в сад. Угрюмый дальний родственник сидел за столом и попивал чай, явно не намереваясь общаться с другими гостями. — Простите, господин… — Сакуса. — Он соизволил обратить на него свое внимание, строго поднимая брови. — А вот вы, юный мастер Коноха, совсем манерам не обучены, должны были знать мое имя. — Знаю, — напряженно улыбнулся Коноха, — однако не могли бы вы помочь? Здесь должен был пробегать… — Люди не бегают, мистер Коноха. По крайней мере те, что не обделены умом. А вот те, которым ума не досталось — вероятно, предпочитают натирать ноги до крови в попытках угнаться за чем-то неведомым. Сакуса говорил медленно, чеканя каждое слово. Было в его речи что-то староанглийское, порядком раздражающее торопящегося Коноху. — Хорошо, хорошо. Люди не бегают. Вы не видели здесь странно одетого юношу с большими… в белом камзоле? — Не смешите меня, мистер Коноха. Мода, конечно, дама торопливая, но со вкусом. Камзолы отошли в прошлое пару сотен лет назад. Я бы не отказался от того, чтобы в прошлое отошли и мои обязанности, из-за которых я вынужден якшаться с двумя недалекими молодыми людьми. Но вот мы оба тут. Вы и я — извечная обязанность в этом повторяющемся мире. Сакуса отпил чай, на минуту останавливая вялый поток слов. Коноха отчаялся услышать хоть какой-то однозначный ответ, когда внезапно поверх голов мелькнули кроличьи уши. — Смотрите! — воскликнул Коноха. — Вы его тоже видите? — Кого? — устало вздохнул Сакуса, отставляя чашку на стол. — Если это один из братьев Мия — дайте знак. Нет ничего хуже их общества. Трагично, что в светлых головах нынешнего поколения не прибавилось ума. Коноха нахмурился. Он не мог больше ждать. — Весьма… — произнес он и решительно повернулся в направлении мелькнувших в толпе длинных ушей. Чувствовал, что значительно отстает. Сакуса тут же оживился. — О, и передайте моему шурину, если вдруг увидите его, чтобы поторопился. Он опять где-то в садах… потерялся, а ведь его невестка уже давно ждет. Коноха мельком кивнул. Как можно было потеряться, торопясь куда-то? Может, он и не собирался вовсе поспевать к началу ужина? Ноги понесли его дальше, туда, где виднелась беседка. Он уперся грудью в чужую спину и отпрянул, неловко улыбаясь. Только не это, только не неуклюжесть на ровном месте. Молодой человек во фраке зеленого бархата с изящной отделкой нехотя развернулся, одними приподнятыми бровями спрашивая, что все это значит. Волосы в тон фрака были зализаны к вискам, оставляя небольшой подъем у челки. Словно ветер всколыхнул волну и прибил ее к берегу. — А… — И без того узкие глаза сложились в щелочки. — Полагаю, вы мой подопечный, мистер Коноха. — Позвольте спро… — Ваша матушка наняла меня для заключения успешного брака, — прервал он. — Дайшо Сугуру к вашим услугам. Коноха протянул ему руку, искренне надеясь пожать в знак приветствия, но Дайшо лишь опустил взгляд и кивнул спустя минуту раздумий, но к ладони так и не притронулся. — Позвольте объясниться… — Нет нужды. Я уже навел о вас все справки и учел каждую деталь вашей биографии. — Тогда… Почему я узнаю про вас только сейчас? — Коноха так опешил, что забыл, что гнался за воришкой пуговиц. — Потому что сделка была заключена не так давно. — Дайшо поправил хризолитовую брошь на галстуке, чопорно задрав подбородок. — Видите ли, я всего лишь скромный делец, а не ваша няня. Моя задача — устроить все так, чтобы в правовом плане вы ничего не потеряли. — А разве так может быть? Дайшо посмотрел на него, как на дурака. Даже глаза пошире открыл, чтобы выразить все свое презрение. — Конечно может. Пойдемте, — позвал он, ступая прочь из беседки, — я постараюсь вкратце описать вам ситуацию. Коноха попытался сократить дистанцию, но был остановлен чужой рукой. Холодный, скупой на реакции “делец” подозрительно сильно кого-то напоминал. Только вот как бы Коноха ни старался, не мог вспомнить кого именно. — Понимаете, — начал Дайшо, — на вечере собрались не только деловые партнеры, но и соперники. Как бы так сказать, — он задумчиво повел пальцами, — ваше сегодняшнее поведение на званном ужине зарекомендует вас. Вон там Букингемы — одни из лучших представителей вашего сословия, тоже сватались к дочери Сузумеды. — Но почему сегодня? Почему не раньше? Зачем им именно я? Сотни вопросов не укладывались в голове Конохи. Он раскраснелся от возмущения, следя за плавными движениями Дайшо, который, похоже, не обращал никакого внимания на подопечного. Как нагло. Дайшо резко остановился и развернулся так, что Коноха снова впечатался в него. Еще не закономерность, но уже и не просто совпадение. Дайшо гаденько улыбнулся. — Ваш отец был видным человеком, мистер Коноха. Уж не хотите ли вы сказать, что вы хуже него, отстаете в развитии и возможностях, которые может предоставить ваш род? — Конечно же нет! — вскипел Коноха, тут же одергивая себя. Не хватало еще, чтобы его поучали. Получив желаемое, Дайшо утешительно похлопал по плечу. — В таком случае рекомендую начать с того, чтобы напомнить семье Сузумеды о достижениях вашего семейства. А еще подумать о хороших манерах. Дайшо определенно раздражал. Дурманил, заставлял забыть обо всем, за чем он сегодня гнался и что успел разузнать. Живая изгородь оканчивалась неприметным закутком, увитым терновником. В нем спряталась необычная парочка: темноволосый мужчина увлеченно выцеловывал шею Ойкавы, который стискивал пальцами в перстнях всклокоченные волосы. Заметив посторонних, Ойкава вскинулся и оттолкнул ухажера, да так, что тот прошел пару шагов по инерции, пытаясь восстановить равновесие. Ловко обогнув его, Дайшо потянул за фрак, висевший на локтях. Ухажера повело, и он упал между Конохой и Дайшо. Последний фыркнул, поморщившись: — А, Куроо. Нашел себе новую партию на часик, какая прелесть. Куроо поднял на него взгляд и отблагодарил злобной улыбкой: — А, та самая нищая змея. Нашел себе нового дурака, которого можно нагреть на деньги? Коноха долго не находился с ответом. Он перевел растерянный взгляд на Ойкаву — тот злобно поправлял растрепанные волосы. Затем на Куроо, который уже поднялся на ноги. Что-то подсказывало ему, что Сакуса, говоря про потерявшегося, имел в виду… — Так это вы — шурин Сакусы Киеми? — Ну, допустим. Ты не посмеешь рассказать о том, что видел, мальчик. — О, не беспокойся, секреты подождут до твоего грандиозного провала. Более того, — Дайшо задрал руку, чтобы посмотреть на часы, змейкой обвивающие запястье, — время подходит к чаепитию, а я бы искренне не хотел, чтобы к нашему возвращению остались только грязные чашки.

***

Рассадка гостей оказалось ужасной. Мало того, что мадам и Акааши отсадили слишком далеко, так еще и рядом восседал мистер Дайшо, а по правую руку — та самая девушка. Их представили только за столом. Каори Сузумеда, младшая дочь семейства, молчала и иногда неестественно дергалась от обращений к ней. Коноха попытался было заговорить, но ничего не вышло, а когда поднял взгляд, Ойкава напротив выразительно сдвинул брови. Дайшо изображал из себя само спокойствие, предпочитая смотреть только вперед. В какой-то момент он все же сжалился и наклонился немного ближе, чем того требовали правила приличия, и, понизив голос, сказал: — Самое время принять решительные меры. — Вы не помогаете, — раздраженно зашептал Коноха, тоже наклонившись. — Я даже не знаю, о чем с ней можно поговорить. — Включите логику, мистер Коноха. Полагаю, она обретается где-то в недрах вашей головы. — Да какая логика, когда на любую тему мне не отвечают! Последнее слово вышло слишком громким: девушка вздрогнула пуще прежнего и отвернулась. Коноха неловко покраснел и посмотрел на Дайшо. — К тому же, я не хочу никого брать в жены, — продолжил Коноха гораздо тише. — Не моя это идея. — Что ж, чужие ожидания тяжелее всего оправдывать. Не всем достается то, что хочется. — Дайшо отвернулся, оглаживая указательным пальцем ручку чашки. Коноха смутился. Показалось, что на лице Дайшо промелькнуло что-то странное. К ним подошел церемониймейстер в нарядном фраке и наклонился, меняя гостевые таблички. Близнецы прозвали его Мышьяком за злобный характер, а настоящее имя оставалось неизвестным. — Скоро будет второе, а вы все молчите, — подал он голос. — Гости заподозрят неладное, если вы не сделаете предложение этим вечером. Даже молодой граф Хайба готов его сделать, стоит только намекнуть. — Мистер Яку, — вкрадчиво начал Дайшо, не поднимая глаз от чашки, — дайте моему подопечному еще немного времени. Сами понимаете, дела сердечные — весьма тонкая материя. Яку поморщился и забрал у него из-под руки чайную ложку, вынуждая посмотреть в глаза. Вышеупомянутый граф Хайба, беловолосый статный человек, завозился в своем кресле, будя сидевшего рядом Козуме. — Тогда пусть использует это время с умом, пока им не воспользовались остальные. — зло бросил Яку и ушел. Дайшо перевел раздраженный взгляд на Коноху, и тот виновато поежился, тут же отворачиваясь и хватаясь за нож, за десертную вилку, затем за пирожок с этажерки, ножом неловко перекладывая джем из розетки на тарелку и мешая со сливками. В голове стоял гвалт из сбивчивых мыслей, комментариев соседей по столу. Сквозь этот шум пробилось вкрадчивое: “Что вы делаете”, затем повторилось еще громче. Его сжали за руку, мешая размешивать кашу из джема и сливок. Коноха опустил приборы, всматриваясь то ли в Дайшо, то ли в гостей напротив. Ладони у него дрожали, как у ребенка. — Что вы творите, мистер Коноха, — переспросил Дайшо, кивая на тарелку. — Соберитесь. Коноха поймал на себе приветливую улыбку. Из другого угла ему помахал ладонью граф Хайба. Вошли слуги, вереницей пронося над головами вторые блюда. Пар тонкой струйкой развевался за подносами. Все должно было быть совсем не так. Ойкава напротив жестом остановил слугу и стукнул краем ножа о стол. Все ждали от Конохи невозможного. — Мистер Коноха… — позвал тоненький голосочек справа. Стук приподнятой крышки и густой запах мяса, разлившийся в воздухе, стали последней каплей. Коноха резко встал, выуживая плененную руку из захвата, и хлопнул в ладоши — неожиданно громко. Васильковые глаза девушки устремились на него. Прислуга застыла в ожидании слов молодого мастера, затихли гости затихли. Коноха почувствовал, как в него впиваются десятки заинтересованных взглядов. — Господа… — попытался начать он и тут же замялся. — Я хотел сказать, что… Послышался аккуратный стук, Дайшо отложил приборы. Акааши поднял взгляд от тарелки и одобрительно улыбнулся, пытаясь поддержать. Коноха повернулся лицом к Каори: та покусывала губы, на веснушчатых щеках проступил румянец. — Мисс Каори, я хотел спросить у вас… Коноха посмотрел в эти красивые глаза, а в голове так и крутилось настойчивое “встань на колени” голосом Дайшо. Ноги не гнулись, сердце колотилось с бешеной скоростью, но не от любви. Он даже не знал ее. — …Хотел спросить, согласны ли вы… стать… Ойкава накрыл рукой рот, словно задерживая дыхание. Каори почти кивнула, в ее глазах плескался нетерпеливый страх. Каждое движение гостей особенно остро считывалось на периферии. Пальцы похолодели. В притихшем мире, застывшем в ожидании то ли чуда, то ли долгожданного предложения, послышался странный звук, заставляя обернуться. По скатерти на стол влез тот самый обладатель чрезмерно длинных ушей. Он беспечно шел среди чашек и блюдец, задевая их башмаками. Никто из гостей его не замечал. Коноха насторожился. Кролик приближался к нему, и остаток невысказанных слов застрял на языке. Хотелось поймать его за руку, но когда он соскочил со стола в полуметре, нагло подмигнув, Коноха не смог пошевелиться и получил усмешку. Кролик побежал себе дальше, теряясь за розовыми кустами и деревьями, окружающими поместье. — Простите… — наконец сказал Коноха , нарушая затянувшуюся тишину. — Я и правда не могу сейчас, решить. Извините, мисс Каори. Мне нужно все обдумать прежде, чем делать такое важное предложение. Каори охнула, накрывая носик ладонью — это было последним, что он увидел, прежде чем сорваться с места и побежать за кроликом. “Чудак чудаком”, — раздался за спиной презрительный голос Ойкавы.

***

Большой дуб надсадно скрипел, длинными ветвями укрывая полянку. Лесная чаща отзывалась мрачной тишиной и теменью, и если вглядеться — почудится, что за тобой наблюдают. Коноха не помнил, как оказался здесь. Просто мчался со всех ног, минуя сады и примыкающее к имению поле. Кроны старых деревьев плотно обступили клочок неба и шелестели листвой, перекликаясь друг с другом. Под дубом зияла нора ненормальных размеров, а самого кролика след простыл. Коноха был уверен, что он где-то тут, возможно, даже внутри — стоит только протянуть руку и вытащить за длинные уши. Он присел на землю, не особо беспокоясь о чистоте штанов, уперся руками по сторонам, заглядывая в нору. — Есть там кто? — позвал он без особой надежды. Никто не ответил, лишь полетели вниз камешки. Изнутри послышался далекий гул, стоит только наклониться чуть ниже, и… Подул сильный ветер. Кроны деревьев закачались, ветви затанцевали на фоне темного неба. В спину что-то подтолкнуло и земля осыпалась под руками. Коноха потерял равновесие, хватаясь руками за воздух. Он летел со стремительной скоростью, щурясь от бьющего в лицо ветра. Кроличья нора завернула, и он больно стукнулся о землистую стенку. Она все расширялась и скоро совсем пропала в темноте, походя на бездонный колодец. Поначалу было страшно: в детстве он не раз падал с невысоких деревьев, с которых его пыталась стащить мадам. А тут — бездонное пространство. “Неужели до центра земли долечу”, — шутливо подумал Коноха, с ужасом оглядываясь. Вокруг кромешная темнота, в уши задувал ветер, а одежда задиралась. От скуки Коноха начал вспоминать курс географии, пытаясь сосчитать, сколько миль до центра земли осталось преодолеть. Но курс географии упорно не хотел вспоминаться, так что он переключился на попытки представить, сколько кроликов могло поместиться в такую нору. На него буквально налетели: по лицу захлопали маленькие крылья, плечи заболели от щипков клювов, перышки забивались в глаза. Коноха зажмурился и начал отбиваться, а когда открыл глаза — увидел, что земляные стены вновь приобрели какие-то очертания. “И как только не стукнулся?” — ошарашенно подумал Коноха, замечая предметы: некоторые торчали из стен, другие же парили в воздухе так, словно не имели своего веса. Где-то виднелись маленькие дверцы, а над ними сидели птицы, держащие в клювах светящиеся семена. Благодаря им Коноха начал понемногу различать пространство вокруг себя. Неясно, как все эти предметы крепились к стенам, парили в воздухе, словно их не тянуло вниз притяжением, еще более странным было то, как они все попали сюда. То тут то там парили жардиньерки, пышные пуфы с вензелями и строгие секретеры; ломящиеся от сладостей буфетницы с вычурными мозаиками маркетри; громадные клавесины на тонких ножках, загибающихся книзу сердечками; дамские сундучки и старинные кресла, словно невзначай прикрытые уютными пледами. Вот бы до них дотянуться. Но Коноха продолжал падать, и все вещи стремительно исчезали из поля зрения. На смену причудливой мебели пришли кривые зеркала в форме то сердец, то ромбов. В каждом отражении — размытая картинка, совсем не похожая на тусклые стены кроличьей норы. Коноха как раз летел мимо большого зеркала, напоминающего перевернутое сердце, когда резко повис: полы фрака зацепились за острый край. В отражении шелестела поющая трава, тянущаяся к винтовой дорожке в небо, похожей на прозрачную карамель. Коноха проморгался — изображение тут же исчезло. Он начал раскачиваться изо всех сил, стараясь порвать ткань. Стоило отдать должное семейным портным: вещи получались такими прочными, что еще ни разу не получалось их испортить. Ткань заскрипела, и он сорвался вниз, пересчитав спиной и плечами еще несколько зеркал. Ему удалось ухватиться рукой за выступающую из стены пику. Ненадолго: древко накренилось, стряхивая непрошенного гостя. Он перекувыркнулся в воздухе, наконец углядев угрожающе быстро приближающийся пол кроличьей норы. Рука нащупала в воздухе рядом трость, оказавшуюся зонтом: тот раскрылся, стоило только крепко схватиться. Коноха спланировал на пол и, не выдержав, упал на колени, издав радостный вздох. С фраком и штанами можно было распрощаться. Весь в грязи, побитый, с разорванным задником — мадам точно отругает, когда увидит. Если он вообще сможет выбраться наружу. Коноха оказался в кругу света. Остальное пространство скрадывала темнота, лишь дверцы всех размеров и мастей подсвечивались вдалеке. Он попытался позвать на помощь, но ему ответило только эхо, разнесшееся многоголосьем. Рядом вырос маленький столик-геридон с блюдцем и флаконом. Коноха присмотрелся повнимательней: на блюдце лежал сандвич без начинки, джемовые буквы на котором просили “съешь меня”. Флакон был причудливой формы, словно его изогнули змеиными кольцами. Коноха рассмотрел бирку “выпей меня”. А еще рядом с блюдцем лежал ключ. Но от какой двери? Надо было выбираться. Коноха уже пожалел, что сглупил: в темноте, совершенно одному, было холодно и тоскливо. Может, и правда стоило остаться, сделать предложение мисс Каори? Включить логику, как сказал бы советник Дайшо. А теперь он даже не знает, куда идти. К первой двери ключ не подошел: слишком маленький, вторая была размером с ладонь — меньше, чем ключ. В темноте нашлись шторы, а под ними вместо окон — еще двери. Нашел рукой замочную скважину: ключ снова слишком маленький, затем — слишком большой, не той формы, слишком маленький, отверстие не подходит… Он сбился на пятидесятом замке. Устало дернул за круглую ручку следующей двери — она неожиданно распахнулась, и оттуда хлынуло соленое море. Оно затапливало пространство, поднимало на волнах все выше. Вместо ожидаемых рыб в зал вплыл небольшой плот. На миниатюрной табуретке сидел юноша в ярко-красном камзоле. Между мышиными ушами расположился маленький котелок, на округлой тулье которого была повязана лента-бантик и приколота брошь в виде лапки. Он чинно отпивал из забавного кренделька, затем поворачивал его другой стороной и надкусывал — и так по кругу. Это настолько поразило Коноху, что он даже забыл на минуту, что пытается не утонуть. — Это же вы, Яку! — радостно воскликнул Коноха, — Может, вы подскажете, как отсюда выбраться? — Кто такой Яку? Я мистер Мышь. Коноха оторопел. Мистер Мышь посмотрел на него с наигранным скепсисом и снова сделал глоток, морща мышиный носик. — А ты кто таков будешь? — Я Коноха Акинори, мы с вами виделись буквально полчаса назад! — Наш Коноха? — сощурился мистер Мышь. — Я свой собственный Коноха, — запыхавшись, пояснил он, — будущий граф поместья Акинори, сын графа Акинори, известного своими путешествиями. — Ну что ж, будем знакомы, Свой Коноха. — Мистер Мышь, может вы знаете, от какой двери этот ключ? Он вытянул руку, показывая маленький ключик. Мистер Мышь сощурился и наклонился, чтобы рассмотреть поближе. Затем взял в руки перо, взмахнул жестом дирижера, превращая его в удочку и закидывая в воду. Крючок зацепился за воротник Конохи, а мистер Мышь начал наматывать катушку, подтягивая его ближе к плоту. — А! — воскликнул он. — Так разве ты не помнишь? Наш Коноха столько лет провел в Стране чудес, что с ходу нашел бы нужную дверь. Ведь ключик ведет именно туда. Коноха еще удивленнее вскинул брови, цепляясь за край плота. Тот покачнулся, но это не мешало импровизированному чаепитию. — Но тут все двери разные, мистер… мистер Мышь! Я не помню ни одной! Какую именно мне открыть? — Конечно же ту, которая закрыта, глупенький! А еще тебе не мешало бы слить воду из зала. — Как можно ее слить? Куда? — Разве тебя не учили законам природы? — ответил вопросом на вопрос мистер Мышь, положив кренделек на колени. — Вода всегда утекает в маленькие пространства. Лучше бы он не пытался понять смысл сказанного. Голова и без того зудела от количества бессмыслицы, сказанной за раз. Когда он намерился поплыть к одной из тысячи дверей, не затопленных водой, крючок, все еще цепляющийся за ворот, потянул назад. — Не так быстро, юноша! Я же говорю: в маленькое пространство. Коноха проследил за чужим взглядом и поплыл обратно к столику-геридону, где стояли склянка и сандвич. На вопросительный взгляд мистер Мышь не сказал ничего, отвернувшись, только удочку смотал. На вкус сандвич был как вареная рыба. Рыба с джемом. Затем вкус перешел во что-то карамельное с нотками бергамотового чая. Коноха поморщился, оглядел руки: они начали увеличиваться, а следом за ними и все тело. Мистер Мышь испуганно вцепился в табуретку, когда поднявшиеся волны отнесли плот. Теперь Коноха стал таким гигантским, что ногами мог достать до дна, а пальцами — подталкивать плот. Мышь завопил, чтобы его не трогали, и Коноха к своему неудовольствию вынужден был оставить его в покое. Он сделал неправильный выбор, а потому отложил сандвич обратно на столик и попытался схватить пальцами маленькую склянку. Та выскользнула, и только у самой воды удалось словить ее. Какое облегчение. Он опрокинул в себя содержимое. Вкус солода, смешанного с манной кашей! К нему добавился вкус сливы и легкое послевкусие тимьяна, а закончилось это все супом и картошкой. “Весьма и весьма странный напиток”, — подумалось ему. Тело стало быстро уменьшаться. Голова долго оставалась надутым шариком, еще немного — и он утонет, однако состояние улучшилось спустя пару секунд. Теперь море казалось не просто лужицей, в которой он мог стоять, а целым океаном, и каждый всплеск грозил затопить горе-пловца. Коноха выудил из кармана ключ и поплыл обратно к дверце. Потянул на себя — ноль реакции. Ключ тоже не подходил. Тогда он толкнул ее и едва успел ухватиться за гардину рядом, когда всю воду стало засасывать внутрь. — И правда сработало! Коноха на радостях обернулся и увидел, как плот несет к дверце. Мистер Мышь продолжал сидеть, как ни в чем не бывало. — Счастливо оставаться, Свой Коноха! — Но… Но как же я вас найду? Я ведь даже не знаю, как мне выбраться! — Ищи меня в Лесу Фей! Когда вода иссякла, дверь закрылась перед самым носом. Он повис на гардине высоко над полом и теперь боялся прыгать, не желая повторять предыдущее падение. Коноха подтянулся поближе к шнуру, свисающему со шторы и прыгнул, цепляясь за него. Перед ним снова были тысяча дверей и ни одного ответа. Как бы он поступил в детстве, задолго до визитов доктора? Наверное, искал бы ответ в самых неожиданных местах. Дверца размером в одну фалангу нашлась под овальными фестонами шторы. Он кое-как отпихнул подальше ткань и приложил ключ к замочной скважине, боясь, как бы и здесь ключ не подошел. Напрасно: послышался щелчок, ключ повернулся пять раз. Коноха приник к двери, но шума воды не услышал. Сначала маленькая щелка, потом — яркое пространство другого мира. За порогом открывался чудесный и одновременно устрашающий вид: сизо-фиалковое небо заслонили тяжелые облака, а высокая трава светилась в полутьме, переливаясь колокольчиками. Ни тропок, ни указателей, ни домов поблизости. Коноха отпустил ручку и уже занес ногу, когда его снова толкнули — так, будто врезались на всей скорости. Но не успел он обернуться, как упал в высокую траву, а дверца с громким стуком закрылась, отрезая путь назад. Он не сразу понял, что не так. Раздались голоса, напевающие что-то неземное. В землю рядом ударила молния, заставляя отпрыгнуть, а все звуки— смолкнуть. Следующий неуверенный шаг призвал целую мелодию, сочлененную причудливыми переходами сопрано. Коноха опустил взгляд, провел пальцами по траве. И словно волшебный хор, существа под ногами подпевали в ответ. Впереди загорались маленькие бусинки света. На смену страху пришла радость, разливаясь в груди смешинками. Знакомые чувства: так он бегал давным-давно во сне, подыгрывая поющей траве. С неба сорвалась еще одна молния, ударяя на линии горизонта, но на этот раз грохот лишь приглушил пение, но не остановил. Коноха засмеялся, ловя руками светяшки и побежал вперед. Трава засмеялась в ответ, приветствуя. Снова грохот, молния ударила в реку впереди. Коноха в ужасе остановился перед пустошью и каменной тропинкой. Сбоку узкой лентой текла багряная река, явно непригодная для питья. Некогда большое русло, оставшееся в памяти, почти пересохло, а по тому, что осталось, плыла вверх головами мертвая рыба. — Как же здесь воняет, — заметил Коноха, заслоняя нос запястьем. Веселье исчезло, стоило молниям заплясать по кровавой речушке. Место казалось знакомым, только вот ни в одном из воспоминаний он не видел таких жутких сцен. Тропка вела в рощу, похожую на лес теней и сухих скукоженных веток. Сойдешь с нее — и попадешь пяткой по раскаленной плоти. Припомнился кролик: этот нахал сейчас бы так помог! О, Коноха заставит его раскаиваться за зазубриванием картографии и навигации. Показалось, что между ветвями пронеслись знакомые уши. — Нет, это не может быть он! С чего бы ему здесь оказаться? — Коноха обескураженно покачал головой. Навстречу ему так же обескураженно вышел кролик. Он едва ковылял и выглядел грустно. Когда их взгляды пересеклись, он охнул и выкрикнул: “Времечко мое пропащее!”. Уши встали торчком, и он развернулся, бодро затрусив в том же направлении, куда шел Коноха. — А ну стой! Держи вора! — крикнул Коноха и побежал следом, надеясь поймать и поговорить спокойно. Чувствовал, что если не догонит сейчас — не догонит никогда.

***

Тропка привела в деревушку. Коноха неловко споткнулся и упал — прямо перед площадью, где каменистая кладка уступала земле. Его окружали маленькие зверьки, руины, но кролика уже и след простыл. Проклятье! Так он никогда не найдет пуговицу. Жители сидели возле догорающих зданий, собирали остатки скарба, и никто не обращал внимания на неожиданного гостя. — Простите! Простите, не могли бы вы подсказать… — Горе мне горе, — прокряхтела старая ящерица, подбирая полосатый хвост, — опять кабачки вместо дома выращивать придется. Она обронила скупую слезу, скользнувшую вниз и опасно ударившуюся о землю рядом с Конохой. Только тогда он почувствовал себя меньше букашки. — Мадам! Простите! Будьте так любезны, — повторил погромче Коноха, — подскажите, куда убежал этот несносный кролик? — Какой еще кролик? — ящерица опустила на него скорбный взгляд. — Королевский гонец? — Да… Наверное… Я не уверен. — Как же ты можешь гнаться за тем, кого не знаешь? А о себе-то ты что-нибудь знаешь, малец? Коноха отошел подальше, видя, как ящерица наклоняется, чтобы поднять его с земли. Ладошка была почти человеческой, но с чешуей и коготками, так что он присел на самый край. Старая ящерица подняла его поближе к желтым глазам. — Ну как же это! О себе я знаю даже очень хорошо. Я — Коноха Акинори. Должен был сделать предложение мисс Каори, но… но я… я потерялся. И не знаю, что мне делать. Мадам Ящерица, что это за место? — Моя деревня. Была, пока Красная Королева совсем не рассвирепела. — Вы о… О королеве Виктории? — Что ты, малыш! — ящерица старчески рассмеялась, но лицо ее сохраняло выражение грусти. — Нашей страной Сердец правит Червовая Королева, она же — Красная. — Что случилось с деревней?.. — Обозлилась королева и приказала каждый понедельник в пять вечера жечь дома. Не нашла своих ценных вещичек, вот и насылает беду. Только мы успеваем отстроить заново деревню, как приходят солдаты и все уничтожают. А тут еще и молнии: налетели невесть откуда и давай сжигать посадки. Ох, горе мне горе… Ящерица опустила Коноху на землю, вместо этого подбирая полупустую котомку. Коноха почувствовал себя виноватым, вспомнив, как беззаботно бежал по траве. — Неужели это нельзя исправить, мадам Ящерица? — А ты поди переубеди Красную Королеву. Только вряд ли она тебя послушает, мальчик. Она ведь никого не слушает. — Я так сожалею, мадам. Коноха потупил голову, не зная, что сказать. Ящерица оживилась: — Ты совсем вымок. Подожди немного, я принесу тебе одежды внука. Хоть они не сгорели. Благодарность к сердобольной ящерице не отменяла того факта, что одежды выглядели откровенно детскими: голубоватого цвета короткие шорты-фонарики, блуза с миниатюрными бантиками и вырезами, да небольшой передник — все это сидело впритык. Хоть туфли оказались по размеру. Со стыда можно было помереть раз десять, но он держался. Собственные одежды безнадежно изгвазданы и годились разве что в качестве подстилок для коровников. Еще и этот идиотский бантик на голове. Коноха зажмурился и потер глаза, стараясь свыкнуться с мыслью, что придется оставаться в этом странном мире в не менее странной одежде, напоминающей сплетение ромбов и сердец. Когда мадам развернулась, Коноха окликнул ее: — Спасибо вам. Подскажите, как мне попасть в замок королевы? — Пойдешь лесом Фей, а оттуда, не сворачивая, по мосту Скорби в Терновый Замок, что в пяти часах езды отсюда. Коноха обернулся: за спиной, над терновым лесом, сгущался неестественный мрак.

***

Тропинка петляла между высоких деревьев. Некоторые из них, старые и сморщенные, нависали над тропой, точно готовясь упасть. Их обвивали ветви контрастно-светлых берез, издалека похожие на скелеты: тонкие скрюченные стволы с множеством ветвистых “ребер” гротескно примостились поверх, удерживая темные деревья от падения. На вершине берез были черепа, чьи пустые глазницы следили за перемещением чужака. Спустя час количество берез перевалило за полсотни. Желание достичь прыгучей цели иссякало с каждым шагом, но все же он должен был помочь мадам Ящерице и всей деревне. Разобраться, что случилось с миром, где мертвое плывет быстрее живого, а простых жителей наказывают просто так. Ничего страшного, если снаружи подождут еще немного. Казалось, прошло уже несколько часов. Он углубился в лес, но будто бы и шага не сделал. Деревушка скрылась за макушками деревьев, и теперь над головой маячили свисающие с ветвей странные существа. Не люди, не звери — с их спин стекала жидкость, отдающая гнильцой. У кого-то еще оставались надорванные полупрозрачные крылья, по форме похожие на стрекозиные. Каждое было связано за ноги, и издалека их можно было принять за фрукты. Подумалось, что лес Фей надо было назвать лесом Трупов. Коноха ускорился, мечтая как можно скорее покинуть это страшное место и сбросить с плеч гнетущее уныние. Тропка грозилась потеряться в валежнике. Издалека донесся едва слышный бубнеж. Двое близнецов, сильно похожих на Мий, пихали друг друга локтями и о чем-то спорили. Как две капли воды: полосатые водолазки и бриджи на лямках, галстуки-бабочки и куча браслетов звенели на руках, создавая еще больший шум. Они топтали нарядными башмаками газон перед мухомором, возвышающимся наподобие тумбочки. — Не тот это мальчик был! Не нашенский. Нашенский выше и шире в плечах. И плавать умел. — А я говорю — наш. И голос такой, и манеры сякие. Коноха ростом совсем мал по сравнению со своим обычным состоянием, но и близнецы оказались не выше. — Такие-сякие! Да ты слепой осел, Цуму. Ненашенский он, извечное море не расслышал за дверью! Нашенский всегда проходил осьмисотую дверцу стороной. — А ты болтливый петух, Саму! Вот, сам погляди, нашенский это Коноха или нет. Оба близнеца в упор разглядывали его, не стесняясь. Один подошел и больно ущипнул, радостно заулыбавшись от реакции, потянул за край фартука, указывая на него брату. Коноха болезненно засопел. — Ты кем будешь? — подозрительно спросил левый близнец. Близнец справа даже слушать не стал. — Говорю же нашенский он, Саму! И одежды раздобыл те же, и водой от него не воняет. — Балда ты, он просто высох. Коноху проняло рычанием от того, что с ним обращаются как с предметом. Он потерял чувство времени, потерял ощущение правдивости собственных воспоминаний, но не злость. Близнецы прыгали вокруг, как возле елки. Коноха поймал обоих за бабочки и заставил остановиться, поочередно зыркнув на каждого. — Господа, извольте представиться прежде, чем тыкать других людей! — Зачем же изъявлять волю… — Когда воля сама заявилась сюда… Разве ты не помнишь нас…. — Коноха? Близнецы говорили в унисон и Конохе пришлось помотать головой, чтобы перестать путаться. Даже улыбки у них тянулись одинаково широко к щекам. — Нет… не помню. Может, вы все-таки напомните? — Ну что же делать, раз ты балда побалдее, чем мой братец. — Эй! Кому сказал, ты… — Я Саму-Саму, а это мой бедовый брат Цум-Цуму. — Он деловито указал на близнеца, подперев бок рукой. Коноха едва успевал следить за ними. Они двигались хаотично и только сейчас остановились, давая различить себя: у Саму-Саму волосы были будто темнее и заправлены большей частью вправо, тогда как у Цум-Цуму пробор шел влево. — Полагаю, мое имя вы уже знаете, — уголки губ у Конохи предательски дрогнули. — Может, хоть вы расскажете, как выбраться из треклятого леса и найти Кролика? — А отчего ты спрашиваешь? — Цум-Цуму подскочил, нависая. — И какой тебе кролик нужен? — Ихний или тудыхний? — Саму-саму скрестил руки, указывая в разных направлениях. От мухомора в разные стороны вели тропинки. Коноха оглядел обе, но понял только то, что ни одна из них не содержала ни малейшего намека на то, что значит “ихний” и “тудыхний”. — Это какие, простите? — Ну-у-у, ихний — это белый кролик-гонец, вечно скачет из Шахматного королевства в Червовое и обратно, а тудыхний… Ужасный тип, скажу я тебе. Мартовский заяц, вечно обретается у шляпника, будто его приклеили к стулу! — Ха-ха, да, прямо так намазали патокой и посадили пить чай! Оба близнеца загоготали, и так продолжалось до тех пор, пока Саму-Саму не посерьезнел. — Но вообще-то, Коноха, тебя давно ждет Герцогиня. Ты уже столько времени провел в Стране Чудес, а до сих пор не заглянул к ней. А ведь ее дом так близко от этой границы. — Слушай, Саму-Саму, а давай не пустим его никуда? Лучше замаринуем и съедим. Пускай Герцогине меньше достанется. — Да ты уже все ветки занял феями, балда! Вот съешь свой позавчерашний завтрак — тогда и поговорим. Коноха попятился. Такое развитие событий ему совсем не нравилось. — Да ей и так ничего не достанется, а вот ты лучше бы выполнял поручения королевы и действительно следил за границей, — воскликнул Цум-Цуму, за что мигом получил подзатыльник. — Зачем мне следить, когда можно украсть пару минуточек у нашего Оракула? Вот ты и следи! — Что за глупости ты городишь? Надо было съесть своего тупого братца еще в утробе! Они снова начали пихаться и остановились только тогда, когда над поляной разнеслось громовое: “Что вы творите”. Воздух стал тяжелым, и близнецы под громкие вопли: “Гроза! гроза!” — сбежали в лес. Коноха обернулся, внимательнее присматриваясь к грибу. На нем сидел человек с длинным гусеничным хвостом и лицом хмурее тучи. Плечи и тело прикрывал голубой халат. — Наконец-то эти остолопы исчезли с глаз долой, — вздохнуло существо и присосалось к курительной трубке. — А ты чем будешь, крошечное создание? — Я не что! — вспыхнул Коноха. То с ним обращаются как с вещью, то уменьшают до размеров чайной ложки. — Я — Коноха! — И что же ты такое? — гусеница оставалась безразличной. — Как это? С утра был человеком, а теперь уже незнамо что. То великаном был, то лилипутом стал. Я сын… Сын графа… — А кто тогда будет знать, коли не ты? Королева? — Да кто такая эта ваша королева! — рассердился вконец Коноха. — Столько слышу о ней, и как будто даже немного помню, но каждый ее поступок заставляет ненавидеть все больше и больше. — О, Королева сурова со своими подданными, но на то она и Червовая Королева. Но даже королева в своем уме настолько, чтобы знать, что она такое. — Мне вот кажется, что она совсем выжила из ума. Какой мудрый правитель будет так жестоко обращаться со своими подданными? — Не выдумывай, Коноха. Ты ведь и сам давно в Стране Чудес и знаешь, что выжить из ума здесь невозможно, ведь вокруг сплошное заумье. — Может, я и пережил когда-то необычные сны, но это давно в прошлом. Видите, сейчас я повзрослел и провожу важные беседы с семейным доктором. Он-то уж точно понимает, что не так… — Не вижу, — оборвал его гусеница. — Это сложно объяснить. Вот вы, например, сейчас гусеница, а завтра будете бабочкой. И все перевернется вверх тормашками, особенно мир перед глазами. Так и мои сны… — Изволь, пока что ты стоишь тормашками вниз. — И это мне кажется безумно странным. В том плане, что я… — Тебе! А ты кто такой? Разговор снова вернулся к той же точке, откуда они начали. Коноха схватился за щеки, чувствуя, как лицо пылает от гнева. С гусеницей было невыносимо разговаривать, с каждой мысли его прицельно сбивали словесной клюкой. — Как по мне, так лучше бы вы начали с себя! — Зачем же начинать с известного, когда можно с него закончить. — Гусеница зашевелился и пододвинулся к краю гриба, подозрительно глядя сверху вниз, — Я — Оракул, всегда им был, есть и буду советовать каждому путнику. Ты, верно, запамятовал, что являешься ко мне примерно в три тысячи пятьсот пятый раз, Коноха. — И за чем же я таким приходил? — О, приходить можно за чем угодно, главное потом выйти вон. Твои приходы, в частности, касались Красной Королевы — и вот ты снова здесь, задаешь одни и те же глупые вопросы. — И вовсе они не глупые! — Коноха чувствовал, что ведет себя как ребенок, но добиться прямых ответов от этого существа казалось чем-то фантастическим. — Так кто же она — эта Красная Королева? — Не она, а он. Коноха опешил. — В каком это смысле? — Увидишь… — туманно ответил гусеница и затянулся, вальяжно растекаясь по грибу и приподнимая густые брови, над которыми маячили парные родинки, — … сам. Из его рта выплыло кольцо дыма, преображаясь в подобие глаза. — И как же мне его… увидеть? С таким ужасно маленьким ростом я вряд ли замечу, где живет королева! — О, Герцогиня направит тебя. Стоит лишь обернуться за пять минут по часовой оси и увидишь ее дом. Коноха начинал терять терпение и всякое понимание того, что здесь творится. — Вы совсем не помогаете! Какой же вы тогда Оракул? Они помолчали. Гусеница дернул плечом и задымил вокруг себя пространство. Конохе пришлось старательно отмахиваться, чтобы хоть что-то увидеть. — Какого же ты хочешь быть роста? Коноха вздохнул. Наконец-то Оракул говорил о чем-то конкретном. — Хотя бы своего обычного. Ужасно невыносимо быть размером с Дюймовочку. Я будто с каждым шагом уменьшаюсь, — посетовал он. — Это прекрасный рост, знаешь ли. Многие жители Страны Чудес, страдающие гигантизмом, завидуют ему. А ведь при иных условиях гусеница был бы той же длины, что и он сам. Стоило только вернуть миру прежние размеры. Коноха ухмыльнулся своим мыслям. — Может, они и завидуют, только я бы хотел вернуться к своему прежнему росту. Снова молчание. Тишина разлилась по поляне с новой порцией дыма, и Конохе пришлось накрыть нос ладонью. Дым пах чем-то дурманящим, что сбивало с толку. Коноха терпеливо ждал, пока гусеница соблаговолит ответить. — Знаешь что, — лениво начал он, — надоел ты мне. Видишь гриб? Коноха присмотрелся: мухомор был надкусан со всех сторон маленькими и большими кусками, но каким-то чудом все еще стоял ровно. — С одной стороны куснешь — увеличишься, с другой — уменьшишься. Всего хорошего. Гусеница исчез за шляпкой мухомора, оставляя Коноху наедине со своими вопросами.

***

Предложение гусеницы оказалось действенным. Теперь скелеты, сторожащие деревья и фей, не казались не такими уж огромными. Их взгляды — голодные, слепые, — подгоняли, толкали в спину, молчаливо крича: “Быстрее!” Лежавшие в карманах фартука кусочки гриба, которые он взял про запас, придавали уверенности. При первой попытке обернуться не произошло ничего, и только в пятый раз, когда Коноха потерял всякую надежду, нужная дорожка осветилась светляками. Он спешно шел за ними, чтобы не оказаться снова во мраке леса. Невдалеке замаячила краснокирпичная избушка. У парадного входа сидел беловолосый лакей, непомерно длинный для такого маленького входа. Коноха удивленно вскинул брови, остановившись напротив. — Тебе туда нельзя, — печально сообщил лакей. — Но я ведь еще даже не постучался. — А я говорю: нельзя. Вот постучишься ты, и мясной кирпич отъедет. Я так долго старался, водворяя его на место. Коноха оглядел дом. Кирпичи двигались, точно желе, пульсировали от каждого шороха. — Ты же тот самый. Ну, сидевший за столом… Как же там… Из дома раздалось громогласное: “ЛЕ-Е-ЕВ!” Кажется, он знал этот голос. Слышал его в кроличьей норе. Беловолосый лакей вскочил, нервно озираясь, и исчез в доме. Коноха юркнул следом. Около массивной печки, упирающейся трубой в потолок, стоял мистер Мышь. Лицо покрыто копотью, на носу — маленькие черные очки с овальными дужками, в руках — лопата. Хлопнула печная дверь, и Лев вздрогнул, застывая на месте. — Ты, болван, опять не выбрал из печи кости фей? Кто за тебя будет работу по дому выполнять, а? Я не для того тебя нанимал! Острый конец лопаты угрожающе уставился в сторону Льва. Тот засеменил к печи, обернулся и низко поклонился, прежде чем получить садовый дар. — Опять близнецы опаздывают, — запричитал мистер Мышь, складывая руки на груди, — а я ведь им говорил приходить в восемь к обеду! О, это снова ты, свой Коноха. Хоть кто-то уважает старые добрые правила. Проходи, присаживайся. Коноха робко ступил вперед, выискивая взглядом что-то, на что можно присесть. Внимание привлек пуфик, похожий на толстый кекс. Мышь начал накрывать на стол салфетки, всем своим видом требуя, чтобы ему помогли. Коноха прикоснулся к одной из них и пронзительно чихнул, а потом еще и еще раз. Нос нещадно защипало от острого запаха. — А-а-а, это все перцовые салфетки. Вечно забываю, что у тебя аллергия на перец, мальчик мой. А ведь они — хорошее дезинфицирующее средство для мясного пирога. — Зачем вам обеззараживать пирог? — Как это зачем? Феи — ужасно нечистоплотные животные. Даже печка не до конца очищает их грешные тела. Коноха помолчал, уставившись в стол. Каким образом мистер Мышь собирался очищать “грехи” фей салфетками, он не знал наверняка. Более того, оставалось непонятным, как Мистер Мышь оказался в доме Герцогини и где сама хозяйка. — Неужели вы… и есть Герцогиня? — А, нет, что ты. — Мышь покачал головой, параллельно отдергивая Льва за шиворот от печи и вручая ему вместо лопаты противень. — Герцогиня почила уже несколько лун тому назад. — Померла от удовольствия, — хихикнул Лев, вкладывая противень в печь и прикрывая дверцу. — Не стоило бедняге радоваться своей победе. Да и побеждать королеву вовсе не стоило. — В чем это, — Коноха недоуменно развернулся к Мыши, — не стоило побеждать? — Да в карты, во что же еще? Это любимый вид спорта королевы, она в них — ас. А если кто переигрывает, так королева обижается и тогда… — Долой голову с плеч, — закончил Лев. Он принялся подметать пол возле печи, сгребая золу. Пыль отлетала во все стороны, и стенка совсем скоро стала черной. Подобно ей, воспоминания так же покрылись копотью времен, замылились в голове Конохи. — Как ни пытаюсь, — прервал он тишину, — не могу вспомнить никого, кто в моих детских снах поступал бы так же ужасно. Иногда кажется, что я припоминаю части, где есть вы все, но… не при таких обстоятельствах. — А ты давненько с нами не был, Коноха. — раздался бархатный голос с печки. Все повернули головы к темноте, клубящейся под самой крышей. Сначала появилась улыбка, затем — мерцающие огоньки глаз, следом лицо и все тело, от кошачьих ушей до пят и пушистого черного хвоста. Руки и ноги его были покрыты мраком и будто таяли, неосязаемые. Существо внешне ничуть не отличалось от шурина мистера Сакусы, разве что имело кошачьи повадки. — А, Чешир, — устало обронил мистер Мышь, — явился не запылился. Он у нас не глаженный, не целованный, но трогать его я бы не советовал. Чеширская улыбка, казалось, выходила за край лица. Он спустился со своего насеста на печке и заклубился возле Конохи, с интересом осматривая его. — Нисколечки не изменился наш Коноха, — удовлетворенно подытожил он. Что-то кольнуло сердце Конохи. Он попытался отшатнуться, но ноги вросли в пол. Давно забытое ощущение на грани сознания кометой рвануло наружу, пыталось вспомниться. — Чешир? — переспросил он, следя за исчезающими пальцами. — Чеширский кот, попрошу, — тот подмигнул, погладив Коноху по голове. — Вы все говорите “наш”, но я не могу вспомнить даже вас. Словно какой-то очень важный кусок меня вынули и забыли вернуть на место. — А все потому, что тебя так долго не было в Стране Чудес. Вот приходил бы ты к нам почаще — другой разговор бы был. Мистер Мышь шумно вздохнул, скрестив руки на груди. Чешир тут же замолчал. — Все знакомое изменилось до неузнаваемости, — буркнул мистер Мышь, — Старые добрые друзья — новые враги, а кто желал зла — тот захотел добра. Чудесный мир сходит с ума, хотя еще не все потеряли рассудок. Ты или тот другой ты раньше довольно бесстрашно гулял в стране Чудес. Может и сейчас сдюжишь. Все замолчали, переваривая грустное настроение. — Все стало таким недобрым, — пожаловался Коноха. — Иногда мне хочется остаться тут, только бы не сталкиваться со злобой здешних обитателей. Даже Оракул послал меня куда подальше. — Прости, мальчик мой, дом Герцогини открыт только на ужин. — Мышь вынул из печи кусочек пирога и положил его на тарелку перед Конохой. — В остальное время мы гостей не принимаем. Вот, лучше скушай пирога; тебе предстоит долгая дорога. — Куда я должен теперь идти? — В зависимости оттого, куда ты хочешь попасть, глупенький, — усмехнулся Чешир, сверкая острыми, почти акульими, клыками во всю пасть. — Тогда я выберу куда-то, где будет белый кролик. Он задолжал мне одну важную вещь. Благодарю за ужин, мистер Мышь. — Коноха отодвинул опустевшую тарелку и встал. — Я должен идти. — В добрый путь, Коноха!