Запрещено разговаривать с незнакомцами

Правда — вот, что нужно было для того, чтобы оставить Щербакову позади. Теперь в заголовках будут писать «Александра Трусова — вторая, а Щербакова — третья», и никак иначе. Саша жалеет, что не сказала ей это раньше, ведь на сердце отлегло, а мысли стали кристально чистые. На пресс-конференции на Ане нет лица. Она отвечает односложно, изредка натянуто улыбается, не обращая на людей вокруг никакого внимания. Трусову это не задевает, нет, она скорее хочет залезть в голову Щербаковой и прочитать все ее мысли. Есть ли там хоть одна мысль о ней, о Саше? В отель они приезжают поздно, и Саше хочется только одного — выключить телефон, который разрывался от уведомлений. Марк (21:34) Поздравляю, Сань. Дальше — больше! Ками (21:48) Саш, можем поговорить? Марк (22:46) Кстати, что произошло между тобой и Аней? О чем это он? Не может быть, чтобы эта малолетка слила видео со вчерашней тренировки. Саша хочет спросить, о чем речь, но сил на разговор не хватает. Она кладет телефон на тумбочку и снимает перчатки, в которых проходила весь вечер. Кисти выглядят страшно. Кровавые подтеки и следы от зубов, оставленные днем, придется еще долго скрывать от посторонних глаз. Саша ругается, хочет дойти до ванной и обработать их каким-нибудь хлоргексидином, но ноги настолько гудят, что она решает снять толстовку и лечь спать. День выдался слишком эмоциональным, чтобы продолжать его. Телефон вибрирует, но Трусова не может протянуть руку. Глаза медленно закрываются, а в голове лишь одна мысль — «я сделала это». И речь, конечно, не о серебре.

***

— Уйди, Майя, уйди. — Сквозь сон Саша чувствует прикосновения на спине. — Я сплю. Рука продолжает гладить где-то между лопатками, и Трусова с трудом открывает глаза. В комнате горит ночник, и темный силуэт медленно приобретает очертания. — Майя видимо осталась с родителями…Прости, что разбудил. — Марк говорит шепотом, почти неслышно. — В Москве будет намного сложнее тебя поймать, а я хотел, ну, посмотреть на тебя. Саша садится, потирает глаза и возвращает кисти под одеяло. Марк сидит слишком близко, и Трусова ловит себя на мысли, что она предала его. Щербакова затмила все мысли, проникла в каждую клетку мозга за последние дни, и временное расставание с Кондратюком теперь казалось Саше чем-то обычным, тем, что должно было произойти. — Всё…всё в порядке. — Она пожимает плечами и смотрит в глаза Марка. Приглушенный свет отражается бликами на радужке. — Ты в порядке? Переживал за твое состояние сегодня…Но, хорошо, что ты прекрасно откатала программу. Поздравляю, если ты не видела… — Марк неестественно улыбается, и Трусова сжимает кулаки. Она не готова говорить сейчас, запас слов закончился еще днем. — Да, спасибо…— Саша убирает прядь с лица и еле заметно улыбается. — Но…ты ведь не поэтому здесь? Марк хмурит брови и хочет начать, но хрипотца в голосе не дает этого сделать. Саша чувствует, как его тело напрягается. — Ты и Аня, что произошло сегодня? — Говорит Марк внезапно, и Саша хочет, чтобы он замолчал. Она не хочет обсуждать её с Марком. Трусова хочет перебить, но Марк продолжает. — Она ведь и есть «А»? Это ведь с ней ты все время общалась? Ком в груди нарастает, а кисти предательски ноют. — Да, это она. Но об этом я узнала только сегодня. — Саша говорит отрывисто, из легких выбивает воздух. — Я не хочу это обсуждать. И, пожалуйста, не говори никому. Марк тяжело выдыхает и сокращает расстояние, а Сашу будто парализовало — только кончики пальцев пульсируют. Она чувствует его теплое дыхание губами и время начинает длиться медленнее — от Марка пахнет чем-то родным, привычным и домашним. От Марка пахнет домом. Он скользит носом по щеке и тепло нарастает где-то в плечах — прикосновение легкое и нежное. Марк убирает прядь рыжих волос за ухо, задевая мочку, и еле слышно шепчет. — Я знаю, что ты выберешь не меня. Тебя тянет к ней. — Марк говорит медленно, и Саше становится невыносимо жарко. — Я видел, как ты смотришь на нее, заметил это ещё тогда, у Мориса. Мне бы хотелось, чтобы на меня так смотрели. Оставленный поцелуй на щеке пылает, и Саше хочется закричать. Она открывает глаза, и слезы не дают увидеть Марка в последний раз. Он встает с кровати и напоследок кидает тихо: — Я буду рядом. — Долгая пауза заполняет легкие и Саше кажется, что она задыхается. — Я всегда буду рядом. Трусова слышит, как закрывается дверь, и понимает, что через секунду может быть слишком поздно. Она вскакивает с кровати, спотыкается об собственные ноги, кричит «Марк, стой» и босиком выбегает в коридор. — Постой. Саша смахивает слезы рукой и бежит за Марком. Он оборачивается, и она обвивает его шею руками. Руки Кондратюка крепко обнимают её за талию, и Саша хочет, чтобы этот момент продолжался бесконечно. В его объятиях она чувствует себя в безопасности, и она до жути не хочет это потерять. — Прости меня. Прости. Прости. — Саша говорит тихо, и чувствует, как Марк водит рукой по спине, чтобы успокоить её. — Я никогда не хотела делать тебе больно. Прости. Я идиотка, дура, прости меня. — Тише… — Он утыкается ей носом в волосы и вдыхает аромат. — Ты не дура и не идиотка, Сань. Просто…не проеби все в этот раз. — Но как же…мы? — Саша смотрит в глаза напротив и чувствует боль, которая пронзает тело Марка. Слезы катятся, но она мужественно смотрит в его голубые. — Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. — Марк обнимает её еще раз крепко и уходит, забирая с собой последние силы. У лифта он улыбается и машет рукой, а Саше не остается ничего, как помахать в ответ. Мозг просит закричать, остановить его, попросить, чтобы он остался рядом, ведь это Марк — её Марк. Это Марк, тот самый, который всегда всё для нее, для Трусовой — не спать до глубокой ночи, массируя ей ноги после долгой тренировки, тот Марк, который вселял в нее надежду и награждал олимпийской медалью за любую мелочь, это тот Марк, с кем она чувствовала себя спокойно и тепло. Но сердце истошно ноет и терзает внутри все органы без разбора. «Не проеби всё в этот раз» глушит голову, и Саша сдается.