В зелени Корнуолла

Несмотря на кажущуюся невозмутимость и хлипкую, но всё-таки не пропавшую веру в благородство, истрепавшую не одни нервы, Гесфорд был беспокоен и зол сам на себя. Чарующая тьма рассеивалась, возвещая явление многоликого светила — величайший образ властителей для воинственных инков, целителей-египтян, купавшихся в крови и могуществе римлян… Чего-чего, а поэзии роду людскому было не занимать. Сравнение выходило меткое и правдивое, оттого, наверное, епископ и не любил солнце, как и Коммода, очень походившего на раскалённый диск из перуанского золота. В те часы, когда всё шло не по плану, прошлые неприязни, досадные ошибки и просчёты ощеривались тонкими, исполненными яда иглами против своего творца и хозяина. Кто бы мог подумать, что в этот список личных поражений (довольно незначительный, по счастью) будут записаны и результаты сделки, заключённой с Морями. Ведь только глупец мог не предположить, что тварям океаническим нужна вода. То, что никто об этом и словом не обмолвился, оправданием в глазах самого Гесфорда не становилось. Но ещё более унизительной была необходимость идти со всеми проблемами к его величеству, вместо блаженного бегства в родную мглу вверенных земель. Дела затягивались не на шутку. Преданно таскавшийся по пятам Ирем угнетал казначея ещё больше, не говоря о всяких дурацких вопросах, на которые был неумолимо щедр подчинённый. Возможно, в своих злых настроениях епископ был несправедлив к этому молодому дракону и забывал о существенной разнице в веках, разделявшей их сознания. В конце концов, Ирем был не столь беспросветно туп, как многие из змеиного рода, подавал немалые надежды (разумеется, для потомка чистокровного дракона и своенравной леди — василиска со Строфадских островов) и имел редчайшее свойство — трудолюбие. Почуяв очередной укор совести, Гесфорд проклял всё на свете и вслушался в речи лорда Шорби. — Но ведь если купели отстраивались по приказу господина Коммода и были оставлены без вниманья, то не значит ли это, что его величество каким-то дивным образом знал о предстоящих делах, ваша светлость? Вовремя вернуться к жизни тоже было своего рода искусством. Ко всем положительным чертам Ирема всегда примешивалось необузданное никем вольнодумие. И чёрт бы с ним, если оно избирало своей целью не кого-то из Собратьев. — Ирем, а вам не кажется, что вы немного нетактичны? Я не судачу за спиной Коммода, как трепливая служанка. Помнится, этим титулом вы одарили мою лучшую осведомительницу? — Но… — попытался возразить ошарашенный лжелорд, никак не ожидавший нападок со стороны доселе молчавшего начальства. — Его величеству известно многое, недостижимое для тех, кто никогда не грезил прошлым. Уверяю вас, — смягчившись, продолжал казначей Мерцающего двора, — Когда-нибудь и вы прикоснётесь к тайнам мироздания, мой друг, и отрываться от них с каждым разом будет всё труднее. А до тех пор я просил бы вас быть благоразумнее и не заниматься познанием там, где безраздельно властвует агностика. Шорби слегка поклонился, выразив тем самым своё согласие. Распря была исчерпана. Погрузившись в свои мысли, Гесфорд не вёл счёта времени и потому не мог точно сказать, долго ли отсутствовал генерал Мооран и его спутница. Однако они вернулись, и не одни, а вместе с каким-то сухощавым, вельми несуразным драконом, отдалённо напоминавшим китайские дешёвые картины, и с целой ордой посланцев, тащивших на своих спинах запертые людские сундуки. Епископ втайне был уверен: созерцать, как шторм берёт свою дань с утлых судёнышек и кораблей было наивысшей потехой жадности и самолюбия, двух жирномясых сестёр. Он всегда жалел, что такой случай не представился ему. Обитатели кораллов медленно и неохотно приблизились к растянувшейся вдоль берега цепочке драконов, часть из которых предпочла взобраться на островерхие отроги. Потрясающее зрелище, что ни говори: видеть у своих ног горы бренных богатств. Гесфорд плавно соскользнул вниз и кивком головы поприветствовал всех вновь прибывших, отметив непонятную робость и перемену в лицах носильщиков жемчуга, стоило им встретиться взорами. Казначею сиё не понравилось сразу же. — Господа, надеюсь, вы не заставите нас пересчитывать содержимое? — довольно резко поинтересовался переговорщик, стукнув ладонью по отсыревшей крышке. Он видел, как от быстрых движений наёмников трепещут студенистые плавники тех, из глубин. Пробегая взглядом по тем ужасным заменам лиц, вполне осмысленно уставившихся на него, Гесфорд угадывал звериный, морозный страх, сковавший носильщиков. Что-то здесь явно было неладно. — Вы оскорбляете нас, господин Гесфорд! Всё в наилучшем виде, — не слишком уверенно хохотнули в толпе. — Что вы, что вы, ваше сиятельство! — неприятными, свистящими голосами с визгливыми нотками затараторили морские, подняв неимоверный гвалт. Порывы слуг будто бы подчинялись незримому дирижёру, плохо справлявшемуся с собственными обязанностями. За краткий срок подозрения дракона успели стать сомнениями в чужой правдивости и прочно укорениться. — Не в обиду вам, — вежливо обратившись к Моорану и Сцилле, изрёк казначей, — Ирем, проверьте всё, будьте добры. Не люблю чертовщину в моих делах. Проверьте, проверьте, да поскорее: светает. — Как прикажет ваша светлость, — отозвался змей, кликнув пару подручных. Молчаливая исполнительность, когда то требовалось — вот что дорого ценил Гесфорд. И пока, оттесняя неповоротливые тельца океанических гадов, делегация Коммода с хрустом ломала хребты сундуков и заросших раковинами ларей, лёгкая ожидающая усмешка, гулявшая по устам дженерале, приковала внимание переговорщика. Подданный Минатри был, как оказалось, весьма хитёр и не так уж прост, как желал казаться вначале. Однако Гесфорд не успел ничего высказать, не успел и удивиться — по левую руку от него раздался не то хлопок, не то всплеск, и что-то сотканное из густой слизи коснулось его перчатки. — Господин Гесфорд, это же в ваших силах! — простонало жалкое, распластанное по камням нечто, по-видимому ответсвенное за трофеи с человеческих кораблей. — Умоляю, не делайте этого! У меня жена и три дочери, вы поймите… — Что — поймите? — ошеломлённо переспросил тот, к кому были обращены неистовые просьбы, понемногу отстраняясь — брезгливость, как-никак, никто не отменял. — Он непреклонен! Он положит конец изумрудным городам, но сначала погибнем мы! — плаксиво простонал ещё один тенор, и очередное тело свалилось к ногам епископа, отрезая последнему путь к отступлению. — Смилуйтесь, ваша светлость, мы не хотели оскорблять его величество Коммода своей никчёмной медлительностью. О, теперь мы будем жертвами на ваших алтарях, ведь так? — Мне непонятны ваши метафоры и цель ваших вопросов, — уклончиво молвил Гесфорд, приняв роль жестоко мстителя, ему отведённую. Иного способа выведать необходимое, не выставив себя в дурном свете, он не видел, по крайней мере сейчас. — Непонятна? О боги, неужто вы так чёрствы, что за грехи наших хозяев готовы утопить этот берег в крови? Да, мы намеренно задержались, не буду отрицать. Но нам велели, понимаете? Велели задержаться! Что я мог сделать против них? — с некоторым оттенком мужества промолвил глава семейства. — Вы имеете в виду их величества, разумеется? — Кто бы из них двоих снизошёл до нас, не смешите! — захрипел незнакомый, старый голос кого-то из морских коньков. — Господин Гесфорд, я своим жалким умом понимаю, что вы не кровожадны. Быть может, наш скромный дар уладит неурядицу? Мы не хотим умирать, не хотим лететь ко двору с остальными. Если у вас есть возможность отвести от нас возмездие, мы восславим ваше имя в веках. Краем глаза поймав лукавый и сытый местью прищур генерала, епископ Корнуолла степенно кивнул: — Я передам ваши заверения господину Коммоду со всей возможной учтивостью. Ирем, много ли нехватает? — Да вроде бы…по чести, — ответил за лорда Шорби Саарентино, что мгновением ранее по доброй воле вызвался в помощь драконам. — Нам проверять то, что лежит на тканях отдельно? — Нет, конечно. Мы же доверяем нашим новым союзникам. Будем надеяться, хорошее расположение к народу вод не покинет короля. — Вы наше спасение, господин Гесфорд, я… — Ну-ну, — небрежно махнув рукой, перебил переговорщик. — Весьма похвально ваше раскаянье. Впредь, прошу, не заставляйте меня быть разочарованным, ладно? Ирем, Саарентино, распорядитесь. А вы, если только не имеете на то особого желания — прощайте. Мой привет его величеству. Обеспокоенные коньки, черви и прочая мерзость выдохнула с облегчением, постепенно тая во мраке утихшего океана. На берегу остались лишь те, кто был предан изгнанникам по-настоящему, не ради лёгкой наживы и богатств. — Господин Мооран, а вы случайно не знаете, о чём это они говорили? — иронически поинтересовался епископ, сокрушённо осматривая запачканное кружево и перчатки. — Развейте моё стойкое предубеждение, будто во всем виднеется ваша рука. — Правда? Вам так кажется? — с невиннейшим видом промолвил дженерале, слегка пожимая плечами. — Наверно, они что-то не так поняли или испугались. Откуда мне знать? Тонкая улыбка, в которой цвело злорадство, прорезалась на устах Моорана. Впрочем, каждый мог истолковать выражения на собственный лад. И то ли по странному совпадению, то ли по сговору с давним знакомым ледяной ветер заскользил вдоль водной глади, засвистел в придорожных хлипких деревцах, отъявленно насмехаясь и дразня. Казалось, незримые нимфы в предрассветный час резвились в своих владениях, с любопытством озираясь в компании чужаков. В следующий миг по горизонту полоснул алеющий клинок в крови восхода. Было в этом что-то зловещее. С затаённым, хорошо скрываемым отчаяньем Гесфорд глядел в россыпи мхов близ чужих зрачков, и впервые в жизни не мог определить, лгут ему или нет. Чутье подсказывало, что слова дракона правдивы; разум — обратное. Решившись проверить, не померещилось ли ему, Гесфорд в мгновение ока призвал на помощь остатки самообладания и задиристо переспросил: — И вы готовы повторить это перед Коммодом? — Сколь угодно: я не имею к происшествию ни малейшего отношения, — заверил морской, поспешив убрать из голоса исподволь рвущиеся ноты презрения, воспринятые в корне неверно. — Но не буду скрывать, что смотреть на их мольбы мне было весьма и весьма приятно. — Ладно, простите мне. Слишком много работать бывает вредно, — устало согласился дракон, высвободив руки из некогда щёгольских перчаток, с коими приходилось прощаться. — Забудем. Вы, сталось, что-то говорили о рассвете? — Время уже без надежды потеряно, и люди в любом случае увидят нас. Но кто их будет слушать? — встрял граф Аркано, словно бы и не замечая гневного взора епископа. Оно и понятно — начальник над слугами откровенно скучал. — Главное не переусердствовать. Мы должны оставаться такой же причудливой сказкой, как и триста лет назад, в дремучих Средних веках. — Понимаю, и, если позволите… Мне так нетерпится самой увидеть, каким образом вам удаётся скрывать свой быт от других? — внезапно звонко промолвила Сцилла, когда зачерпнула глубокой опустелой раковиной пенной воды. Посмотрев на своё отражение, девушка расправила длинные пряди волос и выразительно обвела присутствующих взглядом. Восхищению Гесфорда не было предела: так тонко и искусно использовать в собственных целях девичью непосредственность и юность! Так поэтично… Красота наносит поражение грубой силе, весталка укрощает льва! Да, она определённо способна на многое. Намёк девушки был ясен тем, кто обладал хотя бы крупицей великого разума. — Думаю, стоит поторопиться, чтобы показать госпоже Сцилле двор в лучах новой зари, — настойчиво процедил дракон, подставляя руку наследнице Минатри. — Идёмте, миледи. Не буду заставлять вас ждать. Вам, кажется, не случалось бывать в полёте? — Помилуйте, когда же? Но, думается, высота завораживает с первого взгляда, — учтиво отозвалась драконша, принимая изысканное предложение. — Без сомнений, — сверкнул белизною зубов казначей Коммода. Тем временем Ирем старательно зашипел на свой отряд, и всего через пару мгновений наёмники опустили к ногам епископа и Сциллы тяжёлый полог. Восемь обратившихся помощников стали вдоль необъятных деревянных жердей, намертво вделанных в края толстого батиста, и с готовностью сжали зубами ручки, будто молчаливые шудры, нёсшие в богато расшитой палатке махараджу. Сцилла, аккуратно переступив через тканевые складки, отпустила руку епископа и сдержанно поблагодарила переговорщика. Невысокая девушка в закрытом лиловом платье, с накидкой цвета сирени на плечах и гневной излучиной тонких бровей на смуглом, отлитом бронзой лице, последовала за двоюродной сестрой, опираясь на руку Моорана, и устроилась на приготовленных заранее подушках персидского шитья. Рядом с Магри, способной уничтожить кого угодно одним лишь пренебрежением, встал гибкого и угодливого вида мужчина, каждую секунду нервно теребивший подкрученные усы чёрной смоли. Как оказалось, Джаникор и Магри тоже умели принимать иной облик, однако не то из-за предрассудков, не то из закостенелого презрения к суше бравировать этим не спешили. Убедившись, что все четверо изъявили свою готовность начать полёт, казначей взмахнул рукою и вернулся в родную драконью чешую, пропитанную огнём, жаждой драгоценностей и сверкающей копотью. — Саарентино и остальные отправятся вместе с вашими вещами и слугами по землям Корнуолла, — рыкнул он. — Прибудем почти в одно время, будьте покойны на этот счёт. — Вперёд! — прошипел Ирем, расправляя два крыла, и наёмники одновременно тронулись в путь, сперва разбежавшись, а затем резко взмыв в ледяной воздух с бренной земли.