Сходство сходству рознь

Женский смех заставлял его съёжится от непонятного ощущения тревоги и непонимания. Она бегала, держа книгу в руках. Они были в подземелье, вокруг темно и сыро, где-то далеко слышалось пищание беспокойных крыс. Место казалось незнакомым, просто бесконечные коридоры с множеством поворотов. Он бежал за ней, игнорируя усталость. Кто-то точно напоил его алкоголем так, что он едва ли различает обнажённую фигуру, сворачивающую за очередной угол. И она смеётся. Смеётся так, как обычно смеются женщины самые очаровательные, искренне и весело, красиво, не стесняясь звучать слишком несдержанно. Но её смех лишь раздражал Даниэля. Он ускорился, жадно гоняя ноздрями воздух, в глазах темнело от изнеможения. Было непонятно, что происходит. Тупик. Действительно, холодная каменная стена будто выросла перед ней, дама чуть ли не впечаталась в неё своим неразличимым лицом. Она стояла спиной к юноше, прижимая к груди книгу, теперь она лишь тихонько хихикала, почему-то Даниэлю на пару секунд стало её жалко. Будто бы ей стало на душе гораздо тяжелее, чем ранее... — Почему? — Спросил Даниэль первое, что пришло ему в голову. И она повернулась к нему, её рыжие волосы бросились в глаза. Черты лица были очень знакомы, она была действительно замечательной женщиной, но едва ли это интересовало археолога. Подобное его никогда не интересовало. От понимания того, что он каким-то образом связан с этой дамой, у юноши словно скрутило живот. Ему стало ужасно дурно, но когда он решил посмотреть ниже... Её живот. Он был разодран, все внутренности выделялись своими розовыми и красными оттенками. Будто бы Даниэль посетил отвратительную мясную лавку... И уловив пищание где-то за пределами этого коридора, он вспомнил. Это была она. Стоило ему осознать происходящее, как из её носа пошла кровь, а волосы оказались небрежно растрёпаны. Под глазом у неё проявился уродливый синяк. — Ты... — Он не знал, что сказать и не понимал, должен ли что-то делать. Может, археологу и вовсе стоит развернуться и найти Александра, чтобы понять, что происходит. Ему понадобилась ещё минута чтобы увидеть знакомый томик у неё в руках. — Отдай мой дневник, стерва! — Пригрозил он, делая шаг вперёд. Она намеренно отпустила книгу, и со стуком дневник распластался на полу, раскрывая напоказ свои страницы. Он нагнулся, чтобы поднять своё сокровище, а когда поднялся, женщина уже исчезла... И тогда земля ушла у него из-под ног...

***

Немудрено проснуться с плохим настроением после пропажи чего-то особенно важного. Слёзы, высохшие и оставившие после себя лишь маленькие кристаллы соли на щеках, ощущались словно тяжёлые камни. Ему пришлось три раза провести ладонями вдоль своего лица, чтобы хоть как-то взбодриться. Выходной кончился, чувство безопасности и умиротворения длилось совсем недолго, а это значит, что необходимо вернуться к ритуалам. Одевшись и опечаленно оглядев письменный стол, он вышел из гостевой. Археолог встретил младенческий лик, заключённый в теле уродливой сороконожки. Не найдя никакого разумного основания своим действиям, он подставил своё лицо под струю воды, жмурясь, живописно вытянув шею. Прохладная вода помогала успокоить нарастающую головную боль. Естественно, он случайным образом намочил и свои волосы, и одежду. На секунду на его лице промелькнула улыбка. Александр, планировавший пойти и разбудить Даниэля, был удивлён увидеть его бодрствующим в столь раннее время. Он прекрасно слышал грохот прошлым вечером. Когда юноша закончил умываться, он наконец смог ощутить на себе чужой взгляд, повернувшись своим влажным лицом к барону. С кончиков его волос капала вода, эхом отдавались монотонные и приятные звуки разбивающихся о пол капель. Лицо Даниэля было мраморным, действительно каменным, а само выражение хмурое, какое бывало у него часто, правда сами глаза выражали... Ничего. Сейчас перед Александром стоял не человек, а самая настоящая фарфоровая кукла, которую разбивают и склеивают раз за разом до тех пор, пока от изначального её вида ничего не останется. — Даниэль, не хочешь позавтракать? — Всё же предложил Александр, понимая, что скорее всего он услышит отказ. Люди с таким выражением лица в принципе не способны на беседы, не то что на какие-нибудь совместные приёмы пищи со строгими баронами. — Я не голоден. Я хочу начать ритуал. — Холодно отозвался он. Капля воды скатилась вдоль лба юноши, а затем и брови, собираясь на ресницах. Те, не выдерживая веса, приминались и позволяли капле миновать нижнее веко и спуститься вниз по щеке, набухнув у подбородка. Александр лишь понимающе кивнул.

***

Пришлось снова идти по этому коридору, всё было хуже, чем в прошлый раз. Голова неумолимо ныла, хотелось весь день проваляться в кровати, да и сами ноги подкашивались от нечеловеческой усталости. Он не обращал внимание на звуки из камер, вокруг будто царила тишина. И когда они вошли в нужную комнату, он даже не услышал мычания будущей жертвы. Это был юноша, примерно его возраста. Его причёска была очень странной, русые волосы торчали во все стороны, словно у него на голове поселился ёж. На носу был горизонтальный шрам. Как и швея, он таким же образом был привязан к продолговатому столу. И как всегда, бечёвка царапала кожу. На запястьях и щиколотках оставались очень яркие следы, парень был резвым и надеялся на то, что сможет выбраться, извиваясь как уж на сковороде. — Отпустите меня, вы сгорите в аду! Барон и его дружок! Убийцы! — Уверенность в голосе мученика насторожила Даниэля, но он быстро забыл об этом, когда Александр протянул ему странное подобие погремушки с множеством дырочек и какой-то жидкостью внутри. Он вопросительно взглянул на барона. — Внутри оросителя находится расплавленный свинец. Археолог кивнул, он сразу понял, что от него требуют. И он вошёл во вкус, чувствуя себя до дрожи в коленях живым. Улыбка появилась на его лице, а глаза выражали больную и неправильную радость. Рука с оросителем затряслась прямо над лицом жертвы. — Урод! Будь ты проклят! Ты будешь гореть в аду за свои грехи! Это не останется бесследным, люди короля придут и прикончат вас, вас обоих! — Угрожал парень, пытаясь вызволить хотя бы одну свою руку, оттягивая её от стола до ужасного покраснения. Юноша был гонцом, и в Альтштадт судьба занесла его по службе, иначе он бы никогда не пришёл в эти проклятые земли. Он не мог выделиться удивительной добротой или острым умом, его главными качествами были ответственность и твёрдость. Он грубил многим людям в своей жизни, но никогда никому не желал зла, его работа была благородной, но неблагодарной. Он рад, что смог отнести письмо нужному человеку до того, как его схватили. Горячие капли упали ему на лицо, невероятно болезненно обжигая кожу. Но боль длилась лишь пару мгновений, нервные окончания не могут этого выдержать. Юноше повезло, что свинец не попал ему в глаза, всё пришлось на лоб и правую щёку. Он слышал, как шкварчит металл, прямо на нём. Барон как всегда отводил взгляд в сторону, смиренно стоя в углу, словно непричастный к происходящему, разве что он дёрнулся, когда услышал, что археолог усмехнулся. Гонец прошипел, сжимая руки в кулаки и попытавшись стукнуть по столу. Он умело сдерживал слёзы, а затем спокойно выдохнул, утихомирив волнения внутри себя. Ещё один взмах и капли, словно блёстки, покрыли грудь, плечи и живот. Он вновь услышал этот звук во второй раз. Парень провыл от боли. Он никогда не кричал, всегда старался держаться и бороться до последнего. Он не думал о смерти, ему хотелось жить так, как никогда прежде. С каждым взмахом, с каждым отмирающим нервным окончанием он осознавал, сколько же всего не успел сделать в своей жизни. Он не мог просто так сдаться... Даниэлю досаждал тот факт, что его жертва вовсе не мучается, а так хорошо держится и даже не срывается на крик. И это недовольство полностью заполняло его мысли, выводя из себя. Движения становились всё более резкими, а капли жгучего свинца, которые, по сути, необходимо было экономить, отлетали во все стороны. — Аккуратнее! — Сурово приказал барон. Археолог не смел ослушаться. Жгло в самых разных местах, звук шкварчания вызывал в сердце гонца ужасный гнев, он вертелся пуще прежнего, и капли, попавшие на бечёвку, поспособствовали тому, что он смог высвободить одну руку. Ещё один взмах. Всё же, он не смог спасти свои глаза и внезапно весь мир потемнел, его будто пронзила молния. Но был один плюс, он никогда не увидит, что на его коже проявились красные линии, похожие на ветви дерева. Все участки тела, которые попали под свинец, покрылись этим неестественным и пугающим узором. Даниэль на секунду пошатнулся от подобного зрелища и непонимающе осмотрел парня. Ему пришлось признать, что он ослеп, но зато была свободна одна рука. Это был его шанс, одним толчком он смог освободить и вторую свою руку. И Александр этого не ожидал. Юноша вскочил со стола, на что Даниэль тут же среагировал, преграждая путь к выходу, пытаясь одним лишь угрожающим видом что-то сделать с таким человеком. Теперь усмехнулся ослепший гонец, нагнув голову и тараня им археолога в живот. Барону пришлось вмешаться в ситуацию, хватая парня за талию и пытаясь удержать его. Все втроём, они брыкались, особенно сам гонец, пытаясь выбраться. Он размахивал кулаками, не видя, есть ли кто-то перед ним. Он рычал так, будто это самый настоящий боевой клич. На слух он пытался понять, что происходит вокруг него. Отдавив все ноги Александру, слепой толкнул Даниэля в сторону и смог выбежать из камеры, перед этим больно ударившись об дверь. Он побежал, ориентируясь на сквозняк. Он бежал за ветром, желая стать его частью. У него был дух, были силы. Даниэль уже было помчался за ним, как барон спокойным тоном сказал: — Не волнуйся, он далеко не убежит. Археолог повернул голову в сторону Александра и непонимающе оглядел его, а затем вновь вгляделся вглубь коридора. Парень, пару секунд до этого бежавший как истинный марафонец, внезапно остановился и задрожал всем телом, а потом и вовсе, рухнул на холодный камень, не понимая, что происходит. Его сгоревшее тело не могло выдерживать такие нагрузки, он не чувствовал боли, но при этом не мог подняться или даже шевельнуть пальцем. Слёзы выступили на его глазах, но гонец и не думал сдаваться, он пытался начать ползти, хотя бы с помощью руки, но всё было тщетным, он утратил контроль над своим телом. Даниэль осмотрелся, и, обнаружив проржавевший железный штык у стены, схватил его как оружие. Гонец протянул свою руку вперёд, дрожа. Он подкрался сзади, надеясь оказаться незамеченным, но жертва всё же почувствовала его присутствие. — Ты мёртв, ты мертвец. Даже когда я умру, я останусь живым, даже сгнивший я буду живее тебя. — Прохрипел гонец напоследок, не в силах продолжать сражаться. Он поднял оружие над его телом, крепко сжимая железо двумя руками, после чего со стремительной скоростью ударил его в спину, с хрустом пробив грудину, а затем и само сердце. Под гонцом образовалась красная лужа. А Даниэль, с улыбкой на лице, так и оставил штык торчащим из чужого тела.

***

Тень должна была отступить. Даниэль вернулся в гостевую комнату и хотел было записать свои мысли в дневник, но... Он до сих пор не нашёл его. Он сел на кровать, сгорбившись, сжав руки в кулак и глядя в пол. Он надеялся, что книга сама найдётся, что в один прекрасный момент он снова заметит её на письменном столе и больше ему не придётся волноваться. Ему стало хуже. Юноша не заметил, как он начал бесшумно плакать. Головная боль продолжала мучать его. Убийство гонца обрадовало Даниэля, он почувствовал себя живым, но ненадолго. Он действительно был мёртв. Гонец оказался прав... Александр же, сидя в кресле, изрядно нервничая наедине с собой, пытался хоть как-то успокоиться. Он, в отличие от своего друга, умел хоть как-то снимать стресс. На улице успело стемнеть, а это значит, что барон Бренненбургский отправляется лечить свою душу. Он отправляется в широкий зал в архивах. В особенно тяжёлых случаях барон не стеснялся использовать свои знания в сферах алхимии и медицины, он мог спокойно смешать себе успокоительное, это было несложно. Но хватит ли у него на это ингредиентов — это уже совершенно иной вопрос. Он старался быть более экономным в этом плане, никогда не знаешь, что окажется тебе по итогу полезным. Сев за пианино, прохрустев пальцами, Александр неуверенно поглаживал клавиши, размышляя, что бы ему сыграть. Мимо него прошатался какой-то из грантов, сжимая в руке чёрствую и заплесневелую буханку хлеба. Сколько раз он делал замечание конкретно этому слуге, но всё бестолку! Этот Грант вечно поглощает испорченные продукты, словно это его таинственное и странное хобби. Барон тяжело вздохнул и взглянул на существо так, как обычно родители смотрят на детей, когда те делают что-то уж слишком глупое. Создание грустно прорычало и удалилось, всё же не выпуская из лапищи непригодный для пищи хлеб. Александр начал играть одну из траурных прелюдий Шопена, нажимая на клавиши с особой печалью, мечтательно прикрыв глаза. Мелодия раздавалась по всему замку, обволакивая каждый тёмный уголок, и естественно, Даниэль слышал это. С одной стороны, он оценивал мастерство барона, но с другой понимал, какой особый эффект добавляет подобная музыка к его скверному настроению. Археолог сидел и размышлял над словами гонца, ища в них потайной смысл, хотя всё было на поверхности. Этот парень не был похож на преступника, Даниэль не понимал, в чём мог провиниться обычный несносный мальчишка, коих на земле бесконечное множество. От своих же рассуждений ему стало не по себе. Какое-то время он слушал игру маэстро, пытаясь понять, как вообще живым существам удаётся перебирать пальцами таким образом, чтобы звуки были складными и приятными уху. Он просто пытался отвлечься от дурных мыслей, и это у Даниэля даже получалось. Перед сном он сбегал на кухню и слегка перекусил, ведь с утра в его желудке и крошки не было. Он наплевал на то, что Александр просил его по возможности не посещать кухню, причём причина запрета никогда не раскрывалась. Всё, что Даниэль смог найти в полумраке — ужасно кислое яблоко, но хотя бы достаточно свежее. Тем самым он лишь раздразнил себя и понял, насколько сильно хочет есть на самом деле. Он даже не заметил, как прекратилась музыка. По кухне раздались шаги, юноша испугался не на шутку и прижался к ближайшей стене. Где-то показался огонь свечи и красные пятна, освещённые в темноте. — Александр? Это Вы? — Он был насторожен и готов защищаться, уже нащупывая рукой какой-то непонятный предмет. Темнота делала своё дело и археологу стало совсем беспокойно и неприятно, а дыхание его учащалось. Быстрыми шагами нечто направилось в сторону юноши, а затем археолог облегчённо выдохнул, ведь увидел перед собой знакомое лицо. — Даниэль, что ты тут делаешь в такой поздний час? — Барон оставил подсвечник на столе. — Я... Я голоден. — Признался археолог и замялся, глядя в пол. — Тебе не стоило отказываться от завтрака. Чего бы ты хотел завтра утром? — Александр решил проводить Даниэля до гостевой. — Мне не стоит просить о многом, я же в гостях и... — Но не успел он и закончить, как его перебили. — Не стоит пренебрегать моим гостеприимством, Даниэль. Проси, чего желаешь. Археолог по-доброму улыбнулся, понимая, что его вновь защищают. В этом мире Александр действительно заботился о нём, может по-своему, не всегда успевая вовремя, но он ведь желает ему только лучшего. Они действительно стали друзьями, несмотря на различия в сословиях и возрасте. Хотя юноша и никогда не интересовался возрастом барона, это было бы некрасиво с его стороны. — Ну, просто мясо и овощи, ничего более просить и не смею. Александр приобнял своего друга за плечо, поглаживая. — Я слышал грохот вчера ночью, что-то случилось? — Мой дневник... Пропал. Барон Бренненбургский удивлённо взглянул на археолога. — Я не имею ни малейшего понятия, где он. Он всегда был у меня в комнате, и я знаю, что Вы бы никогда не поступили так со мной, я Вам верю. — С отчаяньем в голосе протараторил Даниэль. Лишь коснувшись темы исчезнувшей книги, Александр вызвал столько волнения у своего друга. — Даниэль, тебе надо успокоиться. — Они остановились посреди зала с необычным фонтаном. Младенец прожигал их взглядом как третий лишний. — Мы найдём твой дневник. Обязательно. И, кажется, юноша верил барону лишь наполовину, всё же сомневаясь в том, что он сможет как-то помочь в такой ситуации. — Я обещаю. — Прибавил Александр, словно разогнав уныло серые тучи с неба, открыв археологу лучик света, хоть какую-то надежду. Порой он чувствовал очень сильную благодарность за всё, что делает для него Александр. И подобную благодарность он не мог выразить словами, а лишь печальным, но светлым взглядом. Они прошли в гостевую и Даниэль уже позабыл о своём голоде и о том, что недавно он пытал человека. Все мысли улетучились и слова барона подействовали на него как опиум, успокаивая каждый нерв, ласково погружая в чувство безопасности. — Спи спокойно, Даниэль. — Александр заботливо улыбнулся и, напоследок бросив взгляд на письменный стол и весь беспорядок в комнате, призадумался. — Вы тоже ложитесь, не засиживайтесь за пианино. — Конечно, Даниэль, ты прав. — И даже когда послышался скрип двери, эта атмосфера надёжности и уюта сохранялась в гостевой, словно барон что-то оставил здесь, в комнате. Будто это ощущение было осязаемым и его бережно положили куда-то, может быть даже прямо в руки археолога.