Мы

Сережа уходит. Меньше всего ему хочется оставаться наедине с собой. Он - самый страшный для себя враг. Все, что он может надумать, накрутить у себя в голове, вгоняет в очень тяжелое моральное состояние, поэтому сейчас его цель - забыться. Он идет в бар. Ваня, наконец, заходит в номер, и, обводя глазами помещение, понимает, что Сережа ушел. Куда можно уходить на рассвете после того, как услышал признание от друга? Конечно, напиваться. Ваня пару раз набирает Сережу, но, очевидно, ответа на вызов он не получает. Он спускается в приотельный бар, и, видя количество народа, понимает, что найти тут кого-то практически невозможно, но больше ничего делать не остается. Он обращает внимание на какие-то крики и оры на противоположном конце зала и узнает знакомую голову в кричащем человеке. Там драка. Ваня тащит Сережу на себе в их номер, а тот что-то ворчит и без особых усилий то и дело толкает своего спасителя в бок, а, оказавшись в комнате, сразу отключается. Ваня думает, что ему лучше уехать, потому что именно он виноват во всем, что случилось. Именно он утащил у Сережи карту, пока они спали. Именно он подговорил его на преступление. В конце концов, именно он испортил отдых своими попытками признаний в не до конца осознанных чувствах. Он находит ближайший рейс и начинает собирать вещи. Сережа проснется ещё не скоро. Ваня кладет Сережину карту рядом с его кроватью. По щекам медленно стекают слезы, обжигая солью обветренные губы. В его голове все должно было получиться по-другому. Перед отъездом он старается максимально обезопасить его: выбрасывает весь алкоголь, просит своего знакомого, который предоставил им номер, ограничить Сережу от безлимитных посещений бара и проследить за ним. Он понимает, что не дождался окончательного ответа, что абсолютно ужасно, не предупредив, уезжает, и от этого еще больнее, но он не хочет эту боль причинять Сереже. Пусть Ваня сам справляется со своими загонами. Сережа ничем не заслужил страданий от чужих проблем. Ваня прилетает в Москву. Весь полет он безмолвно плачет. Он не всхлипывает, ни о чем не думает, из его глаз просто бесконечно сочатся слезы. Пока он разбирает вещи, из кармана толстовки, в которой он был в вечер неудачного признания, выпадает скомканная бумажка. Он пробегает глазами по содержимому, и они вновь наполняются едкой солью. "Изумрудной тонкой крошкой Вновь блестят твои глаза, А за сереньким окошком Ночь алмазная видна. Та ли ночь была виновна, Тот ли день был виноват Но в душе моей укромно В такт с тобой идет солдат." Несмотря на всю топорность рифм, заезженные эпитеты и незамысловатость, лучше стихов Ваня не читал никогда в своей жизни. Сережа проснулся. Он снова один. Ваня обманул его. Предал. Украл у него карту. Поразительно странный человек. Сначала делает все, чтобы Сережа плакался ему в плечо, потом признается в чувствах, вытаскивает из клуба, потом сбегает. Отличный друг, получается, ничего не скажешь. Однако, не только злобой отзывается в сердце Сережи вся эта ситуация, но и каким-то новым, трепетным и разъедающим чувством разлуки. Он же даже не сказал Ване, что остается здесь жить. Не бросил бы он его тогда? Не убежал бы? Все произошло как-то сумбурно и слишком рано. Но это жизнь. В ней может случиться все. Ещё бы немного времени, и Сережа, может быть, привык бы к мысли о том, что его можно полюбить, что он сам способен на любовь. Может быть, все ещё возможно изменить? Он решает написать Ване. Тонкой красной дорожкой тянулась прибрежная полоса. Волны настилались на песок - был штиль. Солнце никогда не светило так ярко - море и небо слились в один оранжевый комок, постепенно поглощающий всю территорию пляжа. Квадратные блики, посылаемые солнечными лучами, ослепляли любую попытку рассмотреть закат. Он заглушал и перепутывал все живое и неживое. Такой же закат был над Москвой. Или это был рассвет? Телефон Вани не выключался с того момента, как написал Сережа. Все возможно.