Костер

Даня пристально вглядывался в папин затылок, сидя на заднем сиденьи машины, и молчал. На самом деле, очень хотелось, чтобы папа завел разговор, чтобы заставил его самого говорить, но и не хотелось тоже. Даня понимал, о чем пойдет речь, и надеялся, что этого не будет еще очень и очень долго. Всего пару часов назад все развивалось стремительно. Женька, не будь дураком, не придумал ничего лучше, чем схватить горящую штору руками и сдернуть на пол, чтобы ее проще было тушить. А Даня, уже какой-то отдаленной частью сознания понимавший последствия этих действий, быстро вылил воду из кастрюли на полыхающую ткань. Получилось совсем некрасиво. Женька, наконец отойдя от первого шока, почувствовал и осознал всю ошибочность своих решений и стал глубоко-глубоко вдыхать, закусывая губу и глядя на свои обожженные ладони. Даня смотрел на него, на растекающуюся по кухне лужу и чернеющую в ней штору, и понимал, что вечер проведет лежа. Без вариантов и обсуждений, без каких-либо шансов на спасение. Папа за такое выдерет по самое не хочу. Это показалось обидным, но Даня смог не поддаться и не расстроиться. Чувствуя себя очень ответственным и старшим, он сделал самое разумное, что только придумал — позвонил папе и обрисовал ситуацию. Не полностью, конечно. Просто сказал, что Женька сильно обжег руки и ему нужна помощь. А папа, видимо чуя неладное, расспрашивать не стал тоже. Скомандовал запихать Женькину руку под кран, включить холодную воду и ждать его. Даня в ожидании вытер лужу с пола, чтобы не затопить соседей, ковырнул носком начавший оплавляться линолеум, понял, что за это влетит тоже. Штору и спички трогать не стал. Пусть лучше папа сам увидит и поймет, пусть не потребует рассказывать. Папа приехал минут через пятнадцать. Почти ворвался в квартиру, быстро осмотрел Женькины руки, окинул взглядом кухню. И ничего про это не сказал. Короткими фразами велел им собираться, набрал дядю Толю и предупредил, что везет Женьку в больницу. В больнице тоже все было немногословно. Папа завел их в коридор, занял очередь в травмпункт, усадил их на стулья и велел ждать, а сам вышел на улицу. Женька кидал виноватые взгляды и молчал. Даня видел, что ему плохо и больно, и поэтому молчал тоже. Не хотел добивать, не хотел делать еще хуже. Отличное начало каникул, ничего не скажешь… Когда приехал дядя Толя, папа забрал Даню из коридора и увел в машину. Усадил на заднее сиденье, сказал: — Рассказывай. И Даня рассказал. Честно, не геройствуя и не отмазываясь. Да, развели костер. Нет, со шторой случайно. Нет, Женька сам штору схватил. Да, идея точно была его. Папа на рассказ отреагировал просто: — Ясно. И молчал. До самого появления на улице Женьки с забинтованными руками и дяди Толи. С ними поговорил, пересказал Данину историю, следя за реакцией Женьки, попрощался, сел в машину. И снова молчал. А Даня одновременно ждал возвращения домой и боялся. И очень не хотел. Теперь, когда быть ответственным за Женьку было не надо, обида подступила снова, с удвоенной и утроенной силой, и Даня чувствовал, что совершенно не собирается за все это расплачиваться. Это же все Женька! Женька принес идею и спички, Женька его уговорил, Женька обжегся — Даня-то при чем? Едва зайдя домой, Даня сбросил кроссовки и вдруг решился, пошагал прямиком к себе в комнату, не дожидаясь, пока папа как обычно позовет его поговорить и все обсудить. Может, если смыться, он и не сунется, и не станет пороть? Может, все обойдется? Папа с ужасно обреченным видом прошел следом, подкатил Данин компьютерный стул к кровати и уселся напротив него, стал внимательно смотреть. Даня понял, что готов кричать, но должен держаться. — Чем ты думал? — спросил папа. Даня плотно-плотно сомкнул челюсти, запирая возмущение внутри головы, выдохнул и сказал: — Я проверил, это должно было быть безопасно. — Было? — Я проверил! В видео все было нормально, я подготовил воду, все сделал… — И устроил пожар. — Не только я! Папа сокрушенно покачал головой, и Даня понял, что все бестолку. — Женя тоже виноват, но говорю я сейчас с тобой, — наконец заявил папа. — Конечно! И расплачиваться буду я, да? За обоих. А что? Потерплю же, зато все честно, так? Папа нахмурился, а потом спросил, будто и не слышал ничего из сказанного: — Как думаешь, каково сейчас Жене? Даня непонимающе нахмурился. При чем здесь Женька? У Женьки болят руки, наверное, но он сам виноват, он может выпить таблетку, у него все скоро пройдет в конце концов! А над Даней нависло такое, что и за месяц теперь не сойдет, наверное… — Он же знает, что вы были вместе, и что будет теперь, — продолжил папа. — Думаешь, ему легче сейчас, чем тебе? Даня опешил. Вот оно значит как? Он должен пожалеть Женьку за то, что того не выпорют? Или расстроиться, что сам не обжегся? — Ну так не пори! — взвился он. — Облегчи нам обоим жизни! Папа разочарованно выдохнул, и Даня вдруг понял, что за порку его не простит. Обычно он и не обижался, а в этот раз не простит — слишком все сложно и неправильно, слишком всего много. В конце концов, почему только он должен думать о чувствах Женьки? Ему ведь его тоже жалко! Жалко, что все вышло так, жалко, что он обжегся и теперь не сможет тренироваться, жалко, что он не остался на ночь, как должен был! Но виноваты они оба, так почему крайний — он? — Сам посчитаешь? — спросил папа. Даня скрестил руки на груди и промолчал. — Дань… — Да что? Что тебе посчитать? Подвиги? Да на! Разжег костер, подставил брата, рисковал собой… — Даня! — Что?! Мало? А, точно, я же еще штору сжег! И линолеум. И соседей затопил, наверное, сходи спроси. Ну, вернее это все мы оба, но виноват же все равно я, потому что Женька же и так пострадал, это мне пока только предстоит… Даня осекся, понимая, что наговорил слишком много. Чересчур, просто непростительно! Но ведь сказал правду. И сколько там получилось? Шесть? Итого восемьдесят четыре удара. Да он не выживет, он умрет под этим ремнем! К обиде прибавился страх. Даня постарался себе напомнить, что папа его любит, что он не убьет и не навредит, но помогало это слабо. Даже если не убьет, это будет невыносимо, просто ужасно больно. И синяки будут наверняка огромные, они и в прошлый раз были, а там было почти на тридцать ударов меньше. И все из-за дурацкой Женькиной идеи. И из-за какого-то придурка на ютубе с костром на кухне. Надо будет потом накатать ему коммент, все высказать… — Считаешь, что не виноват? — спросил между тем папа. Даня дернулся от неожиданности, будто его уже начали бить, свел брови и не ответил. — Как знаешь, — кивнул папа. — Тебе с этим жить. Даня не поверил ни когда папа встал и отодвинул стул обратно к столу, ни когда вышел из комнаты, ни когда плотно закрыл за собой дверь. Наверное, успело пройти несколько минут, прежде чем осознание вместе со жгучим чувством вины захлестнуло Даню, заставив наконец зарыться лицом в подушку и разреветься.