Not Gonna Get Us

Кожа Саши казалась поразительно бледной. Аня задержала взгляд на ее лице. Саша хмурилась и слегка причмокивала во сне, что делало ее похожим на ребёнка. Солнце подсвечивало отдельные пряди ее огненной шевелюры, раскинутой по всей подушке. Завораживающее зрелище. Саша открыла глаза. Видимо, почувствовала как-то внутренним зрением, что на неё смотрят. Не любуются. Просто смотрят. Аня хотела опустить взгляд, сказать что-нибудь или сделать вид, что она вот-вот собиралась разбудить и поэтому подсела на край кровати, чуть склонившись, но слов как-то не нашлось. Саша просто смотрела в ответ и молчала. Ее сонный взгляд постепенно приобретал сосредоточенность. Тяжелое ощущение постепенно оседало в животе Ани. — Доброе утро, мои родные люди? Сашин голос с утра был особенно густым и хриплым, приятным на слух. — Поздравляю, ты проспала завтрак. — Ох ё… — Да шучу я, — Аня заставила себя привстать и немного отойти от кровати. — Вот будить тебя собираюсь. — Ты в курсе, что шутки — это когда смешно? Саша приподнялась на локтях и сладко зевнула. — Хотя нет, подожди, лучше так: за такие шутки в зубах бывают промежутки. — Господи, Саша. Ее смех был заразительным, но Аня предпочла закатить глаза. — Вставай, родители уже ушли. — Не-хо-чу. — Придётся. — Что за несправедливость. — Ты о чем? — Я ложусь рано и встаю поздно и не высыпаюсь. Ложусь поздно и встаю поздно и не высыпаюсь. Ложусь рано и встаю рано… — Ну в общем понятно. — Эй, чего ты перебиваешь! Аня чудом успела увернуться от летевшей в ее сторону подушки. — Мне тебя самой поднять что ли? — А силёнок хватит? — А вот и посмотрим. Аня подошла к кровати и ухватилась за тёплую Сашину ладонь. Она попыталась потянуть за нее, сделав несколько маленьких шагов назад, но носки предательски заскользили по полу, и она чуть не упала под злорадствующий хриплый смех. — Ну что я говорила? — Я имею право на вторую попытку. — Смотри аккуратно, органы опустятся ещё. А тебе в будущем рожать. Когда Саша улыбалась, ее лицо приобретало какое-то хитрое выражение, словно она что-то задумала. — Как и тебе, мадам. — Не, я пас. Аня не решилась спросить почему, хотя ей стало интересно. Она сняла носки и, приняв удобную стойку, опустила взгляд на руку Саши. Она была маленькой и хрупкой, но одновременно сильной. С едва выделявшимися венами, светлыми, почти незаметными волосками и аккуратным маникюром. Аня обратила на него внимание, когда рука Саши вцепилась в ее запястье, обхватив его целиком. На фоне этой сильной руки ее собственная казалась какой-то слишком тонкой. В последнее время Аня ощущала почти навязчивое желание просто прикоснуться к Саше. Через толчок в плечо, похлопывание по спине, случайное касание в быту. Что угодно. И, если прикосновение все таки-случалось, его почти всегда хотелось как-то продлить и задержать. При этом инициировать даже самый слабый тактильный контакт было боязно, и Аня внутренне радовалась, когда обстоятельства сами вели к этому. Как сейчас. Она напрягла все свои силы и снова сделала пару маленьких шагов назад. Сашино тело зашевелилось. — Ну ничего себе, какие мы сильные. — Саша… — Аня попыталась сдуть выбившуюся прядку волос. — Какая же ты тяжелая. — Какая же ты медленная. Если помнишь, я вчера тебя в одно движение закинула на плечо. При неловком воспоминании этого странного поступка в животе кольнуло, и Аня чуть не поморщилась. Но нужно было держать лицо, а делать это она умела с детства. — Тише едешь, — она снова с усилием потянула руку на себя. — Дальше будешь. Ей удалось подвинуть Сашу к самому краю кровати. Одеяло немного сползло вниз, открывая больший обзор на широкую цветастую майку и шорты. Саша часто в них спала. У Ани было подозрение, что таких одинаковых комплектов у неё было несколько. Конечно, от «Адидас». — Сейчас упадёшь, вставай. — Твоя взяла, только не надо меня ронять. Их ладони вспотели. Сашина оставила на запястье белый след, и, отвернувшись, Аня принялась рассматривать руку, пока он не исчез. За это время Саша удивительно быстро переоделась. — А умыться? — Почищу зубы после еды. — Как скажешь. Саша с самого утра выглядела по-естественному хорошо, не прилагая к этому особых усилий. Ее юное, свежее лицо с едва заметными темными пятнами под глазами, по мнению Ани, было красивым. И факт того, что сама она вряд ли об этом догадывалась, делал ее еще привлекательнее. Но главной деталью в обрамлении этого лица были глаза. Выразительные, с пушистыми светлыми ресницами, они меняли оттенок в зависимости от настроения Саши. Порой Ане казалось, что они смотрели сквозь неё, сканирующим тяжёлым взглядом вытаскивая наружу все ее скрытые мысли. Но слишком часто на лице Саши появлялась смущенная, почти защитная улыбка, смягчавшая этот серьёзный взгляд. Видя ее, Аня немного успокаивалась. Она не знала, насколько очевидной была ее странная увлеченность Сашей, проявившаяся в последнее время, и боялась спугнуть. Учитывая, как Саша повела себя после их внезапного (неожиданно даже слишком приятного) поцелуя, спугнуть ее было очень легко. Аня усвоила это сразу, и все же не могла, просто не могла отказать себе в удовольствии смущать Сашу. Ей нравилось видеть ее растерянность, словно только она, Аня, могла заставить ее быть такой. Словно только с ней Саша пренебрегала своей броней и показывала настоящую себя. Застенчивого ребёнка в теле девушки. До ее появления в жизни Ани все шло своим чередом. Ее дни были расписаны поминутно, она знала свою роль и обязанности и прекрасно с ними справлялась. Ей не то чтобы жилось скучно, просто, когда из года в год новый день оправдывал привычные ожидания, а будущее казалось четким и понятным, как план на день в ежедневнике, сложно было испытывать предвкушение нового. Разве что победа на чемпионате мира стала яркой вспышкой среди этого монотонного спокойствия. А дальше как прежде. Но Саша была другой. Она удивляла. Ее поведение, привычки, распорядок дня и манера общения, да даже тот факт, что она была едва ли не первым человеком в окружении Ани, кто не только никак не относился к фигурному катанию, но даже не имел особого представления о том, что это такое — все это было новым и неожиданным. Еще одной вспышкой, которая в силу обстоятельств должна была продержаться дольше обычного. Аню удивляло, как они с Сашей, несмотря на все противоречия, смогли довольно быстро ужиться друг с другом. В какой-то момент ей показалось, что присутствие Саши не только в ее доме, но и в ее жизни стало чем-то естественным, само собой разумеющимся. Словно она всегда была не одна, словно всегда покупала чуть больше продуктов, чем если бы в доме было двое и делила диван в гостиной с кем-то кроме себя и папы, будто так было заведено если не с рождения, то с сознательного возраста точно. Аню удивляло, с какой лёгкостью (впрочем, не без усилий) Саша вошла в ее жизнь и с какой лёгкостью (также не без усилий) Аня позволила ей это сделать. Она не могла сказать то же самое о маме Саши, но надеялась, что однажды смогла бы и это. Она готова была постараться — если не ради себя, то ради папы, который, казалось, впервые за долгое время наконец поверил в себя и стал счастливее. В конце концов, скоро Ане предстояло закончить школу и отправиться в свободное плавание. Но, впервые за долгое время, думать об этом пока не хотелось. Вместо этого хотелось думать о Саше, быть рядом и пытаться узнать и понять ее. Проводить вместе время, смотреть что-то, готовить и есть. Спорить из-за пустяков и в шутку обижаться. Особенно Ане нравились их совместные тренировки: видеть в глазах Саши огонёк стремления, осознавать, сколько в ней силы и энергии, наблюдая за тем, как неутомимо она проделывает одни и те же упражнения снова и снова, чувствовать, что они заняты общим, даже в каком-то смысле объединяющим их делом — все это было приятно и даже придавало мотивации. В Саше было много силы. Аня видела ее потенциал, но старалась не лезть с советами и комментариями. Она не могла быть уверена, что Саше интересно, что она думала по поводу неё как спортсменки. Она не могла быть уверена, что Саше важно ее мнение. . . . — Надорвёшься. — А вас никто не спрашивал. — Да я и не собиралась встревать, но смотреть не могу, как ты мучаешься. — Аня. — Саша. Саша делала ягодичный мостик с внушительного вида штангой, пока Аня заканчивала кардио на велосипеде. Ее порадовал размер и качество местного тренажёрного зала, который, по иронии судьбы, располагался на цокольном этаже. Занятия в зале были хороши своим автоматизмом. Можно было не включать голову, выполняя привычные упражнения. Ане нравилось отпускать мысли, выкручивая педали на оптимальном режиме сложности. Но у этой тренировки были свои планы на ее размышления, потому что она, конечно, была не одна. Один вид Саши, плечи которой опирались на скамью с обивкой, руки в перчатках придерживали штангу, а ноги в коротких шортах были раздвинуты на правильном расстоянии для удобства, заставлял смотреть на неё, затаив дыхание. Она плавно опускала и поднимала таз, выталкивая бёдра со штангой. Аня видела, как напрягались упругие мышцы пресса и икры, как Саша медленно выдыхала через рот, закусив губу от усилий, как на бледной коже лба выделилась вздувшаяся тревожная вена. Она видела это и не могла перестать смотреть, каким-то чудом не забывая крутить педали. Мысль о том, сколько силы и стремления было в этих движениях, будоражила. Настолько, что во время второго подхода Саши со штангой Аня нервно заерзала на сидении велосипеда. Ей пора было закончить и перейти к другим упражнениям, но сделать это оказалось сложнее чем когда-либо. Остановиться не давала горячая тяжесть, спускавшаяся от рёбер к животу и ниже, застыв прямо между ног. Хотелось прижаться к сиденью, хотелось надавить, сделать хоть что-нибудь, чтобы избавиться от этого резкого, мучительного ощущения, к которому Аня совсем не была готова. Только не здесь. Только не на тренажере посреди людного зала под светом квадратных ламп. Только не напротив ничего не подозревающей Саши, от одного вида которой сжимались внутренности и замирало дыхание. Аня слизнула солёную каплю над верхней губой и сделала глубокий вдох. Нужно было остановиться. Отвести взгляд, снизить темп и затем вовсе перестать крутить педали, слезть с велосипеда и на негнущихся ногах пойти к стойке с ковриками. Лишь спустя еще пару минут, ощущавшихся вечностью, Аня сошла с тренажера. От соприкосновения с полом стопы на мгновение поразила боль, но даже она по своей силе не могла сравниться с другим, куда более серьёзным и сложным ощущением, которое сковывало каждое движение и вытесняло из головы любые мысли. Почти любые. Смешно стыдиться своих желаний, когда тебе почти восемнадцать. Но только не в случаях, когда они связаны со сводной сестрой-ровесницей. Скользнув мрачным взглядом по стоявшей неподалёку Саше, она вышла из зала. . . . — Это подруга твоя была? — А что? — Я видел ее по телевизору. Она ж фигуристка? Высокий парень с оголенным худощавым торсом преградил Саше путь к кулеру. — Да, типа того. — Ты с ней тренируешься? — Да, вместе ходим в зал. — Вот оно что. А как ты думаешь, она мне даст? Он подмигнул. Бровь Саши вопросительно поднялась вверх. Отвратительный тип. — Чего? Саша едва не добавила «придурок», но, прикинув разницу в росте и комплекции, сдержалась. — Ну, автограф! — отвратительный тип громко и противно рассмеялся. — Я про автограф. Думаю может бумажку нарою да подойду, может заодно и номерок чирканет. Ей сколько, восемнадцать? — Ты ненормальный что ли? — А ты шуток что ли не понимаешь, родная моя? — Я тебе не твоя и не родная. Придурок. Лицо отвратительного типа возмущённо вытянулось, сделав его похожим на какого-то примата. — Ты оборзела, малышня? Блять. Это было уже выше Сашиных сил. Ноги и плечи ныли, не хватало ещё, чтобы к ним добавилась головная боль — как в прямом, так и в метафорическом смысле. — Слушай… — Нет, ты слушай. Я тебе даже слова не сказал, а ты наехала. Ты попутала чего? Глубокий вдох. К черту кулер. Саша на пятках развернулась и пошла в противоположную от примата сторону. — Эй, я с тобой разговариваю! Она показала ему средний палец, но это не помогло. — Эй! — Да чего ты прикопался ко мне, придурок? — За словами следи! — Себе это скажи! Саша начинала злиться, а в таком состоянии она себе совсем не нравилась. Примат неожиданно сильно толкнул ее в плечо, заставив попятиться назад. Она хотела ударить его в ответ, но подоспевшие к месту конфликта «взрослые» тут же зашумели и сами начали толкать обидчика в приступе осуждения. Поднялась небольшая суматоха. И ладно это. Но какого черта Аня, которая никогда не прерывала тренировку, не сделав все до конца, вдруг смылась после обычного кардио? Ловить в зале больше явно было нечего. Администрация вручила Саше целый пакет фруктовых батончиков в качестве извинения. Обидчика с позором вывели, аннулировав абонемент. Поглаживая ноющее плечо, Саша поднялась в комнату. Внутри ее ждала картина, полная умиротворения. Аня, уже переодевшаяся в пижаму, спокойно лежала на своей половине кровати с телефоном в руке. — Чего это на тебе лица нет? — А чего это ты меня кинула и ушла? — Возникли срочные дела. — Типа полистать ленту инстаграма? Мерзкий осадок после столкновения с отвратительным типом смешался с раздражённостью, и этот микс не предвещал ничего хорошего. Все было слишком и спокойно, слишком многообещающе хорошо последние сутки. А теперь Саша злилась, и это забытое чувство будто обнулило все недавние светлые впечатления. На что? Она не знала наверняка. С одной стороны, Сашу взбесили слова примата про Аню, его пошлые интонации и отвратительная улыбка. Если бы она могла подраться с ним прямо там, посреди зала, то сделала бы это. С другой стороны, хотелось злиться на Аню, словно это она была виновата в том, что какой-то левый мужик едва не оскорбил ее и, вдобавок, больно ткнул Сашу в плечо. И ладно это. Просто ее там даже не было. Она просто ушла и ничего не сказала, оставила Сашу в этом зале, полном этих потных, отвратительных мужиков, хотя до этого они всегда и везде ходили вместе. По крайней мере, в рамках этой идиотской поездки. Чтоб ее. Саша чувствовала себя оскорбленной и покинутой. Вдобавок, ее никак не отпускал образ того придурка и его самодовольный вид. Педофил. Урод. Да как он вообще посмел так разговаривать с ней про неё? Чтоб его. — Какая муха тебя укусила? О, если бы Аня только знала. Это был особый вид мух, самый мерзкий. Такие даже в деревенских туалетах не летают. Найти их, впрочем, можно в каждой тренажерке страны. — Забей. Возможно, подсознательно Саша была только рада отгородиться от Ани и связанных с ней противоречий чем-то вроде такой несправедливой злости. — Так… А откуда такие щедрые дары? Аня отложила телефон. Знакомый жест. Сейчас начнёт докапываться. — Тебе подарок. От фанатов. Чтоб их всех. — Я серьезно. — Я тоже. — Саша. — Фанаты твои по всему отелю бродят. Так что я как твой личный секретарь принесла… Доказательство их преданности. — Я ничего не понимаю, ты можешь нормально объяснить? — Я же говорю, забей. Поешь лучше батончики. Саша бросила пакет на кровать. Увы, Аня даже не взглянула в его сторону. — Что случилось? Молчание. Точнее, грохот кроссовок, которые Саша сняла, тут же откинув в разные стороны. — Саша? Снова молчание и хлопок двери в ванную. Саша не хотела «психовать», но не могла ничего с собой сделать. Она включила воду в кране на максимальный напор и смыла солёную пленку с лица, стараясь вместе с тем смыть из своего воображения образ примата. Вода расплескалась за раковину, темнея пятнами на коврике перед душевой кабиной. Саша вспомнила про пятно от газировки. Она так и не попросила уборщицу почистить то место. Блин. Когда она вышла, светильник Ани уже не горел. Ее тонкий силуэт проглядывал в очертаниях одеяла. Надо же. Укрылась с головой. Саша легла на свою половину, шумно пытаясь принять удобное положение. Злость понемногу отпускала, но на ее место пришла грусть. Даже хотелось плакать. Немного. Наверное, она дышала или шевелилась как-то особенно громко, потому что минуту спустя одеяло Ани было откинуто в сторону, а из полумрака на Сашу уставилась пара блестящих глаз. Они не выглядели доброжелательно. — Чего ты психуешь? Ничему жизнь Аню не учит, видимо. — Так и будешь молчать и напрягать? — Я тебя напрягаю? — Ты шумела. Я не люблю резкие звуки. — А ещё что не любишь? Может список составишь, чтобы я знала? — Да что это с тобой? — Да ничего. — Ну и ладно. Блять. Аня отвернулась, накрываясь одеялом. Благо, до плеч. Саша тоже отвернулась. Ком в горле мешал сделать нормальный вдох. В номере было слишком тихо, чтобы плакать. Даже если в подушку — Аня бы услышала. Она же такая замечательная, все замечает. Плакать было нельзя. — Ты попробовала батончик? Голос звучал как-то сдавленно, но Саше было все равно. Она сказала, просто чтобы сказать. Тишина была слишком многословной, и выдерживать ее было все тяжелее. Даже общение с недавних пор давалось проще. — Нет. — Почему? — Потому. Аня обиделась? — Ты обиделась? — Нет. Твою манеру отвечать пародирую. — Ясно. Саша услышала шорох и, подумав, что Аня, должно быть, повернулась в ее сторону, повернулась в ответ. Она не ошиблась. — Саша, в чем прикол? — Прикол чего? — Прикол закрываться, когда тебя просят этого не делать, а потом несколько минут спустя как ни в чем не бывало начинать диалог? — Я не знаю. — Не надо так со мной. Ой. Фраза прозвучала тихо и серьезно. Даже слишком. В рёбрах снова стало горячо. Саша не скучала по этому ощущению. — Извини. — Тебя мои вопросы раздражают или что? — Да не то чтобы… Не знаю. — Просто я всего лишь пытаюсь понять, в чем причина такого твоего настроения, а ты отвечаешь так, будто я тебе что-то сделала. — Нет, ты ничего мне не сделала. Я просто устала после тренировки. — Точно? Нет. — Да. Аня глубоко вздохнула. Конечно, она раскусила ее. — Что случилось, Саша? Ты случилась. Блин. — Если я расскажу, тебе не понравится. — Господи. Мне уже не нравится, но то, что ты молчишь. И это хуже. — Ладно, — Саша сделала глубокий вздох. — Когда тебя уже не было, ко мне в зале подошёл какой-то парень и начал спрашивать про тебя. Мол, подруги мы или кто, сказал, что он тебя видел по телевизору. И потом… Ох. Плакать захотелось невыносимо. Саша сжала уголок подушки. — Что потом? — Потом спросил про тебя, типа, а даст ли она мне. Я говорю, что? А он после паузы отвечает, мол, автограф. И заодно типа номер на бумажке напишет. — Пиздец. Ого. Саша впервые услышала матерное слово от Ани. — Ещё спросил твой возраст, козел, — в глазах Саши стало влажно и горячо. — Ну и я назвала его придурком неадекватным. — Так и сказала ему? — Да. — А потом что? — И потом он меня толкнул. Саша услышала вздох. — Сильно? — Нормально так. Потом подбежали люди и увели его, а мне дали эти батончики как извинение. Несколько секунд Аня молчала. Когда она вновь заговорила, ее голос звучал как чужой. — Ты запомнила, как он выглядел? — Да. — Сможешь описать? — Да, а зачем? Тормоз. — Завтра найдём его и напишем заявление. В крайнем случае по камерам посмотрим. — Ой, не, не надо. — Почему? — Не хочу писать заявление. Саша услышала ещё один вздох. — Он тебя толкнул. Теперь голос Ани звучал так, словно это она собиралась заплакать. А может Саше послышалось. — Пустяки. — Не пустяки. — Я серьёзно, он на вид тот ещё дрыщ. И толкнул не прямо сильно. Все хорошо уже, правда. — Точно? — Да. Это было правдой. Злость куда-то улетучилась. Мягкий голос Ани успокаивал. Саше на самом деле стало очень приятно, что ее так обеспокоил этот инцидент. — Не врешь? — Нет. — А как он тебя толкнул? — В плечо. — Покажи? Саша откинула одеяло и спустила лямку любимой майки для сна. — Я не вижу ничего, подожди. Аня включила светильник. Мягкий свет озарил кусочек кровати, и они обе на мгновение зажмурились с непривычки. Когда Саша открыла глаза, встревоженный взгляд Ани сверлил дыру в ее плече. Было непонятно, злилась ли она или была огорчена. — Кажется, будет синяк. — Правда? Я не вижу. Оу. Так. Ладно. Тонкие пальцы почти невесомо коснулись плеча и очертили на коже круг, после чего как ни в чем не бывало скрылись под одеялом. Саша затаила дыхание. Она не успела даже толком понять, что произошло. Уже в следующую секунду хотелось вспомнить, как ощущалось это мягкое прикосновение, но она не могла. Уж не показалось ли? Надо бы проверить. — Сразу понятно, кто тут любимица льда. Саша забыла о примате, обиде, плече, блюде, которое она ела на завтрак и о вчерашнем дне. С Аней создавалось ощущение, что каждый день они проживали заново. Как в игре, когда не сохранился, и надо начинать с нуля. — Почему? — У тебя руки холодные. Ох. — Просто часто держу за руку своего парня-призрака, — Аня улыбнулась. — Оу, так вот кем ты увлечена? Эм. Наверное, на сегодня разговоров им хватило. Можно было уже заканчивать. — Ну получается так. — А я думала Женей. — Саша, ну это уже баян. — Господи, какого года это слово? — Кто б его знал. Но суть свою передаёт прекрасно. — И как же твой парень-призрак выглядит? Зачем. — Он красивый. — Исчерпывающе. — Ну, у него не прямо такая очевидная красота, но мне нравится. — А по характеру? — Он вежливый, сильный, умный… Опасный. — Господи, это же звук из тик-тока? Они рассмеялись. — Это вообще из фильма. — Какого? — Пятьдесят оттенков серого. — Оу, Аня, не знала, что ты… — Нет, я не смотрела. Просто знаю. — Просто знаешь значит… — Эй. Повисла комфортная пауза, и Саша вдруг поняла. Подсознательно она ждала именно этого момента. С самого начала дня. Не милой прогулки по лесу с родителями, не похода в бассейн с ними же или очередной тренировки в зале. Нет. Она ждала этой тишины и темноты, в которой они с Аней могли бы остаться вдвоём и поговорить или помолчать, просто смотря друг на друга. Ждала момента, когда наконец не нужно будет делить Аню с эпизодами бесконечно длинного дня. Саша не была собственницей. К тому же… Неважно. Дело было не в этом. Они и так все время были вместе, но, во-первых, Саша никогда не уставала от этого, а, во-вторых, ей правда понравилось лежать с Аней в одной кровати и слышать ее дыхание с расстояния вытянутой руки. Почему-то всегда тяжело найти человека, с кем можно просто полежать и подышать. Как в песне Наутилусов «Дыхание», которую Саша так любила петь под гитару на ежегодных летних сборах. И ещё. В этом было ещё что-то. В этом ожидании. Понимание, что это точно случится. Точно произойдёт. Радостное знание неизбежности этого, и от того — томительное предвкушение. Оно наполняло собой день. День хотелось прожить, чтобы наступил этот момент, потому что он не мог не наступить. Он не мог не случиться. И от этого было спокойно и легко. Впервые за долгое время — просто спокойно и легко. И вот, когда момент наступил, Саша была по-настоящему рада и вместе с тем немного волновалась. Ведь его нужно было ещё прожить, причём сделать это правильно, чтобы потом ни о чем не жалеть. Когда ещё появится возможность вот так полежать с Аней в темноте на мягкой и большой кровати? В одной комнате с холодильником, наполненным газировками, соками и фруктовыми батончиками. Чтоб их. Почему Саше так нравилось думать об этом в течение всего дня? Глупый, риторический вопрос. Не такие очевидные вопросы нужно задавать себе, если хочешь в чём-то разобраться. Поведение и мотивы Саши не были для нее тайной, все-таки она была в адекватном состоянии и вполне это понимала. Почему нравилось? Потому что хотелось. Потому что она ждала и предвкушала. Более важный вопрос, который действительно стоило задать себе — почему хотелось и почему она так ждала? Почему, если Аня — даже не… Нет. Потому что Аня. Вот, что должно быть ответом. Только это. И, на удивление, этого оказалось достаточно. — Прости, что я ушла с тренировки и не предупредила. — Что? — Говорю, прости, что ушла, не предупредив. — А куда ты пошла? — Нужно было кое-что сделать. — И что же? — Не очень хочу об этом говорить. — Окей. Саша облизнула сухие губы. Ей снова стоило заранее задуматься о том, чтобы поставить на тумбочку воду. Впрочем, иногда наступать на те же грабли даже приятно. — Аня, я хочу тебя поцеловать. — Что? Молчание. — Ты же расслышала, что я сказала? — Да. — Почему тогда ты спрашиваешь? — Хочу, чтобы ты повторила это. — Я хочу тебя поцеловать. Саша не чувствовала дрожи, волнения или желания сбежать на край света от своих же слов. Все как-то затихло в комнате и вместе с тем внутри неё. Не было ничего. Только страх. Страх, что Аня могла начать высм… — Я тоже хочу тебя поцеловать. О. — Хорошо. Саша почувствовала себя так, словно кто-то пытался вместить в неё что-то, что никак не могло поместиться. И поэтому ее распирало изнутри. А может это был сигнал психики. Что-то в духе того, что она столкнулась с эмоциями, которые на данном этапе не смогла бы переварить. И после тоже. Ну и ладно. Саша не знала, как именно это произойдёт, но была уверена, что это случится ещё раз. Она столько раз представляла это в своей голове и сейчас к своему удивлению поняла, что она знала, что делать. Будто так и должно было быть, и странно, что этого не случилось раньше — всерьёз. Да, это всего лишь поцелуй. Но кому как. Саша придвинулась ближе насколько могла, задержала взгляд на губах Ани и, закрыв глаза, попала в них своими, застыв в таком положении на мгновение. Она вдруг испугалась, что могла забыть все тонкости человеческого поцелуя за время отсутствия практики. Но этого не случилось. Саша знала, что делать. Она почему-то знала, что нужно было сначала мягко поцеловать верхнюю губу, затем нижнюю. Затем можно было немного провести по губам языком и после этого углубить поцелуй. И этот момент был самым невозможным, самым странным и прекрасным одновременно. Когда раньше Саша думала о поцелуях с языком, ей хотелось брезгливо поморщиться. Она представляла себе жуткую картину взаимного поедания людьми друг друга под не самые приятные звуки. И много слюней. С Аней не было ничего подобного. Ее язык был тёплым, мягким и влажным, и Саша не могла поверить, что она действительно касалась его своим языком, потому что этот орган всегда казался таким личным, таким скрытым, почти как… Неважно. Она не знала, куда деть руки, и это было единственной проблемой. Хотя нет. Была ещё одна. Низ живота горел и ныл, и от одного только факта, что то, что они сейчас делали, делать было запрещено сразу по нескольким причинам, начинала гореть и грудь, словно чему-то внутри неё вдруг стало очень тесно. Ощущение было как при месячных, но только без боли. Или нет. Саша не знала, с чем его можно сравнить. Просто впервые в жизни было настолько горячо и влажно. И впервые в жизни ей настолько хотелось прижаться к телу другого человека. Но она этого не делала. Саша держала ладони перед собой, боясь случайно задеть ими Аню в каких-то местах, которые, по ее мнению, были только ее и к ним нельзя было прикасаться. Она боялась обхватить ее шею сзади, чтобы притянуть к себе, сжать плечи, обнять за талию или провести ладонью по руке. Поэтому Саша просто замерла в одном положении, стараясь получить из поцелуя все, что только было можно. Она забыла, где они находятся. Забыла, что время было ещё ранее, и поэтому Аня специально опустила жалюзи, чтобы, как она полагала, быстрее уснуть. Саше казалось, что после того, что происходило сейчас, она никогда в этой жизни больше сделать этого не сможет. Но в моменте она не думала про это. Только про Аню, ее горячее дыхание на своём лице и тихие поскуливания, от звука которых желание прижаться к ней всем телом становилось просто до невозможности сильным. Казалось, этого нельзя было вынести, но с каждой секундой это предположение получалось опровергнуть. Аня осторожно опустила холодную ладонь на щёку Саши, и Саша повторила за ней. Ее лицо было удивительно мягким и гладким. Осмелев, она провела пальцами по линии челюсти Ани и остановилась на шее, нащупав пульсирующую тонкую вену. Аня была настоящей. Ее сердце билось невероятно быстро, и каждый удар отдавался под пальцами едва различимой вибрацией. Она была настоящей, податливой и беззащитной, и она была здесь. И они целовались. Господи. Как это осмыслить? Казалось, что это был предел ощущения жизни, за которым больше не было ничего. Не было чего-то ещё, настолько обостряющего чувство существования, присутствия другого человека. Только поцелуй. Не секс, во время которого можно дойти до предела и вернуться назад, в покой и сон, в простую человеческую усталость. В поцелуе не было предела, только бесконечное, неутомимое желание самого поцелуя. Саша терпела и не прижималась ближе, и в этой мучительной невозможности удовлетворить себя тоже было удовольствие. Но думать об этом даже не хотелось. Это только тело и его желания. А чувства — они все здесь, проносятся внутри прямо сейчас, заставляя грудь жечь огнём. Они вспотели. Было жарко и мягко, и Саша знала, что рано или поздно они прервут поцелуй и отодвинутся друг от друга. Одеяла вообще стоило сбросить на пол сразу, может тогда им стало бы жарко гораздо позже, и они смогли бы целоваться дольше. Боже, как же быстро она начала думать об этом, и это казалось естественным: предполагать, что стоило бы сделать, чтобы как можно дольше не заканчивать это. Можно было открыть окно, поставить на тумбочку бутылку воды, собрать волосы для удобства… И многое другое. Саша была права. В какой-то момент стало слишком жарко, слишком влажно, слишком приятно и невыносимо одновременно, так что они обе, придя к молчаливому согласию, отстранились, шумно вдыхая воздух. Саше понравилось видеть Аню такой (в той степени, в какой это было возможно в полутьме). Ее волосы спутались, и некоторые из них прилипли к лицу, а ноздри раздувались от тяжелого дыхания. Глаза — будто под пеленой, ещё не полностью открывшиеся, затуманенные, словно Аня много выпила и пыталась прийти в себя. Ей понравилось заступать за грань ее привычного самоконтроля, ровного спокойствия и видеть за ней дрожавшую, потерянную Аню, которая реагировала на каждое движение, каждый звук, каждый вздох и отвечала тем же. Боже. Как теперь развидеть эту ее версию? Как не сойти с ума? И это только второй их поцелуй. Почти пугающее осознание. Аня медленно провела языком по припухшим губам, словно вспоминая то, что происходило несколько мгновений назад. Ее взгляд стал чётче и осознаннее, она постепенно возвращалась к привычной себе вместе с выровненным дыханием. Саша тоже. — Пообещай, что завтра мы поговорим об этом. Ох. Аня вернулась. — Хорошо. Говорить было непривычно и даже немного тяжело. — И пообещай, что ты не будешь избегать меня. — Обещаю. Я не буду. — Хорошо. Теперь, после этого сумасшествия, подумать о котором можно будет позже, Саша мечтала скорее уснуть, потому что только во сне ей не пришлось бы чувствовать себя такой возбужденной. Глаза начали слипаться уже через несколько минут. Лицо Ани от долгого взгляда на него превратилось в тёмное пятно. Саша слышала ее спокойное дыхание, пытаясь подстроить под него своё. Когда у неё получилось, она заснула.