кипяток

Сколько я здесь сижу? Я не знаю. Я потерял счет времени с момента, как оказался здесь. По морозным мурашкам и холоду, что стоял в этом помещении, я предполагал, что уже наступила зима. Уже? Как же так. Что со мной? Как я выгляжу? Я не знаю. Со стен слезла почти вся краска, за которой уже можно было разглядеть ряды серых кирпичей. Такой же и пол. Но я не уверен до конца, в этом месте отсутствует свет. Может, я сплю? Да вроде нет… Давно привыкнув к темноте, я вижу очертание огромной железной двери, что открывается раз в день, и сегодняшний не исключение. Каждый день ко мне заходит мой старый друг, но я не могу назвать его имени. Увы, я не помню кто я сам, что уж говорить о нем. Раз в день меня кормят рисовой кашей, но я не знаю какая она на вкус, не сладкая и не солёная, я давно перестал различать. Да и разве в моем положении это важно? Наручники, что крепко фиксируют мои руки над головой. Они сдавили мне запястья, ограничив поступление крови, потому я и руками пошевелить особо не могу. Мои ноги украшают синяки и ссадины, а на коленях до сих пор остались запёкшиеся кровоподтеки. С руками, со всем моим телом он делает что хочет, но я так и не решил, против я или нет. Когда-то мы с ним любили друг друга, я отчётливо помню как он защищал меня, как целовал и обнимал… А может, вовсе это был не он? А если и он, то может любил только я? Стал бы он оставлять меня в этом месте, если бы правда любил? Или может я чего-то не понимаю, как вообще должна проявлятся любовь? Я не знаю. Да и вспомнить ничего ладного не могу. Может я сошел с ума? Может мы оба сумасшедшие?.. Он зашёл, зашёл второй раз за день, что он хочет сделать? Ради чего ещё ему сюда приходить? Я не отрываю свой взгляд от него, кажется, меня начинало трясти. Я почувствовал леденящий ужас, расползающийся по телу черной, липкой субстанцией, пока он подходил всё ближе ко мне. Но ничего страшного не случилось. Я почувствовал, как мои руки освободились от такой ненавистной мне цепи, что грузом висела, напоминая мне о происходящем здесь каждый Божий день. Он взял меня на руки, и не проронив ни слова, понёс наверх. Я держался за его шею как мог, я настолько ослаб, что этот человек мог бы сломать мне ребро просто слегка надовив на него. От этого мне было страшнее. Он принес меня в уборную, раздел и посадил в керамическую, белоснежную и обжигающую своим холодом ванну. Я не смог поднять головы из-за ужасно яркого света, что бил по глазам, привыкшим к темноте. Не без усилий приоткрывая веки, взгляд упал на мои ужасно худые ноги и руки, при свете казавшихся серыми. По всей коже, контрастиуя с ее оттенком, ярко горели увечья. Чуть погодя, я понял, что я вижу только одним глазом. Как бы я не пытался, во втором глазу чернела пустота. Пока этот человек настраивал воду, что вот-вот коснется моего тела, я пытался пошевелить рукой, дабы дотронуться до своего нерабочего глаза. У меня получилось, ослабевшие пальцы почувствовали, как оказалось, что-то вроде повязки? Материал напоминал медецинский бинт и пластырь. Горячо. Вода, что коснулась меня была невероятно горяча, по всему моему телу прошла волна боли. Но я согревался, хоть и столь жестоким образом. Стараясь не двигаться, чтобы не провоцировать дополнительную боль, я поднял взгляд на человека, который сейчас напряженно стоял, держа телефон у уха. Он ждал ответа от кого-то? Я принялся разглядывать его. Он напоминал мне кого-то, но как бы я не пытался, я не смог понять. Не могу вспомнить. Этот человек сказал мне не вылезать из ванны и не менять температуру воды. Я бы итак не стал этого делать, любое движение приносило мучительную боль, а я далеко не мазохист. Мужчине, что все еще стоял возле меня, кажется, наконец ответили. Он, немного отойдя в сторону, начал быстро что-то говорить в трубку. Я вспомнил. Я вспомнил этого человека ровно в тот момент, когда из трубки обрывисто мой слух уловил слова его собеседника: «Что тебе нужно, И Краткий?» И Краткий? Я знаю его. Я его ассистент, все сходится. Все встало на свои места. Я всё помню. Я вспомнил, вспомнил обжектов, вспомнил испытания, что мы проводили вместе, вспомнил как он без толики жалости убивал их, только потому, что ему становилось скучно. Я ещё шутил, что он доберется и до меня. Вот только сейчас мне не до шуток. Прошло около десяти минут, моё тело, казалось, покрывается легкими ожогами, а старые раны в кипятке так и норовят вновь начать кровоточить. Я, вроде бы, хочу выбраться из этого котла, но в тоже время, в моем состоянии это почти не возможно, как бы я того не хотел. Я боюсь, причем боюсь очень сильно. Краткий не приходит и это настораживает, я пилю деревянную дверь взглядом, надеясь что с минуты на минуту она откроктся и эта пытка закончится. Ещё пять минут и дверь правда открылась, но на тот момент я уже был готов сварится, мое тело не выдерживало этого испытания. Меня начинало потряхивать, а лишние движения приносили адскую боль. Вода уже почти поднялась до уровня плеч, может он оставил меня специально? Что же делать… Этот человек пришел с шампунем, и, кажется, сбавил температуру воды, немного брызнув на меня, чтобы увидеть, горячо мне или нет. Он принялся делать то, что изначально задумал. Вот он моет каждый сантиметр моей головы, идеально вымывая весь мусор, что копился в моих волосах несколько месяцев. Это было довольно болезненно, но все же приятно. Я очень хочу спать, мои глаза слипаются… Пока я витал в облаках, мужчина опять ушел, оставляя меня наедине с собой. Так страшно, как же я боюсь того, что после этого он снова оставит меня в том подвале. Я не хочу туда, не хочу опять мучаться в этом холодном, сыром и темном помещении. Мне страшно. Но и сделать я ничего не смогу. Не успел я окончательно погрязнуть в навязчивых мыслях, как почувствовал, что на меня надели новую чистую футболку. Она была довольно велика мне. Наверное, это одна из футболок… Как же его… Футболок И Краткого, он поделился со мной? Это довольно мило с его стороны. Мои волосы завернуты в красное полотенце, а я сижу на двуспальной кровати, пока этот, с виду злой и устрашающий человек обрабатывает мне раны. Может, я заслужил всё это хорошим поведением? Другого, почему-то, на ум не приходит… Прошло еще немного времени, человек прижимал меня к себе, гладя по голове, которую только что высушил феном. Я лежу на кровати, но я не против, я только рад. Он положил меня так, как было удобно ему, но я не чувствовал дискомфорта. Он сжимал мои запястья, держал всего меня так крепко, что становилось тяжело дышать, но и после этих действий я не проронил ни слова. Я уже и не помню, как и когда мой голос звучал в последний раз, может, это и к лучшему? Прошёл час, я понял это, посмотрев на часы, что стояли на прикроватной тумбочке около меня. Мы оба не спим, меня все ещё крепко сжимают в руках, будто боясь, что я убегу. Я старался дышать как можно тише и не совершать лишних движений. Но сон, наконец-то взял верх над мыслями, у меня больше не было сил на что-либо. Мои глаза закрываются, и я не препятствую этому. Видимо, сознание И Краткого тоже проигрывало естественной потребности организма, его дыхание становилось размереннее с каждой секундой. Дальше я ничего не помню. Наверное, я уснул. Я проснусь не скоро. — Спокойной ночи, Ё.