Вино из лотоса

Вэй У Сянь опешил лишь на мгновение, чуть ли не сразу вернув себе спокойствие, и начал внимательно рассматривать фигуру в голубых одеяниях, рассуждая, что он вполне мог ошибиться, что это могли быть галлюцинации от тëмной энергии. Голубая лента с плывущими на ней синими облаками аккуратно держала хвост белых, словно первый снег, волос мальчика, не давая им запутаться в колтуны. Кожа его была бледной, а лицо благородное и утонченное, будто выточенное из лучшего нефрита, но это совершенно не избавляло его от детских черт и особенно от небольшой детской пухлости. Глаза его, неимоверно светлые и столь же по-детски наивные, словно созданные из золотого стекла ярко светились в свете солнца, что и близко не стояло с сиянием дорогих камней в глазницах ребëнка. Мальчишка этот был соткан из снега и льда, выражение его лица оставалось холодным и бесстрастным, не изменившись даже при виде суеты вокруг. Он держался, словно был взрослым человеком, увидевший уже многое на своëм веку, что и знатно настораживало Вэй У Сяня и в то же время странно заманивало в пасть этого ледяного дракона. Ни единой пылинки, ни следа несовершенства не нашлось в его облике. С головы до пят он был безукоризнен, даже несмотря на то, что он был маленьким ребëнком. На мальчике была голубая, словно небо далеко за облаками, где никогда не бывает дождя, накидка с вышитыми на ней золотыми нитками белые и синие облака. Помимо накидки на нëм была чëрная безрукая кофта с воротником, немного прикрывавшим белоснежную и мягкую кожу шеи. Небольшие чëрные штаны, прошитые золотыми нитями, вырисовывали причудливые узоры, аккуратно облегая нежную детскую кожу. Он стоял, держа руку молодой голубовласой женщины, одетой в изысканное чëрное платье, расшитое золотыми нитками и, накинув на плечи такую же накидку, как и маленький дракон. Молодая женщина спокойным и размеренным голосом успокаивала собравшийся народ, обещая быстро предотвратить череду необъяснимых убийств и наказать виновных. Они с большей вероятностью являлись матерью и сыном. То, как она держала руку ребëнка и то, как мальчик, полными глазами любви иногда тайком посматривал на неë — это было очевидно Правда, в глаза бросалось разительное отличие цвета волос и некоторая разница черт лица мамы и сына, побрасывая тень неуверенности на их родственную связь. Однако, Вэй У Сянь связал это с тем, что мальчишка подстать похож на отца. Вэй Ин, основываясь на информации мужчины рядом, понял, что она и есть Юхэн — глава зала Цайфу. Это полностью оправдывало еë изысканную одежду, твëрдую походку и стражей с копьями в руках, окружавших здание, чтобы при случае избежать давки и возможного кровопролития. Но одно было точно. Мальчишка, что так уверенно держался под надзором стольких взглядов, действительно был его давним знакомым — Вторым Нефритом клана Лань, Лань Ван Цзи. Вэй Ин прекрасно понимал, что Лань Чжаня скорее всего больше не зовут так, но всë равно называл его так по привычки и не знанию его нового имени. — Но как? Так выходит что Лань Чжань ... Переродился?... — Вслух рассуждая, Вэй У Сянь подпëр рукой голову, почесав нос. Эта мысль не давала спокойствия Вэй Ину. — „Но... Если Лань Чжан переродился... То и другие... Ведь могли тоже?... " — Это мысль прокручивалась в его голове по несколько сотен раз за одно мгновение, а сердце громко, настойчиво стучало, отдаваясь то неимоверной лëгкостью, то больно ударясь. При этой мыли он чувствовал какое-то... Облегчение? Вину? Счастье?... Он сам толком не мог разобраться, что чувствовал. Слишком много чувств смешались в один миг, как перемешались рыбы и драконы*, и понять, где что, было уже невозможно. *Перемешались рыбы и драконы — традиционная китайская пословица, означающая что всё смешалось, перемешалось между собой хорошее и плохое или тут есть и честные люди и подонки. Однако, единственное что его сейчас волновало было другое: Ему необходимо было знать, что они переродились! Ему необходимо было знать, что все, кто погиб по его вине, живы и счастливы! Он понимал, что Лань Ван Цзи вполне мог переродиться один, но как говорят: надежда, как пламя, всегда горит последней*. *Китайская интерпретация поговорки „надежда умирает последней". Вэй У Сянь кивнул, явно продумав свои действия наперëд, и принялся рассматривать площадь внизу, попутно прислушиваясь к речам Юхэн, но невольно морщясь от возмущëнных выкриков, от которых ломились уши, чуть ли не вдавливаясь в голову резкой боли. Мужчина в возрасте уже давно вернулся на крыльцо своего дома, читая книгу в синей обложке и, морщясь складками кожи, выражал руганью своë недовольство по поводу всего, что вообще было в этой книге: сюжет, персонажи, любовная линия — да всë! И при этом знатно мешая Вэй Ину различать слова, которые и так были ели слышны из-за того, что Вэй У Сянь прижимал опущенные уши руками, уже не терпя возгласы. Единственное, что он смог разобрать, это „мы обязательно покараем злодеев", „ соблюдайте наши правила для вашей безопасности ", „ не выходите на улицу после комендантского часа*" и тому подобные фразы. *Комендантский час(запретное время) — запрет на свободное передвижение вне места жительства в определённое время суток лицам, не имеющим соответствующего разрешения, с целью установления и поддержания порядка, уменьшения количества жертв во время чрезвычайного положения. Вэй У Сянь даже не заметил в какой именно момент он неосознанно задержал взгляд на Лань Ван Цзи повторно, не обращая никакого внимание на то, что происходит вокруг, при этом более детально рассматривая мельчайшие изменения Лань Чжаня и подмечая ещë больше незначительных деталей. Лань Ван Цзи выглядел ничуть не старше Вэй У Сяня, даже наоборот, он выглядел гораздо младше, и, как ни странно было этого не признавать в разы милее. — „ Ха! А мой Лань Чжан совсем не изменился! " — Вэй Ин сам не заметил, как улыбнулся. И все же, в голове Вэй У Сяня большими буквами ярко вспыхнули два слова. Траурные одежды! В том мире все заклинатели наперебой расхваляли одеяния Ордена Гусу Лань как одни из самых изысканных, а самого Лань Ван Цзи — как одного из самых невыразимо прекрасных людей, какие рождаются раз в сто лет. Ухмыльнувшись, Вэй У Сянь рассудил вслух: — Ах.. Как печально, а я-то думал господин Ванцзи-сюн будет носить свои „праведные" одеяния во всех своих последующих жизнях. Как же я разоча- Вэй Ин не закончил фразу, мгновенно отпрыгнув от забора, словно то было расскалëнное железо, которое одним прикосновением сжигало плоть и кости. Если бы не то, как быстро насторожились лисьи уши и хвост, выпрямившись, словно идеально заточенные колья, его бы заметил Лань Ван Цзи. Если точнее, то Вэй Ин всем нутром надеялся на то, что Лань Ван Цзи его не заметил, желая избегать человека что ненавидел его всей своей душой. Иначе, он не мог точно сказать, что произойдет, если он всë-таки столкнëтся с Лань Чжанем, как и не мог сказать, помнит ли он свою прошлую жизнь. — Эй! Вэй... Тьфу! Малец! Подойди-ка сюда! — Вэй Ин вздрогнул, а по телу пробежала волна мурашек: — „ Всë-таки заметил!? " Перепугавшись до смерти, когда его окликнули, он подумал, что это Лань Ван Цзи всë-таки заметил. —... — Лишь когда Вэй У Сянь развернулся в сторону, откуда доносился оклик, страясь не подавать виду, он увидел мужчину с которым недавно беседовал и понял, насколько глупо себя повëл. Не мог же Ван Цзи действительно его заметить... Ха-ха-ха... — А? Да, иду... — „ Вэй... Надо будет спросить его об этом... И... Ах! Чëрт! Я совсем забыл спрятать уши и хвост! Но... Он же ничего не сказал по этому поводу. Побоялся? Или у них это часто встречается?..." Однако, Вэй У Сянь рассудил, что лучше не спрашивать об этом. Подойдя ближе, Вэй Ин заметил Яблочко, копавшего в кувшинах с краю дома, чуть ли не полностлю туда забравшись, оставив наружи только заднии лапы и хвост, азартно расскачивачивающийся из стороны в стороны. — „ Какого чëрта, Яблочко!?! Значит, сначала ты оставляешь меня одного на произвол судьбы, а затем воруешь и подставляешь меня?!? " — Вэй У Сянь внутренне возмущался, пытаясь всей силой воли не пялиться на лиса, без доли совести копающегося в чужом хозяйстве. — Ты прости это... Обознался я... Был знакомый у меня: Вэй Цзышу. Про него думал, да и тебя увидел. Само вырвалось, понимаешь? Меня Чан Девятый зовут. А тебя как звать? — Меня зовут Чжоу Мин. — Сказал Вэй У Сянь, а сам подумал: — „ Странно это... Разве он не заметил, как я отпрянул от забора? И этот знакомый... „ Вэй Цзышу"... Где-то я уже слышал это имя, но где?" Приятно улыбнувшись, хозяин дома произнëс: — Ну, здравствуй, Чжоу Мин. Ну, так что дальше будешь делать? — Пока не знаю...Чан Девятый, вы ведь здесь долго живëте? Есть ли вблизи ещë деревни? Мужчина кашлянул, прочищая горло, и указал указательным пальцем на горный хребет, покрытый травой: — Ближайшая деревня в долине Чэньюй. Туда четыре дня пути. Там выращивают чай и цитрусовые: апельсины, мандарины там.. Хозяин дома указал путь в сторону, откуда пришëл Вэй У Сянь: — Есть ещë деревня Миньюнь недалеко, но она давно заброшена. Там единственное, что осталось, это куча подземных шахт и заброшеных домов. Шахты — ну, это дырки в горах, где камни драгоценные добывают. Понял? Вэй У Сянь кивнул, попутно прислушиваясь к шорохам Яблочко, активно переворачивающего вещи в деревянных ящиках, и удивляясь, как Чан Девятый ещë не обратил на это внимание, пытался сосредоточиться на словах мужчины. И в конце концов, указав на другой конец деревни Цинцэ, сказал: — Лучше всего тебе, малец, идти в гавань Ли Юэ. В город контрактов и торговли, божественных существ и далëко уходящей в прошлое историей. На том конце деревни большая тропа, по ней иди, да рано или поздно увидишь порт. Туда пути три дня. Меньше, чем до Чэньюй, и не заброшена, как Миньюнь. Но лучше здесь, в Цинцэ остайся. Тут одни старики, да дети. Вот найдëм того убийцу, и снова безопасно и спокойно станет, как раньше. — ... А есть ли ещë вблизи города, в других регионах? —... Ну, город Монштадт в три дня в пути отсюда. Город вина и свободы, бардов и одуванчиков. Там ещë по дороге деревня охотников есть — Спрингвейл. Это уже в другом регионе, да и та тропа единственный путь туда пройти, а если так, то в разы ближе будет до Ли Юэ. Не полезешь же ты через горы... Ну, так что делать дальше будешь, Чжоу Мин? — В Мондштадт пойду, наверное. — Хорошо, твой выбор. Но лучше дождись завтрашнего дня, а то смерть пяти человек непонятно из-за чего не шутки. Останься на ночлег, место у меня есть! Утро вечера мудренее*! Да и тебе помыться, принарядиться и поесть стоит. А-то небось заметят тебя миллелиты, да и в приют заберут. А там уже всë. *Утро вечера мудреннее — одна из китайских пословиц. — Приют? Миллелиты? — Ну да, приют. Приют — это дом с детьми, у которых семьи нету. Они вырастают там, а затем „выходят" во взрослую жизнь. А миллелиты - военные, за порядком следят. Странный ты, даже таких элементарных вещей не знаешь. Из Натлана бежал, что ли? Ты не боись, настаивать не буду, если не хочешь отвечать. Взглянув на солнце, что медленно клонилось к закату, окрашивая всë вокруг в жëлтые и оранжевая цвета, Вэй Ин подумал: — „ Идти на ночь, особенно ещë при таких обстоятельствах весьма рискованно. Да и ночевать на улице в деревне, где Лань Чжань, тем более... " — Мельком взглянув на кажущегося доброжелательным Чана Девятого, Вэй У Сянь взвесил всë „за" и „против": — „ Я, наконец, вернулся в мир смертных, но встретили меня здесь не пинками, руганью и холодными объедками, а весьма доброжелательно. Где же кровавая баня? Беспощадная резня? Полное уничтожение, наконец! Расскажи кому — не поверят, понятия не имея кто такой Старейшина Илин и что он сделал. Однако, в этом теле я стал словно феникс без перьев, тигр на равнине, водяной дракон на мелководье*. Хотя... Даже если Чан Девятый всë-таки захочет мне навредить, он же понятия не имеет, что у меня в дорожной сумке* саньду!" *Уязвимый, бессильный, ничтожно слабый. *В данном случае дорожная сумка — это ситцевый мешок с затяшкой и пришитыми верëвками по бокам для рук. Что-то наподобие простенького рюкзака. — А ну! Кыш! Что за противный лис! — Это было настолько неожиданно, что Вэй У Сянь, будучи в глубоких рассуждениях, вздрогнул. Развернувшись, он увидел, как рассерженный, словно непревзойдëнный демон, у которого отобрали жертву, Чан Девятый встаëт со своего места и, взяв в руку палку, бурей надвигается на Яблочко, державшего в пасти незадачливаю курицу. Лис же в свою очередь никак не отреагировал на возмущëнные крики владельца своей жертвы, и, лëгким движением запрыгнул за Вэй Ина. Немного нагнув головову и взглянув на лиса, Вэй У Сянь шëпотом произнëс: — Тц! Яблочко, ты что творишь?! Воруешь, так и меня хочешь выставить соучастником?! Чан Девятый так и остался стоять на том месте, где только что был Яблочко и, до сих пор сжимая в руке недо-оружие, округлившимеся глазами смотрел на дуэт двух незадачливых путников: — А...? — Извините пожалуйста, это мой лис.— Произнëс Вэй Ин, повернувшись и присев на корточки, он протянул руку к лису, что немного отпрянул от раскрытой ладони, и сказал: — Яблочко, отдай мне курицу. Однако, лис напрочь отказался повиноваться, наоборот, он сильнее сжал глотку курицы клыками, напряг уши и отрицательно качал хвостом, рыча на опасно приближающию руку, готовую отнять его добычу. — Не шибко твой бешеный лис тебя слушается! Вэй У Сянь пытался отобрать бедное животное из пасти хищника, однако, как только он слышал хоть намëк на рычание мгновенно отдëргивал руку, замерая, а в его голове начинали проносится воспоминания, связанные с собаками, от которых руки дрожали от мурашек, а кровь застывала в венах. — Яблочко, пожалуйста, отдай курицу, не упрямься... — Вэй Ин застыл на полу-фразе, округлившимеся глазами рассматривая курицу, но, быстро вернув себе самообладание, протянул руку к Яблочку в последней попытки достичь желаемого. На его удивление Яблочко затих в один миг, послушно отпустив животное в руку Вэй У Сяня, а тот в свою очередь схватил наседку за шею, чтобы она не сбежала. — Поймал! — Вэй Ин встал и развернулся, вручая животное хозяину. Курица, взмахивая крыльями и осыпая всë вокруг рыжими перьями, истошно кудахтала в руках Чана Девятого, что аккуратно гладил еë по голове, всей силой придерживая другой рукой, хотя у Яблочко и Вэй У Сяня она не двигалась и не издавала ни звука. Чан Девятый, добродушно улыбаясь и являя старческие морщины, произнëс: — Спасибо. А это происшествие с лисом.... Не бери близко к сердцу. Животные они такие — глупые. Ты можешь всë равно остаться у меня на ночлег. Места у меня много... Чан Девятый опустил успокоившую курицу на землю и, подойдя к злостно рычащиму лису, прятавшемуся за спину Вэй Ина, нагнулся, качая из сторонв в сторону указательным пальцем, приговаривая: — Ай-ай-ай! Плохой лис! Хозяин дома буквально за мгновение успел отдëрнуть руку, прежде чем Яблочко выпадом откусил бы ему палец. — Ох! — Прижимая к груди уцелевшую руку, Чан Девятый мягко улыбнулся, сказав: — Чжоу Мин, тебе стоит лучше дрессировать своего домашнего питомца! А-то небось кому-нибудь палец откусит, а этот человек миллелитам пожалуется. И всë! Посадишь дыню — получишь дыню, посадишь бобы — получишь бобы*. *Китайская интерпретация поговорки „что посеешь, то и пожнëшь". — Ну... Пойдëм в дом. Только вот... ЭТО на улице оставь. Нечего всяким диким зверям расхаживать по моему скромному жилищу. — Чан Девятый развернулся, поманив рукой за собой Вэй У Сяня, и, убедившись, что тот это заметил, пошëл по направлению к дому. Почти не шевеля губами, Вэй Ин шëпотом произнëс: — Яблочко, никуда не уходи.. Я подам знак и впущу тебя в дом.. — Эй! Малец! Идëм уже! А-то на улице останешься, не впущу! — Иду! *** — „Хм.. А он был прав... Так гораздо лучше." — Мыслил Вэй У Сянь, рассматривая свое отражение в зеркале. Особо разглядеть он себя не мог, так как на улице была уже глубокая ночь, а Чан Девятый, потушив все свечи в доме, ворча что-то про то, что „огонь — детям не игрушка!" и „полюбуешься собой завтра", благополучно храпел в соседней комнате, смотря десятый сон. А Вэй Ин так и не смог заснуть, ворочась из стороны в сторону под мирно сопящим лисом, удобно свернувшегося на его животе. И, заметив небольшое зеркалтце в углу комеаты, решил вглянуть как выглядет теперь. Лисьи уши Вэй У Сяня, ещë не успевшие толком высохнуть, под тяжестью воды ниспадали по сторонам, добавляя и так оказавшегося очень миловидным ребëнком детской милоты и наивности. Теперь в волосах Вэй Ина не было колтунов, состоящих из грязи и пепла, а были шëлковистые чëрные волосы, словно мягкие чëрные крылья ворона, уже не птенца, но ещë не зрелой птицы. Лицо, очищенное от пота и грязи, демонстрировало ярко выраженые серые глаза, ярко светящиеся цветом стали лучших мечей мира, а щëки, по-детски надутые и жутко мягкие, были словно мягкие паровые булочки, продающиеся у лучших городских поваров. Изящные черты лица очень констатировали с белоснежной кожей, что придавало мальчику знатное происхождение. Одедла которую дал Чан Девятый было чуть больше, чем Вэй У Сянь, что добавляло неудобности. Это были чëрные серые штанины до колен, коричневая кофта с верëвочными застëшками и белой серединой. С короткими белыми рукавами и очень странной обувью, стоявший в углу комнатушки, напоминающий праздничные женские туфли на лунный новый год* или на праздник середины осени*. *Лунный новый год — национальное название китайского нового года. *Праздник середины осени — второй по значимости в Китае после Китайского Нового Года. Для китайцев Праздник Луны означает воссоединение семьи и гармонию. Дата праздника совпадает с полнолунием, а потому в Китае для многих полная луна является символом единства семьи, гармонии и счастья. Но на этом плюсы заканчивались. Красивые шëлковистые волосы, яркие глаза, и даже хорошая одежда не скрывали болезненно белоснежную кожу, напоминающие осунувшиеся сухие лапки курицы. Не скрывали впалые скулы лица и синики под глазами. Рассматривая себя, Вэй У Сянь испустил тяжëлый вздох и подумал: — „ Мда... Даже чистый я и с обновками напоминаю либо едва живого болезненного ребëнка, либо низшего мертвеца, прогнившего насквозь... Если его слова правдивы, всë это вряд ли спасëт от подозрений миллелитов.. Думаю, пока лучше избегать стражей порядка.. И всë же..." — Вэй У Сянь развернулся, взглянув на чëрный ящик в углу комнаты. Рассматривая этот зловещий чëрный деревянный ромб, заставляющий дрожать от страха и горя многих, содрогаясь от истерик, Вэй Ин всë никак не мог понять: что гроб забыл в доме Чана Девятого? — „Чан Девятый для своего возраста выглядит здоровее многих, да и в сорок лет мало кто умирает. Как он сказал, родственников у него нету. Так зачем ему гроб? "— Думал Вэй Ин, подходя к гробу. Присев на корточки, Вэй У Сянь аккуртано провëл по крышке гроба, рассматривая его в мельчайших деталях. Это был деревянный гроб, окрашенный в чëрный цвет и покрытый лаком для надëжности. Бронзовые застëшки, соединяющие крышку и ящик, заржавели, осыпаясь от одного прикосновения по ним. Зловещий ящик был связан с плохими воспоминаниями Вэй Ина, поэтому нахождение этого предмета настораживало его. Он не знал, что может преподнести этот ночной кошмар. Однако, всë-же ... В нëм было что-то странное... Но вот что? Вдруг Вэй У Сянь услышал скрип открывающегося гроба, но не успел он среагировать, как чья-то рука затащила его в зловещий ящик, захлопнув крышкой прямо перед тем, как в комнату с грохотом кто-то ворвался...