Искажая Вселенную

Казалось, что планеты внезапно сошли со своих орбит. Он был растерян, встревожен и напуган. Точно так же, как Морти, когда они с Риком отправлялись в путешествия, которые не объяснялись до тех пор, пока они не оказывались в центре хаоса, беспорядка и драк. Он чувствовал себя точно так же, но вместо того, чтобы кричать о происходящем, Чонгук молчал. Планеты, казалось, потеряли свои орбиты в безмолвии космоса. В тишине его сознания. Он отложил портативную видеоигру Намджуна на кровать и громко вздохнул, ища, чем бы еще развлечь себя в этот пасмурный день. Его глаза блуждали по потолку, стенам, увешанным плакатами таких исполнителей, как Тайлер Создатель, Фрэнк Оушен и Джоджи, пока не наткнулись на двух его хёнов. Намджун был занят чем-то за компьютером, а Хосок играл на гитаре рядом с ним, помогая тому подбирать аккорды, которые могли бы стать частью будущих песен. И если говорить о песнях, то концерт был еще свеж в памяти трех парней. Прошло уже две недели, но по ощущениям это было как будто вчера. Это было невероятно! Прежде всего потому, что выступление понравилось очень многим, и, как следствие, социальные сети группы (наконец-то названной) были заполнены как никогда. Было даже странно получать уведомления, которые не были связаны с бранью Намджуна в комментариях к какому-нибудь видео на YouTube или с тем, что Хосок отметил его в Instagram под видео с забавными щенками. Правда, были еще уведомления от Чимина… Несколько сообщений — вот и все, что прислал Пак. У Чонгука не хватило смелости открыть их и посмотреть, о чем идет речь, поэтому он просто сделал вид, что этих уведомлений на самом деле не существует. Он был трусом. — Чуваки, некоторые люди из моей группы в универе хотят знать, когда будет наше следующее выступление! — заметил Хосок, проверяя сообщения в университетской группе. — Вот и все, слава пришла. — Ух ты! Правда? Это потрясающе! — взволнованно воскликнул Намджун. — А мы сможем продавать диски, которые нам сделает Юнги-хён? Это было бы здорово, правда? Хосок кивнул, как бы говоря, что продать их не составит труда, и не в последнюю очередь потому, что он был в полном восторге от мысли, что уже несколько человек поддержат их в этом. Все было как в его мечтах, и если бы это зависело только от него, все стало бы только лучше. — Черт возьми, это выступление было потрясающим! — сказал Хосок, проигрывая несколько аккордов на своей гитаре. — Я чувствовал себя рок-звездой. Ким отодвинул ноутбук и повернулся к своему другу, прежде чем согласиться: — Да, и еще дом Юнги очень крутой. Я чувствовал себя слишком знаменитым, выпивая там. — Они оба рассмеялись, но Намджун был настроен слишком серьезно. Это было невероятно! Это была незабываемая ночь. — Этот дом — дом моей мечты. Чонгук просто смотрел, не зная, что сказать, да и хотел ли он вообще что-либо говорить, поэтому он предпочел наблюдать за тем, как его лучшие друзья с волнением рассказывают о своей мечте. Разговор зашел о квартире. Все вспоминали, какая она была красивая и классная. Да и сам Юнги был очень крут. — Надеюсь, он пригласит нас на другие вечеринки. Очень надеюсь. — А я думал, что Юнги-хён не любит вечеринки… — татуированный парень наконец-то присоединился к разговору, привлекая к себе внимание своих лучших друзей. На какое-то мгновение двое других даже забыли, что Чонгук находится рядом. И это было нормальным явлением, ведь парень слишком долго молчал, а иногда даже почти не двигался. Это было сюрреалистическое спокойствие. — А ты опять исчез, — Хосок быстро обвинил его, вспомнив, как его друг исчез в самый разгар празднования. — У тебя уже вошло в привычку исчезать на вечеринках, Чонгук? — Наверняка он был с Чимин-хёном… — к разговору присоединился Намджун, заставив Хосока рассмеяться. Им нравилось донимать своего тонсэна. — Все становится серьезным. Однако время для этого было неподходящее. Несмотря на то, что Чонгук хотел присоединиться к веселью или просто пожать плечами и продолжать в том же духе, эта тема беспокоила его больше, чем он ожидал. Мысли о Чимине и о том, что он сказал ему в ночь концерта, словно сбили все планеты с орбиты Чонгука. Превратив планетарную систему в совершенный хаос. И каждый раз, когда он вспоминал, как Пак говорил ему, что это он, его желание, у него сводило живот и пересыхало в горле. Потому что, несмотря ни на что и на все, что Чонгук чувствовал в глубине души, он не мог радоваться сложившейся ситуации. С одной стороны, его сердце учащенно билось, и образ Чимина рядом с ним успокаивал в немалой степени, потому что он всегда был рядом. С другой стороны, он чувствовал, как тревога поглощает его чувства и мысли, и все, что он ощущал, было острой болью, желанием спрятаться и не выходить, пока все не станет, как раньше. Но… раньше до чего? — А… Ничего особенного. Даже он сам не поверил бы в то, что говорил. Точнее, Чонгук вообще не верил в свои слова. Ведь даже если он пытался скрыть и говорил, что это нормально, что это его привычка — так себя вести, когда люди подходят слишком близко, все равно все было иначе. Это все еще был Чимин. Он был совсем другим. И татуированному парню было грустно уходить и даже жаль. Ему не хотелось, отчасти потому, что он не чувствовал себя счастливым вдали от Чимина. Но он знал, что так будет правильно, если он хочет, чтобы эта проклятая боль и мучения ушли. Кроме того, он не хотел причинять своему хёну еще больше боли, чем он уже причинил, это не было его целью. И никогда не будет. — Не делай этого, Гук. Он поднял глаза на Хосока. — Чего? — тихо спросил он. — Эту историю с отдалением, — быстро ответил ему Хосок. — Не уходи от него, — добавил Намджун. Он глубоко вздохнул, глядя в окно и понимая, что уже темнеет, но при всех этих тучах увидеть звезды на небе не удастся. — Я не… Это не имеет никакого отношения к нему. У него не хватало духу посмотреть на них, пока они говорили об этом. Иными словами, Чонгук прекрасно понимал, в какой замкнутый круг он попал после стольких лет бегства от любых чувств к любому человеку. Он знал, что снова попадет в этот проклятый порочный круг. Хосок снова заговорил: — Серьезно, Чон, он этого не заслуживает, — он вздохнул, откинув волосы назад, потому что знал, что Чонгук не последует его совету. Он никогда этого не делал. — Ты этого не заслуживаешь. Татуированный парень глубоко вздохнул, уставившись на свои скрещенные ноги на кровати Намджуна. — Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сухо ответил он. — Я никого не отталкиваю. Двое старших парней напряженно смотрели друг на друга, понимая, как все будет происходить дальше. Это было трудно, но сколько бы они ни говорили, сколько бы ни пытались показать, насколько разрушительным может быть этот поступок, это было бесполезно. Казалось, что Чонгук пытается уничтожить себя. Затем Хосок заговорил снова, и его фразу закончил Намджун: — Ты со всеми так поступаешь, а Чимин… — Чимин — не все. К сожалению, Чонгук прекрасно понимал это. Он, как никто другой знал, что Пак Чимин — это далеко не все, и не в последнюю очередь потому, что за все годы своей жизни не встречал никого столь уникального, как он. И возможно, именно поэтому мысль о том, что он нравится Чимину, так пугала его. Все было не так, как в прошлые разы, и поэтому страх оказаться недостойным был очевиден. Он знал, что был недостоин его. Чону нужно было бежать, потому что от неуверенности, которая доминировала в нем в эти минуты, ему было плохо. Очень плохо. В его голове все еще жила мысль о том, что он ренегат, и даже само предположение о том, что Чимин будет страдать, поверив в то, что они родственные души, расстраивало татуированного парня до абсурда. Может быть, это прозвучит эгоистично, но он думал в первую очередь о Паке, а потом, гораздо позднее, о себе. — Я собираюсь домой, — сказал он, пытаясь покончить с так беспокоившей его темой. — Нужно забрать кое-какие вещи… Я вернусь позже. — Мы пойдем с тобой, — быстро ответил Намджун, вставая и разминая спину. — Твой брат может быть там и… — Вы не обязаны, — перебил он его, вздохнув. — Я справлюсь, правда. Я скоро вернусь. Мне просто нужно побыть одному некоторое время. Он знал, как неправильно убегать от своих страхов и неуверенности. На собственном опыте убедился, что это отдаляет его от людей и от лучшего взгляда на мир, но Чонгук просто не мог вести себя иначе. За это время туман, который Чимин успел смыть с его глаз, постепенно возвращался, оставляя его слепым ко всему, что начинало обретать смысл. Поэтому не было бы ничего удивительного, если бы татуированный парень испугался. Ведь он сам не знал, чего хочет, что считает правильным и чего хочет от будущего. Чонгук не знал ничего. Не знал, кому рассказать о своих чувствах, не знал, правильно ли он поступает, когда думает о том, чтобы прервать отношения с Чимином. Поэтому он собирался домой. Потому что, невзирая на то, что это было враждебное место, его отец все еще был там. Несмотря на то, что он был одиноким, грустным и несчастным человеком, Чонгук знал, что у него есть ответы на некоторые из его многочисленных вопросов. Как только он вошел в дом, то обнаружил, что его отец Юнхо сидит на террасе и курит сигарету, читая ежедневную газету. Давно он не видел его сидящим у дома, а с тех пор, как он видел его в последний раз, прошло, казалось, несказанно много времени. Нахождение вдали от дома пошло ему на пользу, но он все же был достаточно чувствительным человеком, чтобы скучать по своей семье и всему, что она олицетворяла. Даже если все было плохо, это все равно были они, и, к несчастью для Чонгука, татуированный парень не мог от них убежать. — Чонгук? Он услышал ленивый голос мужчины, в его круглых глазах, (как, и у него самого), светилось чувство, похожее на ностальгию, смешанную с беспокойством. Он быстро подошел к террасе, спрятав руки в толстовку-кенгуру, а рюкзак взвалил на спину. Он поцеловал отца в лоб и сел на деревянную раму, спиной к улице, лицом к Юнхо. — Где ты был? — спросил он, глядя на него, как на привидение. — У Намджун-хёна… Прости, что так долго не возвращался, но я все еще разбираюсь со своими мыслями, — сказал он, чувствуя, что эта фраза уже давно засела у него внутри. Несмотря ни на что, отец относился к нему с пониманием. Чонгук знал, что тот, пройдя через многое в жизни, испытывает горечь и бессилие; он не мог винить его, даже если бы хотел. И он был уверен, что несет определенную долю ответственности за все, что с ним произошло. — Я волновался… И твои брат с сестрой тоже, — сказал он застенчиво, но оба знали, что Чонсу не очень-то беспокоится о младшем. — Вернулся, чтобы остаться? Как дела в университете? Сжавшись под одеждой, парень быстро осознал, что к нему проявляют навязчивую заботу, и замолчал, сделав глубокий вдох. Небо было пасмурным, но дождь пока не собирался обрушиться на город. Ему не нравилась такая погода. — Я хотел поговорить. Это все, что сказал Чонгук, его глаза остановились на заклеенных скотчем кроссовках, а пальцы окрасились в красный цвет и беспокойно сжались на коленях. Создавалось впечатление, что он разговаривает со своим стариком, как будто ему снова четырнадцать лет, как будто говорить о том, что он чувствует или кто он такой, невероятно сложно, и он никогда не поймет. Но Чон знал, что он поймет, потому что его отец уже проходил через это состояние. — О чем? — ответил ему Юнхо, контролируя свое волнение и тревогу. Из троих его детей общение с младшим всегда было самым сложным. С тех пор, как Чонгук вырос, Юнхо не знал, как с ним разговаривать, как поддерживать контакт, так необходимый для обеих сторон. Он надеялся, что Чонгук сможет наладить отношения с братом и сестрой, но возлагал слишком большие надежды на то, что не случится. Поэтому Чон Юнхо всегда чувствовал себя виноватым перед Чон Чонгуком. Это было похоже на попытку человека увидеть все звезды на небе невооруженным глазом. Что было просто невозможно. А в Чонгуке было невероятно звездное небо. — Папа… — он почесал затылок, снова отводя взгляд. — Как ты узнал, что ты действительно ренегат? Он был застигнут врасплох, но знал, что когда-нибудь эта тема всплывет. В немалой степени потому, что Чонгук с шестнадцати лет говорил, что он ренегат. Он считал, что это всего лишь период, но сын доказал обратное. Он очень серьезно относился к мысли о том, что на другом конце нити никого нет, и с годами Юнхо все больше беспокоилась по этому поводу. Но он не мог больше откладывать разговор. Да и не должен был. — Когда твоя мама умерла, часть меня умерла вместе с ней, — он глубоко вздохнул, чувствуя, как его сердце щемит от этого ощущения. — Я не знаю, какая именно часть, потому что у нас нет конкретных физических доказательств наличия родственной души, так что я не знал, была ли она действительно моей, но… У нас есть конкретное доказательство того, что у нас ее нет. — Татуированный посмотрел на него с любопытством и, конечно, с удивлением. Неужели можно было узнать, когда ты ренегат? — И я узнал. Я почувствовал это, понимаешь? Здесь все изменилось, все… — он смял сигарету в пепельнице, пожав плечами. — Когда она ушла, я перестал чувствовать некоторые вещи, видеть, слышать и наблюдать их. Все эти разговоры о том, что мир действительно теряет краски, реальны, сынок. Это действительно происходит. Ты знаешь, когда теряешь своего человека, знаешь, когда остаешься один. Он слушал все со спокойствием и любопытством, но сердце его учащенно билось всякий раз, когда он оказывался в ситуации, совпадающей с тем, о чем говорил его отец. Чонгуку всегда нравилась идея быть ренегатом, но быть им на самом деле — это совсем другое. Совсем другое. — Я… Я чувствую себя одиноким, — признался он, и это было то, что он держал глубоко в себе. — Я знаю, что я один здесь, во всей Вселенной. Даже если в это не веришь ты и Чонсу, и даже Хэрин. Я всегда это чувствовал, и… Ну, что-то менялось по мере того, как происходили разные события, но… Я все еще чувствую себя одиноким. Почему так плохо быть одиноким? — Потому что это страшно. И это действительно было так. Они оба чувствовали эту эмоцию. Так что, возможно, из-за того, что их связывало то, что они чувствовали одно и то же, Чонгуку было легче выпускать пар и задавать вопросы. Он хотел кое-что узнать, а отец в тот момент был единственным, кто мог все прояснить. — Есть… Есть один парень, — начал он, глубоко вздыхая при мысли о Чимине. — Рядом с ним мне не так одиноко, но я боюсь подойти слишком близко, потому что знаю, что это одиночество внутри меня никогда не исчезнет. Юнхо был потрясен, ведь мысль о том, что Чонгуку кто-то нравится, была довольно шокирующей. Он редко проявлял симпатию к кому-либо, кроме Хосока или Намджуна, поэтому это было так неожиданно. — Он тебе нравится, сынок? — Юнхо слегка коснулся колена младшего и, наконец, увидел, что тот смотрит на него. Его глаза блестели, но Юнхо не знал, что это значит. И Чонгук тоже не знал, то есть не понимал, зачем Чимин так издевается над ним и его эмоциями. Он не мог понять, как позволил себе так увлечься им, когда всегда был так осторожен в этом вопросе. Он не мог понять, в какой момент позволил всему пойти наперекосяк. Где позволил планетам столкнуться. — Да… Даже очень. Но, тем не менее, да, они столкнулись. — Так в чем же проблема? — он приподнял бровь, слегка растерявшись. Может быть, это что-то общее между Чонами… То, что заставляет все усложнять. — Не хочу разочаровывать, — снова признался Чонгук. Глубоко вздохнув, он посмотрел на небо, расстроившись, что не видит звезд. — Он долго искал свою половинку и… Я знаю, что это не я. Я знаю, что это не могу быть я. — Почему ты так уверен? — быстро спросил отец. — Ты сам это сказал, — так же быстро ответил Чонгук. — Я чувствую это. Они снова замолчали, но Юнхо пытался найти нужные слова, чтобы парировать доводы сына. Ему было невыносимо видеть, как он лишает себя чего-то из-за страха перед будущим. Страдает в ожидании, будто на следующий день наступит конец света. И, возможно, так оно и было. — Несмотря на то, что мне нравится он, нравится быть рядом с ним, проводить дни в его присутствии, я знаю, что этого недостаточно. Мне этого недостаточно, — голос постепенно затихал, он стеснялся произнести это вслух. Казалось, это еще больше конкретизирует его бурные чувства. — И в итоге это все равно причинит нам боль. Чонгук вернулся к созерцанию серых облаков и едва заметил, как отец присел рядом с ним на деревянную перегородку. Они оба молча созерцали погоду, которую многие считали ужасной. Юнхо не знал, что ответить, ведь он был таким же, как его сын в его возрасте. Он помнил, как страдал из-за того, что этого не стоило, из-за того, что еще даже не произошло, и, Боже, это было ужасно. Ему не хотелось, чтобы Чонгук прошел через это, не хотелось видеть, как он страдает, не зная, что делать. Он закатал рукава до локтей и положил одну руку на плечо сына, привлекая его внимание. — Люди-ренегаты подобны мертвым звездам, сынок. — Они оба снова посмотрели на небо. — Это лишь вопрос времени, когда они умрут и мы останемся одни. Потому что ты не рождаешься ренегатом, но время и мир движутся так, что ты периодически становишься им. И когда это происходит… — он перевернул руку, лежавшую на бедре, тыльной стороной и показал предплечье, — Вселенная дает тебе это. Чуть выше запястья на гладкой коже выделялось пятно. Это была отметина, похожая на родимое пятно, на несколько тонов светлее кожи мужчины. По форме она напоминала надпись на хангыле, но когда Чонгук присмотрелся, что-то подсказывало ему, что речь здесь шла о его матери. Если бы он очень постарался, то смог бы прочитать ее имя. Проведя пальцами по открытому пятну на коже отца, он почувствовал, что тот прикасается к его лицу, поглаживая шрам на щеке. — Я знаю многих таких людей, как я. Таких, которые боятся рассказать или показать, потому что мысль о том, что на них будут смотреть с жалостью, очень неприятна. Так что… Такое пятно появляется, когда ты становишься единственным на обоих концах нити. Когда ты действительно остаешься один. Это не обязательно должно быть имя или образ, имеющий смысл. Иногда это ни на что не похоже, но значит очень многое, — отец продолжал говорить, время от времени проводя кончиком указательного пальца по метке, словно прикосновение к ней напоминало ему о покойной жене. — Так что, если ты действительно веришь, что ты такой же, как я, ищи этот знак, сынок. Несмотря на все твои чувства, знак всегда найдется. Знак всегда найдется. В конце концов Чонгук притянул отца к себе и обнял его. Глаза щипало от подступивших слез, которые младший не позволил себе пролить. Он не знал об этом знаке, как и о том, что его отец действительно был уверен в том, что смерть матери означает полное одиночество до следующего перевоплощения. Чон не знал, и за это ему было очень жаль. — Несмотря на это, знай, что я люблю тебя, — добавил Юнхо, слегка отстранившись и опустив рукава. — Прости меня за все, сын мой. Но это тяжело. Татуированный парень кивнул, потому что знал, что да, это тяжело. Он снова обнял отца и встал с перекладины, после чего вздохнул и проверил время на своем мобильном телефоне. Уже стемнело, и он не хотел, чтобы хёны отправились на его поиски. — Я должен идти, — сказал он, откидывая назад свои длинные волосы. — Они ждут меня. Мужчина кивнул, как всегда. Он не хотел, чтобы тот уходил, но понимал, что не сможет удержать Чонгука. Он никогда не мог. Поэтому он просто надеялся, что его сын сможет найти себя и, возможно, найти кого-то, кто поможет ему понять, что не все вокруг черно-белое. Он хотел, чтобы Чонгук нашел кого-то, кто заставил бы его увидеть то, что он, Юнхо, уже не мог. Он хотел, чтобы Чонгук был счастлив. — Я тоже люблю тебя, папа. И он знал, что в конце концов Чонгук будет по-настоящему счастлив.

⭒⭒⭒

По дороге к дому Намджуна татуированный парень не прилагал особых усилий, чтобы дойти до него побыстрее. Он предпочитал наблюдать за тем, как медленно темнеет небо, испытывая некую тоску от того, что на нем совсем не видно звезд. Облака выглядели как кляксы на высохшем холсте, и это заставило его вздохнуть с сожалением. Впрочем, не только у него сейчас был сложный период Хотя они не хотели и не должны были, их настроения слились воедино, и вот Чимин уже шел домой. Последние несколько дней были трудными, но он старался быть как можно более позитивным, даже если это требовало огромной силы воли. Учитель танцев наблюдал за своими ногами, идущими по тротуару, и думал о стольких вещах, что у него разболелась голова. Его основные размышления были связаны с неким человеком, который, казалось, избегал его. Пак даже старался не думать о том, что это из-за того, что он сказал то, что чувствовал, но он знал, что это так. Он знал, что напугал Чонгука. Но Чимин не мог об этом жалеть. Ведь он был честен. Он говорил то, что долгое время держал в себе и в своих оригами, и, ох, что плохого в том, чтобы открыться? Так или иначе, это должно было случиться. И то, что он сделал это именно тогда, когда почувствовал себя готовым и счастливым, действительно было важно. Это было необходимо для него, и это имело значение. Но он не станет врать, если кто-то спросит его, скучает ли он по Чонгуку, потому что скучает. У них образовалась рутина: они обменивались сообщениями, встречались, проводили время вместе, даже если не говорили ни о чем важном и не прикасались друг к другу. Чимин привык получать от Чона сообщения, видеть его, брать с собой на работу. В итоге он стал частью его жизни и вдруг исчез, вот так просто. Чимин понимал, что его избегают, но не знал, что делать дальше. Он подумывал о том, чтобы поговорить с младшим, но если тот не отвечает на его сообщения, то как он может это сделать? Он не знал, где тот сейчас живет, ведь после концерта он перестал выходить с ним на связь. В этот момент Чимин надеялся найти Чонгука где-нибудь. И как немая просьба, сложенная в причудливое оригами, он оказался там, под звездами, которые упрямо прятали облака. Шаги старшего замедлились, как только он заметил приближающиеся к нему потрёпанные кроссовки. Его глаза так медленно скользнули по образу татуированного парня, что ему даже показалось, будто это видение. Будто его нет на самом деле. Это действительно был он? — Гук? Вокалист остановился, услышав его. Сладкий голос Чимина донесся до его ушей и заставил осознать, где он находится и с кем. Но он не был готов к этому, еще не готов. Он посмотрел ему в глаза, и его сердце забилось чуть сильнее. — Я. Это все, что ему удалось ответить, и он увидел, что Чимин невольно улыбнулся, услышав его голос. Боже, сколько недель прошло. Они казались такими длинными. — Как… ты? — спросил Чимин, его голос слегка дрожал от неожиданности. — Ты не отвечал на мои сообщения… Татуированный парень, как оказалось, не знал, что ответить. Он не хотел обидеть старшего, но в то же время не знал, как заговорить об этом, не обнадеживая его. Но Пак не удержался и подошел ближе, коснувшись ледяными кончиками пальцев, покрытых испариной. Ему нужно было установить контакт с ним, нужно было почувствовать тепло Чонгука в своих руках. Он поднялся на носочки и приблизился к его лицу, инстинктивно смыкая их губы, а затем снова отстраняясь и глубоко вздыхая. — Чимин, я… Чон почувствовал, как его глаза снова наполняются влагой. Как и тогда, когда он был с отцом. Его глаза горели, и он не знал, что делать. Не задумываясь, он снова притянул к себе маленькое тело, спрятав лицо в его плече, чтобы Чимин не увидел его таким хрупким. По крайней мере, он хотя бы знал, почему был таким, почему чувствовал себя таким уязвимым и ранимым. Он крепко обнял его, вдыхая восхитительный аромат мягких волос Чимина, и слегка коснулся его ладони, чтобы вспомнить, каково это — прикасаться к нему. И хотя в мыслях Чимина это не было расставанием, в сердце Чона это было мучительным прощанием. — Мне нужно идти. Прости, хён. Он сделал два шага назад, и растерянное выражение лица Чимина только усилило его грусть и боль. — Что происходит, Чонгук? — спросил он тихо, с грустью. — Почему ты избегаешь меня? — Мое существование искажает Вселенную, — ответил он, не задумываясь. — Я все порчу. Вселенная наверняка ненавидит меня. В его голове смешивались мысли, фразы, целые предложения, которые дополняли друг друга. Чонгук тоже был растерян, встревожен и опечален. Он не был уверен в том, что хочет сказать, но ему нужно было, чтобы Чимин держался подальше. Он не хотел ранить его этими неопределенными чувствами внутри себя. Он не хотел обнадеживать его, когда сам являлся ренегатом. — Если бы ты не был нужен Вселенной, тебя бы здесь не было, Чонгук, — только и ответил Чимин. Его прекрасные глаза были такими влажными в тот вечер. — Вселенной я не нужен, — он внимательно смотрел на старшего, и ему было больно видеть его таким подавленным. А Чимину было больно видеть, как далеко они друг от друга. — Но ты нужен мне. И хотя Чонгуку было больно в тот момент, это был единственный выход, который он видел. — Очень жаль разочаровывать тебя, Чимин. Ведь Чимин действительно верил, что Чонгук все-таки будет рядом. Даже зная, что эти ожидания и надежды могут ввергнуть его в пучину разочарований и страданий, Чимин был не против дать судьбе преимущество. Он не возражал против того, чтобы возлагать слишком большие надежды на тех, на кого, по идее, не следовало. Потому что он верил, что Чонгук будет рядом, несмотря ни на что. Но это была ложь. Планеты сходятся, но потом расходятся и движутся по своим орбитам бесконечно долго. И Чимин, как Венера, верил, что Марс будет рядом с ним вечно. Но «вечность» оказалась слишком длинной даже для таких звезд, как они.