Процент уязвимости

      Прошла неделя, а я так и не решился позвонить, хотя каждое утро смотрел на бумажку с выведенными на ней идеальным почерком цифрами, аккуратно хранил записку в любимом рюкзаке и никому не показывал. Всё думал, как бы это лучше сделать, чтобы он не сбросил меня в первую секунду. А что, если он уже меня заблокировал? Или вообще дал не свой номер?       Обдумывая этот вопрос, я внимательно наблюдал за преподавателем в школе. Больше всего мне нравилось делать это в столовой, потому что там ещё и поесть можно. Поэтому обычно я садился в углу, недалеко от учительских столов, и жуя сосиску в тесте, которая обычно вызывала у меня море восторгов, сосредоточенно изображал полное безразличие к беседе сотрудников между собой. К сожалению, Никита обычно молчал или обсуждал темы не столько связанные с учебой, а уж тем более со мной, сколько с мигренями моей классной руководительницы и очередью к врачу нашей буфетчицы.       А на уроках всё шло своим чередом, я напрягал все свои мозги, чтобы писать прописью, а остальные учились мозгом пользоваться. С преподавателем я почти не разговаривал, а на двух индивидуальных сидел тихо, чтобы не рассердить его ещё сильнее. Мы, кажется, одновременно пытались делать вид, что всё нормально.       Один раз у нас даже получился разговор. Мой Михалыч рассказывал, как получил образование преподавателя по русскому и литературе, а теперь получает второе высшее заочно — хочет построить карьеру в IT. Ещё я узнал, что сам он из Москвы, а сюда приехал к матери, которая почему-то решила на старости лет вернуться на малую родину, то есть в эту дыру. Я хотел было засыпать его вопросами о жизни в главном мегаполисе, но мне было велено продолжать читать вслух сборник рассказов для начальных классов.       Я бы мог назвать свою жизнь после появления «любовного гробика» куда лучше, если бы не приходилось продолжать скакать на хуях за деньги. Так что я успел обслужить сторожа с завода, и это совершенно отвратительно, потому что ему было лет шестьдесят, и в конце он затирал мне что-то про коммунизм, а ещё был какой-то несчастный женатик, мужик с лысиной и какой-то зек. Короче, неделя была тяжёлая, но зато в пятницу я встретил странного мужика на джипе. Вот это был кадр.       Огроменный, серьёзный дядька в высоченном авто. Я думал, мафия какая-то или любитель пожестить. А он ещё и лысый, и в костюме. Я думал, щас изнасилует меня или что ещё хуже, не заплатит, а он сунул мне десять косарей и попросил дать ему вылизать мои ноги. Господи, да за такие деньги я бы ему печень свою достал, чтобы он её всю обсосал! Не, конечно, поначалу было странно, щекотно, а потом даже как-то понравилось, только я всё время держался, чтобы не заржать. Но я такого никогда не видел! Он даже не дрочил, просто взял мою ногу и стал сосать пальцы. Я слышал, что такое с женщинами проделывают, но мои-то волосатые ходули ему зачем? А впрочем, это не моего ума дело. Человек заплатил, человек, в конце-то концов, старался, а я тут ему со своим ханжеством ярлыки вешаю, не по-божески это как-то.       А в субботу я стоял у лесополосы на крохотной остановке и ждал свою развалюху с номером «1», которая должна была отвезти меня в нормальный магазин. Кругом лес и только, воздух чистый, у самого настроение лучше некуда.       — Работаешь сегодня? — окликнули меня, пока я грыз яблоко.       Я обернулся, сзади оказался толстый, но всё же крепкий мужичок кавказского вида, которого я уже знал. Мы трахались где-то полгода назад, когда от него ушла жена, и наше свидание началось с невероятно странной фразы: «Лезь в машину, ты так на мою Гальку похож». Ну, похож, так похож, я то Галю не видел, может, реально, одно лицо. Но это было тогда, а сегодня я хотел просто побыть один и, желательно, без членов в заднице.       — Не, извините, в шаббат не работаю, — быстро пояснил я и снова уставился на дорогу, пытаясь разглядеть номер проезжающего мимо автобуса.       — Ты жид что ли? — выпучил глаза он.       Я посмотрел на него с максимальным осуждением:       — Я не еврей, я придерживаюсь нормированного графика.       И тут я подумал, что так-то, если я собираюсь в город, то можно попросить его подбросить и заодно за полчаса заработать хороших денег. А в городе рынок, куплю ящик клубники и буду гулять. Я куснул яблоко и, немного пожевав, озвучил своё решение:       — За тройную цену можно и в свящённый день хуйца соснуть, — я снова укусил фрукт и игриво подмигнул. — А всё остальное не в этот раз: я не готовился.       — А, да, конечно! Вы с моей Любкой, как две капли воды! — восторженно воскликнул он.       Любкой? У него там гарем что ли? Ну, если эта женщина делает его таким щедрым, то, может, она святая. В любом случае, сейчас Любочка с ленточкой в косе будет «Liebe,  liebe, amore, amore» по полной программе.       — Кстати, там, если дальше поехать, будет хорошее место. Ты же на машине?       Дяденька кивнул мне на старую тачку времён совка, и я быстро запрыгнул на переднее сидение.       Внутри пахло самым отвратительным ароматом для машин, который я когда-либо встречал. Я злобно глянул на маленькую бутылочку, висящую на зеркале, меня затошнило от такого зловония, но работу никто не отменял. Я перевёл взгляд на водителя, тот уже уверенно крутил баранку, ехали мы достаточно быстро, понял, что надо заканчивать скорее, чтобы больше времени осталось на нормальную жизнь. Поэтому, решительно положил руку ему на бедро и погладил, хотел было сразу на ширинку, но пивное пузо не позволяло.       — Ох, как ты резво, — усмехнулся водила.       Я надел маску азарта и спросил:       — Тебе нравится? Ты хочешь меня?       — Сейчас остановимся, и я поимею тебя хорошенько. Стонать будешь подо мной, как похотливая сука.       Я провёл рукой по грязным брюкам сначала к колену, а затем обратно. Ответ ясно читался на довольном лице мужика, поэтому другой рукой я потянулся к рюкзаку, брошенному под бардачок. Но он никак не хотел открываться, молнию что-то защемило, я выругался про себя и полез вниз, нагнувшись, и принялся бороться с застежкой обоими руками. Дело шло плохо, и я совсем согнулся.       Вдруг послышался скрип шин, меня резко отбросило назад, я со всей силы влетел головой в ящик бардачка, а сзади послышался ор:       — Что за хуйн...?! — последнее заглушил ревущий сигнал машины.       Я не успел даже предположить, что произошло, как мы врезались во что-то, я вылетел на сидение, в глазах потемнело, я только слышал, как бьётся стекло и трескается металл на капоте. Дальше, всё погрузилось в темноту и затихло.       Стало почему-то очень жарко. Я стоял в лифте, который поднимался в неизвестном направлении. Голова раскалывалась, сердце колотилось как сумасшедшее.       Механический голос из ниоткуда объявил:       — Вы поднялись на небеса, пожалуйста, напрягите мозги.       Я понял, что пришёл мой час, и сейчас Господь накажет меня за прелюбодейство, чревоугодие, рукоблудие, ещё я в шесть лет жвачку у одноклассницы украл. Я увидел, как меня варят в кипящей смоле и сглотнул. Решил, что лучшая защита — это нападение, и нужно будет предъявить этому министерству святости за дислексию и отстойных родителей. Тут дверь открылась, я шагнул из лифта в пустоту. На стуле в полностью белой комнате сидела моя классная и целилась в меня из ружья.       — Вы это зря, я вот всегда знал, что Бог — это женщина, а вы говорите, что у меня с логикой проблемы, — обиженно потянул я, и зажмурился, готовясь окончательно умереть.       Бабка тут же отложила оружие, встала со своего места, указала пальцем на лифт, и заорала во всё горло:       — Выйди и зайди нормально, идиот!       Очнулся я уже на улице, снова под соснами. Лёжа на какой-то тряпке, а может, матрасе, я не понял. Все кружилось, голова трещала, по всему телу дикая боль, а самая сильная чувствовалась в ногах. Хорошая новость была в том, что я их вполне себе ощущал, а значит, позвоночник сломан не был. Первой мыслью стало то, что это из-за шаббата, великий Господь иудеев сжалился надо мной, неверным.       — Этот очнулся! — крикнул кто-то на непонятном расстоянии от меня.       Ко мне подбежал медбрат в форме сотрудника скорой помощи. Коротко стриженный, круглолицый. Стал светить мне ручным фонариком в глаза, я хотел спросить, что вообще произошло, но сил не было даже приподняться, так как любое движение кистью отзывалось болью во всём теле.       — Ты имя своё помнишь? — донеслось до меня эхом.       Говорить всё-таки пришлось:       — Владимирович, тьфу, то есть Илья Владимирович, — простонал я и не узнал собственный голос.       Парень глянул на коллегу, который тоже подошёл ко мне и встал над головой.       — О, этот Эйнштейн даже отчество своё помнит! А у того мозги всмятку! Ладно, бери и тащи в машину, — скомандовал врач, и меня тут же подняли, взяв носилки с двух сторон.       С высоты метра я заметил смятый капот синего авто, в лобовое стекло которого влетел здоровенный лось. Туша сползла на асфальт, а голова была в салоне, рога торчали из бокового переднего окна, а вторая ветвь очень глубоко вошла в грудь водителя. Лицо я не рассмотрел, от сильнейшего головокружения, и, наверное, оно и к лучшему.       Вокруг уже были две полицейские машины, толстые дядьки в синем ходили по кругу, будто водя хоровод.       — Он умер?! — я попытался подскочить со своего места, но тут же заскулил от боли.       — Да лежи ты! Это отец твой? — строго спросил меня врач, загрузив в скорую.       — Этот? Мой батя? Прикалываетесь? Я сосал ему просто, хотел в город поехать, за земляникой, а тут этот султан Сулейман со своим гаремом! Говорит, что мы с его женой почти близнецы, пришлось работать в шаббат, — пробормотал я, у меня из глаз потекли слёзы, от ужаса я сам не понимал, что несу. А ещё было всё так же чертовски больно.       — Вот это накрыло, ты посмотри, как бредит! Тащи успокоительное, — снова приказал медик.       — Так он умер?! — не унимался я.       — Мужику рога точно в грудную клетку вошли, там без шансов.       — Да какой мужик?! Я про лося! С лосём что?! Вы куда поехали?! А если у него тут лосёнок ходит, вы хоть понимаете, как это сложно, без предков жить?! — надрывал голосовые связки я. После этого меня вдруг накрыла резкая слабость, и я снова вырубился.