Подарок

Даже несмотря на то, что в ней сейчас находился член другого мужчины, Люциус выглядел абсолютно невозмутимым. И в глубине души Гермионе хотелось, чтобы это было не так. Этот мужчина был страшным собственником во всем, что касалось практически всех аспектов ее жизни: он держал ее душу и тело в ежовых рукавицах для собственного удовольствия, но когда член Северуса проник в нее и заставил стонать, Люциус и бровью не повел. Возможно, причиной было то, что Гермиона не отрывала взгляда от Люциуса, даже когда Северус трахал ее до умопомрачения. Малфой раздевался мучительно медленно. И это раздражало бы, если бы он ни был таким великолепным, роняя на пол один за другим предметы одежды с грацией царя зверей. Он был в своем праве. И всё здесь подчинялось ему. Спешки не было, потому что он так решил. Люциус знал, что Гермиона за ним наблюдала. Он перевел на нее взгляд своих холодных голубых глаз, поймав ее взгляд, и отметил, как она раскраснелась и время от времени облизывает губы. С порочной улыбкой он подцепил последний предмет своей одежды, черные шелковые боксеры, и медленно потянул вниз по бедрам, откуда они упали сами. Член выпрыгнул из своего шелкового плена и указал прямо на Гермиону. Во взгляде Малфоя, направленном на нее, легкое веселье сменилось порочностью, что заставило Гермиону сглотнуть. Ей захотелось отпрянуть, но бежать было некуда. Он скользнул рукой ей в волосы и за них потянул ее голову к себе, заставив Северуса тоже сместиться вслед за ней. Люциус передвинулся вперед и небрежно прислонился к столу со скрещенными на груди руками, так что лицо Гермионы оказалось всего в нескольких дюймах от его члена. Он взял ее запястья и положил себе на бедра так, чтобы в поле ее зрения больше ничего не было, кроме него. Люциус был высоким и подтянутым, и от всей его фигуры сквозила такая надменность, что Гермионе тут же захотелось напрыгнуть на него и… попрыгать на нем. – У тебя такое лицо из-за члена, который таранит тебя, или потому что ты смотришь на меня? Гермиона даже не заметила, как открыла рот, любуясь им. Она раскраснелась, а волосы и грудь раскачивались при каждом мощном толчке бедер Северуса, отчего из ее груди вырывались вздохи и тихие стоны. Всё это было слишком для нее. Люциус, который выглядел аристократом даже без одежды – словно идеально высеченная из камня скульптура работы Бернини. Северус, который сводил с ума своей холодной презрительностью, что заставляла ее смазку течь по бедрам, когда он овладевал ее телом на глазах у мужчины, который действительно владел им. На лице Гермионы отразилось блаженство, и она снова застонала. То, как ее губы раскрылись, чтобы издать звук, заставило Люциуса нежно приподнять ее подбородок и потянуть ее вперед, чтобы приоткрытый рот коснулся кончика члена, уже мокрого от предэякулята. – Покажи мне, моя дорогая. Покажи, как сильно ты меня любишь. По спине Гермионы прошла дрожь. Боже, ей не хватило бы целой вечности, чтобы показать, как сильно она его любит, но она могла хотя бы попытаться. Она открыла рот пошире, обхватив гладкую головку, которая уже была настолько большой, что, казалось, заполнила весь рот. Она слегка пососала и обвела языком кончик, чтобы собрать предэякулят. А затем снова пососала, одновременно пытаясь вобрать его в рот, и ощутила дрожь тела Люциуса. Его тихий вздох заставил ее колени подогнуться. Она услышала, как застонал Северус, когда она сжала влагалищем его член, жадно ловя звуки, что они оба издавали. Ей самой было стыдно от собственного рвения, с которым она лизала и посасывала, качнув вперед головой, чтобы вобрать член еще глубже. И еще. И еще, пока она не прижалась губами к лобку, а глаза не наполнились слезами. И все же ей было этого мало. Онемение губ было сродни катарсису, из которого ее мог вывести только рвотный позыв, вызванный тем, что она прижалась к Люциусу всем телом. Тот поспешно отстранился, коснувшись ее лба и оттолкнув ее назад, а затем своими длинными пальцами обхватил основание члена и медленно погладил влажный ствол. – Какая же ты ненасытная, девочка, – прошипел он. Гермиона облизала губы, наблюдая, как он ласкает член долгими плавными движениями. Он жестоко дразнил ее, положив руку на головку и обнажив ее, пока та была прижата к нижней губе Гермионы – так, чтобы ощутить, но не вобрать в рот. Она охнула, когда Северус отстранился. Внутри осталась пустота, жаждущая наполненности. – Какая же жадная маленькая шлюшка. Иди сюда, я дам тебе кое-что, чтобы занять твой голодный ротик, – Люциус скользнул пальцами ей в волосы, другой рукой приподняв член. Ее голова закружилась от его аромата, а он ткнул ее лицом в яйца. – Вылизывай. Гермиону не нужно было просить дважды. Она непроизвольно открыла рот и облизала сморщенную кожу, отчего во рту скопилась слюна. Она пососала каждое яичко с благоговением и благодарностью за то, что он позволил поласкать его вот так. Она скользнула взглядом по его бледному телу наверх, к источнику удовлетворенных стонов, и увидела его – своего папочку. Люциус откинул голову назад, одна его рука собственнически вцепилась ей в волосы, а другой он водил по члену вверх-вниз. – М-м! – воскликнула она с полным ртом, когда Северус вонзился в нее с такой силой, что все перед глазами поплыло. Ее стон вырвал Люциуса из блаженного ступора, и он встретился с ней взглядом, вероятно, чтобы проверить, как она справляется с ласками губами и языком его напряженной мошонки, которая так восхитительно пахла им, что Гермионе хотелось навсегда запечатлеть этот аромат у себя в памяти. И не меньше она обрадовалась, когда Люциус засунул член обратно ей в рот – так глубоко, насколько она смогла взять, – не обращая внимания на кашель, рвотные позывы и слезы, которые вдруг навернулись ей на глаза. – Ты этого хотела? – прорычал Люциус, встретившись взглядом с ее полными слез глазами, и член дернулся у нее во рту. – Ты хотела быть ненасытной, девочка? Тогда работай. Его слова проникли глубоко в душу Гермионы, задевая ее самую суть – потребность угождать и впечатлять. Она действительно была полна решимости продемонстрировать Люциусу, как старательно ей хотелось поработать для него, но вдруг ощутила, как ее с силой потянули за волосы, заставив откинуть голову назад и выгнуться. Гермиона нахмурилась, и тихий стон разочарования вырвался из ее теперь уже пустого рта. Пустого, потому что там больше не было члена Люциуса. Пустого, потому что она больше не могла ублажать и вкушать его. Его член оставался в поле ее зрения, и она почти ощущала на губах капельку предэякулята, которая блестела там для нее. Гермиона открыла рот в попытке дотянуться, высунула язык и подалась вперед, чтобы слизать ее. Черт возьми, Северус Снейп был просто невыносим! Он завладел ее волосами и тянул всякий раз, как она пыталась добраться до Люциуса, но, с другой стороны, он вытворял с ней своим членом нечто такое, отчего все ее тело напрягалось и стоны срывались с губ. – Сосредоточься, девочка! – рявкнул Снейп, снова безжалостно толкаясь в нее, что повлекло за собой еще один беспомощный стон. Кто он такой, чтобы приказывать ей? Наверняка ее папочке было что сказать по этому поводу. Она скользнула взглядом по восхитительному члену, который, казалось, насмешливо смотрел на нее в ответ, затем выше по идеальному телу к губам Люциуса. Внутри всё полыхнуло огнем, когда она увидела, что он улыбается, глядя на нее, – нет, ухмыляется. Он совершенно не злился на то, что Северус помешал ей исполнить его желание. Он… забавлялся? Она почувствовала, как вспыхнуло лицо и вскипела кровь. Ей явно суждено было провалить это очередное испытание. Она так старалась отсосать ему, наклоняясь вперед и натягивая собственные волосы, как собака на поводке, высунув язык, как похотливая идиотка, отчаянно желающая что-то ему доказать, а он… Пусть уж тогда Снейп творит, что ему вздумается. И, о боже, Снейп творил именно то, что ему хотелось. Гермиона содрогнулась всем телом от очередного мощного толчка. Член задел точку G, которую Снейп, казалось, мог отыскать без проблем, когда ему это было нужно. Стоило отдать ему должное, опыта ему было не занимать. Опыта и желания изучать ее тело, ловить все малейшие сигналы удовольствия и боли и использовать их так, как заблагорассудится. И она, черт возьми, заслужила это, раз вздумала играть в игры с бывшими Пожирателями смерти. Однако выступивший пот, затвердевшие соски и влага, стекающая по внутренней стороне ее бедер, были неплохой компенсацией за поступки этих самых Пожирателей. Гермиона напряглась всем телом, внезапно ощутив, как палец – или два? – провел длинную линию между ее ягодицами и небрежно надавил на маленькое запретное отверстие. Которое оставалось почти нетронутым, если не считать пальцев и игрушек, которыми папочка подготавливал ее для себя. Тем не менее оно было не совсем готово для использования, особенно таким неприятным человеком. – Ох! – звуки, что она издавала, были искаженными из-за члена Люциуса, который снова заполнил ее рот, одновременно успокоив и возбудив ее. – Прими его, девочка, – прорычал Северус, медленно, но настойчиво проникая внутрь пальцем. От этих ощущений она сжала бедра и подалась вперед. Однако это не остановило Снейпа, продолжившего неспешно трахать ее членом. Его низкий рык затопил ее затуманенный разум, а влагалище сжало ствол. Гермиона быстро привыкла к этим ощущениям. Несмотря на ее безмолвные протесты, эффект не заставил себя ждать. Палец Северуса легко скользил в узком отверстии, и от этого жар волнами разливался по коже. Он отстранился, чтобы раздвинуть ее ягодицы. Медленные толчки члена сопровождались теперь его откровенным взглядом, наблюдающим, как он растягивает и раскрывает розовое отверстие ануса, которое явно считал своим. Гермиона выгнула спину, выдавая свое желание большего, и услышала его одобрительное шипение. Он послушался, вонзив палец внутрь и заставляя ее преодолевать дискофорт от вторжения и растягивания. Жестокий, бесячий, гениальный Северус отстранился и толкнулся внутрь снова, идеально подгадав момент. У Гермионы потемнело в глазах. Она забыла, что у нее во рту был член. Забыла, что собиралась воспротивиться этому внезапному вторжению. Забыла даже собственное имя – ведь каждый толчок сопровождался дополнительным удовольствием, которое расцветало между ног, рикошетом разносясь по всему телу, как электрические разряды, превращающие ее в обезумевшую смесь желания и жажды. – Тебе нравится, дорогая? Когда все дырочки заполнены? – М-м-м, – ответом Люциусу был нечленораздельный стон, окутавший его член. Хотя ответа, на самом деле, и не требовалось: Северус снова проделал это с ней – задел то самое место, – и ее глаза закатились к затылку. В очередной раз подавившись членом, Гермиона содрогнулась всем телом, и Люциус отстранился. Из ее рта к скользкому члену потянулись ниточки слюны. – Ну так что? Нравится? – Да… Па… Да… Папочка, черт-черт! Она вздрогнула всем телом, по которому прошли одновременно горячая и холодная волна, вывернувшие мышцы. – Черт? Гермиона задыхалась. Всем своим существом задыхалась, будучи в заложницах у члена Северуса и его пальца, который восхитительно приятно двигался в заднем проходе. – Прошу прощения, малышка, ты только что выругалась? Теперь по ее телу прошла холодная дрожь, и глаза распахнулись, чтобы взглянуть на невероятное тело Люциуса, идеальное – черт – потрясающий пресс – боже, каким же прекрасным он был. – Посмотри на меня. Посмотри на меня, девочка! Ее взгляд скользнул наверх, к идеальным чертам лица. Однако он был… он был… расстроен? – Ты снова выругалась? Ей в задницу проник еще один палец. И еще один глубокий толчок члена Северуса пришелся на точку G. – Прости… о-о… черт возьми! Слова сорвались с губ, и глаза Гермионы открылись. Это была непроизвольная физическая реакция на удовольствие, что заставлял ее испытывать Северус. Лед потек по ее венам, когда позади себя она услышала искренний смех и увидела суровый взгляд Люциуса, устремленный на нее. Он стиснул зубы и искривил губы в очень неодобрительной усмешке. Люциус схватил ее за подбородок. Последнее, что Гермиона увидела, было выражение крайнего неудовольствия у него на лице, а затем перед глазами замелькали звезды, когда он дал ей пощечину, оставив вспышку жара на щеке. Оглушительный звук шлепка зазвенел в ушах, а боль накатила жгучими волнами, превратившись в смущение где-то глубоко в душе. Хотя удар не должен был причинить ей настоящей боли, тот факт, что папочке пришлось предпринять мгновенные меры, чтобы наказать ее за ужасное поведение, заставило Гермиону устыдиться. И было неважно даже то, что стыд разросся, подобно лесному пожару, воспламенив влагалище. Боже – она едва не застонала. – Хочешь получить еще одну? Черт, зачем он вообще спрашивает? – Да, пожалуйста. Еще один удар пришелся по второй щеке. Слезы стыда навернулись на глаза, когда Люциус покачал головой, глядя на нее. Стон, раздавшийся сзади, был явным подтверждением того, что она жадно приподняла бедра для Северуса: пощечины Люциуса вызвали в ней новую волну возбуждения, чего она никак не ожидала. – Как тебе не стыдно. Моя милая идеально вышколенная девочка ругается как обычная шлюшка. Это глубоко ранит меня, моя дорогая. – Она не может держать язык за зубами, – вмешался Северус. Его слова были отрывистыми, а голос звучал ниже из-за возбуждения. Гермионе захотелось повернуться и сказать ему, чтобы он заткнулся, но новое движение его бедер заставило ее позабыть всё на свете. – Ты прав, Северус. Сколько пальцев сейчас внутри нее? – Два, – ответил Снейп, особенно сильно и неприятно проталкивая их внутрь. – Добавь третий. – Третий? – вырвалось у Гермионы больше как стон, чем как протест, но взгляд, которым одарил ее Люциус, был таким, словно она только что оскорбила его мать. – Ты хочешь четвертый, девочка? Мне не нужны твои комментарии. Милостивый боже, ты неисправима! Гермиона резко вскрикнула, когда добавился еще один палец. Это было бы почти терпимо, если бы он дал ей достаточно времени, но, конечно же, Северус его ей не дал. Вместо этого он продолжил с силой трахать ее так, что яйца шлепались о промежность и ощущения от еще одного пальца слились со всеми остальными ощущениями. – И все же, если подумать, полагаю, что не смогу долго терпеть твое отвратительное поведение. Посмотри, из-за тебя у меня опадает член – да что же ты за шлюха такая? Люциус переглянулся с Северусом, и по молчаливому согласию Снейп вышел из нее. Гермиона едва не вскрикнула, потому что вышел он из нее не полностью: его пальцы остались глубоко внутри, продолжая двигаться в почти девственном отверстии. Теперь, без удовольствия, доставляемого членом, ощущения были иными, потому что нечему было больше смягчить дискомфорт. Она начала беспомощно извиваться, но ее заставили стоять неподвижно – Северус, положивший на нее руку, и Люциус, сжавший ее подбородок. – Тебе лучше следить за языком, ты поняла меня? Гермиона заскулила. Боль в заднице стала почти невыносимой. Она попыталась приподнять бедра и вывернуться, но безуспешно. – Если бы мы были одни, я повесил бы зажим на этот грязный язык, потащил бы тебя за него на четвереньках и вымыл бы твой рот с мылом, отвратительная девчонка. Гермиона посмотрела на Люциуса умоляющим взглядом, а Северус продолжил свою атаку на ее задницу. Клитор пульсировал от пылающего желания. – Попка болит? Бедная малышка. Но ты ведь заслуживаешь еще более жесткого наказания, не так ли? Ведешь себя подобным образом, и не когда-либо, а в день моего рождения – ну и ну. Раз ты не способна контролировать свой непослушный язычок, то больше он тебе принадлежать не будет. Ты станешь говорить только с разрешения, поняла? Больше ни звука, если я не позволю. – Да, па… Ай! Тяжелый обжигающий шлепок обрушился на ее задницу с такой силой, что Гермиона чуть не ткнулась лицом в пах Люциуса. – Благодарю, Северус. Прошу. Гермиона вскрикнула, когда член Снейпа вонзился в нее, набирая темп, словно в попытке наверстать упущенное. И ее анус внезапно перестал болеть. Вся боль и дискомфорт вдруг сменились возбуждением, которое подтолкнуло ее к эйфории. – Что я сказал, малышка? Говорить только с разрешения. Сначала ты должна спросить. Ты поняла? Гермиона едва могла уследить за его словами: ее тело горело от желания, которое сводило с ума. Она не знала, как Северус умудрился продержаться так долго, потому что сама она уже готова была взорваться от оргазма. – Ты поняла меня? Гермиона взглянула на Люциуса своими широко раскрытыми карими глазами. Ее губы задрожали, и она быстро втянула воздух, словно собираясь заговорить, но сдержалась. – Можешь ответить. – Да, я поняла, папочка. – Надеюсь на это. Выпяти сиськи, дорогая. Вот так… Он перекатил сосок между пальцами, ущипнув, чтобы вырвать у нее стон, от которого его поникший член сразу же ожил. Он продолжил сжимать и мять мягкую плоть ее грудей, перекатывая и оттягивая набухшие соски, чтобы ее крики и стоны снова возбудили его. – Очень хорошо. Теперь открой свой грязный ротик и покажи папочке, как его можно использовать получше. Ее уши заполнили звуки: порочная симфония мужских стонов, ее собственные сдавленные всхлипывания и резкие шлепки плоти о плоть. Ей было слышно собственное влагалище из-за влаги, покрывшей член Северуса. Дыхание потяжелело – у них обоих. Казалось, они оба намеренно окунулись с головой в удовольствие – в последний раз за ночь. А почему бы и нет? Они мастерски синхронизировали свои наказания и поддразнивания. Но теперь Гермиона сделала свой ход в этой игре, подталкивая их к кульминации минетом и сжимающимся влагалищем. И для нее это было сродни волшебству, тяжелому наркотику невероятного по силе действия, хоть ее вклад в это и был минимален. – Куда стоит кончить Северусу? – Люциус прервал непристойные звуки своим голосом, столь же греховным в своей хриплости. Гермиона нахмурилась. Его слова прозвучали для нее словно в отдалении из-за экстаза, в котором она находилась. – Можешь ответить, малышка. Люциус вытащил член из ее рта, позволив ей перевести дыхание и задуматься над ответом. – Какую часть твоего тела стоит пометить твоему бывшему преподавателю зельеварения? – Только не… Ах! Северус проделал свой трюк снова, вызвав огненные мурашки по коже. Гермиона, научившись на своих ошибках, прикусила нижнюю губу, чтобы охватившее ее удовольствие не привело ее к неприятностям. – Только не внутрь меня, пожалуйста, папочка, – сказала Гермиона, когда снова смогла доверять своим губам, которые покалывало от укуса и едва не сорвавшихся с них ругательств. – Не внутрь? Почему? – Люциус наклонил голову, медленно поглаживая член. Гермиона, как загипнотизированная, следила за ним взглядом. – Отвечай, девочка. – Эта дырочка ваша, сэр, – она подняла глаза как раз в тот момент, когда на лице Люциуса промелькнула смесь удовлетворения и гордости. Она заметила, что он едва не улыбнулся. – И куда же ему следует кончить, дорогая? Гермиона покачала головой: обдумывание технических тонкостей прямо сейчас было ей не по силам. – Ты не знаешь, – констатировал Люциус. – А куда же, по-твоему, стоит кончить мне? Их взгляды снова встретились. Гермиона намеренно посмотрела ему в глаза, прежде чем ответить, и от ее собственной неприкрытой искренности по лицу и груди разлился жар. – Куда тебе будет угодно, папочка. И от этого с его губ сорвался стон. И казалось, что этот стон был ее собственным, прорвавшимся сквозь вспышки удовольствия. Люциус погладил большим пальцем ее губы, проскользнув в рот, одновременно рукой нежно лаская ее щеку – ту самую, которую он наградил пощечиной за непослушание ранее, а теперь ласкал и нежил. Мысль о том, что она порадовала его, подтолкнула Гермиону ближе к кульминации, чем ей хотелось бы. – Открой ротик, моя сладкая, и высунь язык. Люциус сжал член в кулаке, водя головкой по ее языку и губам. Он толкнулся внутрь, притянув ее за волосы ближе, чтобы по-хозяйски трахнуть в рот. – Ты считаешь, что заслужила мою сперму? Ты была такой непослушной… Боже… Такой непокорной шлюшкой… – простонал он, и его слова кольнули ее своей жестокостью, при этом возбудив. Он трахал ее в рот, пока у нее не потекли слезы, а слюна покрыла подбородок, а затем, словно ее лицо было недостаточно мокрым, Люциус отстранился и шлепнул ее влажным членом. – Заслужила? Отвечай, девочка. Он смотрел на нее сверху вниз потемневшими глазами, и на его лице было написано такое неприкрытое вожделение, что Гермиона немедленно захотела доставить ему удовольствие. – Нет, сэр. – Не заслужила, не правда ли? Умоляй об этом, любимая. Попроси меня. Гермиона запрокинула голову и посмотрела на него широко раскрытыми глазами. – Пожалуйста, папочка. Я хочу твою сперму. – Просто хочешь? – Она нужна мне! Пожалуйста… Мерлин, ей действительно была она нужна. Желание к Люциусу пропитало ее до мозга костей и теперь рвалось наружу. Она непроизвольно приоткрывала рот всякий раз, когда не разговаривала, в безумном желании поймать всё, что он готов был дать ей. – Умоляй, шлюха. – Пожалуйста, она очень нужна мне… – Вот так, девочка. Вот… так… – простонал он, его потемневший взгляд не отрывался от ее губ, с которых срывались мольбы. – Пожалуйста, пожалуйста, папочка, пожа… Ох! Мужские пальцы вцепились в ее подбородок, впились в щеки и заставили губы приоткрыться. В этот же миг горячая сперма хлынула из члена и покрыла лицо Гермионы: губы, подбородок, щеки, а также Люциус слил немного в ее открытый рот на язык. От его сладостного вздоха у Гермионы побежали мурашки. – Очень… хорошо… – тяжело дыша, проговорил Люциус. – Ты выглядишь идеально, покрытая моим семенем. Можешь проглотить. Гермиона послушно сглотнула сперму, которая скопилась во рту. Внимательный взгляд Люциуса проследил за тем, как двигалось ее горло, а затем поднялся ко рту. Гермиона собрала языком остатки спермы, которые покрывали губы, словно косметический блеск. Она чувствовала, как горячая влага медленно остывает на щеках и стекает к шее. Два пальца провели по подбородку и поднялись ко рту. Люциус присел на корточки на уровень ее глаз и терпеливо, почти нежно стал кормить ее спермой, собирая остатки своего пролитого удовольствия и наблюдая, как Гермиона послушно посасывает его пальцы и глотает угощение. – Какая хорошая девочка. А теперь, дорогая, кончит Северус… Гермиона дернулась, ощутив, как Северус сместился позади нее, и пальцы, которые вбивались ей в зад, расслабились. Он вытащил их и заменил всего лишь одним, большим пальцем, как поняла Гермиона, раз другие впились ей в ягодицу. Снейп наклонился вперед. Она практически чувствовала жар его лица у себя на плечах. – …и есть одно очень важное правило, которое ты не должна нарушать. Гермиона едва не подпрыгнула, когда Снейп проник рукой ей между ног и внезапно надавил на клитор. – Тебе не разрешено кончать. Ласкающий по кругу ее клитор Северус надавил достаточно сильно, чтобы она подпрыгнула и вскрикнула – и в крике слышалось нечто между боязливым удовольствием и полным отчаянием. Черт, даже от такого давления она легко могла бы кончить. Ее тело было готово к оргазму. – Взгляни на меня, девочка, – прорычал Люциус. Он был всего в дюйме от ее лица. Его губы находились так близко, что она могла бы поцеловать его. Люциус медленно провел рукой по ее волосам, нежно задевая ногтями кожу головы и словно успокаивая внезапный зуд, который Гермиона не могла унять – ей было нельзя его унять! – Это очень важно. Ты слышишь меня? Твой оргазм не принадлежит ему. И он даже не твой. Он мой. И лучше тебе не кончать. Я буду очень и очень разочарован. Гермиона напряженно нахмурилась, скривив в агонии губы, по которым Люциус провел пальцем. Его прикосновение быстро сместилось на шею, а затем к груди, которую он нежно поласкал – неспешно, чувственно и с восхищением, что распалило ее еще больше. – Папочка, – слово сорвалось с губ мольбой, жалобным стоном, в котором читалось «пожалуйста», «черт бы это побрал» и «я больше не могу». Северус был неумолим. Его член надавил прямо на точку G, отчего у Гермионы подогнулись колени. Люциус схватил ее за плечи, и Снейп вцепился рукой ей в бедро, чтобы удержать на месте. Она не могла двинуться, и его член вбивался в нее, заставляя волны удовольствия накатывать все выше и выше, и ничто не могло их сдержать, кроме одной лишь силы воли – силы воли и Люциуса Малфоя. – Не смей! Посмотри на меня, девочка. Взгляд Гермионы был затуманенным, когда она подняла его, чтобы заглянуть ему в лицо. Его острые голубые глаза изучали ее открыто и искренне. – Кому ты принадлежишь? – прошептал он, и его горячее дыхание коснулось ее приоткрытого рта. – Тебе, папочка, – выдохнула Гермиона, проглотив стон, который рвался из груди. – Сдерживай его, моя дорогая. Сдерживайся ради меня. Ты ведь можешь, не так ли? Она не знала, но, видит бог, пыталась. Люциус коснулся губами ее губ, нежно, мягко и чувственно, и поцелуй соединил их с такой силой, что привязал ее тело и душу к нему. Гермиона напрягла мышцы, борясь с желанием кончить из-за Северуса, который сам вот-вот кончит. Она услышала внезапный вскрик сзади и ощутила, как он вышел из нее и излил горячий поток спермы ей на спину и задницу. Прикосновения Северуса исчезли с ее тела. Гермиона едва не разрыдалась от облегчения. А Люциус зарычал ей в губы. Грубо схватив ее за затылок, он проник языком ей в рот, и поцелуй перерос в нечто большее – не сексуальное, а первобытно-властное. Когда он отстранился, выражение его лица было торжествующим. – Хорошая девочка, – проворковал он ей в губы, а затем запечатлел на них еще один поцелуй. – Ты моя хорошая сладкая девочка. Я так горжусь тобой. Ей на глаза внезапно навернулись слезы. Это казалось глупостью, но от прилива эндорфинов и нежных слов Люциуса ей захотелось забыть о собственном оргазме, рухнуть к нему на колени и оказаться у него в объятиях, а он убаюкивал бы ее шепотом в волосы о том, как он горд ею. Он поцеловал ее в губы, и в тот же миг она ощутила, как Северус отстранился от нее окончательно – там, где он стоял, теперь был холод пустого пространства. Глаза Люциуса сверкнули. – Два, – сказал он. Гермиона едва успела бросить на него непонимающий взгляд, как послышался внезапный свист, и на заднице вспыхнула огненная полоса. Она вздрогнула всем телом от неожиданного удара тростью. Это настолько ошеломило ее, что у нее перехватило дыхание, и она не смогла закричать, чтобы выпустить боль. Ее взгляд метнулся к Люциусу в отчаянном стремлении понять, а он тем временем все также нежно ласкал ее лицо и шею. – Ш-ш-ш, всего лишь еще один, милая. Второй удар оказался гораздо больнее первого, от него из горла вырвался резкий вскрик. Боль распространилась повсюду и опалила не только плоть, но и кости, и все остальное. Пылающее в ней неудовлетворенное удовольствие оказалось топливом для этого пламени, усилив дискомфорт и боль и заставив Гермиону подавиться рыданиями. – Вот и всё, моя сладкая. Мы закончили. Гермиона не знала, как на это реагировать – прийти в замешательство? В ярость? Погрузиться в полное подчинение? Она думала, что была умницей! – Можешь стереть это выражение со своего лица, моя милая. Ты дважды заговорила без разрешения. Учитывая то, что ты приняла наказание и потом хорошо себя вела, теперь я позволю тебе говорить свободно. Люциус скользнул рукой ей в волосы и потянул ее наверх. Гермиона почувствовала, как подсыхающая сперма Снейпа стекает по спине и по все еще саднящим ягодицам, а ее голова кружится от эндорфинов. Ноги едва слушались, когда она повернулась и попыталась сделать шаг туда, куда ее вел Люциус. Затуманенным взглядом она заметила Северуса на диване. Он сидел, раздвинув ноги, его грудь тяжело вздымалась, а под волосками на груди блестели капельки пота. Гермиона замерла, когда он поднял свои темные глаза, и их взгляды встретились. Он был таким – господи, это нельзя было отрицать, – привлекательным. Его яйца были пусты – опустошены на ее тело – опавший член лежал, прижавшись к бедру, и все еще блестел от ее смазки. Снейп облизал пересохшие от тяжелого дыхания губы, увлажняя их, и молча проследил взглядом исподлобья, как Гермиона медленно направилась в центр комнаты. Люциус был нежен с ней. Мягко взяв ее за локоть, он усадил ее на большой сундук, где она лежала ранее. Прошептав очищающее заклинание, он убрал сперму с ее тела, прежде чем уложить. Гермиона была рада ощутить холодок магии, пробежавший по спине. Закрыв глаза, она растворилась в окутавшей ее тишине. Она почувствовала, как Люциус надавил ладонями на ее колени, разводя ноги в стороны. Она открылась перед ним. У нее не осталось сил бороться: все тело саднило и пульсировала в такт сердцебиению. – Этой хорошенькой киске пришлось сегодня немало вытерпеть, не так ли? – пробормотал Люциус у нее между ног. Он осыпал поцелуями внутреннюю поверхность ее бедер, оставляя теплые поцелуи на коже и медленно продвигаясь к промежности. Гермиона откинула голову, тяжело дыша от его слов и нежных поцелуев. – Какая сладкая девочка… такая восхитительно сладкая… – Люциус поцеловал ее мокрые половые губы, и по телу Гермионы прошла волна тепла. – Сладкая киска. Наверное, ты хочешь получить свой оргазм, не так ли, милая? Гермиона вздохнула в ответ. Слова были бы бесполезны, поскольку вожделение туманило голову. Она охнула, когда что-то потянуло ее за сосок. Оно было горячим, скользким и невероятно приятным, потому что мягкое посасывание успокоило саднящую кожу. Приподняв отяжелевшие веки, она обнаружила губы Северуса, нежно ласкающие ее. Ее тело непроизвольно приподнялось ему навстречу, подставляясь его прикосновениям. – О! – вскрик сорвался с ее губ, когда Люциус провел языком по складочкам плоти, нежно раздвигая их и собирая влагу, что там скопилась. Все ее тело было словно наэлектризовано от их ласк, и удовольствие пронзило ее, как молния, ударившая в воду – шипя, искрясь и заставляя поджиматься пальцы на ногах. Мужские пальцы нежно ущипнули ее подбородок и повернули ее голову так, чтобы губы коснулись губ Северуса. Боже мой, этот мужчина трахнул ее. Северус Снейп трахнул ее, измучил ее и заставил ее тело жаждать его, а теперь он целовал ее с такой нежностью. То, как его прикосновения действовали на него, его аромат, он сам – всё это сводило с ума. – Настоящее, – он коснулся губами ее губ, – совершенство. Разомкнув губы, Гермиона застонала ему в рот, а внутри разгорался разожженный им огонь. Он оттянул и пососал ее нижнюю губу, а затем коснулся языком ее языка, лакая словно мед. Чуть ниже Люциус тоже целовал ее губы, посасывал клитор и сжимал рукой внутреннюю поверхность ее бедра, которая напрягалась и расслаблялась от его манипуляций. Она едва протестующе не застонала, когда он отстранился, оставив ее сгорать от желания, но пальцы Северуса коснулись ее груди, покрутив и оттянув сосок. Его глаза под полуприкрытыми веками потемнели, когда он наклонился к ней, упиваясь вскриком боли, коснувшимся его губ. – Не могу дождаться, чтобы испробовать тебя на вкус, – прошептал он, еще раз целуя ее приоткрытый рот. – А теперь, дорогая… Гермиона подняла глаза вверх к Люциусу, нависшему по другую сторону, не сводя с нее глаз. Ее щеки порозовели от того, что он застал ее за тем, как она растворилась в поцелуях и нежности Северуса. – Пришла пора выбрать последнюю игрушку. Гермиона устало приподнялась на локтях, ее глаза расширились, а губы внезапно растянулись в улыбке. Ей редко доводилось выбирать самой. Наверное, необходимость так долго сдерживать оргазм все же стоила того. Но улыбка так же быстро исчезла с ее лица, как и появилась, когда она увидела коробку. Черную коробку. Плохую коробку. – Нет. Нет, Люциус, я больше не могу. Малфой поднял бровь. Гермиона услышала, как осуждающе цыкнул Северус справа. – Люциус? – Папочка, – поправилась Гермиона. – Пожалуйста, у меня всё болит, – тон ее голоса был резким и звучал твердо. Ее заднице и так уже досталось больше, чем ожидалось, и от мысли об еще одной игрушке, которая причинит ей невыносимую боль, внутри все переворачивалось. – Ты даже не заглянула внутрь, милая. И не знаешь, что там. Туда было добавлено несколько заманчивых вещей. Гермиона посмотрела на него со скептицизмом, едва сдержавшись, чтобы не закатить глаза. Однако ради собственного же блага она этого не сделала: слизеринцы научили ее самосохранению. Гермиона подняла крышку коробки и заглянула внутрь. На коробку было наложено небольшое заклятие незримого расширения, хотя предметы внутри оказались сравнительно небольшими, если не считать огромный черный дилдо, который лежал на самом дне. Тот самый дилдо, что когда-то терроризировал бедный анус Гермионы. Она заметила и несколько знакомых вещей: среднего размера анальную пробку, зажимы для сосков трех разных форм, различные фаллосы, веревку и ошейник, который был заколдован таким образом, чтобы бить ее током каждый раз, когда она издавала звук. Ее взгляд переместился на те предметы, которые она не видела раньше: гинекологическое зеркало, от которого она тут же отвела глаза, перья и мешок на голову, который сразу же вызвал у нее приступ клаустрофобии. Она подняла взгляд на Люциуса с кислым выражением на лице. – Папочка, – вздохнула она. – Да, дорогая? – Ты ведь думал, что я выберу анальную пробку, не так ли? – Если это твой выбор… Гермиона подавила в себе желание вздохнуть. Засунув руку в коробку, она нащупала холодный металл. Вытащив выбранную вещь, она заметила, как на лице Люциуса отразилось удивление. – Зажимы для сосков? Но тебе ведь они не нравятся… или, по крайней мере, ты делаешь вид, что не нравятся. – Нет, мне они точно не нравятся, – сказала Гермиона, борясь с желанием начать ворчать по этому поводу. – Но они нравятся тебе. Она видела, как загорелись глаза Люциуса после этих слов. Его переполняла гордость, когда Гермиона нашла его руку и вложила холодную цепочку с зажимами ему в ладонь. Она уже жалела об этом. Она чувствовала себя так, словно отдала душу дьяволу, но ведь, в конце концов, сегодня был день рождения этого дьявола. – Я поражен. Гермиона игриво надула губы. – Как будто я раньше никогда не приносила себя в жертву твоему удовольствию, – улыбка тронула ее губы, смягчая укоризненный тон голоса. – М-м, добровольно? – он скептически приподнял бровь. – Вряд ли, – вмешался Северус. Гермиона перевела взгляд с одного мужчины на другого: ей стоило уже привыкнуть к ощущению, что они будто сговорились против нее. – Ну и ладно, – Гермиона быстро потянулась к зажимам, которые все еще держал Люциус, и бросила их обратно в черную коробку. – Я передумала. Пожалуй, пусть будет анальная пробка. Она протянула руку, и на ее лице застыло выражение игривой решимости. Глаза Люциуса весело блеснули, и послышался смех Северуса, который дернул ее за прядь волос, отчего она нахмурилась в ответ. Что ж, вероятно не так уж и хорошо она научилась самосохранению. – Нет, дорогая, так не пойдет. Если ты утверждаешь, что передумала, то, возможно, нам стоит снова воспользоваться вот этой вещью, – Люциус запустил руку в коробку и вытащил огромный фаллоимитатор, от которого она только недавно оправилась психологически. Глаза Гермионы расширились. Хотя Люциус явно шутил – господи, она надеялась, что он шутил, – ее сердце бешено заколотилось. – Ладно, пусть будут зажимы. – Маленькая нахалка, – пробормотал Северус, целуя ее в плечо. – Но… Люциус выгнул бровь, услышав ее «но». – Но можно ли мне попросить о вознаграждении, раз уж, кхм, мне придется вытерпеть зажимы? Люциус склонил голову. Хотя в его взгляде все еще искрилось веселье, там светилось и предупреждение: будь осторожнее. – Пожалуйста, папочка, я бы очень хотела получить новый корсет взамен того, что ты разрезал ранее. – Она хорошо выглядела в нем, – выдохнул Северус ей в шею. Его пальцы скользнули вниз по ее спине, отчего кожу закололо. Гермиона изо всех сил попыталась не обращать внимание на эти ощущения. – Я… подумаю об этом. Это значило «да». Люциус всегда давал ей все, о чем она просила, ей просто нужно было показать, насколько она готова отдаться ему взамен. – Спасибо, папочка. Гермиона легла обратно, а Северус встал и широким шагом направился к изножью сундука. Невероятно, насколько все изменилось по сравнению с тем, как было в начале вечера: она больше не была робкой дрожащей девочкой, боящейся предстать обнаженной перед своим бывшим профессором зельеварения. Вместо этого она раздвинула ноги, демонстрируя розовые половые губы, покрытые смазкой, которые словно жаждали предстать на всеобщее обозрение, чтобы их коснулись и попробовали на вкус. Ее взгляд блуждал по высокой фигуре Северуса. Она не ожидала, что он будет выглядеть столь мужественно и притягательно. Несмотря на то, что он кончил всего несколько минут назад, его член уже начал снова набухать. Северус встал на колени, поймав ее пристальный взгляд. – Мерлин, – вздохнула она, крепко сжав груди по бокам, когда Снейп без промедления коснулся языком ее клитора. Он неторопливо вкушал ее, и его ласки были медленными, вдумчивыми, плавными. А затем он ввел в нее палец. Ее мышцы коротко сократились, а все тело готово было вспыхнуть от любого малейшего давления или движения – и Северус дал ей и то, и другое. И это оказалось спасительной милостью – столь необходимым отвлечением, когда Люциус опустился рядом с ней на колени, скользнув ладонями по грудям и задев твердые соски, после чего улыбнулся ей. Взгляд Гермионы упал на его вторую руку, держащую эту дурацкую игрушку. Она выругалась про себя, проклиная собственную потребность в его одобрении. В конце концов она могла бы купить себе чертов корсет сама. – Не бойся, моя птичка, я буду нежным. Но он не был. Люциус, не торопясь, сжал сосок пальцами, поднеся зажим к груди. Гермиона всхлипнула: это были глупые игры подсознания, но все происходящее заставило ее ощутить себя испуганным ребенком. Однако ухмылка, появившаяся на губах Люциуса, вынудила ее неосознанно приподнять бедра, подаваясь навстречу языку Северуса. Не было ее вины в том, что она закричала. Боль от зажима была практически невыносимой – как и всегда. Тот впился зубцами в сосок и сжал нежную плоть до такой степени, что Гермиона начала извиваться, стараясь избавиться от него. – Дыши, – сказал Люциус. Это прозвучало бы нежно и даже заботливо, если бы он сам не был бы ее мучителем. Гермиона сделала вздох – слишком короткий и сдавленный – и с шумом выдохнула. Люциус положил ладонь ей на ребра, надавливая при выдохе и приподнимая при вдохе. Гермиона уловила его темп, и вскоре ее диафрагма стала подниматься и опускаться вместе с его рукой, пока наконец она не обнаружила, что дышит, несмотря на длительную жгучую и почти неумолимую боль. – О господи! – воскликнула она, откинув голову назад, когда Северус изогнул пальцы внутри нее так сильно, что, казалось, там могли остаться синяки. Однако это в сочетании с долгими ласками его губ и языка на клиторе ощущалось как волшебство. Гермиона почувствовала жар внизу живота, а на коже выступил холодный пот. Она подавила в себе желание кончить, прекрасно понимая, что, стоит ей попросить об этом сейчас, то это лишь даст Люциусу повод заставить ее ждать еще дольше. Она вздрогнула, когда Малфой покрутил второй сосок указательным и большим пальцами. – Нет, папочка, пожалуйста, – захныкала она. – О, дорогая, – он взглянул на нее с притворным сочувствием. – Я бы поверил в твою искренность, если бы ты не выбрала это сама. – Это было… – она втянула воздух сквозь стиснутые зубы, – для тебя. – Да, любимая. Тогда пусть это будет для меня. Прекрати ныть и прими это как хорошая девочка. Ты скоро кончишь. Разве тебе не нравится то, что творит Северус у тебя между ног? Боже, ей очень нравилось. И в этом-то и состояла проблема. Ощущение его губ на клиторе заставляло ее отдаваться боли, которая словно наэлектризовывала ее. Это было сродни тому, будто все ее тело натерли наждачной бумагой: нервы были оголены и пылали. Его язык и грубые пальцы немного смягчали боль, но Снейп был неумолим. Он был целеустремленными и напористым, снова и снова подталкивая Гермиону к кульминации, словно желал, чтобы она отдалась своей судьбе. Но она не могла. Просто не могла. У нее не было разрешения. Но, господи, как же чертовски приятно это было! – О! Боже! Она взвизгнула, завыла и заскулила, когда второй зажим нашел свое место. – Пожалуйста, пожалуйста, – слова просто сорвались с губ. Не было ни мыслей, ни намерений – просто «пожалуйста, пожалуйста». Люциус провел ладонью по лбу Гермионы, откидывая прядки челки, прилипшие к коже из-за того, что там выступили мелкие капельки пота. Она пыталась дышать, несмотря на боль, но все ощущения, казалось, сосредоточились в единственном месте – в ее влагалище, которое Северус Снейп ласкал – слишком, черт побери, хорошо, – отчего ей хотелось свернуться калачиком. Он нашел ее слабое место. Еще немного давления или долгое посасывание – и она кончила бы у него в руках без контроля над собственным удовольствием. – Ты такая красивая сейчас, моя дорогая, – пробормотал Люциус, нежно вытирая ее лоб. Карие глаза Гермионы были обращены к нему – полные мольбы, но ищущие его одобрения. – Умоляешь меня? Твои сиськи измучены, а киска хочет кончить. Ты готова, милая, не так ли? Попросишь папочку? Гермиона втянула воздух, когда Северус изогнул пальцы, задев костяшками ее мокрые половые губы. – Пожалуйста… Люциус перевел взгляд на ее живот и потянулся к тяжелой металлической цепочке, которая соединяла зажимы между собой. Он осторожно поднял ее и поднес к губам Гермионы. – Открой рот, – мягко и негромко проговорил он. Гермиона подчинилась: это была непроизвольная реакция, что очень ее смущало, но все же она сделала, как сказал Люциус. – Пожалуйста – что, дорогая? – Пожалуйста, папочка, пожалуйста, можно мне кончить? Пожалуйста, о боже, я почти… Люциус сунул цепочку ей в рот, и двумя пальцами надавил на подбородок, заставив сжать челюсти и закусить металл. Гермиона была сбита с толку, но ей было все равно: единственное, что занимало ее прямо сейчас – это попытки воздерживаться от оргазма до того, как… если Люциус разрешит. – Да, дорогая, ты можешь кончить. О – о черт. Северус, коварный дьявол, именно в этот момент надавил на точку G так сильно, что это было почти больно. Языком он ласкал пульсирующий комок нервов, заставляя горячие волны прокатываться по телу и наращивая напряжение, пока она вся не задрожала. Люциус положил тяжелую ладонь ей на лоб. Гермиона напрягла шею, борясь с внезапным давлением его руки, которое заставило ее лежать на месте. Его рука была твердой и намного сильнее нее: он прижал ее, заставив заскулить, а затем вскрикнуть от напряжения и жжения в сосках от впившихся в плоть зажимов. Ублюдок, какой же ублюдок! Цепочка оттягивала зажимы. Слезы обожгли глаза, а беспомощные всхлипы заглушил металл во рту. – Отпусти себя, любимая. Отпусти все это. Гермиона даже не осознавала, что все еще сдерживалась. После нескольких часов накапливания напряжения было странно позволить себе разрядку. Она послушалась, безвольно уронив руки по бокам. Перестала бороться с чем бы то ни было. Втянула воздух и… – О… о… – ее глаза распахнулись, когда все звезды наконец сошлись для нее, а затем зрение померкло. Ее крики наверняка были слышны по всем этажам. Все тело охватили судороги. Удовольствие расходилось по нему волнами, растекаясь по венам и струясь по коже. Кульминация поглотила ее, словно приливная волна. Она чувствовала хватку Люциуса на своих плечах, который удерживал ее, чтобы она не сложилась пополам от дрожи. Слезы обожгли глаза, и она потянула за цепочку добровольно, так что вспышки боли смешивались с наслаждением и накатывали на нее одурманивающими волнами, погружая в полное блаженство. Все было в тумане. Это был хаос из удовольствия, боли, любви и страсти. И это было прекрасно. *** Гермиона не помнила, где и как погрузилась в беспамятство, но, когда она пошевелилась, то поняла, что больше не лежит на сундуке. Ей было тепло, и половина ее тела была прижата к источнику жара, который обнимал ее. – Вот и ты, – промурлыкал ей на ухо шелковый голос Люциуса. Гермиона чувствовала, как он нежно поглаживает рукой ее задницу, а сама она сидела, свернувшись клубочком у него на коленях. Что-то нежно потянуло ее за волосы. Она медленно открыла глаза и оглядела кабинет медленно фокусирующимся взглядом. Небо голубело по мере приближения рассвета, и Гермиона покраснела, вспомнив события ночи. Боже, неужели они занимались этим всю ночь? То, как ее тело болело и все еще не могло отойти от заслуженного оргазма, было достаточным тому подтверждением. – Папочка, – прошептала она. Горло горело, а голос звучал хрипло. – Да, дорогая, мы здесь. «Мы». Она ощутила прикосновение Северуса к своей спине и его пальцы у себя в волосах. Он медленно заплетал ее кудри в косу, покрывая нежными поцелуями плечо. – М-м-м, я устала. – Я знаю, дорогая, мы уложим тебя в постель. Не хочешь пожелать Северусу спокойной ночи? Гермиона кивнула, откинув голову назад, и та легла Снейпу на плечо. Северус провел по ее шее вверх и царапнул кожу головы. Было так легко прислониться к нему, пока он гладил ее предплечье вверх и вниз второй рукой, а Люциус тихонько баюкал ее. И так приятно было ощущать себя окутанной нежностью обоих мужчин. Она более чем заслужила это. – М-м, когда вы двое начнете строить планы на следующий месяц? – тихо и сонно спросила она. – А что будет в следующем месяце? – озадаченный взгляд Северуса метнулся от улыбки Гермионы к скептической ухмылке Люциуса. Малфой покачал головой, мягко похлопал Гермиону по заднице. – Дерзкая непослушная девчонка, – рассмеялся он. – В следующем месяце у нее день рождения.