Сказка о том, кто же кого и зачем украл

Время текло млечным путём, длинной звёздной рекой, которой не было ни конца, ни края. Река эта опоясывала мир и вскармливала его первые хрупкие ростки, и давала жизнь тому, что должно было когда-нибудь умереть. Воды этой реки падали на землю дождём, что был чище детских слёз, и так соединяли небо и землю, будущее и прошлое, изменчивое и вечное. Только время помнило, что протянувшаяся между княжеством Се и Империей Ванов горная цепь когда-то была юной. И как все, вступившие в пору юности, она тянулась острыми гранями к солнцу и пыталась испить из звёздной реки, тратя на это десятки и сотни лет. Но небо оставалось всё таким же высоким, а её возвышающиеся над землёй пики — низкими, и в какой-то момент горная цепь, устав, замерла. С тех пор много раз зима и лето сменяли друг друга и тысячи раз прошли дожди, оплакивая чужую мечту. Однажды с востока пришёл ветер. Он потерялся в лабиринте горных тропинок и пещер, да так и остался там, разнося повсюду семена растений, песок и обрывки первых слухов и историй. Рядом с горами раскинулись леса и степь, и даже посреди холодного камня проросли упрямые травы. Однажды ветер принёс семена сливового дерева и посадил их у водопада, а дерево то в безопасности гор выросло и дало цветы и плоды, и их нежный сладкий аромат привлек живых существ. Так у горной цепи появилось много дел, и она больше не тянулась к солнцу, занятая бурлящей жизнью… и лишь иногда, в тихие лунные ночи, она смотрела на звёзды глазами дракона и мечтала попробовать млечный путь на вкус. *** Солнце медленно утекало за горизонт, окрашивая в медь всё, до чего могло дотянуться, а до чего не могло — то пачкало чернилами причудливых теней, и Хэй Сяцзы развлекался тем, что вёл им безалаберный счёт. Он заявлял, что теней на пути было двадцать пять… а может быть и сто тридцать, или восемь, а у Яба Чжана вообще тени не было, потому что только покойники так упорно молчат! В обычное время стоило бы ожидать пакости или хотя бы шуточной драки, но сейчас «покойник» Яба Чжан даже голову в его сторону не повернул. Только шагу прибавил, и Хэй Сяцзы успел скорчить три рожи ему в спину, прежде чем бросился догонять. Они шли без остановки почти двенадцать часов. Хэй Сяцзы скучал, а потому болтал за двоих, рассказывал байки, строил предположения и распевал песню про рис со свининой и зелёным перцем. Его громкий голос напрочь разрушил бы маскировку, вот только в ней не было надобности: за почти полный световой день им встретились только мелкие ящерицы и пара ругающихся в воздухе ворон. Сначала они не удивились. Обычные люди не стали бы рисковать. Разумно опасаясь разбойников и мелких, но умных степных волков, они на рассвете только готовились бы отправиться в путь. Но вот солнце вошло в зенит, а потом склонилось к горизонту, а единственный тракт пустовал, как тарелка худеющей барышни. Словно насмехаясь, над головами снова прокаркали вороны и гордо улетели вперёд, где виднелись очертания последнего на их пути города. По словам князя У, который снаряжал их в путь, этот город был совсем крохотным: в квадрате сделанных из камня стен тянулись две параллельные улицы, по бокам которых пряталось едва ли три десятка домов. В основном там жили рабочие. Они посменно приезжали в город, чтобы в горных шахтах добывать железную руду и драгоценные металлы. Однако кто-то приезжал вместе с семьями, и тогда хозяйки обустраивали свои мастерские, а одна семья даже открыла кабак, и потому Хэй Сяцзы и Яба Чжан всегда могли рассчитывать на хоть какой-то кров и порцию местных сплетен. Да и найти за пару монет кого-то, кто отвёл бы их в горы, не должно было составить большого труда. Вот только искать было некого. Город умер. Он чернел сгоревшими балками и растрескавшейся черепицей посреди белой от пепла степи, и лишь его неупокоенный дух скрипел оплавленными металлическими петлями, которые раньше удерживали городские ворота. Под сапогами скрипела угольная пыль. Молча, готовые в любой момент уйти с линии атаки или схватиться за оружие, Яба Чжан и Хэй Сяцзы вышли на ближайшую улицу и сразу же обошли стороной обглоданный до костей труп. Город умер, но в нём было шумно, как на ярмарке: каркало вороньё, поедая жареное мясо с костей, шебуршали в углах крысы и мыши, растаскивающие по норам чудом сохранившееся зерно и дожирая то, что вороны оставили или ещё пока не нашли. Жужжали пирующие мухи. Молчали лишь тела, без слов рассказывая свою последнюю страшную историю. Обречённые сгореть или задохнуться от дыма, люди прятались в углах между домами и укрывались внутри, многие лежали прямо на дороге. Несколько человек почти добежали до колодца, но, судя по всему, подрались и умерли, так и не решив, кто туда залезет. Почти все погибшие закрывались от опасности, что шла с воздуха, и не нужно было учиться у мудрецов, чтобы узнать её источник. — Это бессмысленно, — сказал Хэй Сяцзы, и Яба Чжан кивнул. — Дракон жил себе спокойно на этих землях, и я ни разу не слышал о том, чтобы он кого-то убивал и жёг. Почему сейчас? — Мстил? — предположил Яба Чжан. Он поднял что-то с земли, и Хэй Сяцзы с лёгким удивлением узнал ткань с изображением герба княжества У. — Нас опередили? — пробормотал он, нахмурившись. Яба Чжан так же хмуро пожал плечами и кивнул в сторону: надо было осмотреться, вдруг хоть кто-то выжил и мог бы рассказать о случившемся. Оставив Яба Чжана исследовать ближайшие здания и колодец, Хэй Сяцзы прошёл между домами на вторую улицу. Увы, особой разницы он не увидел: всё те же тела, вороны и угли, и пустые провалы дверей и окон. Медленно надвигающаяся темнота давила. Город словно был могилой, которую кто-то медленно закидывал комьями земли, не думая о том, есть ли внутри кто-то живой. Хэй Сяцзы невольно передёрнул плечами. Он прошёл всю улицу, зашёл в каждый дом и уже собирался возвращаться к Яба Чжану, как вдруг под сапогом оказалось что-то гладкое и твёрдое. Наклонившись, Хэй Сязцы поднял круглый фактурный предмет. Стерев грязь и копоть, он с удивлением узнал медный жетон с гербом княжества У — такой выдавали городским служащим, покидающим своё княжество. Жетон лежал рядом с одним из трупов, и Хэй Сяцзы сел на корточки, чтобы лучше его рассмотреть. Лицо умершего было прикрыто руками, навечно застывшими в защитном жесте, а ткань на груди и руках полностью сгорела, открыв лишь пузырящуюся от ожога кожу. Пришлось отодвинуть тело от стены, чтобы посмотреть на сохранившуюся ткань на спине, но по ней Хэй Сяцзы понял лишь то, что её владелец был достаточно зажиточным: плотный материал, аккуратные швы и ещё не растрепавшийся воротник выдавали в вещи обновку хорошего качества. Пояс тоже был отменным, но металлическая бляшка расплавилась по верху штанов и плоти и едва ли могла помочь опознать владельца. Каких-нибудь сумок или бирок на поясе тоже не было. Без посторонней помощи нельзя было понять, принадлежал ли этому человеку жетон или его обронил кто-то другой, или ценную вещицу вообще стащили. Тупик. Хэй Сяцзы вздохнул и вдруг замер. Между лопатками зачесалось, словно туда кто-то пристально смотрел, и он, выждав десяток секунд, резко обернулся. Пусто. Тихо. Он повторно обошёл дома, чутко прислушиваясь, но как бы не старался, ничего не услышал, только вороны недовольно следили за ним и каркали, прогоняя подальше от своей добычи. Хэй Сяцзы даже снял повязку, осматриваясь другим зрением, но ни одной живой души, крупнее крысы, не заметил. И всё-таки кое-что показалось ему странным. Осмотревшись ещё раз, он задумчиво хмыкнул и подбросил жетон в ладони. Дело в том, что проклятие Хэй Сяцзы, кроме кучи раздражающих ограничений, давало одну всё-таки полезную способность — он мог видеть души. И не в переносном смысле «смотреть на человека и видеть то, что он отчаянно пытается скрыть», а в самом что ни на есть прямом. Всё было просто: в груди живых здоровых существ горел ровный сильный огонь, у больных и разочарованных — тусклый и дрожащий, а у мёртвых… У мёртвых не было огня души, но были его следы. После смерти в груди становилось пусто, но ещё можно было увидеть яркие каналы света, оплетающие тело, и они истончались день за днём, год за годом, пока не пропадали вовсе. То есть, если дракон разрушил город недавно, то вокруг для Хэй Сяцзы должно было быть светло как днём. Но в городе двигались лишь маленькие яркие огоньки падальщиков и вдалеке горел подозрительно блеклый для такого активного и сильного парня огонь души Яба Чжана. А значит… — Вот же, — сдавленно выругался Хэй Сяцзы, пригибаясь, когда прямо на уровне его головы, истошно вопя, пролетел ворон. — Проклятые птицы. В итоге он снова завязал повязку и вернулся к Яба Чжану. Тот внимательно осмотрел жетон и посмотрел Хэй Сяцзы в глаза. Чуть прищурился. В ответ Хэй Сяцзы дёрнул уголком губ и дважды хлопнул друга по плечу. — Идём. Если князь У направил вперёд нас солдат, то мы найдём либо их, либо дракона. Постоянно оглядываясь по сторонам и стараясь быть наготове — вряд ли дракон выскочил бы из-за угла, но в этом месте постоянно казалось, что кто-то наблюдал со стороны или сверлил взглядом спину — они покинули город и вышли к посеревшему в ночи полю. Если днём казалось, что оно было завалено камнями, то теперь стало понятно, что здесь шёл бой. В паре мест упрямо и несломленно стояли обожённые знамёна, вокруг кучей и поодиночке лежали тела в военной форме княжеств У и Се, и едва ли кого-то из них смогли бы опознать родные. Даже видеть это было невыносимо. Они наконец-то вошли в ущелье и ступили на горную тропу. Вытоптанная за десятки лет тысячами ног, она стелилась ровно и почти комфортно, надо было только аккуратно переступать через оружие, остатки брони и тела погибших воинов. Хэй Сяцзы хотел уже снова опустить повязку и осмотреться, как в городе, но Яба Чжан перехватил его руку и покачал головой. — Рано, — шепнул он одними губами и коротко посмотрел в сторону. Хэй Сяцзы едва заметно кивнул и якобы недовольно скривился: — Да нет тут никого, чего бояться? — он дёрнул рукой, вырываясь из хватки, и быстро пошёл вперёд. Они поднялись достаточно высоко, чтобы оставшийся далёко позади город можно было «положить на ладонь», и замерли. Дорога разветвилась: одна шла вниз, в долину, а две другие уводили налево и направо куда-то в темноту и неизвестность. Под светом луны можно было увидеть приделанные то тут, то там балки и перекрытия, призванные помочь рабочим быстро и безопасно передвигаться. Жалко, от дракона это их не спасло. В долине легко было рассмотреть следы от когтей и пламени, залитую кровью траву и землю, десятки погибших солдат. Остальным двум дорогам тоже досталось, но если левая была завалена камнями, то правая лишь слегка повреждена — шагов через двадцать в дороге зиял провал, но эту дыру было легко перепрыгнуть даже неподготовленному человеку. — Подбросим монетку? — спросил Хэй Сяцзы и вынул из кошеля один золотой. — Кому выпадет орёл, тот пойдёт направо. Яба Чжан безразлично пожал плечами и начал спускаться вниз. — Ты такой весёлый, не могу просто, — усмехнулся Хэй Сяцзы. Замер, прислушиваясь, а потом, перехватив монетку двумя пальцами, метнул её влево и вверх. Птичий клёкот возмущенно оборвался, и мёртвый ворон рухнул на землю. Внизу, в долине, раздался звон мечей. Хэй Сяцзы бы посмотрел, ему нравилось наблюдать, как Яба Чжан сражается, но, вот незадача, ему самому приходилось уворачиваться от нападающих людей и птиц, а ещё золотой надо было поднять — не оставлять же честно заработанное добро! Нападающие были одеты в чёрное с едва заметным серым гербом Империи Ванов на плечах, двигались быстро и без лишних движений. Не просто наёмный сброд, а хорошо обученные воины, тихие и безликие, и явно владеющие какими-то способностями других. Кроме оборачивающихся в птиц, были те, кто обладал плотной кожей или животным зрением, но даже обычные люди доставляли множество неудобств: Хэй Сяцзы поморщился, пережидая боль в проколотой кинжалом руке, и рассёк противника на две почти равные части. Впрочем, за одним противником пришли другие, и Хэй Сяцзы отступил от развилки на несколько шагов, давая себе возможность осмотреть окружившую его толпу. Человек одиннадцать только здесь, ещё сколько-то самоубивались о меч Яба Чжана. Не смертельно, но изматывающе. И, раз они ещё хотели до дракона добраться, то с этими людьми в чёрном надо было побыстрее заканчивать. Хэй Сяцзы присел, уворачиваясь от удара, пнул нападавшего ногой в живот и отскочил подальше, в темень. Там у него было преимущество и короткая, но всё-таки возможность перевооружиться. Увернувшись от брошенного вдогонку ножа, он перекинул меч в левую руку, а правой достал метательные железные шарики и отправил их в полёт — влажный звук, с каким снаряды втискивались в плоть, никогда его не радовал, но он ведь и не заставлял никого бросаться на себя с мечами и ножами, верно? Один из ванов отделился от остальных и рванул вниз по тропе, к городу, и Хэй Сяцзы хотел его достать шариком в спину, но помешал спикировавший сверху ворон. Увы, пока он превращал птицу в кровавую перьевую подушку, беглец успел скрыться. Хорошо, что всего один. Хэй Сяцзы замер, ожидая возможного нападения. Но желающих чем-то его проткнуть, казалось, больше не было. Покачиваясь из стороны в сторону, словно заскучавший ребёнок, он методично обшарил взглядом всю местность, но, даже сняв повязку, не увидел никого, притворившегося мёртвым или затаившегося. Рядом с ним была лишь мешанина из только что убитых ванов и давних покойников в военной форме княжеств У и Се. И, конечно, неторопливо поднимающийся обратно к развилке Яба Чжан. Хэй Сяцзы довольно ухмыльнулся, снова завязал повязку и, дождавшись, пока друг подойдёт ближе, кивнул: — Кажется, мы случайно попали на чужое представление, — сказал Хэй Сяцзы, обводя широким жестом и долину, и гору, и спрятанный где-то внизу город. — Как ты думаешь, нас пустят за кулисы? — Идём, — коротко ответил Яба Чжан, и Хэй Сяцзы довольно хохотнул. — Идём, так идём, — согласился он, замешкавшись лишь на секунду: осторожно достал из трупика птицы свой золотой и, брезгливо морщась, вытер его от крови о чужую одежду. К его удивлению, Яба Чжан повёл их левой дорогой. Сначала казалось, что он собирался раскапывать завал, но, дойдя до него, он повернулся лицом к горе и медленно провёл по ней пальцами, словно пытался что-то нащупать. Хэй Сяцзы замер над его плечом любопытным попугаем, только что вопросы не задавал. Через пару секунд таких поглаживаний, Яба Чжан вдруг замер и вдавил ладонь в камень. Гора словно обречённо вздохнула, зашумела, а потом камень перед ними медленно отодвинулся, обнажая спрятанный за ним туннель. Хэй Сяцзы восторженно присвистнул. — А вот и проход за кулисы. Смотрю, ты здесь завсегдатай, Яба Чжан. Расскажешь по дороге или опять рано? — Рано, — лаконично ответили ему, и Хэй Сяцзы стал свидетелем редкой сцены: Яба Чжан весело — он был готов поклясться — приподнял уголки губ. Не улыбка, но очень близко! — Умеешь ты заинтриговать, — пробормотал Хэй Сяцзы и провёл рукой, намекая, чтобы подозрительно всеведущий друг шёл первым. В конце концов, кто знал, какое у дракона сейчас было настроение. Вдруг чешуйчатый страдал изжогой или головной болью, и тогда явно знакомое лицо Яба Чжана он сожжёт с меньшей вероятность. Хэй Сяцзы лицом не торговал, но своё всё-таки было как-то жаль. Коридор в драконье логово мало чем отличался от других пробитых в горах коридоров: тёмный, влажный, петляющий, кое-где разветвляющийся на два, а то и три рукава, по которым Яба Чжан вёл их, не задумываясь. Хорошо ещё, что под ногами не было ловушек: то ли дракон не считал нужным так себя защищать, то ли считал лабиринт достаточным, то ли их ждали. В итоге они вышли к освещённой горящими факелами лестнице, предваряющей распахнутые тяжёлые двери. Яба Чжан тут же замер и посмотрел на Хэй Сяцзы, приложив палец к губам. Тот, заинтригованный, понимающе кивнул. Медленно, словно заметившие кота мыши, они поднялись по лестнице, держась каждый одного её края, а потом, приникнув к дереву, осторожно заглянули внутрь. Хэй Сяцзы на фантазию не жаловался, но такого он всё-таки не ожидал и даже немного расстроился: вместо дракона, связанного красной лентой княжича У или очередного пустого зала они увидели человека. Хотя, поправил себя Хэй Сяцзы, жаловаться ему точно было не на что. Человек был красивым. Даже выверено красивым: его лицо скрывала точно и изящно нанесённая краска, а тело — многослойные бело-розовые одежды, в которых его фигура казалась сердцевиной распустившегося пиона. Если бы Хэй Сяцзы сказали, что его тоже украл дракон, то он бы не удивился. Сам бы такого украл. Человек, в некотором смысле, был не один. Вокруг него на полу неподвижно лежали уже знакомые им люди империи Ван, и он неторопливо подходил к кому-то из них, изящно приседал и совершенно бесцеремонно обшаривал потайные карманы и перевязь с оружием. Что-то небрежно выкидывал за спину, а что-то, более ценное, внимательно рассматривал, и тогда покрытые красной краской губы изгибались в довольной улыбке. Человек выпрямлялся, задумчиво оглядывал взглядом стены, увешанные драгоценностями, предметами искусства и оружием, а потом, что-то для себя решив, устраивал новый трофей на свободной полочке или вбитом крючке. Отходил на несколько шагов, чтобы лучше оценить со стороны, и либо перевешивал, либо довольно кивал сам себе. И всё повторялось. — И зачем ему княжич У понадобился при таком-то сокровище, — тихо хмыкнул Хэй Сяцзы, а потом замер, наткнувшись на два пристальных взгляда: и если от Яба Чжана он реакции ещё ожидал, то тёмный взгляд красавчика в розовом — нет. И того, что вполне себе человеческая радужка осветится растопленным золотом, а зрачок вытянется в щель, тоже. — Кажется, мы наконец-то дошли до закулисья, — пробормотал Хэй Сяцзы и замер, не успевая убраться с пути яростного потока пламени.