О, прекрасный, дивный, обреченный мир..

О, прекрасный, дивный обреченный мир. Мир, в котором они, называют себя посланниками Богов, неведая об их истинной сущности. Сущности милосердной, не такой, о которой они говорят.       – Грядёт день, когда Боги придут сюда, и то будет концом для нас! И никому не будет спасения от гнева Их! Но вы, презренные, можете искупить вину, и может Боги смилуются над вами и даруют вам вечное блаженство после конца! Нет! Это вовсе не так! Они не могут быть такими! Он не может быть таким... Только не тот, кто спасал меня раньше. *** Я видел моего Ангела дважды. Но этот нежный лик, шелковые тёмные пряди волос и глаза, горящие огнём, я не забуду никогда. Я никогда не забуду, как он выносил меня на руках из клетки тюрьмы для "неугодных". Он так осторожно держал меня своими сильными руками, как будто боялся, что я сломаюсь от его одного неосторожного касания, он так тихо говорил, что бы услышал только я, говорил, что всё хорошо, что больше меня никто не тронет. Ах, его голос был похож на ту самую превосходную поэзию, что сами Боги послали людям. Ту самую превосходную поэзию, что продолжают воспевать неугодные. *** Эта поэзия вновь сблизила нас. Я снова слушал её в старой церкви, ёжась от холода, который проникал из щелей и дырявой крыши, как тёплая куртка вдруг легла на мои плечи. Я завернулся в неё сильнее, прикрывая щёки и нос меховым воротником, но, услышав добрый смешок, я обернулся. Что бы снова встретиться с Ним взглядом. Его тёплый взгляд и лёгкая улыбка согревали меня сильнее самого горячего камина, а когда он сел рядом, казалось что вокруг него мерцал божественный свет.       – Дурашка. Отчего же ты так не бережёшь себя? Я ничего не ответил тогда, лишь прижался к нему так сильно, что казалось что сейчас мы сольёмся в единое целое. Без имён, обязанностей, пустой оболочки и определённой формы. Лишь он и я. Мой Ангел добр ко мне, он не отстранился от меня, а приласкал к себе, как родного ребёнка. *** Я хотел отдать ему всё. Пристегнуть цепь к моему ошейнику, и вложить её к нему в руки. Вырвать моё бесполезное сердце, и отдать его Ему на серебрянном блюде, да мелко-мелко нарезать на кусочки мою душу – Ему на закуску. Но ах, понравятся ли Ему эти жалкие дары? Нет. Он даже не посмотрит в мою сторону. Единственный способ быть полезным Ему – это вернуть прежний почёт людей Богам. *** Этот марш самоубийц был самым масштабным из всех и самым кровавым. Они больше не стеснялись пятнать свои руки кровью "неугодных". Они больше не стеснялись вести вереницы смертников по клеткам. Но мне больше не было страшно. Только не после того, как я снова увидел Его по ту сторону клетки. Я тянулся к нему, наскольно позволяла решётка, как и остальные смертники тянули руки, пытаясь достать до своих обидчиков. Мой Ангел выглядел уставшим. Взгляд его единственного глаза, скорбяще пробежался по всем моим "собратьям", правая часть его лица была скрыта под бинтами. Он был на улице во время марша? Как Его вообще могло зацепить? Кто посмел ранить Его? Но вот, наконец Его взгляд остановился на мне. Он выглядел расстерянным или скорее напуганным.. Наверное, Он расстроился, что я снова оказался здесь. Но на мою улыбку, которая говорила, что всё хорошо и не стоит волноваться, он просто ушёл.. Почти убежал...сжавшись, как будто от холода... *** Новое утро так незаметно подкралось в нашу жизнь узников, никто такого не ожидал. "Служители закона" строгой колонной вывели нас из клетки и повели куда то. На меня смотрели сотни глаз: с грустью, сочуствием, страхом. Почему? Колонну выстроили вдоль стены, сприковав к ней узников цепями. Что происходит? Так много людей, но почему я чувствую себя таким одиноким? Где же, где же ты, мой Ангел? Я знаю что ты здесь! Ты не можешь меня оставить одного! Я пытался найти, среди всего моря глаз, те, что всегда поддержат меня и нашел. Но тут, как будто из моей груди вырвали лёгкие, держа их перед глазами дразня. Почему мой Ангел среди них? Почему он направил на меня винтовку?