Неугомонный Вершитель

Пришлось писать заново: "Сэр Макс отправляется на помощь сэру Джуффину Халли и помогает ему вернуться домой". Поставил точку, размашисто расписался. Неторопливо, словно в глубине души надеясь, что мне помешают, я извлек из кармана связку ключей, открыл сейф, достал печать. Запер сейф, спрятал ключи. Печать лежала на столе, как неопровержимая улика моего грехопадения, вот только желающих стать свидетелями почему-то не обнаруживалось. Я взял печать в руки. Вырезанная из невзрачного зеленовато-серого камня, инкрустированная дешевыми блестящими кристаллами, Йонохская печать совершенно не производила впечатления могущественного талисмана. Возможно, именно по этой причине я не стал класть ее на место, а поднес к губам и несколько раз энергично выдохнул теплый воздух. Аккуратно приложил печать к бумаге. Потом запер кабинет на ключ (сейчас свидетели мне уже не требовались, поскольку останавливать меня было поздно) и поспешно вернул печать обратно в сейф. Бумагу же сжег - не потому, что этого требовал обряд, а потому, что за мной водится скверная привычка разбрасывать важные документы в самых неподходящих для этого местах. Теперь, когда глупость уже была совершена, я искусно заметал следы - словно это могло помочь мне избежать последствий. *** —Я тебя выдумал, мальчик, — тихо прошептал я, разглядывая свое творение. В груди болело, сердце неприятно кололо, словно тысячи мелких осколков прошлого, что сейчас раскалывалось об истину вонзались в него. Осколки того чувства, которое я испытывал от опеки над Максом. Осколки, что так же сейчас вонзались в душу моего сына. И Макс поднял глаза. Ярко-голубые, как небо глаза взглянули на меня исподлобья. Точно такие же, как в тот день, когда он впервые попал в мой дом. Сейчас эти глаза не выражали ничего. Точнее, выражали слишком много, чтобы я мог собрать эти кусочки чувств, надежды, разбитых мечт и миллионы мыслей, проносящихся одновременно. Половицы скрипнули, когда Макс машинально сел поудобнее. Его кудрявые, светлые волосы, что не перестали виться с детства приподнял и всполошил легкий ветер, прошедший по помещению. —Но Джуффин, я же вершитель, и даже могу идти против судьбы… — Отчаянно пробормотал Макс, хмурясь. — Не может не быть выхода! Такая глупая, глупая надежда. Хотя, что буду врать — я тоже надеялся. Но надо было коснуться правды. —Я очень сомневаюсь. Не в этом случае. Мы замолчали. Тишина звенела, ударяясь о напряжение в этой комнате. Сквозь грусти озера пройду беспечально, В солнечный город святых и отчаянных. Где неизвестно, что времени мало, И прячется чувство вины… —Что же, — его голос вдруг стал холоден, как сталь. — Раз так было заложено изначально, я не смею противиться. Раз так надо, то я буду держать мир. Держать мир, в который попал по лжи. В который никогда не вернусь, но к которому привязан, — он призрачно усмехнулся, покачав головой. Посмотрел мне прямо в глаза. От этого передернуло. — Вы молодец, Джуффин. Это был хороший план. Хороший. И не поспорить. План отличный. Если бы не просчет. И не то, что он стал моим ребенком. —Макс… — Я хотел было положить руку ему на макушку, но он оттолкнул руку. Душу вновь кольнуло. —Тот Макс, которого вы знали, умер, — взгляд блондина вдруг наполнился яростью, потемнев. — Лучше уходите, правда. Я сберегу ваш мир, не волнуйтесь уж. Я отошел, направившись к двери. Все во мне кричало остаться, сделать что угодно, умереть, лишь бы не бросать тут Макса. Он маленькое дитя. В душе, но до сих пор, и навсегда таким останется. Мы в ответе за тех, кого приручили, а приручил его я. И теперь я не имел право оставить его тут, навеки держать Ехо, а самому уйти туда. Но я был должен. Макс был создан для этого, пусть я и пытался это исправить, направившись в Тихий Город вместо него. Я старался не допустить того, что произошло сейчас. Коснулся дверной ручки. Она щелкнула, открывая пространство за ней. В нос ударили запахи Сумеречного рынка. Ароматы приправ, кожи, свечей, ночной прохлады и пыли. Я сделал шаг вперед, бросив всего три слова на прощание, хотя и сомневаюсь, что Хумгат донес их до него. —Прости меня, Макс. *** Я сидел возле окна, рассматривая серое, дождливое небо. Капли попадали на деревянный балкон моего дома, стекая по потрепанной временем краске и падая на мои ботинки. Там, за окном кончился дождь, кончился мир. Заметив уличную кошку, что забежала в дом, а затем начала ходить по немногочисленным комнатам, я повернулся к ней и слабо улыбнулся. —Посиди со мной, — я похлопал по своим коленям, постелив на них плед. Серая охотно запрыгнула на них, свернувшись клубочком, прямо как Армстронг и Элла иногда. Они появились у меня, когда я переехал в квартиру на улице Старых Монеток. Буквально за несколько лет до попадания сюда. Тогда, когда Джуффин пропал, мы все растерялись. Было много дел. Мы сделали удобную систему распределения обязанностей и передачи лидерства, и Тайный Сыск продолжал исправно работать. Решили много загадок, поймали много преступников, уничтожили кучу опасностей. Но все тосковали. По крайней мере я — точно. Джуффин Халли вырастил меня, воспитал и, можно сказать, спас. Он был мне отцом, хотя я уже далеко не маленький. В детстве читал мне сказки по вечерам. Завтракал со мной вместе на кухне, уплетая бутерброды. Не особо-то ругал, хотя был строг. Дал мне семью и дом. Дал понять, что такое семья. Дал узнать, что такое безопасность. Ощущение того, что у меня есть дом, где меня всегда ждут. Ощущение того, что есть человек, который почти всегда на моей стороне, что бы ни случилось. Дал то, чем я дорожу, за что готов отдать жизнь. А такой дар дорого стоит. И я не был готов оставлять папу наедине с загадкой, какой бы интересной она ни была. Мы не договаривались, что однажды он просто бросит меня одного. «Я против такого, и я буду сражаться. Хрен судьбе, пойду наперекор, может, выживу, если повезёт!» — Думал я, еще не зная, к чему это приведет. А затем нашел Йонохскую печать. И попал сюда. Он знал, но не рассказал мне о пустоте здешних поездов и вокзалов. О неизбежности боли и нежности. О невозможности встреч. Храни ее, город святых и отчаянных, Полный трамваев, огней и случайностей. Мне придется забыть о Ехо. Забыть о коллегах, о любимой работе, доме и кошках. Забыть обо всем, что связывало меня с этим городом. То, что там, меня больше не касается. Я к этому не причастен. Я был создан, чтобы держать этот мир и город. Я был обязан к нему привязаться, полюбить до боли его самого и его обитателей. Был обязан потерять это все. И все потерял. Потерял друзей и отца. Потерял свою прошлую жизнь. Но что поделать, придется адаптироваться. Понять, что все это было сном — ненужным, бессмысленным, принесшим только страдания. Но сном, который забыть я не имею права. Даже так я не хотел, чтобы все это исчезло. Пусть существует, на другом конце вселенной, но существует. А если я не смогу смириться, как, вероятно, и будет, то буду сражаться. Сдаться нельзя — это будет значить, что все это мне не надо. А значит, оно исчезнет. Я против этого. Отныне я буду хранить этот мир, хоть какое-то время, пока не найду иной способ. Буду наполнять каналы Ехо молчанием и укрывать мосты одеялами, чтобы город не замерз до весны. Я послежу за ним, как и хотел Джуффин. А затем найду способ вернуться туда. Рано или поздно, так или иначе.