Путешествие в обратном направлении (автор Priest, Китай)

— Экономьте батарейки фонариков и свою собственную энергию. Похоже, можно перевести дух. На данный момент мы должны быть в безопасности. Трудно было описать это подземелье — ходы беспорядочно вели во всех направлениях, поворачивали и петляли. Спустя некоторое время Ань Цзе присел на корточки, чтобы нарисовать в пыли на полу схему для уточнения направления пути. Сейчас его ночное зрение играло положительную роль, потому что человек, который видит, всегда чувствует себя намного увереннее того, кто практически слеп. Мо Конгу это место казалось похожим на подвал старого дома Ань Цзе — такой же подземный лабиринт. Было удивительно, что хоть кто-то сумеет разобраться в хитросплетении коридоров, просто полагаясь на карту, которую видел очень давно. — Ты все помнишь спустя столько лет? — нерешительно спросил он. — Зрелище отца, поедающего человеческие мозги сделало все события того дня незабываемыми, — усмехнулся Ань Цзе. — Почему ты говоришь, что нам сейчас ничего не угрожает? — Цзуи Шэ больше беспокоился о практических вопросах: — В этом чертовом месте слишком тихо. У меня такое чувство, будто мы в большом гробу. — Закономерность, — сказал Ань Цзе настолько тихо, что двое остальных не могли услышать. — Что? Ань Цзе кашлянул, прочищая горло. Возможно, от быстрой ходьбы он немного запыхался, и дыхание сбилось. Голос звучал сипло. — Когда я смотрел в бинокль на скопище монстров, было впечатление, что они что-то охраняют. Словно привратники, отгоняющие непрошенных гостей. Однако, если знать верную дорогу, ты… уже не гость. Цзуи Шэ какое-то время молчал, а потом вдруг спросил: — Инь Ху, что с тобой? Обернувшись, Ань Цзе пристально посмотрел на него. — Я в порядке. Странные взгляды и перешептывания между этими двумя заставили Мо Конга ощутить неловкость. Он нахмурился и проглотил слова, едва не слетевшие с губ. В этот момент очнулся Пятнадцать. Кажется, он услышал слова Ань Цзе, и на его лице мелькнула усмешка. Отказавшись от помощи Цзуи Шэ, он поднялся. Темный узкий коридор расширялся по мере пути. Чем дальше, тем просторнее становился туннель. Если вначале людям было сложно разминуться там, потом дорога стала достаточно широкой, чтобы идти четверым в ряд. Почва под ногами тоже менялась. Пыльная песчаная тропа постепенно превратилась в пол, вымощенный ровными каменными плитами, явно рукотворного изготовления. Стены тоже выровнялись, на них показалась резьба, дававшая ощущение изящества и роскоши. Потолок, поначалу едва позволявший выпрямиться, теперь поднялся ввысь. Посветив фонариком, Ань Цзе прикинул, что он стал высотой примерно в два этажа. Луч фонарика так же выхватил из тьмы что-то пестрое — фрески, покрывавшие стены с обеих сторон туннеля. Росписи казались старыми, краски на них потускнели со временем. Однако, по мере того как группа людей продолжала углубляться под землю, фрески выглядели все ярче и свежее. Изображения на них ласкали глаз живостью — очаровательные танцовщицы, барышни в шелковых платьях, играющие на шэнсяо и пипе. (1) Шаг Ань Цзе замедлился. Он внимательно изучал фрески и все больше хмурился. Цзуи Шэ со вздохом пробормотал: — Мне одному кажется, что мы уже так далеко от человеческого мира, что здесь даже время не течет как положено? Температура в подземелье упала, но Мо Конг, не отрывавший взгляда от Ань Цзе, обнаружил, что волосы на его лбу взмокли от пота, который стекал по вискам. Он наклонился к его уху и поинтересовался шепотом: — Что с тобой? Игнорируя вопрос, Ань Цзе провел пальцами по настенной росписи: — Здесь все еще достаточно кислорода, невозможно, чтобы эта фреска могла бы сохраниться в таком хорошем состоянии много лет, — он царапнул по краске ногтями: — Как новая… Хм… это неправильно… может быть, кто-то скопировал роспись с оригинала. — Это невозможно! — вытаращил глаза Цзуи Шэ. — Нет ничего невозможного, — пробормотал Ань Цзе, — Что нереально, так это сохранить свежесть краски на тысячи лет. Я не специалист, но у меня еще есть немного знаний из школьной программы и здравого смысла. — Разве в этом древнем городе что-то подчиняется здравому смыслу? Неужели забыл тех змей и пауков с человеческими головами, которых ты видел? Кровавые слова на стене? Движущиеся трупы? — лицо Цзуи Шэ было очень бледным, словно он не хотел в такое верить. — Кто знает, что еще мы обнаружим в этом адском месте… Немного подумав, Ань Цзе обернулся к нему: — Ты помнишь, что Джим Цзян извлек из выделений тех блесток, пожирающих мозг? — Галлюциногены, — выпалил Пьяный Змей, — Так ты думаешь… — Доказательств нет, и я не уверен, но всё возможно, — Ань Цзе обернулся и прислонился спиной к стене. Отчасти для того, чтобы удержаться на ногах. Он вздохнул: — Теперь я думаю, что все, происходившее со мной в прошлый раз в древнем городе, очень напоминает наркотические видения, включая нитку бус, которая впиталась в мое запястье. Это было очень странно. — Но здесь нет тех жучков. — Никаких следов наркотика, — Ань Цзе протянул руку, показывая следы краски под ногтями. — Всё реально. — Тогда о чем ты говоришь… — Пятнадцать, — помолчав, обратился с вопросом Ань Цзе. — Ты утверждал, что Ли нельзя убить? Даже если покромсать его вдоль и поперек и выдавить всю кровь? Немного шокировано, молодой человек кивнул. Взгляд Ань Цзе вернулся к Цзуи Шэ: — Таким образом, ты, вероятно, не смог бы убить …ту личность, — он на мгновение заколебался и проглотил слово «отец», будто, наконец, решил для себя отказаться от прошлого. — Давай, пойдем, чтобы встретиться с ним. Он уже намеревался двинуться вперед, но Мо Конг, до этого молча стоявший рядом, схватил его, останавливая и внимательно вглядываясь в лицо. Он действовал жестко, но голос звучал встревоженно и мягко: — Почему ты весь в испарине? Что с тобой происходит? — Мне жарко… Зажмурившись, Мо Конг наклонил голову, словно желая сдержаться, затем открыл глаза и посмотрел на Ань Цзе. — Для разнообразия мог бы иногда говорить правду, а? Слабая искра блеснула в скрытных глазах Ань Цзе, когда он тихо рассмеялся и пробормотал: — Тебе-то что за дело? — он, слабо оттолкнув застывшего Мо Конга, неуверенно сделал два шага назад, обернулся и сказал: — Идем. Подземные залы стали напоминать огромный дворец. Высокие колонны, покрытые резьбой, держали изогнутые куполообразные своды. Каменные драконы властно обвивали столбы хвостами, устремляясь вверх. Реализм изображения поражал — каждая чешуйка выглядела как настоящая. Полы из белого мрамора вели в темноту главного зала. Росписи на стенах неуловимо изменялись. В лицах танцующих и музицирующих барышень появилось нечто странное. Их чарующие улыбки скрывали невыразимую злобу, слегка приподнятые брови должны были выражать утонченную красоту, но на самом деле придавали лицам пугающее выражение. На следующих фресках персонажей стало меньше, а человеческие тела приобрели неправильные пропорции, в них появилось нечто звериное. Змеиный хвост, паучьи лапки, острые когти… Превратившись из человека в зверя, лица барышень постепенно разделились на две части: одна половина зеленая, оскаленная, а другая имела вид невыразимо печальный, как будто хотела сказать, что ещё жива. — Истинный облик… — Ань Цзе остановился перед фреской. Пятнадцать с большим интересом рассматривал роспись, наклонившись к стене. — То есть путь, который мы прошли, иллюстрирует процесс перехода от человека к нечеловеку? Почему она выглядит грустной? Сожалеет об этом? Ли Шанъинь (2) написал: «Чанъэ (3) должна пожалеть о краже эликсира, долгие дни и ночи бескрайни, как синее море». Действительно ли люди во дворце Гуанхань (4) бессмертны? Или… За поворотом проход внезапно преградила огромная дверь. Цзуи Шэ взглянул на Ань Цзе, который согласно кивнул, а затем они оба подошли к рычагам по обеим сторонам и одновременно нажали на них. Раздался громкий скрежет, и дверь медленно поднялась вверх. Хлынувший из проема яркий свет ослепил людей, привыкших к темноте, заставив их зрачки резко сузиться. Четверо ошеломленно застыли на пороге, как смертные, случайно вошедшие во Дворец Дракона (прим. Переводчика: императорский дворец) и пораженные его великолепием. Цзуи Шэ нервно сглотнул. Он не был невежественным человеком. Он наслаждался самыми роскошными и чувственными вещами, видел самые красивые пейзажи, ел лучшие блюда и занимался сексом с прекраснейшими женщинами, когда был молод и гонялся за властью и деньгами. Но у него не было слов, чтобы описать это место. Легенда о древнем городе Тяньцзин начинается с бессмертных богов и заканчивается похотливым человеческим миром. На мгновение у них, казалось, возникло определенное ощущение, что это место содержит в себе все желания человека, и, когда они войдут сюда, не будет такого, что они не могли бы получить. Из транса их вывел звук неторопливых шагов, и все наконец сфокусировали взгляды на приближающемся человеке в жемчужно-белой одежде. На экзотически-красивом лице сверкали удивительные серо-голубые глаза. Он приблизился, на губах играла улыбка, однако по его внешности невозможно было определить возраст. Двадцать лет? Тридцать? Свежее лицо, гладкая кожа, прямая спина, плавные и изящные линии тела. Однако, несмотря на отсутствие морщин, глаза его казались очень старыми. Эти окна в его душу не позволили скрыть ее истинный возраст. Он, казалось, видел уже всё на свете, и устал от всего, и дни были для него ничто, и он оставался здесь, как движущаяся статуя. Мужчина посмотрел на Ань Цзе и улыбнулся: — Инь Ху, я ждал тебя десять лет. Примечания: (1) Шэнсяо (古箏) и пипа (琵琶) — традиционные китайские струнные щипковые инструменты, также известные как китайские цитра и лютня. Их история насчитывает более двух тысяч лет, и они все еще очень популярны. Они имеют важное значение в китайской музыкальной культуре и используются в различных жанрах, от классической музыки до народных песен. (2) Ли Шанъинь — китайский поэт, художник и государственный служащий периода династии Цин. Он был представителем группы «Восемь чудаков из Янчжоу». Он также известен под псевдонимом Юйси-шэн, что переводится как «Рожденный в Нефритовом ущелье» (3) Миф о Чанъэ очень длинный и имеет много вариаций. Если кратко, он рассказывает о том, как Чанъэ съедает эликсир бессмертия, предназначавшийся для её мужа, и её уносит на Луну, где с той поры она обречена жить практически в полном одиночестве. В даосизме почитается как богиня Луны. Ей посвящён Праздник середины осени, отмечаемый на 15-й день 8-го месяца по лунному календарю. (4) Дворец Гуанхань — это историческое здание, которое является частью Запретного города в Пекине. Он был построен в эпоху династии Цин и использовался как резиденция императора и его семьи. Внутренний дворец отделен от Внешнего продолговатой площадкой и имеет несколько секторов, включая Дворец безмятежного долголетия, который был построен императором Цяньлуном в ожидании своего ухода на покой.