Это будет нашей тайной 2

Прошло несколько дней после искусительных соблазнов. Ксавье продолжал писать Уэнсдей. К тому моменту она уже научилась избегать видеозвонков. Но интимные мысли о Ксавье не покидали девушку. Она хотела с ним встретиться. Часы пробили время обеда. Огромным звоном по комнате раздался клич кукушки. Рука Ксавье положила кисточку на палитру. Один из многих портретов Уэнсдей был дописан. В художественном зале, где упражнялся Ксавье, почти все холсты были исписаны строгим и надменным лицом девушки. Она настолько заполнила голову парню, что он переносил все ракурсы ее головы и тела на полотно. Сегодня Ксавье хотел написать Уэнсдей особое сообщение. Его ничуть не расстраивало, что суровая черновласка не пишет ему первой. Но как бы было приятно, если бы он увидел в строке уведомлений ее имя. Не брав с собой телефон, парень пошел обедать. Родителей, как всегда, за столом не было. Но сидела его бабушка Гертруда. Она доживала восьмой десяток, и уже начала плохо слышать. — Бабушка, тебе разве не скучно жить здесь? — А ты чего хочешь, чтобы я померла? Негодный мальчишка! — бабушка недовольно причмокивала языком. — Я не об этом… Неужели у тебя нет друзей, с кем можно провести время. — Чего? — Я говорю, где твои друзья? — крикнул Ксавье. — Ну... Кто-то умер, кто-то далеко отсюда. Есть, правда, одна из Кладбищенского переулка. Эйдора Фрамп, — призадумалась женщина. — И кто она? — Ведьма, кто же еще! И видом, и натурой. Живет в гнезде своего семейства. Никак не помрет старуха. Ты, кажется, даже знаком с ее внучкой. — Правда? И кто она? — Не помню, имя у девчонки странное… Никак не вспомню. — А фамилия какая? — Аддамс, кажется. — Ты говоришь про Уэнсдей Аддамс? — Вот, она. Знаком с ней? — Да… Очень хорошо знаком... — Так пригласи ее к нам. — Она вряд ли приедет. — Приедет или нет, это ее дело. Зови все семейство. Скоро и твои узурпаторы должны вернуться. Устроим ужин. Хоть на Эйдору погляжу. — Ладно, я напишу ей. Заглотив последний кусок сэндвича, Ксавьер пошел в зал. Быстро написав сообщение, он принялся ждать. Ответа не было больше суток. Вдруг, среди ночи, телефон парня завибрировал. «Бабушка Аддамс помнит твою родственницу. Мы навестим вас завтра.» Такое сообщение Ксавье и получил. «Уже завтра» — подумал он. Время пошло на убывание. Родители Ксавье приехали утром и были крайне удивлены поступку парня. Из-за сложных отношений в семье, Ксавье постоянно был в ссорах с родителями. Возможно, потому что на него не обращали внимания. Сегодня же они пошли на уступки. Приготовления закончились ровно тогда, когда в их дверь постучались. Словно туман опустился на порог у крыльца, семейка Аддамс, вся черно-белая вошла в прихожую. Дворецкий встретил их приветливо, но поняв, что гости весьма презрительно смерили его взглядом, он потупил взгляд и представил их семейству Торп. Прибывшие с дальней дороги присели за обеденный стол. Ксавье сидел напротив Уэнсдей. Девушка сегодня выглядела потрясающе. Ее утонченную фигуру подчеркивало черное платье-комбинация. На руках были кружевные перчатки. Волосы собраны в искусные косы. Она уверенно взглянула на пялящегося парня. Тот неловко улыбнулся. Девушка опустила руки на колени, достала телефон. У: что? К: ничего, ты сегодня очень красивая. Удар. Уэнсдей подняла взгляд. Они бы и дальше продолжали молча флиртовать, но Гомес заговорил. — Друзья, благодарю Вас за прием. Крайне неожиданное и смелое приглашение. Наше семейство сторонятся, мы ведь как черные кошки, перебегающие… — Постой, любовь моя. Не нужно всех пугать. Мы очень признательны за ваш прием, — сказала Мортиша, перебивая Гомеса и слащаво улыбаясь всем. Родители Ксавье приветственно улыбнулись. Они завели светскую тему. и Мортиша с Гомесом поддержали диалог. Паксли, быстро поев, попросился, чтобы его отвели в игровую комнату. Он наконец-то сможет поиграть в игровую приставку. Только это его и заботило. Две бабушки обоих семейств сидели рядом. Обе плохо слышали, поэтому каждый слышал их разговор. — А ты постарела, Гертруда! — воскликнула бабушка Аддамс. — На себя посмотри, старая кошелка! — Все язвишь. Ты и раньше была острячка. — Зато ты обмякла. Обе залились смехом. Ксавье и Уэнсдей напрягало это общество. Очевидно, они были тут лишними. Поэтому Ксавье опустил глаза в телефон. К: показать тебе мои рисунки? У: ради всего святого, я еще не отошла от тех. в мастерской. К: а я думал, ты умнее... Девушка прищурила глаза. У: ладно. все лучше, чем это. пошли. Незаметно для всех, двое удалились в сторону художественного зала. Внутри было темно. Руки Ксавье потянулись к выключателю. — У тебя есть свечи? — спросила Уэнсдей. — Были где-то. — Зажги их. Не люблю лампы. — Хорошо. Парень зажег все свечи, которые он нашел. Он расставил их везде: на столе, полу и подоконниках. Свечение создавало уют. Девушка взяла одну свечу и пошла с ней к полотнам. Она молча разглядывала каждое, пока Ксавье наблюдал за ней, закусываю губу. Девушка остановилась у последней работы. — Я заметила, тебе нравится преувеличивать меня в размерах. А именно мою грудь. — Где? — недоуменно спросил парень. — Вот, тут, — Уэнсдей пальцем указала на область грудной клетки. — То есть, твоя грудь меньше? — загадочно улыбнулся Ксавье. — А так и не скажешь, — он оглядел девушку. — Хочешь проверить? — А если и так? — И что я получу взамен? — А что ты хочешь? — парень выгнул бровь и скрестил руки. — Портрет. — Хочешь быть моей натурщицей? Девушка ничего не ответила. Она потушила свою свечу одним дуновением. Свет от окна отражал ее лунный черный силуэт. Ксавье все еще не понимал, что случится дальше. Он выжидал, что на этот раз выдумает девушка. Послышался шепот. — Я готова. Темный силуэт взял свечу с подоконника. — Правила такие. Я подношу огонь к части тела, и ты рисуешь. Договорились? — Договорились. Открыв все краски и достав кисточки, парень расположился у мольберта. Пламя переместилось. Девушка лежала на столе в боковой позе. Свеча была в губ Уэнсдей. Ксавье быстрыми движениями пальцев сделал наброски губ и подбородка. Движение. Глаза. Волосы. Шея. Пламя быстро меняло направление. Оно переместилось к ключицам. Ксавье быстро рисовал. Свеча стала менее уверено двигаться, спускаясь ниже. К груди. Рука Ксавье тоже дрогнула. Он вырисовывал ее округлую девичью грудь. Ее вздернутые соски и складки. Дальше талия. Пупок. Бедра. Девушка его дразнила. Она спустилась к щиколоткам, ступням. А затем свеча погасла. — Эй, Уэнсдей. Что-то случилось? Но ощущение, что девушка ушла — не было. Парень взял в одну руку свою свечу, в другой была кисточка. Девушка все еще лежала на столе, полном рисунков. Он поднес свечу к ее лицу. Уэнсдей, подобно пламени, но не такого, как от свечи, а подобно пожару, жадно разглядывала Ксавье. Она закусила губу, ее щеки пылали. — Все хорошо? — обеспокоенно спросил парень. — Теперь, да. Ксавье принялся разглядывать ее тело с помочью свечи, приятно водя кистью по телу. Стон. Краткий и тихий. Ксавье прекратил. — Продолжай, — глубоко задышала Уэнсдей. Парень продолжил ласки. Кончиком кисти от обводил узоры на теле, пробираясь через пупок к груди. Когда он поднес свечу к «душе» девушки, та вздрогнула. Кисточка щекотала розоватый сосок. Парень больше не мог терпеть, он отбросил кисть на пол и его рука легка на грудь. Он мял и сжимал ее. Опустившись на колени, он продолжил ласки языком. По кругу. Вверх-вниз. Все отдавало глубокими стонами. Поцелуи парня смещались все ниже. Он провел дорожку через ложбинки к паховой зоне. Он посмотрел на Уэнсдей. Она была прекрасна. В лунном свете ее глаза пылали от пламени свечи. В ней не было изъянов. Идеальная. Такая красивая и натуральная. Она сменила позу. Молча села на столе и слегка раздвинула ноги. Они друг друга поняли. Парень гладил ее бедра с внутренней стороны, насколько это позволяло расстояние. Немного поднажав, белоснежные ножки открыли вид на самое сокровенное и девственное. Ее промежность была гладко выстрижена. Половые губы были аккуратными и манящими. Не устояв перед прекрасным взором, Ксавье жадно накинулся на нее. Он вылизывал стенки влагалища, дотрагиваясь пальцем до клитора. Просовывал язык в девственную дырочку. Всасывал ее соки. Девушка, постанывала, сжимая волосы парня руками. В его штанах был пожар. Член больно сдавливали брюки. Он не мог ждать. Но, что скажет Уэнсдей? А что, если она не готова лишиться девственности? Он поднял голову и спросил: — Уэнсдей…