Бесконечное красное смещение

Спустя две тысячи лет я снова увижу тебя.

      Две тысячи девятнадцатый год. Форма человеческой жизни уже не представляет великой ценности, которая была заложена нашими предками. Теперь все смотрят на своих предшественников через призму электрического искажения под названием экран. Бога давно не существует, ведь люди завербовали себя им. Людям дозволено всё. Люди – вершина мировой эволюции.       В нынешних реалиях это зовётся капитализмом, либерализмом, республиканством, да кем угодно, лишь бы угодить всем и вся. Социализм и коммунизм не предполагает поклонения, при этом ничтожно умаляя индивидуальность. Отныне и по сей день люди сами зовутся Богами. Не теми греческими, римскими, что совершали подвиги и творили мир. Не теми, о которых слагают легенды. Многие считают это мнение ошибочным. Но кто же тогда люди, если не сам Господь? Человек сам может просеивать ненужное, опередить естественный отбор, повелевать всем. Человек – центр вселенной и одновременно её ничтожная часть.       Люди давно создали себе подобных не путём биологического размножения, а путём ума. Они воплотили нечто такое, что можно сравнить с невиданным никому. Они создали будущее. Репликанты – творение рук Бога. Всевышние могут управлять их процессами, заставлять молчать или снова говорить. Робот никогда не будет печалиться. Он делает то, что заложено программой. Робота не тревожат процессы мироздания. Он не скажет «я не справляюсь», не будет собираться с мыслями перед ответственным делом. Роботы не могут мечтать о будущем, вспоминать о прошлом. Они продукт технологической деятельности, созданный для облегчения жизни.       Репликантам отведён меньший срок по сравнению с людьми – всего четыре года. Им не нужно детство и отрочество, чтобы выполнять функции взрослого человека. Они не расстроятся, если ничего не вспомнят.              А теперь забудьте всё, что вам говорили до этого. Так было раньше. Ученик всегда превосходит учителя. Подобие Бога вскоре заменяет его. И спустя две тысячи лет живые встретятся с мёртвыми.

Я мыслю, значит, существую.

      Леденящая стена дождя навевала ещё большую тоску. Отсутствие солнечного света делало уязвимыми, пока все отчаянно боролись за каждый квадратный метр друг на друге. Эти метры уходили ввысь огромными небоскрёбами, что были пародией некогда существовавших муравейников. Уровень за уровнем по сотне метров в небо. Вечно едко-жжёный запах – результат выброса токсичных паров в воздух. Да, теперь мусор перерабатывается в новые материалы, а не только валяется по углам переулков. За последние пятьдесят лет норма радиационного фона повысилась в два раза. Техногенные катастрофы, медленное отравление растений и водоёмов убило всё, чем когда-то была богата Земля. Густая пелена облаков практически никогда не рассеивалась и отныне их плотность лишь изредка позволяла солнечным лучам полностью проникнуть на поверхность. Как раньше уже не будет.       Кенни захватил свой плащ из непромокаемого материала со встроенным регулятором температуры. Погода никогда не радовала, так что обзавестись терморегулятором стало задачей каждого жителя Митры. Глубоко под Митрой простирался ещё один город-бункер. Раньше он служил убежищем для местных жителей, пока их численность не перевалила за два десятка миллионов. Позже подземный бункер переделали в место для заключённых, а к началу двухтысячных там образовался ещё один «подпольный» город Чикагай.       Сигарету из синей пачки «Пэлл-Мэлл» уже привычно зажали между зубов. Табак, выращенный под ультрафиолетом в Чикагае кислил и давал много смолы, но всяко меньше, чем в любых других сигаретах зажравшихся корпораций. Они клали не табак, а остатки табачных листьев, пропитанных селитрой. Кенни не курил эту дрянь. Конечно, случалось пару раз, когда «коллеги» угостят. Происходило это тогда, когда он наблюдал за тем, как крупный агрегат спрессовывает выпотрошенные тела репликантов. Легче было бы сжечь их и не париться, но беречь стоило каждый вулонг. Тела уже без титановых костей состояли из синтетических нитей с примесью силикона и меди, на ощупь походящих на человеческую кожу. Эти тела за небольшую плату отправлялись на фабрики, где позже перешивались в красивые шмотки для масс-маркетов или дорогую мебель для корпорационных офисов.              Прежде, чем эти подобия людей отправлялись в пресс, они появлялись на других планетах. Космические колонии нынче штука совершенно обычная. Нужно было осваивать новые земли небесных тел Солнечной системы. В ход пошёл даже астероидный пояс после Марса. Земля ничем от них не отличается, по крайней мере, сейчас. Репликантов отправляли на тяжёлую работу, с которой человек справиться не в силах. Человек ведь не в силах самостоятельно переместить атомный реактор без вреда для себя, а робот может. Робот может всё, а особенно то, что для человека является работой мерзкой. Робот может удовлетворять все потребности вплоть до фетиша на испражнения. Ему можно сделать импланты женской груди и мужского члена, или наоборот – мужской груди и женской вагины. Извращенцев навалом. Их настолько много, что поношенные трусы школьниц уже не кажутся диковинкой в мире секс-удовольствий.       Кенни облачился в синий производственный комбинезон, будто бы он работает на сталелитейной фабрике. За свои двадцать шесть лет он и подумать не мог, что будет подпольно сбывать остатки роботизированных людей по фабрикам, рукам коллекционеров и корпораций. Очередная ночная дорога до его небольшого склада с рентген-сканером не позволяла нормально выспаться. Улов сегодня небольшой. Он забрал пару мусорных контейнеров из борделя, за что получил неплохой перевод на карту. Безусловно, эти деньги с невысоким достатком окупят его расходы. Но на жизнь хватает с лихвой, так что грех жаловаться.       Сигаретный дым густо расходился по салону арендованного фургона, пока он покачивал головой в такт песни из своего детства по ретро-радио. Больше всего ему хотелось приобщить к хорошей музыке своего четырёхлетнего племянника, который уже пробовал порошковое пиво с разрешения любимого дяди.       «Умели же раньше музыку делать», — вскользь подумал Аккерман, поглядывая в зеркало заднего вида. Сквозь дождь вряд ли что-то было можно разглядеть в отражении, кроме неоновых вывесок в узких переулках.       Напряжённые пальцы барабанили по ребру прямоугольного руля. Никакого автопилота, иначе его засекут местные «копы». Не очень уж хотелось делиться с ними своей долей. Кенни, как нельзя кстати, очень подходил для этой тяжёлой работы своими параметрами. Ему не составляло труда перевозить тяжёлые контейнеры на колёсах и перетаскивать несколько нерабочих репликантов за раз.       Дорога до гаража (склада) вскоре кончилась, а дождь и не собирался. Кенни выпрыгнул наружу без плаща, что мог защитить его от ледяной крупной мороси, однако сигареты и бластер всегда находились с ним. После он раскрыл двери фургона, опустил металлический мостик на асфальт и потянул рукой за контейнер. Тот сначала с трудом поехал за ним, через миг почти обрушившись по мокрому мостику. Аккерман удержал его ногой и последовал к воротам гаража. В голове пронеслась мысль о том, чтобы заменить пар изо рта на сигаретный дым, но тут же отпала из-за порыва прохладного ветра и высокой влажности. Он подсвистывал приевшийся мотив в то время, как закатывал мусорный контейнер в помещение. Послышался резкий грохот, словно кто-то ударил по фургону. За ним ещё один, заставляя его выскочить наружу.       В полумраке Кенни заметил фигуру, выбежавшую из-за дверей. Возможно кто-то пытался его обокрасть, поэтому он выпалил громкое предупреждение:       — Стой, мать твою, иначе я выстрелю! — руки автоматически дёрнули из внутреннего кармана бластер, что своими внешними данными напоминал помесь винтовки с револьвером.       Едва ли его слова восприняли всерьёз. Никто не остановился. Тогда Аккерман навёл дуло бластера на фигуру. Пришлось отключить самонаводящийся прицел, чтобы сразу не убить кого бы то ни было. Два спусковых крючка щёлкнули друг за другом и пуля разрезала влажный воздух с каплями дождя, в мгновение ока долетая до фигуры. Казалось, она обогнула её или вошла где-то сбоку. С расстояния двадцати-тридцати метров в полумраке было сложно определить наверняка.       Фигура постепенно рухнула навзничь. Кенни сразу рванул к своему непрошенному гостю. Ботинки скользили по лужам с цветными разводами до самого «объекта». Он заметил, что фигура эта совсем хрупкая, размерами намного меньше его самого. Ладонь вмиг схватилась за ворот непонятной одежды на человеке (человеке ли?), дабы приподнять его вверх.       — Кто тебя послал? — Аккерман приставил бластер к виску определённо человеческой головы.       До ушей донеслось всхлипывание. Запястье слабо сжали чужие пальцы. Он чувствовал, что фигуру снизу трясёт то ли от холода, то ли от страха. Об этом говорило стучащееся дуло бластера о висок.       — Не убивай меня, пожалуйста… Не убивай меня… — жалобно скандировал мужской голос, нежели женский. — Прошу, не убивай! — фигура попыталась подняться.       — Отвечай, кто послал тебя, а не то мозги вышибу, — повторил Кенни.       — Не убивай, не убивай, не убивай! Я не человек! — слова вырывались с придыханием от внезапно окатившего стресса.       Аккерман пришёл в небольшой ступор. Неужели ему сбагрили работающего репликанта? На его памяти таких инцидентов ещё не происходило. Обычно они доставались ему окоченелыми или с появлением коррозии. Да и на репликанта он не был похож. Репликанты так не реагируют, не выдают свою сущность, считают себя людьми. Чаще они проявляют агрессию и попытку к спасению путём базовых инстинктов самосохранения, которые включаются в качестве защитного механизма.       Кенни окинул пойманного недоверчивым взглядом, однако бластер всё же убрал. Его крепкая рука подхватила фигуру, не оставляя выбора. Виновник взмыл в воздухе, а он подумал:       «Вес слишком лёгкий для репликанта. Я бы даже сказал — человеческий. Килограмм пятьдесят от силы, не больше.»       Никто не сопротивлялся, не вырывался и не брыкался. Безысходность впиталась вместе с жижей из лужи. Остаётся уповать на лучшее, а при ином раскладе снова бежать.       Аккерман зашёл вместе с фигурой в гараж, где горел холодный свет люминесцентных ламп. В помещении витал запах масел, бензина и составных хлоридов. Атмосфера навевала страх, недоверие и жуткие воспоминания для новоприбывшего. На металлический пол капала красная жидкость, что по всей видимости, являлась кровью. Фигура склонила голову в знак неминуемой участи, будто палач вот-вот взмахнёт мечом правосудия в знак наказания за обман и побег.       Твёрдые руки Кенни усадили «человека» перед собой на ящик. Перед ним предстали серебристые волосы; высветленная кожа и фигура низкого роста, обтянутая недорогим тряпьём из спандекса. Он заметил ранение в запястье, а значит пуля всё-таки попала, пусть и не на поражение.       — Кто послал тебя? — в очередной раз спросил Аккерман своим жёстким тоном.       — Никто. Я сбежал… — донеслось из-под опущенной головы. Взгляд приклеился к разодранному пулей запястью. Насквозь она не прошла, но сбила часть плоти и осколок кости. Раньше он такого не видел. Тело охватила паника, отчего его стало трясти ещё сильнее.       Кенни пережал своими пальцами кровоточащее запястье, громко выругавшись. Не хватало ему проблем ещё со страховкой чужого здоровья. Затем приказал зажать рану самостоятельно, пока он ищет бинт или чистую ветошь.       Слёзы непроизвольно лились из глаз, стекая по щекам на собственную повреждение. Было тяжело контролировать своё состояние в момент чрезвычайного ранения. Громкий грохот инструментов, полок, ящиков и брани уже слабо доходил до него. Уровень психической энергии стал зашкаливать вместе с частым дыханием. На этом этапе всплеска адреналина Кенни подхватил всё действие своим выверенным движением рук. Плотная белая повязка с химическим реагентом для создания холода примкнули к кровавому месиву. Пальцы стали туго перематывать чужое запястье в надежде поскорее остановить кровь. Аккерман прижал её сверху своей рукой, после чего пятно крови перестало расползаться по ткани.       — Ёб твою… — шикнул Кенни, присаживаясь на корточки рядом. — Как тебя зовут? — на него уставились глаза с необычным цветом, из которых по прежнему текли слёзы.       — У меня нет имени. Только серийный номер, — пострадавший пожал плечами.       Поверить в то, что он не человек было достаточно сложно. Свободной рукой Кенни приподнял лицо «репликанта» за подбородок. Отличия невооружённым глазом незаметны. Хотя предположить наверняка тоже возможно: гладкая, ровная кожа, ресница к реснице, контур губ, одинаковые ноздри, глаза на одном уровне. Всё это говорило о кропотливой ручной работе не одного мастера. Яркий свет люминесцентных ламп заставил его щурится, а значит реакция раздражителей моментальная. Аккерман вертел лицо, осматривая под каждым углом.       — Какой номер?       — Две тысячи семнадцать, двенадцать, тридцать один, — ответил подрагивающий голос.       — А модель? — наконец Кенни нашёл этому подтверждение. При определённом градусе видно отражение нанокристаллов искусственной сетчатки. Роботу невозможно создать плохое зрение, оно подобно пикселям матрицы камер с клеточками.       — Нексус семь, — тон становился более спокойным.       — Нексус семь?! — опешил Аккерман с мгновенно округлившимися глазами. — Счастье, если я выцеплю даже шестую модель, а тут седьмая… — он скривил губы в странно-радостной улыбке. — Сколько же ты стоишь? Наверное больше ста миллионов.       — Прошу, не убивай меня, — он схватился целой рукой за запястье, — и не продавай. Я больше не хочу возвращаться туда…       Кенни следил за каждым сказанным словом. Действия не просто поразительные, а ошеломляюще живые. Он покачал головой тому, как отлично проработаны его эмоции из страха, как они своевременны. Словно он и правда живой человек, а не творение ума.       — С чего бы мне не продавать тебя? — одна из тонких бровей поддалась вверх. — Такие деньги на дороге не валяются, — он выпрямился, замечая, что его гостя всё ещё потряхивает.       — Я могу… — репликант стушевался от возвышающегося на ним человека, — могу сделать тебе приятно. Ты наверное одинок, — руки, вместе с раненой, потянулись к замку комбинезона напротив. Ладони только успели примкнуть к паху, как тут же по ним прилетел звонкий шлепок. — Почему нет? Я умею всё. Только взгляни, — он поднялся с ящика, желая обратить чужое внимание на своё тело.       Аккермана ничуть не радовала такая перспектива. Если ему нужен секс — он обзаведётся перепихоном на одну ночь, но никаких борделей. Он не выносит атмосферу в них. Не выносит «кукол», запертых в своих клетках с фальшивыми эмоциями. Лучше быть одному, чем постоянно довольствоваться лживыми ощущениями. Кенни отлично помнит истерику младшей сестры, что вернулась домой в изорванной одежде. Пара отморозков приняли её за куклу, а дальше он не спрашивал. Он отлично помнит, что после встречи с ним им потребовались импланты некоторых органов. Он отлично помнит, как получил свой первый срок.       — Ещё раз сделаешь так – точно продам обратно или разберу на запчасти, — грозный взгляд сверху уже был знаком не понаслышке. — Сиди здесь. Захочешь сбежать – расстреляю на месте, — Кенни отправился обратно к фургону с незаконченной работой.       Репликант разглядывал своё перевязанное запястье. Пребывание в непонимании немного утихомирило тремор. Неужели ему впервые отказали? Неужели кто-то не захотел секса с ним? Но ведь его создали для этого! Создали для того, чтобы воплощать изощрённые фантазии других с максимальной достоверностью реальности. Сегодня он впервые спросил об этом сам, конечно же, во благо своего спасения, но всё же. Его никогда не спрашивали. Главные задачи – говорить и делать то, чего ожидают другие. Это веление Бога. Работать своим телом, владеть им в совершенстве до таких высот, что никто не откажется. Люди приходили к нему снова и снова за получением желаемого. За воплощением своих отвратительных фантазий о том, о чём не следует говорить с людьми. Подобные пошлые иллюзии отразились и на нём, а точнее на строении его тела.       Он молча наблюдал, как незнакомец затаскивает в помещение второй контейнер на колёсах. В таком же контейнере он прибыл сюда. Просто сбежал в надежде, что никто не будет его искать, если он затеряется среди отходов. Запястье неприятно поламывало, а тело содрогалось от холода. Слёзы больше не шли.       После проделанной работы Кенни вернулся обратно в гараж и протянул репликанту свой плащ со включённой терморегуляцией. Может, он и жесток, но в состоянии опознать, что даже подобия людей могут мёрзнуть. К тому же, репликант послушался его и не пытался сбежать. Видимо, расклад с торговцем его привлекал намного больше, нежели участь пластикового контейнера со своими сородичами.       — Ты чувствуешь холод? — всё же поинтересовался Аккерман.       — Да, — он кивнул. — Я слышал о том, что моя кожа это биоматериал, — плащ, закрывший всё тело до кончиков пальцев на ногах, показался ему удивительно приятным.       — Разве раннеры не будут тебя искать? — Кенни пригладил мокрые волосы ладонями, затем обтёр их о комбинезон и достал пачку «Пэлл-Мэлл».       — Я намеренно завалил тест несколько раз, чтобы меня сняли с доработки, — глаза из нескольких оттенков фиолетового с яркими белыми проблесками завораживали.       — Тест Войта-Кампфа? — Аккерман закурил, морщась от дыма перед глазами.       — Да, — репликант опустил голову.       — Поэтому тебя определили в кукольный дом? — Кенни пододвинул стул к ящику.       — Да, — очередной совсем тихий ответ.       Послышался тяжёлый вздох от Аккермана. Всеобъемлющий, понимающий вздох. Каждый прекрасно осознавал – по истечению срока репликанты отправляются на разборку, перепродажу или в пресс. И исчезают все фальшивые воспоминания, наигранные чувства. Их никогда и не было на самом деле. Так распорядился Всевышний.       Кенни махнул рукой на себя, призывая показать ему плоды трудов своего бластера. Репликант протянул перевязанную руку. Он соврал бы, если бы сказал, что не почувствовал ничего. Холодные пальцы с хлопьями сигаретного пепла аккуратно обхватили поверх наложенной повязки. Аккерман переместил сигарету между губ и наклонился ближе к сидящему.       — Чувствуешь что-нибудь? — серые глаза пристально следили за реакцией.       — Неприятно. Как-будто очень холодно, — вопреки безэмоциональности Аккермана, репликанту хотелось попытать счастья, что на этот раз всё будет по-другому, что люди не все одинаковые.       Ленты ткани поднимались и опускались, кружа вихрем вокруг тонкой руки. Кенни распутал повязку, убрал силиконовый холодный пакет с реагентом, местами пропитанной кровью. Запах у неё тоже был похож на человеческий, а не на дизельную основу с масляным запахом, разве что сворачивалась в разы быстрее. Точность деталей поражала его. Обрамлённая сгустившимися каплями крови и влажной плотью рваная рана не выглядела искусственной. Он придерживал запястье через ткань с предельной осторожностью.       — Вроде кость целая, — Кенни попытался вглядеться, искренне полагая, что ему не придётся самостоятельно ставить металлическую пластину. — Интересно, у тебя титановый сплав или алюминиевый, — размышлял он вслух.       — Я слышал о том, что это хромовый сплав, — репликанту пришлось проверить все отвратительные воспоминания из прошлого, когда он ещё был подопытным кроликом в руках инженеров.       — Хромовый? Для чего им делать хромовый сплав, он же дороже, — в голове Аккерман прикидывал примерную сумму хрома на рынке сбыта. — Если только…       — Губчатое строение, — голос старался не выдавать всю печаль минувших в лаборатории дней. — Они посчитали, что титан – не моё призвание, — он попытался улыбнуться, однако вышло это так грустно и безнадёжно, что Кенни почти понял заложенный смысл в словах.       — Да тут все в округе титаны. Каждый второй с титановым скелетом, который ломается за пару секунд, — Аккерман усмехнулся. — А ещё говорят, что титан хер пробьёшь, — он поднялся с места, вверяя пострадавшему свою рану. — Чем же залатать хромовый сплав? — длинный столбик пепла с сигареты упал на пол.       — Строение… — начал было репликант, отслеживая глазами каждое движение Кенни. Его привлекла горбинка на носу и тонкие тёмные брови. Редко доводилось наблюдать подобное сочетание человеческих черт вблизи. Более того, эти линии были хорошо ему знакомы. Не то, чтобы он видел их у кого-то из посетителей. Он видел их намного раньше.       Сознание стало ускользать из-под власти его контроля. Слишком много воспоминаний. Веки сомкнулись, тело не слушалось. Репликант скатился по ящику и рухнул наземь.

Две тысячи лет были вчера. Они живые, вечно юные, как истинная любовь.

      Абсолютное прошлое. Оно выглядит, как человеческий глаз через увеличительное стекло. Радужка из миллиарда цветов, которые можно отличить друг от друга. Это не сетчатые кристаллы, что отражаются от света люминесцентных ламп. Цвета идут плавной волной от края к центру, но так и не достигают его. Сотни тысяч звёзд в одном оттенке, газовые туманы рассеивают свет сверхновых и умирающих звёзд. Они простираются в бесконечные световые года, где время не имеет значения. Оно проносится за секунду, не представляя ценности. Две тысячи лет среди них стали вспышкой, давшую жизнь маленькой точке в чёрном пространстве.       Материя, за время существования вселенной, неисчислимо расширялась. Она принимала разные формы, разный отрезок времени, разное начало и никогда не имело одинакового конца. Горизонт стал вымыслом, осязаемым под давлением абсолютного прошлого. Он очертил всё возможное контуром круга, обрывая цвета на пике их красоты. Невозможно постичь пределы того, о чём не имеешь представления – это называется красным смещением. Там, где всё заканчивается и начинается вновь. Там, где однородность выражается в истинной симметрии.

Всё повторяется вновь.

      Некогда живой остров, окружённый водной гладью со всех сторон и запертый от всего мира внутри. Остатки человечества готовы сожрать друг друга живьём, совершенно не замечая синих ветвей на фоне тёмного неба.       Он сидел вдали от нищеты, голода и болезней. Голову распирали думы, а душу терзала совесть. Беспомощность и страх. Голос, шедший из глубин абсолютного прошлого, не утихал, если рядом не было его.

Как же его зовут?

      — Кенни, — фиолетовые глаза распахнулись. Он обнаружил, что лежит на чужих руках в том же тёплом плаще. Его запястье опять перемотали, но уже в чистые бинты без синтетики. — Тебя зовут Кенни, — мягкая улыбка симметричных губ показалась солнечным лучом из стены облаков.       Кенни пришёл в ступор. Он не говорил своего имени, в гараже не было никаких документов, даже в коммуникатор был записан не на его имя, ни единой подлинной бумаги, вообще ничего. В голову полезли предположения о том, что глаза новой модели репликантов умеют сканировать людей и получать информацию. Однако после отсидки Кенни заплатил немалые деньги, чтобы не числиться в общей базе данных.       Репликант всё ещё был у него на руках. По правде говоря, Аккерман здорово напугался, когда того вырубило. Подумал, что модель всё-таки непригодная к существованию. К счастью, на лице с гладкой кожей дёргались глазные и челюстные мышцы. Как будто он хочет что-то сказать, но не может.       — Как ты узнал? — его тонкие брови почти соприкоснулись друг с другом, если б не складка на переносице. — Просканировал меня?       — Нет, — спокойно ответил репликант. — Я видел тебя раньше, Кенни, — неповреждённая рука поднялась, располагая ладонь на щетинистой щеке сверху. Ощущения были сродни нереальной выдумке, — ещё я знаю, что очень виноват перед тобой, — взгляд выражал сочувствие.       — Как? Погоди, — Кенни поморщился, — в чём виноват?       — Я всё помню, — репликант на секунду прикрыл глаза, а затем прижался лбом к плечу в синем комбинезоне. — У меня есть имя.       — Имя? Ты назвал мне только серийный номер, — Аккерман наблюдал за его действиями, крепко держа в своих руках расслабленное тело. Вероятно, ему нужен был отдых для регенерации.       — Я слышал то, как ты зовёшь меня, — его ладонь спустилась к напряжённой шее. — Ты звал меня «Ури».