vacuos

      Раздается звонкий писк, означающий начало диалога в анонимном голосовом чате.       — Алло.       — Алло, привет.       — Как дела?       — Нормально, у тебя как?       — Тоже хорошо. Как тебя зовут?       — Джисон.       — Сколько тебе лет?       — Двадцать два.       — Понятно. Что делаешь, почему не спишь? — Джисон, даже не видя лицо незнакомца — он все еще незнакомец, — не счел нужным спрашивать, с кем он общается сейчас — может сказать, что тот улыбается. Мерзко так ухмыляется, ждет, когда Джисон клюнет на его удочку, разведет на обнаженные фото или выведет на совместную дрочку с грязными разговорами.       — Да так, ко сну готовлюсь, — не готовится он, не может спать. — Ты чем занимаешься?..       — Слушай, может, разнообразим наш вечерок?       Джисон закатывает глаза, крича на незнакомца у себя в голове, матеря его всеми фибрами души, чуть ли не мысленно избивая неизвестного человека. Вместо того, чтобы нагрубить парню, он переключается на нового собеседника. Ничего страшного, таких он всегда встречал.       Громкий писк бьет по ушам, заставляя Джисона облегченно выдохнуть и натянуть на лицо улыбку — люди непреднамеренно, подсознательно слышат доброжелательность человека, если тот улыбается, даже если его лица не видно.       — Алло, приве-ет, — протягивает он как можно более вежливо и мило, чтобы понравиться собеседнику. Голос из-за этого становится чуть выше.       — Привет-привет, — отвечают ему милым девчачьим голосом, отчего Джисон морщится в отвращении и сразу же отключается.       Нет, девушки ему точно не интересны. Они требуют много внимания, сил, даже самые закомплексованные и неуверенные в себе — хоть их легче всего привязать к себе и уверить их в своих искренних чувствах, а потом управлять ими, крутить ими как хочешь, использовать их — в конечном итоге привыкают к постоянной заботе и ласке, поэтому превращаются в избалованных девиц, жадных до сосредоточенности к их персоне. А такого Джисону не нужно, ему претит находиться с такими в одном обществе, не то что общаться. Он сам требует от остальных много внимания к себе, он любит находиться под прицелом множества взглядов, а самому почти все часы в сутках интересоваться кем-то одним, кем-то, кто не он, — чушь полная. Делать ему нечего.       — Алло? Эй…       Джисон тяжело вздыхает, переводя взгляд с пустой стены — раньше там висели фотографии с ним — на экран телефона. Новый диалог начался еще секунд десять назад. Джисон прикрывает глаза от усталости и слепо тыкает куда-то, надеясь, что отключился из приложения насовсем, а не переключил на нового инкогнито.       — Здравствуй.       Чужой голос заструился в ушах Джисона, отчего он судорожно посмотрел на телефон в руке. Он как-то представил себе за секунду, что в этот момент ему позвонил он, а Джисон случайно, по совпадению ответил на вызов.       Ответил бы он, заранее видя его имя на дисплее? Почему он встревожился, заволновался так в секунду, стоило ему услышать родной (или похожий на родной) голос?       — Ох… — Джисон вздыхает легче прежнего, однако вздох не сердитый, а немного разочарованный. У него все еще открыто приложение анонимного чата: он перепутал расположение иконок и начал новый диалог. Однако сердце замерло — вдруг это он? Джисон же встретил его как раз таки здесь, за такое время судьба могла подкинуть ему его во второй раз. Может, это шанс на вторую попытку?       — Алло-о, — тянет паточный голос. Звучит немного грустно, будто ему от скуки хочется утопиться или выпрыгнуть из окна.       — А… Алло, — Джисон сам себя не узнает. Голос его дрожит, как и руки, сердце забилось сильно. Это же не может быть он, верно?       — Здравствуй, чем занимаешься?       Не спросил, как Джисона зовут. Не спросил, сколько ему лет. Не спросил, чего он ищет здесь, в этом чате. У Джисона бьется сердце — неужели это правда Минхо? Ему попался Минхо, с ума сойти…       — Да так… Излечиваю раны своего сердца, — проговаривает он томным голосом, стараясь спародировать тягучесть голоса своего собеседника. Зацепить-то надо чем-то. Лишь бы не скинул, лишь бы не скинул…       — Как же израненного звать?       Черт, ему же нельзя… В этой ситуации строго-настрого запрещено говорить свое имя. Минхо поймет, что это Джисон… Блять, а если он и по голосу поймет?! Что же делать, что же делать…       — М-мы… — голос все еще нестабилен от перевозбуждения. — Мы можем оставаться анонимами… Э-это же анонимный чат, в-верно?       — Хм, — коротко хмыкнул Минхо, — да, можем, мистер Аноним.       Фух. Отлегло.       — И кто же тебя обидел, расскажешь?       И Джисон рассказывает. Как недавно — полгода назад — пережил расставание с любимым человеком. Говорит он об этом осторожно, скрывая пол своего возлюбленного, стараясь не выдать волнения и аккуратности в выборе слов — он хочет показаться искренним «новому» знакомому, чтобы тот проникся его душещипательной историей, при этом старается не перебарщивать с драматизмом, оставаться наполовину загадкой, чтобы завлечь Минхо снова. И Минхо ведется: внимательно слушает весь бред, льющийся изо рта Джисона, с энтузиазмом оскорбляет его бывшего — самого себя, — старается отвлечь их обоих от грустных тем, начиная разговоры о высоком.       Джисону философствовать не очень нравится. Нет, бывают моменты, когда он себя спрашивает: «Быть или не быть?», но почти сразу сдувается — скучно. Скучно закапывать себя многочисленными вопросами без ответов, скучно искать эти ответы, когда их попросту не существует. А в чем практическая польза того, что он рассуждать будет днями-ночами? Даже если спустя пятьдесят лет найдет он смысл жизни, обретет бессмертие, научится уходить в нирвану так, что начнет парить над землей, — зачем? Зачем ему это все? Как жизнь его от этого изменится?       Да и думать-то особо он не думает. Что уж думать о тех, кто тебя…       Он знает, что его не любят. Он знает, что может состроить глазки несимпатичному парню, и тот что-нибудь ему купит. Он знает, что может только гадко ухмыльнуться в чью-то сторону, и того сразу все, кто у Джисона на побегушках, высмеют. Он знает еще многое из того, что творит его внешность, обаяние и харизма, только…       Важен ли он? Важность… Важ… Уважать… Уважают ли его? Когда игнорируют его проблемы. Когда игнорируют его слова. Когда игнорируют его личность. Должен ли он обращать на это внимание? Может, все так живут? Может, все чувствуют то же самое, а он опять зацикливается на себе?       Он знает, что его не любят. Но читает слова любви почти регулярно. Слышит на словах, что его любят. А что вообще значит «любить»? Может, он сам исказил значение этого слова, намеренно добавил к нему какие-то компоненты, что людям непонятны? О, нет, нет-нет-нет, люди не виноваты. Не виноваты, ни в чем не виноваты.       Не вини людей, Джисон, сколько раз тебе говорили.       Прошло два часа, а они еще не прекратили разговаривать. Джисон почти на семьдесят процентов уверен, что болтает с бывшим парнем — голос чуть ли не идентичен, только в редкие моменты он может хрипеть — курить стал больше, что ли? — и иногда чуть понижает тембр и тон — наверное, неосознанно, ведь голос у мужчин становится ниже, когда они хотят кого-то очаровать, кого-то, кто им нравится.       Минхо и рассказывает о себе немного — на самом деле, их диалог больше похож на нудные лекции философии, только длящиеся не полтора часа, а минимум десять часов с построчным цитированием великих. Поэтому Джисон немного уходит в себя и последние полчаса находится в небольшой прострации, стараясь осмыслить свою жизнь.       — Аноним?       — М? — он смотрит в одну точку на потолке почти не моргая, телефон уже давно покоится на животе, а сам он лежит, закинув руки за голову и согнув ноги, упираясь стопами в постель.       — Тебе не нужно завтра рано вставать, совушка? — так странно слышать милые прозвища от Минхо, если считать, что таких слов Джисон от него не слышал даже в первые недели их отношений. Ну, люди меняются. Да, Джисон?       — Ты хочешь поскорее свалить от меня? — он тихо усмехается, обрадованный своей мини-манипуляцией. Он ждет, пока Минхо скажет, что Джисон его заинтересовал, пока они обменяются контактами, пока они начнут обмениваться глупыми сообщениями в мессенджере, ведь так и началась их история около года назад.       — Если говорить честно, Аноним, я желаю спать не меньше твоего, — голос чуть слышно похихикал, и Джисон представил, как Минхо прикрывает ладонью свой рот, когда смеется. Джисону тоже не нравятся его два кроличьих зуба. — Ты зевнул около десяти раз за последние семь минут. Думаю, тебе пора укладываться спать.       Джисон ждет какие-то мгновения после последней фразы Минхо, ведь зациклен на том, что собеседник должен предложить ему продолжить общение уже за пределами анонимного чата.       — О, и это все? — его немного сбило с толку, что Минхо общаться дальше, по-видимому, не хочет.       — В каком смысле?       — Ну, ты дашь свой номер, там?..       — А, тебе понравилось наше общение? Я польщен, Аноним, — Джисон не обращает внимания, как приторно звучат эти слова, и выжидает момент, когда сможет продиктовать свой ID или номер телефона. — Тогда найди меня где тебе угодно, готов записывать номер?       Да, немного не так он себе представлял зарождение вторых отношений с Минхо.       В принципе, он и не ожидал, что их переписки будут продолжаться вот уже месяц.       Джисон просыпается с «Доброго утра тебе, совенок», засыпает со «Спи спокойно, совушка», особо уже не различая, действительно ли этот аноним оказался его бывшим парнем. Он не помнит, был ли Минхо с ним так ласков, как ласков этот Минхо. Он не помнит, общались ли они почти двадцать четыре на семь, как общаются сейчас. Он не помнит Минхо. А знал ли он его вообще?       Джисон помнит, как Минхо прижал его к стенке тогда, почти заставив встречаться с ним, а Джисон-то и против не был. Улыбнулся кокетливо и согласился — ну нравится ему плыть по течению этой жизни, принимая все ее подарки и отдарки. Правда, сейчас он не понимает, как мог вцепиться только за одну мысль о восстановлении связи с Минхо, как он так… Думал, что сказать, лишь бы не спугнуть Минхо, что сделать, чтобы завлечь его. На Джисона это совсем не похоже.       И как он обычно думает — все к лучшему; может, и эти изменения только красят его?       Джисон помнит, как первые недели Минхо срывался на нем в постели: душил до посинения, отчего Джи кончал по несколько раз, закатывая от удовольствия глаза и хватая тяжелый воздух ртом; вбивался в его податливое тело, оставляя на бронзовой коже ягодиц расцветающие фиолетово-алые кровоподтеки, что медленно переходили в серо-сине-зеленые синяки; закрывал ему рот широкой ладонью, что Джисон мог только хныкать и задушенно кричать, но чтобы соседи не слишком жаловались; плевал ему в рот, размазывал их смешанное семя по Джисонову лицу и волосам, пару раз заталкивая испачканные в телесных жидкостях пальцы Джисону в рот, растягивая его щеки изнутри. Но на то они и есть первые недели — Минхо быстро успокоился, и на смену его страстной ненасытности пришли спокойствие и нежность.       Этот период был красивым, эстетичным, но для Джисона чертовски скучным: Минхо водил его по ресторанам — правда, с беспристрастным лицом и почти без разговоров, — дарил цветы, которые и вправду Джисону нравились, что тот бережно ухаживал за ними на протяжении нескольких недель; водил по театрам, где один раз Джи все-таки смог уломать Минхо на быстрый минет, пока никто не видит, — Джисону очень нравилось ощущение члена во рту; а в постели Минхо целовал и зализывал старые синяки и царапины на Джисоновом теле, трахал его менее быстро и не по-животному. Хоть Джисон уже тогда начал остывать к своему парню, наверное, сейчас он вспоминает это время с теплотой в глазах и в душе… Если душа его способна чувствовать что-то помимо холода и колючек.       Он смущенно пытается вспомнить что-то, о чем он болтал с Минхо или серьезно разговаривал — тщетно. Он помнит грязные слова Минхо, что заставляли его вознестись на небеса, а затем упасть в адское пламя. Он помнит его короткие фразы «Сегодня в пять будь готов, я заеду», «Завтра надень то, что тебе принесет курьер», «Мы едем в ресторан, не надевай белье». Он помнит, как острословил, чтобы заставить глаза Минхо вспыхнуть, а брови нахмуриться, как мог позволить себе капризничать, говоря, что спектакли скучные, рестораны скучные, светские вечера, фильмы, парки — все-все-все скучно. И помнит, как после такого Минхо устраивал им нескучную ночь в кровати. А потом заказывал в квартиру Джисона новую кровать, потому что ту они сломали.       За этот месяц разговоров и переписок Джисон узнал о Минхо намного больше, чем за год полноценных (или нет) отношений. И это удручало. Кто из них был в этом виноват? Джисон склоняется к тому, что Минхо — это ведь он начал их игру в парня-и-парня, значит, от него ноги и растут. Если бы Минхо не был им так одержим, у них бы ничего этого не произошло. И оба бы жили сейчас в покое. Счастье и радости. Отдельно друг от друга.       — Мы встречаемся? — Джисон задает этот вопрос в трубку совсем бездумно; Минхо в этот момент вроде рассказывал что-то о том, что все религии имеют схожий фундамент, оттого все разделения на ислам и христианство, иудаизм и буддизм не имеют смысла — все это одно и то же, просто с разными персонажами. Забавно. Может, зря Джисон так резко сменил тему?       — Ох… Совушка, — он каждый раз проговаривает это прозвище таким приятным, ласковым голосом, что Джисон невольно представляет, как бы он назвал его по имени. Тоже мягко? Или, узнав, что уже месяц общается со своим бывшим, Минхо бы выплюнул это имя изо рта, будто Джисон — мерзость? Оба варианта Джисону нравятся.       — М-м? — томное мычание в ожидании положительного ответа.       — Не подумай ничего плохого, ладно? — Минхо уже собирается продолжить свой ответ, но Джисон в нетерпении перебивает его более капризным тоном:       — Я тебе не нравлюсь? — он хмурится, дует губы как будто напоказ, словно Минхо может наблюдать за его лицом сейчас. Однако ни Минхо, ни Джисон еще не видели друг друга.       Молчание после вопроса затягивается на минуту, по истечении которой Джи громко выдыхает, шипя и закатывая глаза. На экране перечеркнутый значок микрофона у собеседника.       — И че ты вырубил микро? Стыдно со мной разговаривать теперь? Не нравлюсь — так и ска…       — Нравишься, очень нравишься, — перебивает Минхо запыхавшимся голосом, на заднем фоне слышны не то скуления, не то… — Прости, собака беситься начала… Эм… Ну, теперь ты знаешь, что у меня есть питомец, — Минхо коротко хихикает и продолжает: — И что ты мне нравишься, совенок.       А Джисон все хлопает глазами, заткнувшись.       У Минхо не было собаки. Более того… Кажется, что он был больше кошатником, чем собачником, нет?.. Но Джисон не может вспомнить точно: он определенно обожал то ли собак, то ли кошек… Может, вообще хомяков?       Голова разболелась от стольких мыслей, на краю которых мелькает совесть и стыд.       — О, ничего, мне тоже нравятся щенятки, — вранье. — Ну, и все-таки: будешь моим парнем?       — Слушай, ты не думаешь, что будет странно встречаться с тем, кого ты ни разу в жизни, да даже на фотках не видел? Я даже твоего имени не знаю.       — Но мы ведь нравимся друг другу?..       — Это что-то меняет? — голос Минхо стал резким, таким, каким он запомнился Джисону полгода назад. Он мягко прикрыл глаза, а уголки губ приподнялись, сами губы поджались в милой улыбке. — Может, я тебе симпатичен как друг, но ты неправильно интерпретируешь свои чувства?       — То есть в своих чувствах ты на сто процентов уверен?       — Не на сто, — признались по ту сторону телефона. — Но не исключаю и того, что эта симпатия может перерасти во что-нибудь. Понимаешь, совушка, месяца общения не хватает для того, чтобы быть уверенным в партнере…       И начался длиннющий монолог тем же бархатным голосом, которым Минхо общался с Джисоном на протяжении месяца. Джисон беззвучно зевнул, укладываясь на кровать, шурша постельным бельем.       — Эй? Ты спать собираешься, что ли?       — Ага, — Джисон сладко причмокнул губами, перевернувшись на правый бок и глядя на темно-синий экран, что отсчитывает время звонка.       — Обиделся? Давай тогда завтра созвонимся? — Джисон скинул вызов.       И как только звонок сбрасывается, Джисон раскрывает почти слипшиеся глаза и упирается взглядом в потолок. Хоть Минхо и не согласился на отношения, Джисон услышал главное — он ему нравится.       Но когда Джи спрашивает самого себя, нравится ли ему Минхо, ответа будто нет. Он злится, что Минхо отказал ему, ему обидно, что он не сможет в ближайшее время раскрыть все карты и воссоединиться со своим бывшим, и он очень хочет выпить. Пиво. И других чувств словно нет — ни радости за то, что Минхо признался ему в какой-никакой симпатии, ни смущения, ни влюбленности.       Он одевается на скорую руку, но возится минут семь с консилером и тушью — замазывает небольшие синяки под глазами, розовый прыщик на подбородке, подкрашивает ресницы — и вскоре выходит в магазин у дома. Время, казалось бы, позднее, но на каждой кассе по меньшей мере два покупателя, и почти в каждом проходе у стеллажей стоит хотя бы один человек. Писк кассовых аппаратов уже дает по голове, трель стоит в ушах, а выражение лица мгновенно становится раздраженным.       Джисон останавливается у холодильника с алкоголем и почти сразу находит баночку любимого светлого фильтрованного, а когда разворачивается в сторону кассы, видит его.       Он вообще не изменился. Ну, так думает Джисон. Лицо точно осталось неизменным: глаза острые, мечут искры, прожигают окружение, будто лазерами; нос тонкий и прямой, кончик его чуть-чуть раздваивается; брови прямые, чуть нахмуренные и густые; губы поджаты — оно и понятно, он ведь тоже увидел Джисона, значит, относится он к Джи плохо; кожа на щеках чуть бугристая от последствий акне, на крыльях носа черные точки, под глазами и на лбу кожа блестит от сальных выделений; а все тело замерло, будто хищник завидел угрозу, так что теперь стоит, как каменная стена. А раньше Джисон был за ней.       — Какая встреча, — рявкает Минхо, а Джисон широко улыбается — соскучился он по такому тону.       — И тебе привет, Минхо-о, — тянет он, скорее подходя к бывшему и чуть ли не ластясь к руке. Минхо морщит нос в отвращении, отчего у Джисона, кажется, сердце екает. Не думал он, что его сердце на такое способно.       — Ага, а теперь отвали от меня и иди по своим делам, — Минхо только сделал шаг вперед, уходя от Джисона, как тот вцепился за его руку, вынуждая остановиться и поднять бровь в недоумении.       — Так быстро хочешь от меня избавиться? — он мило хлопает глазками, смотря на Минхо как на восьмое чудо света. Тот тоже подвисает на какое-то время с приоткрытым ртом, а затем хмурится, сглатывая, когда Джисон специально медленно переводит взгляд на губы.       — О чем мне с тобой трепаться? — выходит грубо и резко, но Джисону хоть бы хны.       — Ну как о чем? — он кокетливо наклоняет голову, поглаживая рукой плечо Минхо, чуть ли не на цыпочки от счастья вставая. О, новое чувство — счастье. — О жизни, как у тебя дела, как у меня дела, нашел ли кого-то уже?       — Джисон, — имя с его уст звучит ни мерзко, ни нежно. Минхо чувствует усталость? — Зачем тебе это?       — Ну как заче-ем? Опять такие вопросы глупые задаешь, тц, — Джисон разворачивает бывшего к себе лицом, перехватывая его руки, отставляя собственную баночку пива на ближайший морозильник с мороженым. — Скучал, может, по мне?       — А ты себе нового лоха не нашел, что ли? — рявкает Минхо снова, чуть ли не харкая Джисону в лицо. Он хватает Джи за талию, вжимая в свое тело с силой, наклоняясь к его уху: — Не пытайся начать свою игру со мной заново, ясно тебе?       Джисон плавится. Горячие широкие ладони на талии чувствуются так правильно и приятно. Сила в голосе заставляет кожу головы покрыться мурашками, а ногам превратиться в желе. Низкий предупреждающий тембр помогает вспомнить все те ночи, что он делил на пару с Минхо. А тот самый запах кожи, тела, пота — боже, да чего угодно, да и все равно, что это за запах! — бесподобен. Джисон невесомо проводит кончиками пальцев по напряженным предплечьям, что окольцовывают его талию, кладет ладони на плечи, медленно поднимаясь к шее, отчего мурашки идут уже по телу Минхо. Тот прикрывает глаза, но тела обоих остаются неподвижны — они застыли, будто обнимаются после продолжительной разлуки.       Минхо вздыхает. Он ощущает тепло под пальцами, ими же может пересчитать все торчащие ребра Джисона под футболкой. Щекой чувствует мягкость кожи своего бывшего, мягкость его щек, голова подкидывает воспоминания о мягкости его губ, мягкости его взгляда… Минхо сильно жмурится, стараясь отогнать наваждение, но оно будто вцепилось в него так же, как Джисон вцепился в его чувствительную шею.       Проходящий мимо них покупатель случайно задевает Джисона, отчего он — а по инерции и Минхо — вздрагивает, отворачиваясь в сторону неуклюжего индюка, а затем сразу поворачиваясь к бывшему, глядя ему четко в глаза. Затуманенные, но блеск не потерялся.       — К тебе или ко мне?       — К тебе ближе, — и хватает больно за запястье, буквально таща за собой. Охлажденная баночка пива остается вне холодильника.       Стройное тело отпружинивает от кровати, когда его чуть ли не швыряют, и на него сразу же набрасываются с укусами. Минхо соскучился по виду гладкой, неиспорченной кожи цвета сливочной корицы, поэтому вкушает ее достойно и во всю силу: кусает шею, от чего Джисон звонко пищит, сминает бока цепкими мощными пальцами, оставляя красные разводы, а спустившись ниже, кусает за торчащий коричневый сосок. Джисон расплывается, но все его мышцы застыли в напряжении, будто он лужа, по которой пустили электрический ток. Он до побелевших костяшек и кончиков пальцев сжимает простынь, которая потихоньку выходит из краев — перестилать придется.       Минхо лижет шершавым языком другой сосок, одной рукой упираясь в кровать для поддержки, а вторую перемещая на тонкую, уже багряную шею, хватая ее, будто курицу душит. У Джисона изо рта вываливается язык, а глаза закатываются к переносице, начала бровей взметаются, изображая удовлетворенное лицо. Он пытается дышать часто, вместо стонов выходят хрипы и покашливания, а Минхо продолжает водить по его груди языком и периодически сжимать сонную артерию.       Джисон безвольно расслабляет руки, оставляя их лежать мертвым грузом по обе стороны от лица, и ноги, заставляя их висеть согнутыми в воздухе по бокам от нависающего над ним тела. Минхо отрывается от вылизывания ключиц, всматриваясь в Джисоново лицо — пытается отыскать что-то, что искал давным-давно. Надежда оставалась где-то внутри него. И он не видит этого что-то — пелена возбуждения и разврата застилает глаза Джисона. Тот, отдышавшись, фокусируется на нахмуренном лице перед ним и вскидывает брови в немом вопросе.       Минхо встряхивает мысли в голове, снова вгрызаясь в шею Джисона, то нежно проводя по засосам языком, то оставляя новые укусы. И тянется рукой вниз, к чужому давно вставшему, пульсирующему и подергивающемуся от возбуждения члену. Неожиданно: пара скольжений по всей длине вверх-вниз — и белесые полосы орошают впалый живот и покрасневшую грудную клетку. Минхо усмехается, когда до ушей доносятся крики — не стоны, крики — наслаждения, практически рев на всю квартиру.       Он собирает по извивающемуся телу все капли спермы, пачкая три пальца, и размазывает семя по сжатой дырочке. Джисон хнычет, что-то лепеча о том, чтобы Минхо остановился и притормозил, что он еще чувствительный, что он еще не до конца отошел от оргазма. Но Минхо скалится, вгоняя поочередно каждый палец, используя сперму Джисона как смазку.       Джисон мычит, вертится по постели, пока его не пригвождает Минхо пристальным взглядом, а ноги оставляет раскрытыми своим коленом. Он небыстро растягивает узкие стеночки, почти сразу же находя простату и надавливая на нее, отчего Джисон замирает с открытым ртом и зажмуренными глазами, отвернувшись куда-то в сторону. Член уже заново встал, оставляя на животе полосы естественной смазки, возбуждение забурлило в низу живота, и Джисон начал короткими движениями подаваться пальцам Минхо навстречу — костяшки, конечно, вызывали неприятное чувство, когда бились о края ануса и нежную кожу гуча.       Минхо почувствовал, как сперма на пальцах начала подсыхать, поэтому, вытащив пальцы из зияющей дырочки и подхватив Джисона за заднюю часть бедер, приподнял его задницу и, набрав в рот побольше слюны, харкнул в отверстие, наблюдая, как жидкость медленно начала затекать внутрь. Он коротко улыбнулся, взглянув на Джисона — тот будто летал в облаках, но смотрел невменяемо на Минхо, — и, поднеся свою ладонь к его рту, попросил того сплюнуть. Тот так и сделал — тонкая полоска слюны отпечаталась на его подбородке, но обоим парням на это все равно.       Минхо смазал Джисоновой слюной свой член, приставляя влажную головку к его растянутой дырочке, и толкнулся на всю длину. Джисон закряхтел, задышал через рот, надувая щеки, руки согнулись в локтях, повиснув в воздухе, а Минхо не стал чего-то ждать — начал толкаться по самые яйца в податливое тело.       Джисон завис от ощущений, от переполняющих его эмоций, от вида перед собой — от вида его бывшего любимого парня, трахающего его с таким зверством. Это то, чего ему не хватало. Или ему не хватало всего Минхо? Он жмурит глаза до мушек перед глазами — или Минхо настолько по-животному ебет его, что звездочки появляются. Член налился кровью сполна, от частых и сильных фрикций подпрыгивая на животе и пуская все новые и новые порции предэякулята, заливая кожу.       Он кончает, раскрыв глаза так, что он чувствует, как они могут выкатиться наружу. Сперма уже слабым напором выливается на торс в считаные секунды. Ноги — каша, руки — каша, в голове — каша. Джисон только хочет попросить Минхо кончить внутрь, как он кончал всегда полгода назад, но тот, дыша как паровоз, вытаскивает член и, надрачивая его, изливается на красный обмякший член Джисона. И валится на кровать рядом почти без сил, небрежно подтолкнув Джисона к краю постели, чтобы самому уместиться.       Они лежат, переводя дыхание и сглатывая сухие комки в горле. Джисон спустя пару минут встает и уходит из спальни, слегка хромая, а возвращается с графином воды и стаканом, уже чистый от спермы и других выделений. Минхо, улыбнувшись одной стороной губ, принимает воду, выпивая два стакана подряд. И ложатся снова на кровать, чуть вернувшись в обычное свое состояние.       — Так все-таки, — нарушает тишину Джисон, сложив руки на груди и поворачиваясь лицом к бывшему, — у тебя есть кто-то?       — Джисон, — начинает было Минхо, но его быстро перебивают:       — Мне просто интересно!       Минхо выдыхает еще более устало, чем в магазине:       — Да, но мы пока не встречаемся, — Джисон мысленно ухмыляется, а на деле старается не кривить лицом и не выдавать ничего.       — И кто он?       — Этот человек… Невероятный, — начинает он. — Приятный в общении. Заботливый — я забочусь в ответ. Понимающий и поддерживающий — я помогаю в ответ. Веселый, никогда не душнит и не шутит чересчур — как-то все посередине. Я чувствую, что он всегда рядом. Что он меня не оставит. И я его не оставлю, — он говорит о том, кто ему нравится, с придыханием, будто распыляя вокруг розовую пыль и звезды, а глаза, как заметил Джисон, искрятся — но уже не так, как при взгляде на Джисона, — это что-то, похожее на люб…       — Хм, — хмыкает Джисон, — обо мне ты так не говорил.       — А кто-нибудь когда-нибудь тебе такое говорил?       — Не-а.       Прождав секунд пятнадцать, Минхо лишь скучающе произносит:       — Значит, врать не хотели.       Джисон обиженно надувает губы, косясь в сторону от Минхо, а щекотливое чувство зависти перерастает в чувство, что его унизили. Он хочет что-то ответить Минхо, но тот уже натянул на себя одежду, выйдя в коридор. Судя по звукам, он обувается. И уходит из квартиры.       Джисон сквозь обиду улыбается: Минхо не сказал ни имени своего новоиспеченного партнера, ни пола, никак не прокомментировал его или ее внешность — Джисон стопроцентно тот, о ком он говорил с такой лаской.       И в этот момент, по удачному совпадению, на телефон приходит сообщение. От Минхо.       Джисон в предвкушении торопливо открывает его и… Застывает с большими от неверия глазами и приоткрытым ртом, задержав дыхание. [Минхо, 22:47] Совушка, я подумал о твоих словах. И думал долго, если честно. Я хочу попробовать с тобой отношения, правда, ты не должен обижаться! Мне нравится в тебе абсолютно все, что мне о тебе известно, и то, что мне предстоит о тебе узнать, нисколько не изменит моего отношения к тебе, совенок. Поэтому я решил сделать шаг на пути к тому, чтобы стать с тобой полноценной парой. Меня зовут Хенджин, а тебя? [1 изображение]       И на фотографии не Минхо. На ней какой-то сопляк с узкими худыми плечами; с тонкой, как у него самого, шеей; с выделяющимися ключицами, будто этот человек ел в последний раз на Новый год; с обычным бесформенным носом; с узкими широкими глазами, которые, кажется, были подкрашены темными тенями, чтобы попытаться создать им липовую глубину; и с пухлыми, как пельмени, губами.       Джисон неверяще рыщет глазами по селфи, сжимает в ладони телефон, а от злости ресницы влажнеют. Он откидывается назад в кровать, пялясь в потолок.       Джисон не хотел отношений с Минхо. Его целью не было вновь влюбляться в него. Он желал отмщения. Он кровь из носу хотел разорвать сердце Минхо не просто в клочья, а на триллионы брызг крови и ошметков, чтобы не было и намека на то, что оно когда-то оживленно билось. Джисон хотел сломать его. Хотел снова влюбить в себя. Хотел снова почувствовать себя желанным.       Джисон скривился от того, насколько эти слова ядовито звучат. Неужели он правда носит в себе такие мысли? Насколько здорóво так размышлять? Но ведь его переполняет ярость из-за того, что его план не претворился в жизнь. Что Минхо не почувствовал все то, что чувствовал Джисон, что Минхо до сих пор живет на этой планете и ходит абсолютно целехенький, без единой царапины. Разве это справедливо? Джисон должен был… Нет, он был обязан подарить Минхо такие трепетные и нежные чувства, чтобы после разбить все его надежды на искреннюю и долгую любовь о высокие точеные скалы. Чтобы он разбился. Чтобы Минхо превратился в мелкодисперсную пыль и развеялся над рекой Хан как прах.       Однако это не Минхо. У Хенджина нет того острого прямого носа, который бы прижимался к Джисоновой шее с нежностью и которым бы водили по бархатной Джисоновой спине. У него нет тех прищуренных глаз, которые даже с прищуром казались большими и такими, черт, такими глубокими, словно в них отражался Млечный Путь. У него нет тех широких плеч и массивной спины с крупными мышцами, за которую можно было и спрятаться, и схватиться, чтобы не утонуть в пучине своей бестолковой жизни. Это все есть у Минхо. Но Минхо оставил его полгода назад. И даже сегодня ночью он не вернулся — снова оставил квартиру пустой.       Хенджин летит в черный список, отовсюду блокируется и испаряется из жизни Джисона, как исчезали и остальные сотни таких же людей.