(Не)романтика на запястьях

      Девушка, вы верите в Бога?       Киоко хрипло хохочет рядом, отчего Тсуна одёргивает рукав блузки.       – Ну чего ты ржёшь. Пять лет уже прошло с появления, – закатывает глаза она, припоминая, как надпись выводится на её запястье немного раньше сверстников, ещё в середине начальной школы.       – Каждый раз смешно, как в первый, – хмыкает Киоко, стряхивая пепел с сигареты.       Они прячутся за воротами школы, гадая, кто будет злиться сильнее, если увидит их – Дисциплинарный Комитет или Сасагава-семпай.       – Напомни, почему я с тобой дружу? – спрашивает риторически. Причины затерялись за эти десять лет, оставляя лишь крепкую привязанность и заботу.       – Очевидно, потому что ты в тайне без ума от меня, – закидывая свободную руку ей на плечо и щурясь от солнца, отвечает Киоко задорно. – И потому что мы обе лохушки со странными надписями.       Савада горько вздыхает. У её надписи нет двойного смысла и разнообразных вариантов первой встречи. Её соулмейт – сектант, зазывающий людей на улице. Сто процентов.       Сектантов Тсуна не любит – а кто любит-то? – а после событий двухлетней давности, её и вовсе передёргивает от одной мысли о них. Мама почти попадает в секту. Справедливости ради, Нана вляпывалась во всё: велась на телефонных мошенников, покупала у уличных шарлатанов «способные изменить жизнь» безделушки втридорога. И однажды почти угодила в секту. Повезло, что Тсуна замечает это вовремя. Просит Тсуёши-сана помочь и поговорить. Кое-как у них выходит доказать женщине, что люди там точно не помочь хотят. И нет, это не обычный клуб по интересам.       У Сасагавы же на запястье – два слова. Красиво выведенные. Иностранные.       В детстве они, загоревшись идеей и мечтами о принце-иностранце, перерыли все словари в библиотеке. Компьютеры с интернетом в то время в Намимори были редкостью, но они не жалели. Так казалось интереснее.       В итоге они поняли, что это итальянские слова. В переводе означавшие ни что иное как… «Отойди, мусор». Фраза, которая становится для Киоко словно клеймом.       Совсем не то, что ожидает маленькая девочка с сёдзе-мангой на полках в спальне. От романтики Сасагава потом избавляется. И меняется сама.       Тсуна говорит ей, что они что-то не так поняли. Что, возможно, перевод меняется от контекста. Но из знакомых, кто мог бы им разъяснить, только Емицу – в вечных командировках и с редкими звонками.       Им обеим не везёт.       Поэтому в одиннадцать лет они дружно решают: нахуй этих соулмейтов.

***

      Держа в одной руке айс-латте, купленный за оверпрайс в аэропорту, а во второй – телефон, Савада спешила к выходу и недовольно бормотала в трубку.       – Поверить не могу, мы не виделись полгода, а ты даже не встречаешь меня.       – До Токио ехать долго, а мне ещё сюрприз тут устроить надо тебе… – фырчала Киоко трубку. – Ой. Сделай вид, что не слышала.       Тсуна радостно улыбается.       – Ладно, прощаю на этот раз.       Так странно повернулась жизнь. Тсуна прилетает из Италии, где училась в академии искусств уже год. Она и представить себе раньше не могла учёбу заграницей. Да что уж там, она вообще после школы учиться не планировала. Тем более в приличном месте. В Европе. Вот Киоко да, отличница, она могла бы выиграть конкурс на учёбу по обмену, поступить на математический факультет. Это легко представить.       А как заносит в Италию Тсуну с её-то оценками? Всё просто. Отец. Появился спустя годы, решил поиграть в семьянина. И позвал на учёбу к себе. Тсуна согласилась из желания потратить его деньги. Маленькая гадкая месть.       – Кстати, о сюрпризах. У меня тоже есть. Но он… вряд ли приятный.       – Как мило. Говори.       – Лучше я при встрече.       То, что у неё в семпаях есть мрачный парень-грубиян, кидающий направо и налево обращение «мусор», точно не было телефонным разговором. Киоко не захочет встретить его… ну или захочет? Просто чтобы ударить между ног.       – Ты в своей Европе осмелела, что ли? Раньше плохие новости только по телефону рассказывала, боялась, что я в глаз дам.       – Ахах, ты бы не стала драться. По крайней мере со мной.       – Да ладно, бывало.       – То, что мы подрались при первой встрече, когда нам было по пять лет и я случайно сломала твоего робота, ничего не значит.       – Ох, наивная. Давай уже быстрее лови такси, я жду.       Тсуна, хихикая, сбрасывает звонок. Отвлекаясь на телефон, она совсем не смотрит на дорогу и врезается в человека, тоже выходящего из аэропорта.       Кофе, вот чёрт, тут же оказывается на чужой белой футболке.       Парень – красивый иностранец со светлыми волосами, неясного цвета переливом глаз и необычной татуировкой на щеке – не выглядел особо разозлённым. Даже поймал её, когда ноги подкосило от столкновения. Так что теперь Тсуна почти лежала в его руках и смотрела вверх, на самое симпатичное лицо, которое видела за жизнь.       Её влюблённость продлилась ровно пять секунд, пока парень не открыл рот и не сказал с сильным акцентом:       – Девушка, вы верите в Бога? – слова, которые Бьякуран привык говорить понравившимся незнакомкам. Потому что это единственное, что он придумал для фразы, которая японскими иероглифами неуклюже красовалась на его руке.       Савада, вздрагивая, отскакивает от парня.       – Боже Святый, нет, я атеистка! – вырывается изо рта нечто нелепое, почти что оксюморон.       Джессо смеётся. От облегчения после встречи. От забавного выражения, девушка, по-милому супясь, словно ждёт, что он начнёт втюхивать ей Библию.       – Я тоже, – он поудобнее перехватывает свой чемодан. Улыбается ей уверенно, словно нет никакого пятна на одежде и та не липнет неприятно к коже. – Угощу вас новым кофе?       Кажется, Киоко ждало два сюрприза.

***

      – Знаешь, ты вот не веришь в Бога, но веришь в меня. Значит ли это…       – Поумерь свой комплекс бога, а то сдам в дурку.       – И я тебя люблю.