Так себе Хайд

Видимо Тайлер успел спрятать труп Роуэна Ласлоу до того, как его нашли копы, потому что вся общественная шумиха вокруг нападения заканчивается паникой на ярмарке. Как позднее выяснила с помощью подслушивания Уэнсдей, кто-то анонимно донёс в полицию о подозрительной активности в лесу с участием изгоев, что вынудило патрульных разделиться и пойти безрезультатно прочёсывать чащу. И всё бы ничего (ведь тела они бы там уже не нашли), но Уимс всё же обнаружила отсутствие Роуэна в академии и сообщила об этом шерифу, а тот, не будь дураком, предъявил ответные обвинения Невермору и за пропавшего Ласлоу, и за те три трупа, что уже имеются в распоряжении морга. И в целом это даже логично: жертвы – исключительно норми, а изгоя-Роуэна открыто недолюбливали и частенько издевались по поводу и без. Поскольку директрисе не удалось доказать непричастность своих подопечных, на следующий же день на Невермор обрушивается сразу три тщательнейших обыска подряд, но прежде чем шериф и ко приступают к допросу учащихся – терпение Ларисы даёт трещину: она выгоняет стражей правопорядка своим авторитетом, связями с мэром и напоминанием, что норми и изгои договорились жить в мире. Галпина-старшего, как и мисс Аддамс, это совершенно не пронимает, но они оба делают вид, что попытка Уимс выглядеть ценителем дружбы между давними врагами засчитана. В конце концов, она тоже имеет право возмущаться: ни у одной из сторон нет ни доказательств вины, ни уверенного алиби, но донимают подозрениями только Невермор. А потом неожиданно объявляется Роуэн (да, тот самый, у которого Уэнсдей тщательно проверила отсутствие дыхания и сердцебиения и самолично бы добила этого убийцу-неудачника, если бы обнаружила обратное), и академия буквально взрывается множеством сплетен и теорий заговора, львиная доля которых принадлежит больной фантазии Инид Синклер. Ласлоу без промедлений оказывается в кабинете директрисы и уже спустя какие-то пятнадцать минут отправляется собирать вещи - Уимс исключает парня за его безответственность и косвенную вину в накаливании конфликта между норми и изгоями, но это никого не обманывает: Роуэн выглядит настолько очевидно нестабильным психически, что все сразу принимают на веру теорию, по которой он снова стал жертвой чьих-то издевательств и просто боялся вернуться в академию, где его поджидают обидчики. И, якобы, Лариса отослала его лечить нервы куда-нибудь подальше от Невермора и теперь примется за поиск виновных. Разумеется, это чистейший бред, но Уэнсдей делает вид что тоже поверила, хотя во-первых, лично убедилась в абсолютно точной стопроцентной смерти телекинетика и, во-вторых, благодаря рассказам словоохотливой матери знает, что в способностях Ларисы числится полное копирование чужих внешности и голоса. Подозрение подкрепляется и тем, что никто не видел Уимс и Ласлоу вместе одновременно (разговор об исключении проходил за закрытыми дверьми, и даже расстаравшиеся телепаты академии не смогли его подслушать), а окончательно убеждает вызов на директорский ковёр. - Мисс Аддамс, - разъезжаются в откровенно хищной улыбке чужие напомаженные красным губы, - я надеюсь, вы сами мне расскажете всё что вам известно о данной ситуации. Мы ведь не хотим, чтобы наша с вами неверморская семья пострадала от этих беспочвенных обвинений, правда? И кого-то вроде Инид бы проняло с первой же фразы, но Уэнсдей - тот ещё крепкий орешек, поэтому тоже позволяет себе короткую кровожадную улыбку: - Что вы, директор. Если бы я знала что-то, чего не знаете вы – давно бы сообщила. - Тогда позвольте спросить прямо: где вы были на ярмарке? В какой-то момент я потеряла вас из виду. - Я, как и вы, созерцала этот отвратительно-цветной фейерверк. Ксавьер Торп и норми Тайлер Галпин могут подтвердить – они меня видели. - А почему я – нет? - Потому что я не переношу толпу и шум. Нашла тихое место чтобы посмотреть этот убогий салют и не сразу поняла, что вы собираете учеников для возвращения в академию. Залпы, знаете-ли – весьма громкое явление. Спасибо Вещи за помощь с хорошим алиби, к которому даже шериф при всём желании не подкопается. Уэнсдей ни секунды не сомневается, что с ним у неё состоится отдельный разговор: слишком уж много было неприязни в его взгляде после одного только упоминания её фамилии. Обычно это радует и заставляет гордиться, но сейчас - совершенно не к месту. Аддамс уверена, что через считанные минуты в директорский кабинет войдёт упомянутый Ксавьер Торп, но поскольку он тоже скажет про Галпина, с которым столкнулся буквально нос к носу, версия Уэнсдей подтвердится и она окажется вне подозрений. Стоит признать: от этого вынужденного общения с социумом есть хоть какая-то польза. - Если ко мне больше нет вопросов, то позвольте возвратиться к домашней работе? Завтра занятия. - Идите. Но я слежу за вами, мисс Аддамс. Помните об этом.

***

На третьем по счёту сеансе Кинботт с раздражающей активностью выносит ей мозги, упорно давит на недавнее происшествие и то, что Уэнсдей о нём думает (а она думает, что стоит переговорить обо всём с Тайлером как минимум чтобы не подставить его враньём не в ту сторону. Вечно отмалчиваться не выйдет - не с её окружением). Вторую встречу удалось пропустить благодаря шумихе вокруг убийства Шрёдингера – и есть оно, и нет его, и не докажешь ни одну из точек зрения – и Аддамс бы с удовольствием снова сбежала от этой доморощенной психологини, но не хочет лишний раз привлекать внимание Ларисы. Она явно не расстанется так просто со своими подозрениями, но к счастью (в плохом смысле) они обе понимают, что директрисе откровенно нечем надавить на Аддамс чтобы та всё рассказала, поэтому сейчас их стороны держат вооружённый нейтралитет и с азартом истинных ищеек следят друг за другом в оба глаза, собирая компромат и нестыковки, чтобы раньше противника составить полную картину происходящего. Пока что не везёт обеим. С трудом отсидев в одной комнате с Кинботт полное время сеанса, Уэнсдей покидает её логово и вдруг на выходе сталкивается с Тайлером. Надо же, всё те же буйные кудряшки на лбу, мягкий щенячий взгляд и раздражающая улыбка на губах, но в контексте тайного монстра-убийцы это выглядит до отвращения забавно. Навевает мысли о серийных маньяках и их рабочем костюме обычного человека. Галпин сам заводит ничего не значащий разговор, с пониманием относится к навязанной судом психотерапии (ведь и сам такой же, вот сюрприз-то) и мимолётом намекает, что осведомлённость Аддамс для него не секрет. «Пора выпускать своего внутреннего бунтаря. Тебе это должно быть знакомо». Более того, только что им же и подтверждённое раскрытие перед ней почему-то не нервирует Тайлера, а наоборот успокаивает и радует. В плохом, отвратительном, ужасном и извращённом смысле радует. Но вот её попытку завести более важную тему обрубает на корню: «Прости, я бы с радостью поболтал, но Кинботт ждёт. Она не любит опозданий». Уэнсдей думает об этом странном поведении всю обратную дорогу до академии, где толпы школьников готовятся к соревнованиям за Кубок По (хотя участвует всего-то полтора десятка), больше похожим на приступ коллективного помешательства. Увы, но в её воображении всеобщая истерия выглядела гораздо более захватывающе: в реальной жизни массовый мандраж похож на острую фазу старческого слабоумия, когда жертвы просто физически не могут думать ни о чём кроме соревнований, как заевшие пластинки. Так банально. Единственное удивительное – это масштаб поражения инфекцией. Во время вечернего письменного времени Уэнсдей обнаруживает филигрань на рисунке себя, что отобрала у трупа Роуэна, без даже толики удивления опознаёт в ней ту самую эмблему из видения и решает для начала отыскать источник изображения. Правда, приходится прерваться на Уимс и её никому не нужный список факультативов, почему-то носящих обязательный характер, даже пойти у неё на поводу и посетить каждый из вариантов для признания их негодными (и попутно допросив наиболее осведомлённых о Ласлоу и его странностях, хотя теперь это уже точно ни к чему), и исключительно для отвода директорских глаз – присоединиться к клубу пчеловодов. Польза этого решения обнаруживается сразу же: Юджин, глава и единственный член клуба, в обмен на защиту от других изгоев соглашается прикрыть её от директрисы, и уставшая от толп припадочных изгоев Уэнсдей наконец сбегает в чащу леса, в тишину, покой и эфемерное ощущение смертельной опасности, которых ей так не хватало эти несколько суток. Прогулка в осеннюю сырую погоду наедине с самой собой – идеальное время для размышлений над насущным. И согласно закону подлости, её прекрасную одинокую агонию не могут не прервать наглейшим образом, вдруг грубо утянув в кусты с зажатым ртом. Нос безошибочно узнаёт сногсшибательный аромат кофе. Уэнсдей передумывает отбиваться когда мимо их укрытия проходит господин шериф с собакой, и нужда скрываться, равно как и крошки сбивающей пса со следа кофейной гущи на чужой ладони (хоть кто-то в этом захолустье компетентен в скрытых преследованиях!) становится очевидной. Тайлер, опознанный по явно любимой затасканной куртке, медленно убирает руку и шепчет прямо на ухо: - Прости за это. Не хотел, чтобы он тебя увидел – были бы вопросы. Уэнсдей неподвижно терпит это ужасное тепло его дыхания и мерзкую щекотку потревоженных волос, аккуратно и бесшумно стряхивает с лица прилипший кофе. Они так и стоят вплотную друг к другу, дожидаясь ухода ищеек достаточно далеко, чтобы те не могли слышать полных голосов, и только после этого выбираются из лап кустарника. - Спасибо. - Не за что. Тебя… не удивляет, что я слежу за своим отцом? - Нисколько. Я постоянно слежу за своими родителями. - Ясно. Что ты здесь делаешь? Решила тоже осмотреть место предполагаемого убийства? Уэнсдей медлит с ответом, буравя улыбчивого кудряшку-маньяка своим фирменным пристальным взглядом, но не видит ни одной причины лгать. - Ты удивишься, но нет. Просто гуляю. Невермор сходит с ума, и, к сожалению, это совсем не так забавно, как я думала. Скорее, утомительно. - Хочешь сказать, ты совершенно случайно забрела почти к самому месту преступления? Тут и ста метров не будет. О. Это многое объясняет. Она полностью разворачивается к Тайлеру чтобы лучше считывать его подвижную мимику. Если попробует соврать – она заметит. - Хочу. Наверняка в твою монструозную голову и встроен бесперебойный навигатор, но я таким похвастать не могу. Кроме того, никто не может так быстро исходить весь лес и начать свободно в нём ориентироваться. Даже я. - А я могу. Ну… зверем могу. Что ж. Это чистосердечное. Если прошлое признание было завуалированным и мимолётным, настолько, что его вполне можно было принять за неправильно понятую игру слов, то это – прямое подтверждение. Прямее просто некуда. И, что ещё важнее, он абсолютно точно не лжёт, даже не пытается, хотя мог бы начать увиливать, и это, наверное, было бы даже более логично чем честность. Всё же они друг другу – вчерашние незнакомцы. Но как же интересно! Настоящий кровожадный убийца с милой мордашкой и невинным взглядом! Прямо ожившая подростковая мечта! - Почему ты не учишься в Неверморе? Тварям вроде тебя самое место среди изгоев. Но комплимент его почему-то не радует, а наоборот выводит из себя: - Потому что ваша долбаная академия для фриков уже много лет не принимает существ вроде меня. Якобы мы слишком опасны и не поддаёмся контролю! Её брови почти против воли ползут под чёлку. Что за бред?! - С прискорбием сообщаю, что ты вполне адекватен и для норми, и для изгоя. Даже слишком, на мой взгляд. Он очаровательно улыбается и смущённо опускает свои ужасные глаза-хамелеоны: - Спасибо, стараюсь. Знаешь, на самом деле это довольно забавно – оставаться вне подозрений, попутно подкидывая отцу работу. Так азартно: поймают или нет? О, это и правда весело, особенно если жертвы обмана не лишены чувства юмора и могут осознать всю изящность, с которой их дурили столько времени. - Охотно верю и даже разделяю это увлечение. И давно ты балуешься жестокими убийствами? - Всего пару недель… наверное. Помню только последние три тела. С тем изгоем, выходит, уже четыре. - Они оба не сговариваясь вспоминают Роуэна одинаково пренебрежительными взглядами. Да уж, жалкое зрелище был этот Ласлоу, от таких стоит избавляться в первую очередь как минимум чтобы не портить их существованием и без того ничтожный захудалый мир: всё равно они в нём не жильцы. - Не удивлюсь если на самом деле жертв у монстра куда больше… - Так ты не можешь это контролировать? Досадно. Я рассчитывала на полностью осознанную жажду крови. Лицо Тайлера вытягивается: - Рассчитывала?! - Ну да. Мне показалось, что во время убийства Ласлоу ты действовал абсолютно сознательно. – Она будто наяву видит его звериный, пробирающий до дрожи полубезумный взгляд, кинутый монстром за секунду до побега, и роняет с толикой осуждения, будто поучает неразумного ребёнка: – На будущее, стоило убить и меня тоже. У Тайлера буквально на лбу написано, как много вопросов он хочет задать, но в итоге спустя паузу он спрашивает какую-то сущую глупость: - …А ты хотела бы, чтобы я тебя убил? В смысле… в самом деле хотела бы? Его удивление чертовски банально, но это простительно для почти-норми, не знакомого с их семейными взглядами и принципами. - Это была бы достойная Аддамса смерть. Лучше, чем быть раздавленной телекинезом об дерево. - Вот как. Хорошо, учту это… пожелание. Кстати, что тот неудачник от тебя хотел? Я мало что расслышал – был слишком далеко. Не то чтобы Уэнсдей считала это большой тайной, но отвечает она почему-то неохотно: - Он… сказал, что его мать годы назад предрекла, как я уничтожу академию и всех её обитателей. Даже рисунок нарисовала. – Тайлер с любопытством забирает для изучения изображение фигуры в чёрном на фоне пожара. – И он должен всех защитить, убив меня. Но вмешался ты, и всё вышло наоборот. Кстати – почему? - Что почему? - пытается поиграть в дурачка он (для чего ему, вообще-то, совсем не обязательно притворяться таковым), но под её хмурым взглядом Тайлер отбрасывает этот напускной идиотизм и вздыхает: - Неужели у желания спасти кого-то должна быть причина? - Может, в обществе стада законопослушных баранов она и не обязательна, но мы с тобой живём в жестоком кровавом мире, где главенствует правило сильнейшего, поэтому - да, должна быть причина твоего альтруизма по отношению ко мне. И я желаю её знать. Ей будет спокойнее от понимания, чего именно следует ожидать от этого определённо интересного Тайлера Галпина. Парень мнётся, очевидно оценивая, насколько может ей довериться. Наверняка он уже додумался, что Уэнсдей не планирует сдавать его полиции или Уимс хотя бы из искренней благодарности за спасение, да и в остальном ей это совершенно без надобности: лично они друг другу ничего плохого не сделали, не считая его первого облома со склепом. Если бы Галпин выходил из-под контроля и крушил всё подряд, Уэнсдей бы ещё подумала вмешаться (но и то лишь с целью заиметь в семейную коллекцию уникальный охотничий трофей), но Тайлер адекватен и спокоен и человеком, и монстром, что ставит его в один ранг с прочими разумными, а их мисс Аддамс предпочитает медленно истязать пытками и добивать лишь на последнем издыхании, в награду за старания в её развлечении. Так что ему объективно нечего бояться: она ещё не наигралась и вряд ли быстро удовлетворит своё любопытство. - Я… просто не хотел, чтобы он тебя убил, вот и всё. Поэтому напал сам, без приказа. Ох, ну неужели опять тривиа… Стоп, что?! - Приказа? Какого ещё приказа? Тайлер тут же матерится себе под нос и до крови прикусывает слишком длинный язык – та слегка окрашивает зубы. Красиво. - Идиот… Прошу, ты ничего не слышала! - И не надейся, у меня отличный слух! А ну говори! - И не подумаю! - Говори! - Нет! - Галпин, ты нарываешься! - А ты лезешь не в своё дело! И вообще, мне запретили это обсуждать, и я не могу ослушаться! - Но ты уже ослушался! – упрямо спорит Уэнсдей, нутром учуяв важную информацию. Неужели кто-то умудрился посадить чудовище на поводок? И снова это не её рук дело?! - Тебя никто не заставлял, а раз сказал «а», то говори и «б»! - Да не могу я! Если она об этом узнает – мне конец! Дальше они заговаривают почти одновременно: - Она?… Хорошо. Ты вдвое сузил мне круг поиска. На пятьдесят процентов проще. - Пожалуйста Уэнсдей... Погоди. Ты что, собираешься вычислить Хозяйку? Зачем?! Фу, она ещё и «хозяйка». Мерзость. - Просто из спортивного интереса. Мне любопытно выяснить, кто смог взять под контроль монстра-убийцу, при этом не расставшись с собственной жизнью. Пожму ей руку в знак уважения. И не забудет оторвать её: Уэнсдей не жалеет конкурентов, особенно если они более успешны и быстры в интересующих её вопросах. Ручной монстр в данном случае – желанный приз, который она очень постарается забрать себе, как подобает настоящему жадному до уникального Аддамсу. Он всем своим видом демонстрирует шок и недоумение, и в ответ на это Уэнсдей дёргает плечом: - Я в состоянии по достоинству оценить чужие достижения. К тому же, у меня много вопросов касательно твоей звериной половины и того, как ей вообще возможно управлять, если даже ты сам себя не контролируешь. Наверняка она использует нестандартные методы… Галпина после этих слов начинает заметно потряхивать – он явно вспоминает всё то, что с ним успели сделать. О, выходит, всё куда как любопытнее: страх и дискомфорт того, кто не гнушается жестокими убийствами говорит сам за себя! Определённо нужно выяснить личность Хозяйки - теперь это почти дело принципа. - Ей это не понравится. Очень сильно не понравится!… Я должен сообщить о тебе! - Нет не должен! – твёрдо и уверенно отчеканивает её голос, настоящим приказом. Для надёжности она устанавливает крепкий зрительный контакт и подходит ближе, почти вплотную. Слишком близко для иных посторонних, но Тайлера к ним можно больше не относить: теперь он цель, а с ними Уэнсдей не опускается до правил приличия. – Готова поспорить, она тебе просто запретила напрямую раскрывать её личность, поэтому если я сама её вычислю, ты будешь ни при чём. Но вот если ты побежишь ябедничать – она велит мне помешать или даже устранить, чему я буду сопротивляться всеми силами, обещаю. Только это точно закончится плохо для одного из нас, если не для обоих сразу. И, спешу огорчить, у тебя вероятность погибнуть куда выше, чем у меня. - Почему это?! – глупо возмущается он, даже не попытавшись отодвинуться. Храбрый парень. - Потому что я – Аддамс. Меня с раннего детства учили выживать в любых обстоятельствах и пользоваться для этого всеми доступными методами. Прости, но против меня у тебя просто нет шансов… Хотя, с монстрами вроде тебя я никогда прежде не имела дела. Ты что, настолько особенный, что даже в неверморской библиотеке о тебе не сказано ни слова? - А тебе что, обязательно знать всё на свете? Какая глупость. - Разумеется, нет. Только о всё о том, что касается моих… увлечений. - Тогда можешь начинать поиски: тут я тебе не помощник. Но, так и быть, постою в стороне пока ты балуешься детективщиной. На этом она справедливо считает разговор закрытым: Тайлер явно не настроен продолжать делиться информацией, пусть и уже выдал её больше, чем рассчитывали они оба, а остальные вопросы не так срочны и важны чтобы портить ими приятный осадок почти-ругани: на тех же допросах пока допустимо просто промолчать или выдать общественную версию произошедшего с видом «больше ничего не знаю». Уэнсдей давит довольную улыбку и продолжает нагло прерванный Галпином путь до, как оказалось, места недавнего преступления и уже издалека замечает странный проблеск в траве, что при ближайшем рассмотрении оказывается разбитыми очками Роуэна. Аддамс устремляется к улике взявшей цель ищейкой, удивившись что шериф с собакой умудрились её пропустить, но едва касается погнутой дужки, как сознание накрывает очередным рваным видением: истерящий Ласлоу, их ссора с Ксавьером, неудавшаяся убийца-горгулья и демонстрация телекинеза, акт вандализма над уже знакомой книгой, драка соседей по комнате и хорошо различимый символ общества «Белладонна». В этот раз Уэнсдей приходит в себя быстро. Видимо, имеется прямая связь между длиной видения и скоростью, с которой мозг возвращается к нормальному функционированию… или Аддамс просто постепенно привыкает к этим приступам. Она с заминкой понимает, что новая суперспособность швырнула внутрь её головы события из прошло-настоящего, а не из будущего как в прошлые разы, словно насмехаясь препротивным голосом: «Хотела ответов? Ну так ищи лучше! Всё у тебя под носом!». Это… ошеломляюще чудесно. Прекрасно в самом отвратительном и ужасном проявлении. Блестяще, интересно, интригующе настолько, что даже маньяк-кудряшка и его таинственная Хозяйка теперь будут не в силах оторвать её от этой загадки (поскольку очевидно никуда из Джерико и Невермора не денутся), ведь Аддамс обожает ломать голову над чем-то захватывающим! Хотя от кофе она бы не отказалась - нанюхалась с Тайлеровых рук...

***

Ни перерывание библиотеки сверху донизу, ни расспрос мисс Торнхилл, ни даже обыск бывшей комнаты Роуэна не помогают ей добыть ту самую фиолетовую книгу. Зато Уэнсдей находит странную птичью маску и подслушивает разговор Бьянки и Ксавьера, старательно запоминая всё почти дословно: новичку вроде неё в чужой беседе понятно только пристрастие сирены к саботажам, но вот кто-то вроде Инид может распознать и другую важную информацию. Та, к слову, рыдает в три ручья, когда Аддамс возвращается после условно удачной вылазки. Оказывается, Барклей успела вывести из строя одну из «Чёрных Кошек», и теперь команду не допустят до соревнований из-за неполного состава. Синклер рычит и ругается, грозится выцарапать зазвездившейся королеве её голубые глазки, и очень забавно (в плохом смысле конечно же) размахивает разноцветными когтями, а потом застывает в натуральнейшем шоке, ведь Уэнсдей добровольно хочет занять место Йоко в команде, про себя поражаясь что никто во всём их общежитии не додумался провести замену. Разумеется, сама она на это соглашается только чтобы не дать Бьянке вырваться вперёд в их личном противостоянии, исключительно ради этого. И чтобы горечь поражения обожгла публично униженной Барклей её не затыкающийся сплетничающий рот. В день соревнований ей приходится вытерпеть отвратительный в непередаваемо кошмарном смысле кошачий костюм, восторженные визги Инид по поводу внешнего вида Аддамс и необоснованное ехидство соперников. Несмотря на подколки они удачно стартуют и успешно оставляют позади две лодки из трёх, одну из которых разносит в щепки об заградительный буёк (в чём «Колодцу и маятнику» явно помогли), после чего Вещь ловко отстреливает сетью первого хвостатого саботажника. Ловись, рыбка, большая и ещё больше, сварим из тебя уху… заодно проверим, русалка – это рыба или мясо? На острове они разделяются: Уэнсдей с Инид бегут к флагу, остальные остаются сторожить лодку от Бьянки. Синклер знает дорогу, а Аддамс быстрее; вдвоём они почти обгоняют вырвавшихся вперёд джокеров, но только Уэнсдей добирается до флага и предпринимает попытку выдрать тот из стойки, как по голове обухом бьёт новое видение. Всё вокруг неконтролируемо кружится неисправной каруселью, Уэнсдей безвольно мотает по сторонам до мерзкой тошноты и полной дезориентации, а потом в мозг в обход ушей льётся чей-то глухой голос, называет её ключом и на секунду материализуется в подозрительно похожую на Аддамс девушку. Она повторяет мантру про ключ и исчезает без следа, и вот уже блондинка перед её глазами – не почти-клон Уэнсдей, а всего лишь Инид, истерично зовущая её по имени и вытряхивающая всю душу через плечи. Ну, её остатки, чёрные и мёртвые как струпья гнилой древесины. Оказывается, она внезапно отключилась и свалилась с лестницы склепа, перепугав Синклер и нюню-Торпа до приступа паники и жалких криков о помощи. Ещё и внушительный синяк на всю спину заработала, ведь бренным человеческим телам совсем не нравится падать с высоты на жёсткий камень (пусть генетика и обделила её маминым ростом в пользу папиного). Аддамс несколько секунд смакует прекрасную пульсирующую боль ушибленных костей и жар от лопнувших сосудов в мышцах, наслаждается паническими гримасами на чужих лицах и чуть менее проворно, чем хотелось бы, вскакивает на нетвёрдые ходульные ноги. Оба неравнодушных за её судьбу изгоя пялятся почти что в шоке, Инид и вовсе остаётся морозить коленки об стылый камень склепа, пока Уэнсдей перепрыгивает две ступени за раз и таки добирается до чёрно-кошачьего флага. Ткань рвётся под пальцами от напора и остаётся висеть невнятным клочком на заклинившем в креплении флагштоке. Инид она ставит на ноги за шкирку, как кутёнка, но вот бегут обратно к лодке они по-отдельности и с прежней скоростью: Торп и второй джокер тоже отмирают и, как обладатели более длинных ног и едва не упущенного преимущества, снова вырываются вперёд. На пляж они вываливаются одной большой гурьбой под шквал подбадриваний их команд, но перед самым отплытием соперников удачно отвлекает вооружённый острыми камушками Вещь, еле успев вернуться на борт после столь жалкой попытки саботажа. Впрочем, в воде «кошки» с «клоунами» оказываются почти одновременно, тогда как жёлтая лодка только причаливает к острову, и остаток пути проходят вровень. Они неудачно пробуют друг на друге ловушки, второй кандидат на попадание в уху получает свой заслуженный хук от подельника Уэнсдей, и лишь под самый конец соперники слегка сбавляют темп от усталости, тогда как более лёгкая и выносливая команда общежития Офелии вырывается вперёд и первой финиширует под восторженные крики наблюдающей соревнование толпы. Инид игнорирует сопротивление и тащит её в центр шумихи, изгои ревут и кричат, в порывах счастья тянут к ним руки, хлопают девчонок по плечам и ерошат и без того встрёпанные волосы, но Аддамс все единодушно избегают трогать, справедливо опасаясь ответных карательных мер. Даже Торнхилл, довольная донельзя их долгожданным выигрышем, обходится всего лишь тёплым сияющим взглядом и подбадривающей гримасой-улыбкой. Уимс же себя прочитать не позволяет, с ходу заводя поздравительную речь и привычно скалясь во всю пасть, что ошибочно принимают за ту же улыбку. Только торжество победы и позволяет пережить этот кошмар: Бьянка выглядит ужасно раздосадованной, что не может не греть адским пламенем её чёрную мёртвую душу. Уэнсдей удаётся улизнуть лишь во время речи директрисы, прямо перед вручением награды их общежитию. Она отчаянно ищет необходимый ей тихий уголок чтобы перевести дух и заново навесить на себя свой антисоциальный щит, но в итоге совершенно случайно находит статую Эдгара Аллана, того самого, в чью честь назван Кубок По. В его руках уютно лежит книга с небезызвестной эмблемой «Беладонны», и если бы не чёртова Синклер со своим упрямым желанием вытянуть её в люди, Уэнсдей бы вдоль и поперёк изучила не только нишу статуи, но и весь тупик этого коридора. Ничего, сюда всегда можно вернуться ночью. И будто прущего энтузиазма Инид было мало - Аддамс нарывается на Уимс и её нравоучения, общий смысл которых сводится к банальному «Ты так похожа на Мортишу!». Уэнсдей изо всех сил терпит чтобы не закатить глаза до самого мозга: конечно она похожа на мать не только внешне! Кто, по-вашему, её учил игре на виолончели? Кто преподавал первые уроки выживания? Кто показал, как нужно взаимодействовать с социумом чтобы он сам решил держаться от тебя подальше? Отец, конечно, тоже не сидел в стороне, отдавая предпочтение её физическому развитию, но более близкий контакт у него сформировался именно с Пагсли, в то время как Уэнсдей - мамина дочка от и до, что лишний раз подтвердилось даже их одной на двоих способностью к ясновидению. Конечно её оскорбляет то, как посторонние не видят в ней личность в отрыве от коронного безумства Аддамсов, но вот семья за подобным никогда не была замечена, не только интересуясь её увлечениями и помогая развить их до высокоуровневых навыков, но и уважая её личные границы. Так что попытки надавить на схожесть Уэнсдей с родителями в целях оскорбить обречены так и останться лишь жалким неэффективными психологическими манипуляциями. Дохлый номер. - Если за все эти годы общежитие Офелии не смогло вернуть себе кубок, значит его обитатели - сплошные посредственности и бездарности, только и всего. В соревновании нет ничего сложного, в нём возможно победить даже с всего лишь прямыми руками и хотя бы какими-то проблесками фантазии. Иных навыков не требуется. Уимс выглядит достаточно оскорблённой её словами чтобы удовлетворить мисс Аддамс и посчитать себя отмщённой за попытку дешёвой манипулятивной провокации. Уэнсдей молча разворачивается и покидает её общество, планируя снова спрятаться от радостной Инид где-нибудь подальше от празднующего замка. Слишком шумно для её траурной натуры. Возвращается к себе она глубокой ночью, забираясь на балкон по стене башни. Если бы не типичные для осени ночные заморозки - осталась бы снаружи до самого утра, но в одной только форме с течением времени делается достаточно холодно, чтобы негнущиеся пальцы с трудом цеплялись за выступающие кирпичи стены. Она дважды почти срывается вниз с большой высоты, будоража уставшее тело порцией адреналина. Сон обещает быть просто кошмарным. Инид давно отдалась во власть Морфея, зачем-то забрав со стенда в холле общежития их кубок и теперь крепко обвивая его всеми конечностями. Не иначе испугалась, что взбешённая Бьянка выкрадет его обратно (что, пожалуй, было бы наиболее предпочтительным для Уэнсдей исходом дня соревнований). Аддамс же и не думает следовать примеру соседки и вместо приготовлений ко сну переодевается в более удобную одежду, подходящую для слежек и краж, в которых она давненько не практиковалась. Случайно обнаруженный в лабиринте коридоров господин По ожидаемо никуда не девается за эти пару часов. Уэнсдей запоминает дорогу до статуи, развлекает себя игрой теней на его ханжеской ухмылке и быстро разгадывает очередную несложную загадку, на которые писатель был так падок. Два звонких щелчка приводят в движение механизм, открывая проход в куда более заброшенную часть коридора. Он дышит в лицо затхлостью, швыряет нити паутины в глаза и приветствует вторженца танцующей в свете фонарика пылью. Чарующе, интересно, но слишком просто. В конце коридора открывается широкая круговая лестница, украшенная всё той же паутиной с пылью и множеством масляных людских портретов, что позже сменяются обычными винтажными фотографиями в крупных тяжёлых рамах. С одной из них за Уэнсдей наблюдают знакомые родительские лица, только с непривычно холодными взглядами и в целом на пару десятков лет моложе. Здешнее секретное общество выбрало неплохое место встреч: древняя библиотека в подвале замка устраивает даже такого требовательного человека, как Уэнсдей Аддамс. Ей нравится атмосфера тайны и налёт старины на этих стенах, ещё и книги повсюду, что точно увлекут её на долгие невыносимые дни в академии. Можно накинуть пару баллов Невермору за такое великолепие. Становится совсем прекрасно, когда она наконец находит ту самую фиолетовую книгу из видений и подтверждает верность находки грубо оборванным краем иллюстрации - второй половины изображения предположительно себя на фоне пожара. Ещё одна фигура на рисунке куда выше и примечательнее и живо напоминает пилигрима с колдунскими замашками. Уэнсдей невольно вспоминает сегодняшнее внезапное видение у склепа Крэкстоуна (сверху входа была соответствующая надпись, да и Тайлер говорил именно про этот склеп) и с триумфом складывает два и два: в уничтожении Невермора, помимо неё самой, каким-то образом замешан этот дохлый чудик-инквизитор, следовательно, расследование уводит её к подноготной сэра Джозефа. Книгу она на всякий случай забирает с собой, но вот вынести из тайной библиотеки не успевает: на её голову и тело неуклюже надевают плотный чёрный мешок, параллельно связывая за спиной несопротивляющиеся руки. Дилетанты - ну кто так нападает?! На их счастье, она не против поиграть в похищение.