Моя крепостная

— Беги… Катя, беги, если сможешь от меня убежать. Катерина почувствовала, как холодная сталь коснулась её обнажённой, выглядывающей из-под длинной юбки шёлкового платья, щиколотки, оставляя на ней тоненькую белую полосу, царапая кожу, медленно поднималась вверх по ноге, задирая за собой юбку. Мужчина наблюдал, как из-под шёлка открывалась матовая, покрытая мурашками, кожа. И приятно для себя отметил, что там, где должна была начинаться ткань панталон, ничего не было. Дойдя до самого верха, перед глазами всё расплылось, до боли чёткой была лишь её ягодица. Червинский, сделав шаг назад, оттянул с шеи галстук, чувствуя прилив жара, что волной прошёлся по его телу, распаляя и дразня. Тело девушки затряслось, словно его облили ледяной водой. Катя развернулась, боясь смотреть на пана, чтобы не спровоцировать его на какие-либо действия, осторожно перевела свой взгляд на его руку, сжимающую меч. Кровь ударила ей в голову. «Что ж, раз я чудовище, тогда им я и буду» — эхом в памяти раздались слова Григория Петровича. Что он с ней сделает. Перед глазами пронеслась дверь балкона, чёрный мраморный пол, камин. Катерина бежала, словно в кошмарном сне. Страх стоял комом в горле, не давая надышаться воздухом, разганял кровь по венам, заставляя всё тело пульсировать в унисон сердцу, подчиняя её себе. Вот уже и входная дверь. Катя схватилась обеими руками за дверную ручку и со всей силы потянула на себя. Заперто. — Нет! Нет! Нет! — кричала девушка. Просто не хватило сил. Она попыталась сделать это снова, дёргая ржавую ручку, от отчаяния стукнув кулаком по дереву. Должен же быть здесь второй выход. Конечно, он есть в каждом доме. Катя металась по комнатам. Страх рос с каждым приближающимся шагом Григория Петровича Червинского. Он шёл размеренно, медленно, скребя пол длинным мечём, волоча его за собой. Мужчина знал — ей от него не скрыться. Катерина оказалась запертой в красивой просторной дорогой клетке, принадлежащей ему. И по мере его приближения к девчонке, Червинский волнующе предвкушал момент, когда он всё-таки настигнет её, и крепостной будет уже не куда бежать. Катя увидела на стене два скрещённых меча, воткнутые за щит. Она схватилась рукой за рукоятку, и потянув, скинула тяжёлый щит на пол. Григорий Петрович последовал к месту шума. Девушка упёрлась в щит ногами, и пытаясь вытянуть оружие, нервно его трясла, но щит не поддавался. Сердце выпрыгивало из груди.  — Катенька, брось эту затею, фехтование это не твой конёк, ещё с детства. Я ведь места на тебе живого не оставлю.– хищно улыбаясь во все зубы, произнёс Червинский. — Вы с того времени ничуть не изменились, Григорий Петрович! — злостно сказала Катерина, наконец-то вынув меч из клятого щита. — Вспомнила таки, хорошо, но про тебя могу сказать тоже самое: как была несносной девчонкой, так ею и осталась! — мужчина всё так же видел в ней ту самую Китти из своего детства, с растрёпанными кудряшками у лица. В те времена он учился военному ремеслу, будучи ещё ребёнком. Строгий папА грезил вырастить сына мужчиной, выжимая из юнца все его силы. Друзей у Гришки тогда не было, а потому Китти заменила ему всех. Только вот мальчишка, в силу своего возраста, не мог понять ценность этой дружбы. Пётр Иванович то и дело напоминал Грише, что девчушка всего лишь служанка, простая крепачка, и не может быть ему ровней. Его раздражало, что сын так сблизился с какой-то дворовой девкой, вместо того, чтобы проводить время в компании детей его влиятельных друзей-помещиков. Пытаясь разрушить привязанность сына, папА внушал ему, что с женщинами нужно вести себя холодно и жестоко, тогда они будут уважать тебя и любить. И мысли отца глубоко пустили свои корни, в голове пылко влюблённого мальчишки. Возвращаясь с уроков по фехтованию, Гриша заставлял Китти «играть» с ним. Вот только игры эти были для девочки настоящим кошмаром, ведь не раз после них у неё на теле оставались синяки и укусы. Синяки– когда Китти не успевала отразить удар Гришы своим тяжёлым деревянным мечём. А укусы–когда мальчишка, каждый раз побеждая её, валил на пол, и разрывая платье, больно кусал за всё, что попадалось ему в глаза. — У тебя всё ещё есть шанс заполучить моё прощение, ведь мы оба понимаем, чем для тебя закончиться бой. Сделать это очень просто. Ты должна САМА захотеть этого.– страстно прошептал Григорий Петрович Червинский медленно скользя своим мечём взад и вперёд по мечу в руках крепостной. — Никогда! — с ужасом в глазах сказала Катерина и сделала резкий выпад в сторону мужчины. Григорий не растерялся, и парировал удар. Но Катерина снова атаковала, и мужчине пришлось уклониться. — Ух ты какая…– барин был удивлён дерзости и смелости, с которой девушка начала бой. — Пришлось научиться, вы не оставили мне другого выхода! — Ну посмотрим, на долго ли тебя хватит– с вызовом произнёс Червинский, скидывая с себя фрак. Девушка вновь занесла свой меч, и тогда мужчина совершил контратаку. После чего стал наносить множественные удары, наступая на Катерину, заставляя её пятиться, с целью выбить девушку из сил, отбивая каждый из них. Мечи, издав громкий лязг, скрестились в воздухе, а лица пана и крепостной находились в паре миллиметров друг от друга. — До чего же ты упёртая и несговорчивая, Катя.– с едва уловимым отчаянием в голосе произнёс мужчина. — Быть может, тому есть причины, вы не думали Григорий Петрович? Катерина, пересилив свою дрожь от напряжения, оттолкнула мужчину. И не успев вздохнуть, ели успела уклониться от последующей атаки Червинского.  — И в чём же причина? — поинтересовался пан. — Вы! То как вы себя ведёте: недостойно и пошло. Клянётесь в существовании каких-то чувств, а сами…– сама того от себя не ожидая, отбив удар Григория Петровича, Катя выполнила трёхступенчатую комбинацию, и лезвие её меча упёрлось в грудь Червинского. — Кто эта женщина? Вы сели к ней в карету. А после она приходила ко мне в бордель! Теперь я всё про вас знаю. — Это не твоё дело.– холодно ответил Григорий. — Что Катя? Я ведь чудовище! Бесчувственный, бессердечный сухарь. Ты ведь таким меня видишь.– Червинский схватился за острие кинжала, и крепко сжав его в своей руке, сказал– Если это так, то чего же ты ждёшь? Убей меня. Проткни моё сердце, Катя. — по руке Григория стекала кровь. Он не отводил от неё своего пронзительного, болезненного взгляда– Пусть так, это будет в сотню раз лучше, чем любить ту, кто всей душой тебя ненавидит и отвергает. Слова Червинского, словно тысяча игл, пронзили Катерину. Слёзы выступили на её больших, словно у оленя, глазах. Григорий Петрович Червинский признаётся в любви своей крепостной. Весь этот тремор прервало резкое движение барина. Совершив пируэт, он выбил из рук девушки меч. Катерина кинулась, чтобы поднять оружие, но нога Червинского наступила на рукоятку, не дав ей этого сделать. Острие меча аккуратно приподняло утончённый подбородок Кати, заставив смотреть в глаза своему хозяину снизу вверх. Время будто замерло. Слышен был лишь стук часов и прерывистое дыхание крепостной. — Ты проиграла. *** Её слёзы стекали по клинку. Глаза умоляюще смотрели на меня. Щёки горели от жара после боя. Какая же она красивая. Как же глубоко она во мне засела. За что она так со мной, почему так яро меня ненавидит… Именно она. Я мог бы заполучить любую даму, любого статуса и достатка, стоит лишь проявить немного усилий. Но Катя. Мой взгляд зацепили жемчужные пуговицы, стягивающие шёлк, ушитый кружевами, а под ними, едва уловимый силуэт, сжимающейся в кульбитах груди. Клинок, отражая свет свечи, разорвал тоненькую леску, и кружева с треском разошлись в стороны, влажная от жара грудь крепостной, приподнятая корсетом, трепетно вздымалась вверх при каждом её вздохе. Возбуждение током прошлось телу, дрожью откликаясь в пальцах, на лбу предательски выступила испарина. Я чувствовал пульсирующую кровь в висках, я мог ее слышать, она была громче мыслей в голове, громче ее отчаянных всхлипываний. Всё было словно в тумане. Жемчужные пуговицы рассыпались по полу. Я скользил клинком по её телу, от шеи, на которой весел маленький крестик, делая её ещё более невинной. Монахиня сердца моего, исцели своими молитвами мою грешную душу. Ибо ты стала причиной моего вожделения, пробуждения грязных соблазняющих мыслей. Холодная сталь скользнула под шёлк, цепляясь за её набухший сосок, холодом откликнувшимся волной огня по телу девушки. Я наклонился к самому ее уху, сжав в кулак собранные волосы, так что она всхлипывая, вынуждена была откинуть голову назад. — Тебе никогда от меня не убежать. Хоть сотри ноги в кровь, пробежав сотни миль, спрячься на самом крае света, я пройду через огонь и воду, достану тебя из-под земли. Тебе от меня не скрыться. Катя. Я словно призрак, везде и всегда буду тебя находить, и возвращать обратно. Ты всегда будешь пренадлежать мне.– шептал я ей в самое ухо. — Не делайте этого, молю вас– сорвался шепот с её нежных пухлых губ. Я отпустил её, и девчушка, рыдая, рухнула к моим ногам. — Ты не вправе решать что мне с тобой делать. На миг мне стало её жаль, я хотел заключить Катю в свои объятия. Почему она всё время плачет, смотрит на меня глазами раненого зверя. Неужели я это заслужил. Вербицкая поднялась на ноги, и кинув на меня свой испепеляющий взгляд, резко оттолкнула меня, сорвалась с места, и ринулась в соседнюю комнату. — Что ты удумала, хитрая бестия! — я кинулся вслед за ней. И прямо перед моим носом захлопнули дверь. Я попытался открыть её, но что-то тяжёлое не дало мне это сделать с первой попытки. Я услышал звук разбившегося окна. Захлопнув за собой дверь, Катя подпёрла её столом, схватила тяжёлую статуэтку и кинула в окно. Стекло вмиг рассыпалось в тысячи осколков. Вербицкая быстро забралась на подоконник. — Дура! Это второй этаж! Она даже не заметила, как оказалась на полу, лёжа на мне. Смотря ей в глаза, я чувствовал её сердцебиение. Больше я себя не контролировал. Властно сжав её впалые щёки, я кричал что-то невнятное не своим голосом, как вдруг внезапно поцеловал...её нежные губы, влажный язык. Кажется что я сошёл с ума. — Дрянь...! — прошептал я сквозь зубы, отстранившись от неё, и схватив её за волосы, поволок в комнату. Она кричала, цепляясь руками за мою руку, дёргала ногами, но меня было уже не остановить. Я толкнул её на кровать, она упала, схватившись за белые простыни руками, и замерла. Я навалился на неё всем телом, крепко зажав ей своей рукой рот, и укусил её за выступающую из-под корсета грудь. Катя засадила мне локтём в нос, со всей силы отталкивала меня своими худыми ручёнками, не в силах справиться с моим напором. — Нет! Остановитесь! Вы не можете! — кричала она. «Ещё вздумала бороться со мной, до последнего не сдаётся» Другая крепостная бы уже давным давно смирилась бы со своей участью. Но не Катя. Это будоражило меня ещё больше. Я заломал ей руки и разрезал корсет. Твёрдая ткань тяжело поддавалась, и девчонка успела за это время несколько раз брыкнуться и перевернуться. Сорвав с неё, в конце концов, этот чёртов корсет, я притянул её к себе за розовые ленты обратно. — Иди сюда. — меня затрясло, словно от холеры, когда я прикоснулся своей рукой к её груди. Она казалась мне чем-то святым и невинным. Я выдохул ей прямо в лицо, так что её волосы слегка колыхнулись. Тусклый свет от свечи освещал её бездонные глаза. Я тонул в них, лаская пальцем её сосок. — Катенька…– нежно прошептал я. Её руки били и царапали меня по спине. Ноги гнулись, в разные стороны, пытаясь меня с себя скинуть. Я прижал её к кровати, рукой откидывая юбки. Громкая пощётчина обожгла моё лицо. Меня будто окатили ведром холодной воды. — Хватит. Григорий Петрович. Если у вас осталась хоть капля совести. Не прикасайтесь ко мне после другой женщины. «Она меня ревнует. Меня. Моя крепостная. А это значит…» Осознание этого взорвало во мне вулкан эмоций. Волна радости окатила меня с ног до головы, из-за чего я глупо улыбнулся, и испугался, что эта неуместная улыбка могла её сейчас очень задеть. Я провёл пальцем по её губам. — Чшшш... Посмотри на меня.– она подняла на меня свои красные опухшие глазки.– У меня никого нету. Слышишь. Только ты одна.– улыбаясь сказал я. — Но...– начала Катерина. — Ты мне веришь, Катя? — прервал я её, с надеждой в голосе, нежно касаясь её лица.