Моя крепостная

Тихий омут, падай глубже Если сможешь быть поближе, Будет больно, это точно, Стиснув зубы, потерпи, Я возьму тебя за руку И тогда переродимся Словно фениксы из пепла Только вместе: я и ты Я войду в тебя, как пуля Прямо в душу, разрывая сердце в щепки, на кусочки, избавляя от тоски. Я проснулась в бреду. Картинки воспоминаний сна: боль в лёгких, разъедающий холод, безнадёжность. Мужчина , его силуэт движется ко мне, но я уже умираю, уже слишком поздно, он не успеет. Хватает меня за руку и тянет наверх. Но кажется, что отверстие во льду затянулось, его попросту нет, и мы очудились заперты, словно огурцы в банке под крышкой. Кто-то обхватывает меня одной рукой, а второй начинает бить по льду, под водой, разбивая руку в кровь, пытаясь пробиться наружу. Сколько это длилось, неизвестно, я отключилась. Но теперь я проснулась, вышла из этого кошмарного сна.. Резкая боль, голова гудела. Я попыталась прикоснуться к болевшему месту, и обнаружила там болезненную, пульсирующую рану. На руках остались следы от зелёнки. Посмотрев на свои руки, обнаружила, что они тоже были в множестве маленьких порезов и синяках. Я огляделась. Была я не в своей спальне, кровать была большой и мягкой. Напротив неё стоял камин. Возле камина в кресле спал Григорий Петрович. Я скинула с себя одеяло, попыталась тихонько встать и заметила, что была в своей ночной рубашке. Пол заскрипел под ногами, что разбудило Червинского. – Катюша, не нужно вставать, пожалуйста, полежи, тебе что-то нужно? Я сам тебе всё принесу.– взволновано посмотрел на меня Григорий Петрович. – Я..Что вчера произошло? Червинский подошёл и усадил меня обратно на кровать, сам присел рядом. – Не думай об этом, девочка моя, как я рад, что ты пришла в себя. – , он провёл рукой по моим волосам. – Я так боялся...что не успею, когда я услышал твой крик, что будет слишком поздно. – казалось, он сдерживал себя, чтобы не заплакать. – Так это вы прыгнули за мной в прорубь, но как вы успели? – Катя, через пару минут, я побежал за тобой. Я хотел вызвать тебе врача, но не обнаружил тебя у себя во дворе. Тогда я взял коня, и погнал его галопом, по следам на снегу, которые ты оставила. Когда я услышал крик, я уже видел, что ты ушла под воду. – Григорий Петрович, вы ведь могли погибнуть, вместе со мной, там, под водой.. – Мог, думал уже, что погибну. Но выбрался, а самое главное, и тебя дуру вытащил! – усмехнулся он. Я кинула взгляд на его руку, она была вся перемотана бинтами, которые пропитались кровью на месте костяшек пальцев. Он рисковал своей жизнью, чтобы спасти меня.. – Вы сами переодевали меня? – Твоё платье и всё что было под ним, насквозь промокло. Увы, никого из слуг рядом не было, а тебе нужно было согреться. Я не делал ничего постыдного, Катя. – Я ведь не обвиняю вас, вам не нужно оправдываться. Вы ведь спасли мне жизнь.. Мы были так близко друг к другу. Он смотрел в мои глаза, а я в его. И что-то внутри меня разгоралось с каждой секундой. Он посмотрел на мои губы и осторожно, будто бы опасаясь, что я отпряну, нежно меня поцеловал.. И я ответила на его поцелуй. Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня. Что в тот момент овладевало мной, я не знаю, но я не могла даже сопротивляться своим желаниям, желаниям моего подсознания. Всё читалось по глазам, дрожащему тембру голоса, и будто зверь в клетке, стремилось вырваться наружу. *** Червинский уложил Катерину Вербицкую на спину, не отрывая взгляда, смотрел пристально в её глаза, пока зрачки в них не начали расширяться, как у кошки. Мужчина наклонился к её шее и вдохнул в себя едва уловимый аромат волос, он накрутил локон на палец: запах отдавал нардом , миррой и блоговониями всех вместевзятых полевых цветов и трав. Он вдыхал его, манящий, опьяняющий, кружил ему голову, заставлял кровь пульсировать по венам, страшнее всякого морфия, сводил его с ума. Причина его безысходной зависимости была в его руках, нет не была, она таяла, как сахар. Как мёд были её губы. Кружевная сорочка Катерины зацепилась за край его накрохмаленного ворота и открыла слегка больше, чем позволено было видеть глазам. С уст её сорвался едва слышный стон. Услышав его, барин впился зубами в нежную шею девушки, позже перейдя на поцелуи. Одна рука скользнула, как змея, под сорочку. Он чувствовал как затвердели её соски . Пан припал к губам девушки и рванул за тонкую ткань, которая с треском разошлась в разные стороны, потянув за собой тоненькие ниточки, которые впивались в кожу, обнажая все её прелести. Катерина стыдливо прикрывала своё тело руками, закрываясь кусочками лохмотьев от сорочки . Это зрелище очень позабавило Григория Петровича. Он схватил её за руки, и резко прижал их к кровати. Властно навис над ней, демонстрируя ей: насколько она беспомощна перед ним, любуясь, глазами раздевая каждое скрытое ласкутом ткани место, что ещё больше вганяло девушку в краску. – Не двигайся, а то получишь.. –, самодовольно заявил он. После чего поцелуями начал спускаться от родинки к родинке. Катерина послушно замерла, боясь пошевельнуться. По телу прошла волна жара. Возбуждение же, накрыло её, как цунами. Спускаясь совсем низко , барин прислушивался к тяжёлому дыханию девушки, ловя каждый её вздох. Одним движением Червинский раздвинул её ноги. Рукой плавно спускаясь по внутренней части бедра, барин губами прильнул к алому цветку. Катерина была не в силах сдержать стон, а удовольствие росло с каждой секундой. Груди её вздымались вверх, а сама девушка выгнулась, как ива. Стоны становились всё громче. Червинский, услышав их, прервал ласки, наблюдая за реакцией девушки. – Нет, нет, нет, не останавливайтесь, молю вас.. – Что ты сказала, Катенька? Молю? Мне не послышалось? Катерина, вся раскрасневшаяся, подняла опъянённые глаза на своего пана. – Не останавливайтесь, прошу вас..– прошептала она, стягивая с него сюртук и рубашку. Червинский ликовал. Как же долго он ждал этого момента, спустя года мучений и терзаний, он наконец-то сорвёт и испробует этот тёрпкий, запретный плод. Сильные руки притянули бёдра Катерины Вербицкой к себе. Влажный член скользил по клитору. Накал страстей доходил до предела. – Ты готова? –Да, Григорий Петрович.. Острая боль. Катерина закричала. Червинский прервал её крик своим поцелуем, продолжая совершать лёгкие толчки, которые становились всё сильнее. Мокрые от слёз глаза больше не плакали, а выражение лица девушки стало меняться. Стоило лишь позволить себе окунуться в этот омут, погрузиться в него с головой. Отдаться переполнявшим её противоречивым чувствам.. Всё жёстче и глубже. Глубже погружалась и Катерина в свой омут. Григорий Петрович был единственным, кто сумел разбудить внутренних демонов Катерины Вербицкой. Не было ничего. Лишь два обнажённых тела, танцующих танец похоти и животного секса. Катерина от удовольствия закинула ноги на своего пана , царапала и раздирала спину ногтями, а тот в свою очередь, яростно трахал свою собственность, свою крепостную девку, пренадлежащую ему, и только ему. Он перевернул Катерину так, что она оказалась перед ним, стоя на коленях , опираясь на руки. Григорий Петрович Червинский властно надавил рукой ей на спину, заставляя Катерину нагнуться ещё ниже и, накрутив волосы себе на руку, резко вошёл в неё. Потом ещё, ещё, ещё и ещё. Он владел ею полностью. От одной этой мысли он будоражился ещё больше, и его движения становились всё сильнее и быстрее. В порыве страсти, скомкав простыни, Катерина Вербицкая и Григорий Петрович свалились на пол, зацепив столик, со стоящим на нём коньяком. Коньяк разлился по шёлковым простынях, которые уже лежали на полу, затекая в складочки шёлка, образовывая маленькие лужицы. Червинский смочил пальцы в коньяке и провёл ими, размазав коньяк по губам Катерины. Пан пил его из уст своей крепостной. Слизывал его с тела девушки, с груди, кусая за набухшие соски. – Моя! Полностью моя! Чаша удовольствия переполнилась. Накал доходил до пика! Притяжение этих двоих было настолько сильным и неизбежным, что казалось, между ними пролетали искры. Червинский владел своей крепостной, владел ею полностью. До самого конца. Разве это возможно? Так желать женщину. Желать до потери рассудка , до потери смысла жизни, до потери контроля на собой. Чувство было такое, будто сжимаются мышцы всего тела, внутри наростает какое-то давление, и по мере наростания этого давления, наслаждение становится настолько сильным, что кажется, ты его не в силах уже терпеть, что сейчас попросту не выдержишь его, что взорвёшься, голова не выдерживает, и ты превращаешься в бомбу. И вот он, взрыв!!! яркая вспышка... фейерверк.. Два тела в экстазе рухнули на простыни. Камин согревал их и освещал комнату. Григорий Петрович потянулся за своей трубкой, чтобы успокоить сбитое дыхание. Катерина Вербицкая села, прижав к себе колени, обхватила их руками. По щекам покатились слёзы. – Катя? – выпуская дым, удивился Червинский.– Почему ты плачешь? – Что я наделала, какая же я дура. – Объясни же нормально, в конце концов, что не так?!–, возмутился Червинский. – Что может быть не так? Вы женатый человек, Григорий Петрович. Вы буквально использовали меня, я ведь была в состоянии отчаяния! Как вы могли.. А что же сделает со мной Натали, когда узнает о случившемся... – Не узнает и не сделает, я не позволю. – Но ведь уже позволили! Вам плевать какие у этого всего могут быть последствия. Конечно, я ведь для вас временное развлечение, только поиграетесь и продадите кому-нибудь. – Катенька, это всё глупости, ты зря себя накручиваешь. Ты моя, и я никогда, никому тебя не продам и не отдам. Ты для меня не просто развлечение, Катя, у меня ведь правда есть к тебе чувства.. – Я вам не верю. Не может быть у человека чувств к вещи. Я ведь просто вещь! Так вы говорили? Хозяйская вещь! – Катя, я тогда был зол, и я жалею о тех словах. – Вы можете хоть сотню раз овладеть моим телом, но я никогда не буду вашей. Моих чувств вам не заполучить, Григорий Петрович. – сквозь зубы процыдила Катерина. – Не веришь мне, – разочаровался Григорий, –, а я напротив готов доказать тебе обратное, причём прямо сейчас.–, грозно заявил Червинский. – Я расскажу тебе то, чего не знает никто, Катя! Знаешь почему я никогда не достану пулю из своей ноги? Потому что пуля там не агленская, а наша. Война это страшное место, Катя, я пробыл там так долго, а в паре метрах от меня, каждый день гибли от пули мои товарищи, и я знал, что вскоре наступит и моя очередь. Я просто не выдержал, не выдержал морально, Катя, я сдался. Пальнул себе в ногу. Я был трусом. Я никогда себя за это не прощу. Поэтому, пулю нельзя изымать, ведь тогда все узнают, что я дезертир. Моя честь будет опорочена,а я попаду за решётку! Теперь вы знаете, как можно легко от меня избавиться, Катенька. Моя судьба полностью в ваших руках. Вверяю её вам. – Но ведь, если ничего не делать, может развиться и гангрена..–, испуганно сказала Катерина. – Значит, так тому и быть. Я не достану пулю,чёрт возьми! Умру, но пуля останется на своём месте. Теперь ты узнала ту часть меня, которую я скрываю от других. Надеюсь этого достаточно, чтобы убедить тебя в честности моих слов по-поводу чувств к тебе.