феномен пяти

лежать и завороженно смотреть в потолок — особенная штука угнетающей повседневности. минджи ловит себя на мысли, что потолок у неё не очень интересный. в некоторых местах — спальни — на нем красуются какие-то темные пятнышки. в одном из углов — большое темноватое пятно. ее один раз почти затопили. потолок усеян историями. даже он. минджи слегка чувствует себя пустоватой. потому что в ней не так много ее личных историй. потому что даже родительская история — далеко не ее. она родительская. минджи ничего не сделала ради этой истории, она просто родилась. иногда хочется быть такой же, как они — появится в чьей-то жизни и сделать так, чтобы минджи уже точно, раз и навсегда, никогда к черту не забыли. никогда. минджи сама никого толком запомнить не может. думает, что хорошо запоминает только себя. она даже… любит себя, наверное. поэтому и хочется жизнь, наверное, разнообразить историями и великими свершениями. всё-таки, минджи не хочет быть точь в точь как родители, потому что они сделали так, что о них никогда не забудут, но минджи точно не забудет то, что именно они сделали. и то, как именно они ее воспитали. это болюче и даже немножко множко колит снизу — странно — слева. неприятно. минджи другая. минджи думает о других, готова думать о других — делает это прямо сейчас — и гордится своей почти что новоиспеченной способностью это делать. потому что раньше не всегда подобное получалось. даже если и получалось, то выходило криво, косо, неаккуратно и в разные стороны, как почерк первоклассника. как врачебный почерк. как почерк жизни. минджи не философ. она скорее практик, физик и точно доверяет наукам реальным. но мысли залезают в дебри, когда лежишь — особенно в таком положении — совсем один. потому что потолок подчеркивает одиночество красной ручкой и ставит минджи «смотрено». потому что ее в таком состоянии не оценить. она этого сделать сама не даст. правда, настроение совсем не то. минджи поднимает руку с телефоном к лицу снова. выключился. включает, заходит в заметки и сразу открывает последнюю. потому что сегодня понедельник, а ханни наказала зайти в неё именно в первый день недели. ханни трогательная бывает моментами. потому что теперь бросить курить для минджи переросло из простого «перестать курить» во что-то более позолоченное, но слегка антиквариатное и бабушкино, потому что уютное. родное. и звучит оно как «начать заботиться о себе

ради ханни»

                     хэрин проводит по плечу даниэль и хватается за краешек ее куртки, когда они сквозь столпотворение пробираются в торговый центр. даниэль сразу ведёт их в гардероб и туалет, хэрин привыкла, ведь так происходит всегда. и моет даниэль руки два раза по минуте с лишним, что и хэрин заставляет делать. раньше ей хватало одного долгого раза, но теперь даниэль подносит руку к мылу второй раз и втирает его в ладони. видеть иногда ее изменения страшновато и необычно, потому что хэрин не то что бы очень приспособлена. она не любит звать даниэль из-за этого как-либо — больной, сумасшедшей, тревожной — но в голове иногда проносятся мысли о том, что что-то из этого становится правдой. хэрин не приспособлена лечить такое. орви? — да. грипп? — да. мизофобия? к сожалению, нет. да и хэрин не лекарь. — ты общаешься с психиатором? даниэль поднимает глаза от раковины и видит, как глаза хэрин наполняются чем-то смешанным с жалостью и тоской. это слегка неприятно, потому что даниэль держится. ну, правда, старается, царапается, карабкается выше, но такие привычки, как мытьё рук, — именно такое — и его отсутствие просто разрушат день. даниэль ловит себя в момент прощупывания этой мысли. она может и не делать этого, если не захочет. — общаюсь. а что? даниэль скрывает, что думает, улыбается и сушит руки на воздухе. ненавидит так делать, кожу пробивают мурашки, но даниэль продолжает делать вид, что у нее все нормально. — ты ему рассказывала, что что-то в твоей жизни поменялось? — хэрин намекает, вскидывает бровями и проводит взглядом до мыла, раковины, до событий пару секунд назад. даниэль не успевает открыть рот. в туалет врывается компания подростков, и хэрин понимает, что ничего ей сейчас не скажут. вот неприязнь к большому скоплению людей у них — это общее. общее и обсуждабельное. даниэль думает, что единственная из своих особенностей, которую она может с кем-то высмеять. компания удивительно ловко исключает разговоры о чистоте и брезгливости. даниэль не лезет, не предлагает, потому что боится осуждения и непонимания. она не то что бы ожидает этого от хэрин, просто иногда что-то должно оставаться при себе, чтобы хэрин не нагружала себя проблемами чужими ещё больше. а хэрин с радостью бы помогла. потому что проблема даниэль точно так же и ее душит, будто болезнь у них общая и неизлечимая. хэрин не жалеет, что она рядом, хэрин жалеет, что ничем толком не может помочь.               ритуалов есть ещё несколько — несколько полезны для даниэль на фуд-корте. вообще она ненавидит есть вне дома или в местах, где не то что бы часто прибираются за столами. как раз-таки фуд-корт, считай, место, где столы протирают один раз в час открытия, второй — в час закрытия. даниэль хмурится, но послушно садится за стол, потому что хэрин жалуется на невыносимый голод. — будешь что-нибудь? даниэль качает головой отрицательно. живот ее начинает болеть потихоньку, но лучше быть здоровой, чем подхватить здесь что-нибудь. верно? «верно». хэрин уходит дальше по залу в толпы очередей и выбора, где перекусить. даниэль раскрывает сумку и вскакивает с места, на котором только что смирно сидела. пока хэрин нет, появляется миссия — протереть все, чего она коснётся. руки дрожат от брезгливости, страха и старания быть незамеченной, потому что перед хэрин быть такой — больной, сумасшедшей, тревожной — очень обидно и неприятно. даниэль стыдно. стыдно за себя. страшно за себя. страшно за хэрин, потому что она будет здесь есть. даниэль трет влажной салфеткой, добавляя сверху каплю антисептика, маленький квадратный стол. глаза набирают слёзы с каждого уголка организма, мозга и души, с каждой мысли и идее о своей недееспособности — по частичке. это неприятно, но с каждой протертой крошкой на столе становится будто бы легче. с одной стороны — легче. с другой — пылающе, грязно и неприятно тяжелее. даниэль оборачивается, не идёт ли хэрин. обращается в сторону дивана, на котором будет сидеть, замечает странное пятно, которое не получается оттереть. становится ещё обиднее и неприятнее, потому что даниэль не чувствует свою уверенность в том, что сможет сесть на этот диван. останавливается на пару секунд от усталости и уже катящихся по щекам слез. выкидывает салфетку в ближайшую мусорку, давая себе передохнуть. достаёт салфетку новую, чтобы протереть руки снова. бесполезно. обидно. обидно. обидно. и слёзы не останавливаются, потому что даниэль не привыкла ходить в такие места, была тут совсем давно, давно срывов больших не было, давно не было так стыдно. — дани? чего стоишь? хэрин подходит ближе за спиной и обходит, дабы поставить поднос с едой на стол. даниэль поворачивается к ней спиной, не давая посмотреть той в глаза. пытается утереть слёзы, но вспоминает, что все ещё в руках держит салфетку. взрыв. эмоциональный большой взрыв, создающий новую планету, хуже земли, на которой ни воды, ни суши, только тревоги и нервы. даниэль сумасшедшая? салфетка как-то оказывается кинутой на стол, а даниэль на диване и в объятиях совсем испуганной хэрин. она могла такого исхода ожидать, но всё-таки пугает это достаточно. хэрин слушает всхлипы и гладит даниэль по плечу, иногда целуя в голову. потому что хэрин за даниэль по-человечески обидно. — дани, я с тобой, слышишь? даниэль слышит. она почти успокаивается и смотрит опухшими красными от слез глазами на хэрин. и ей кажется, что хэрин в этот момент какая-то особенная и совсем не такая, как обычно. слишком любимая, родная и красивая? наверное, да. никого настолько близкого и понимающего, терпящего сумасшествие и странность даниэль у неё ещё не было. хэрин особенная, хэрин — чёрная кошка, перебегающая дорогу на удачу. перебегающая, а после возвращающаяся и позволяющая себя погладить, дабы дать тебе успокоиться. хэрин что-то из детства и очень уютно-приятное. даниэль не думает. даниэль чувствует. — спасибо, — она шепчет это аккуратно, будто тайну, тянется к губам хэрин, целует. а после продолжает, — я тебя очень люблю, кан хэрин.                      минджи впервые настраивается серьезно. выходит специально во двор своего жилого комплекса и идёт к самой глубокой и пустой мусорке — чтобы точно туда не полезть. кидает пачку внутрь. фотографирует. думает, кого она пытается обмануть? кидает туда ещё парочку пачек, с оставшимися двумя сигаретами, наконец фотографирует правду. отправляет в единственный закреплённый чат, чтобы гордиться и быть уверенной, что делать исключительно правильную вещь. ханноки ты буквально самая большая молодец, ким минджи! горжусь тобой 16:32

сильно?

16:32

ханноки очень сильно 16:33 и минджи улыбается собственной смелости, сообщениям ханни и тому, что в неё кто-то верит. потому что ханни давно стала кем-то, кто исполняет главные желания минджи, прислушивается и тайно выполняет. как санта-клаус на рождество, как судьба или кто-то всевышний. не то чтобы минджи в это все верит, но точно верит в ханни. верит в свою лучшую подругу. телефон кричит рингтоном на весь закрытый двор и раздаётся в тишине эхом. — ты точно поняла, что я очень сильно горжусь тобой? — ханни почти кричит это в трубку, пытаясь перекричать, видимо, куи. — куи, крошка, привет! — мизи, она меня обизает! спаси меня, мизи… — и девочка тянет гласные жалобно и как-то особенно сказочно, ожидая от минджи спасения, как от принцессы на белом коне. — за тобой хоть куда, куи! — дай взрослым тетям поговорить. и минджи очень забавно и смешно, потому что настроение при семье фам поднимается великолепно и очень высоко за облака. слишком хорошие и домашние. — так ты точно меня поняла? — так точно, товарищ фам ханни! — это отскакивает от зубов четко и громко. на той стороне слышен смех, — спасибо тебе, огромное спасибо.