wordless.

сэнди мирно дремлет. леон несмело путает пальцы в чужих волосах, испытывая благоговейный трепет перед возможностью прикоснуться к объекту своего пылкого обожания : не имеет значения, что эти касания давно стали обыденностью в их дружеских отношениях. редкие моменты, когда получается позволить себе дотронуться до беззаботно спящего дина, не идут ни в какое сравнение с обычным временем, когда каждое его движение сопровождается пристальным, оценивающим взглядом. потряхивает каждый раз от ощущения абсолютной беззащитности в поле зрения этих глубоких, мглистых глаз. любой взор, даже мимолётный, вызывает жгучее желание вывернуть душу наизнанку и кинуть сердце к чужим ногам, как жертвоприношение, потому что литтлфут где-то на самых далёких задворках сознания знает : именно этого от него и ждут. ждут, а потому и испытывают, провоцируют, дразнят и искушают. это плавит и сводит с ума. странный формат передружеского общения и красноречивые недомолвки распаляют пламя сильнее день ото дня. сейчас, пока на коленях хамелеона тихо, сонно дышит любимый им человек, зябко подрагивающий от свежей прохлады спортивного зала, леона не волнует ничего : ни строгие взгляды розы, не одобряющей подобное поведение освобождённых, ни тихие шёпотки одноклассниц, сидящих на соседней скамейке, ни собственная нога, в тот же момент отзывающаяся очередным приступом ноющей боли и напоминающая о себе. его взгляд скользит по загорелому лицу, трепещущим во сне длинным ресницам, лежащей на его бедре чужой ладони и разметавшимся по спортивным штанам глициниевым прядкам : спокойствие, замершее в уголках тонких губ и на смуглых веках, растекается и в его теле звучными переливами, срываясь тёплыми морскими каплями со стенок души и разбиваясь солёными хризолитами о мягкие сердечные выступы. — ты тёплый... — песчаный слегка ёрзает, перемещая голову чуть ближе к чужому животу. глаза не открывает. — слушай, лео, ты никогда не чувствовал себя... знаешь... одиноким? — совершенно невпопад вопрос, не вяжущийся даже с их последним разговором, когда они обсуждали поход в недавно открывшийся музей бабочек перед тем, как сэнди заснул, сморенный своей сонливостью. леон хмурится, позволяет задумчивой складке пересечь его бледный лоб и по инерции продолжает поглаживать чужую голову, легко царапая у самых корней. старший довольно урчит. — думаю, что да. в конце концов, все люди чувствуют себя одинокими время от времени. скорее всего, это неизбежно. — не находит нужным лукавить парень, не совсем понимая, к чему именно клонит дин и куда он хочет завести их с подобной темой для разговора. — порой мы остаёмся наедине с собой и- — хей, леон! — яркий свет, проникающий в спортзал из больших прозрачных окон и падающий аккурат на двух сидящих поодаль на скамейке, мгновенно перекрывается вставшей поперёк девушкой, перебивающей на полуслове. активистка из параллельного, со спокойной совестью отлынивающая от физкультуры под предлогом составления плана для грядущего осеннего фестиваля. — этот скучный тип ни на секунду от тебя не отлипает. к тебе вообще возможно подобраться? или ты вечно с ним нянчишься? — громко и абсолютно беззастенчиво. сэнди не реагирует, спокойно, как и прежде, выдыхая куда-то в ткань чужой безразмерной футболки, а литтлфут бесконечно удивляется девичьей наглости и уверенности в себе, позволяющей выдавать подобные фразы. — чего ты хотела от меня? — и всё же ему неловко при том, в кого он влюблён беспамятно, начать поучать другого человека и распространяться о бесконечно тёплых дружеских чувствах, которые автоматически сводят все претенциозные вопросы на нет. отчасти потому, что это ложь, отчасти потому, что дико смущает. защитить очень хочется, но это можно сделать и позже. наедине. без лишних любопытных, проницательных глаз. — не напомнишь имя своё? для начала. чтобы я знал, с кем общаюсь. — джесси! — очевидно оскорблённо звучит в ответ. кажется, убеждённая в своей популярности, она оказалась сильно уязвлена тем, что тот, на кого она заглядывается уже второй год подряд, даже имени её не знает. — как ты вообще можешь не знать! дурак. я из активистской пятёрки, в конце концов. — самодовольно вздёргивает подбородок вверх, в победном жесте складывая руки на груди. ожидает признание своего авторитета, потому что ни один человек в их школе не может оказаться незнакомым с пятёркой самых энергичных и деятельных ребят из старших классов, на которых держится организация большинства школьных мероприятий. — мой вопрос остаётся открытым. — дин очень жалеет о том, что сейчас не сидит рядом и возможности увидеть милое сердцу лицо не имеет; жмурится несильно, с удовольствием представляя, как явовые глаза щурятся и радужка тёмная топится почтительным холодом, а челюсть поджимается, острее очерчивая бледный подбородок. напускной любезный тон леона пробуждает в глубине его души то блаженно-тёмное, что хищно скалит свои зубы и хочет обнажиться, чтобы перегрызть неосторожной девчонке глотку. он пока что успешно держит контроль над собой, своими мыслями и порывами, но не над выводком этих нелепых влюблённых бабочек, блестящими крыльями царапающих сводящий сладкой негой низ живота. хочется поцеловать объект своего помешательства прямо сейчас так жарко, чтобы заставить его забыть об этой глупой джесси, чья цель разговора угадывается без лишних раздумий. леон, возможно, и сам понимает, к чему это всё. в конце концов, далеко не глупый мальчик. знает, что неизменная дружелюбность пропадает, стоит кому-то неуважительно отнестись к мирному сэнди, предпочитающему молчать, нежели решать конфликты. и это будоражит всё его сознание и тело хлеще самого насыщенного энергетика с критической на пятьсот миллилитров жидкости дозой кофеина. — я думала, что ты более догадливый. — фыркает девушка, впервые за время с начала диалога заметно теряясь и даже немного робея. пыл её сбавляет такое странное обращение обычно радушного и приветливого парня, с которым они иногда пересекаются и мило болтают на свободных от извечных обязанностей переменках. это дружок его, постоянно ошивающийся рядом, никогда доверия не внушал, а сейчас и вовсе может всё испортить. — это тема для двоих. нечего твоему лунатику подслушивать, пусть проваливает. — больно ты мне нужна. — лениво тянет с чужих колен упомянутый в разговоре, поворачиваясь на сей раз так, чтобы видеть выражение лица джесси, но, отнюдь, положения не меняя. наоборот, показательно удобнее укладывается головой на крепких бёдрах, с удовольствием отмечая, как щёки активистки багровеют от завистливого возмущения. легко читаемо. скука. больше бы хотелось увидеть реакцию парня, на чьих коленях он бессовестно лежит уже столько времени, потому что она — бесценна. наверняка, смущается, но перед посторонним человеком этого не показывает. — заявилась сюда с намерением признаться в нежных чувствах тому, кому твоя любовь нахуй не упёрлась? бедная влюблённая девочка, у которой нет ни единого шанса. — позволяет мстительной улыбкой расцвести на бледных губах, растягивая только зажившие ранки с угрозой вновь их разодрать. оно того стоит, потому что наблюдать за тем, как меняется выражение на уже опротивившем ему кукольном личике — великолепно. он попал в самую болезненную точку, проехался по непомерному (а в действительности и вовсе отсутствующему) самолюбию и надавил на кровоточащую неизвестностью и сомнениями рану. и сэнди не собирается сдерживаться. она первая полезла и нарвалась на того, с кем шутки плохи. — да кем ты- — а ты себя кем возомнила? встречный вопрос, маленькая наглая крыса. — перебивает на полуслове, обманчиво ласково протягивая нелицеприятное прозвище. видит, как та задыхается от ярости, и блаженно щурится. — считаешь, что достойна такого человека, как леон? в самом деле? — шипит почти что ядовито, идя контрастом своему же тону секунду назад. леон — концентрированный свет. и никому, кто даже в ногах его не валялся, приблизиться к нему суждено не будет. самолично проследит, чтобы не тянули свои запятнанные руки в его сторону. — всё, на чём держится твоя жалкая самооценка — это причастность к самой популярной пятёрке нашей школы. вот только напомнить ли мне тебе, какой ценой это место досталось такому никчёмному человеку, как ты? — джесси бледнеет и впивается длинными ноготками в свою же ладонь, выдавая страх с головой. они оба знают. они оба помнят. и если девушка хочет выжечь это из чужой памяти, то песчаный без зазрения уснувшей совести пользуется своим маленьким преимуществом. — даже если бы он тебя любил, то ты до конца своей бессмысленной жизни не смогла бы заслужить ни одного его взгляда в свою сторону. а теперь съебись, пока я ещё добрый. доновану не жаль. глухое, рокочущее собственничество стремится вырваться и облечь себя в реальную форму не только на словах : грудную клетку топит нестерпимо жгучим желанием сгрести литтлфута в объятия, опрокинуть на спину, залезть руками под одежду и ревностно целовать до тех пор, пока тот не начнёт в бреду вышептывать его имя, медленно забывая собственное в приступе горячих ласк. жмурится, стараясь прийти в себя и не сорваться, не потерять остатки самоконтроля, а оттого и неспеша поднимается с нагретых им же бёдер, чтобы не вызвать подозрений резкими движениями. — я тебя не напугал? — мягко обращается к застывшему на месте леону, который так и слова не сказал с того самого момента, как в разговор вступил старший. они оба знают об этой стороне сэнди, но предпочитают её не касаться ни на деле, ни на словах : для одного это триггер и дискомфорт, а второй не хочет причинять неудобство своими выходками. в этот раз не сдержался. ревность и желание поставить на место зазнавшихся влюблённых фанаточек, мечтающих о взаимности, обносят ему голову и заставляют моментально терять любой здравый рассудок. его болезнь диктует правила игры, когда выходит из-под контроля и становится неуправляемой. опасно. он играет с огнём. — прости. давай забудем об этом. — садится рядом, находя чужую ладонь и переплетая их пальцы, бесконечно стыдясь своей тёмной части, вырвавшейся наружу на сей раз. он боится, что вновь напугал парня, хотя клялся себе более никогда до подобного не доводить. — всё в порядке. — тот медленно моргает, возвращается на землю и, кажется, слегка оттаивает, ответно шевелит пальцами и проходится подушечками по чужим костяшкам, немного успокаивая взаимной тактильностью. — просто... да, забудем. — в последний момент съёживается, не решаясь трогать запретную для них тему. не потому, что боится друга, но потому, что внутреннее осознание того, что эта агрессивная защита понравилась ему до глубины души, повергает его в кошмарный ужас куда более сильный, нежели столь тяжёлый морально напор на безвинную активистку, которая стремительно сорвалась с места, силясь скрыть сорвавшиеся с ресниц горячие злые слёзы. это неправильно. так быть не должно. нельзя обращаться с людьми так. и обращение подобное даже поощрять нельзя, что уж говорить о каком бы то ни было восхищении. — разговор про одиночество мы возобновим позже. — дин тоскливо вздыхает, видя направляющуюся в его сторону розу, которая намеревается устроить разборки со своим учеником : то легко читается в её взгляде. вечно ему прилетает на уроках физкультуры из-за стремления выгородить леона и взять всю вину на себя. тот — образцовый ученик, в конце концов, и для него нежелательна любая тень замечаний или объяснительных. а вот сэнди уже ничего не поможет. можно и новые схватить. — а сейчас мне снова устроят жуткую головную боль. внезапный приступ агрессии и плохо скрываемого морального садизма доводит песчаного до лёгкого лихорадочного состояния в момент, когда отпускает окончательно и когда он неровно вышагивает рядом с преподавательницей, направляясь из шумного зала в её небольшой кабинет для объяснения произошедшего. его тело холодеет от мысли, что ему ни капли не жаль эту девушку — наоборот, его разум не насытился и хочет получить гораздо больше, чем ему отдали уже. он испытывает вину перед леоном, но перед джесси даже и не подумает извиниться. скорее, в следующую их личную встречу вновь доведёт до страха и слёз. угадывает интуитивно этот исход, понимая, что теперь даже при всём желании не сможет себя остановить. очередная жертва его диагноза, обречённая каждой будущей встречей, что произойдёт меж ними. «сегодня приём у мисс бель», — вспоминает с едва заметным облегчением и вмиг усилившимся чувством паники. психика в отрицании. до сих пор. в кабинет психиатра он тем же вечером себя затащит через огромную моральную боль и попытку вспороть себе кожу на руках острым концом ножниц, предотвращенную предусмотрительной специалисткой.