Сосед

Акимов не ждал Лёню. После того разговора прошло трое суток, а его не было. Это было ожидаемо. Но в субботу утром тихо скрипнула дверь. Акимов никого не ждал. «Наверное, Иваныч», — подумал Саша. Но дверь распахнулась, и он увидел Лёню. Тот стоял в спортивных брюках и серой футболке. — Привет, — улыбнулся Лёня. — Как дела? — Привет, — ответил Саша. — Если можно в моем положении считать, что нормально, значит, все нормально. Лёня подошёл ближе, достал из пакета контейнер с едой. Она ещё была теплой. — Поешь. — Спасибо, — вымолвил Саша. Лёня поставил еду на стул, на котором сидел всего три дня назад, так как на всем остальном была грязь. — Ну, ты ешь, — улыбнулся Лёня, — а я пойду. Если что-то нужно, позови. Кстати, у тебя швабра есть? — Была, — ответил Акимов, — по-моему, раньше в ванной стояла, а зачем тебе? — Я решил за тобой ухаживать, — улыбнулся Лёня, — но сначала нужно привести твою квартиру в божеский вид. Ешь, а то остынет, — Топтунов повернулся, чтобы выйти, но голос Акимова его остановил. — Тебе оно надо? — сказал он с какой-то издевкой в голосе. — А тебе? — обернулся Топтунов — Мне? Мне как-то пофиг, — хмыкнул Акимов. — Я вижу, что тебе давно пофиг, причем на всё, — резко сказал Лёня. — Живёшь как не знаю кто! Неужели тебе самому не противно? Взгляд Акимов сделался гневным — Тебе-то что до моего дома? Не твоё дело, как я живу. Что-то не нравится — не приходи сюда. Без твоих подачек обойдусь. — И помрёшь здесь с голоду, в своей засраной постели, — закричал с отвращением Лёня. — Потому что ты нафиг кому упёрся. — Да и пусть умру, тебе-то что? Кто ты мне? — хмыкнул Акимов. — Правильный такой пришёл сюда, лечит тут меня, понимаешь ли. А сам весь такой белый и пушистый. Чего же ты сюда ходишь, умник? Унижать своей заботой? Мне твоя забота нахуй не уперлась, как и ты сам. Слова Саши Лёню задели, обидели даже. Он хотел развернуться и уйти. Уйти, чтобы никогда не возвращаться. Так сделал бы любой нормальный человек. Но то ли Лёня был не нормальным, то ли хотел вывести Акимова из себя окончательно. Вместо этого он, глядя на соседа в упор, зло вымолвил: — По правде говоря, я не хочу сюда ходить. Без тебя забот хватает. Но не могу бросить тебя. Нине Ивановне обещал. А находиться в этом гадюшнике у меня больше не осталось никаких сил. И смотреть на тебя такого. Поэтому я уберусь в твоей квартире, приведу тебя в порядок. Мне-то все равно на тебя, а вот старушку жалко. Всегда про тебя спрашивает. Акимов молчал. Лёня вышел из комнаты. — Какие мы, блядь, благородные, — бросил в спину уходящему Лёне Акимов. Лёня сделал вид, что не услышал. Он не хотел продолжать разговор с этим человеком. Пока убирался в квартире, думал о судьбе Саши. Понять его можно, наверное, можно, но Лёня не мог. Он был не из тех, кто опускает руки. Не из тех, кого так легко можно сломить. Он, конечно, не знал, что произошло с этим человеком... но, видя его состояние, и в кого он превратился, можно легко подумать, почему к нему перестали приходить друзья. Поэтому его бросила девушка. Лёня всего третий раз в этой квартире, и для него это настоящая пытка. Хотя они не друзья, не приятели даже. По факту, они вовсе и не знакомы. Что они знают друг о друге? Ровным счетом ничего. Однако, с другой стороны, в голове возникает вопрос: "Почему тогда не могу его бросить я?" Ответа не было. Лёня думал про это, убирая на кухне, моя холодильник, в котором уже появилась плесень. Ненавидел себя, что делал то, что ему не нравится. Ему даже спасибо не скажут. Но ему и не нужна эта благодарность. В конце концов, он сам решился на это. Его не заставлял никто. Более того, на него смотрели как на ненормального. Может, он и есть ненормальный? Потому что нормальные люди не стали этого терпеть, и сбежали. И у Лёни есть все основания так думать. Не сказать, что жизнь у Лёни была легкой. Постоянные переезды с самого детства, новые школы, друзья, привычки. Он всегда долго привыкал, присматривался к новому коллективу. И только налаживался контакт, как вдруг дома отец объявлял, что они переезжают. Специфика работы его отца не позволяла долго находиться на одном месте. И опять — новые одноклассники, дворовые друзья, компании, которые не сильно его принимали. В 13 лет они переехали в Таллин. Лёня особенно долго привыкал к этому городу, к этой стране. Ему нравился этот город, школа, в которой он учился, но ему пришлось нелегко. Эстонский язык был трудным, имена одноклассников и учителей казались почти непроизносимыми, и он не мог нормально адаптироваться. Вместо футбола во дворе с парнями он предпочитал сидеть за книгой. Правда, позже узнал, что при школе работает спортивная секция. И загорелся желанием ходить на самбо. Втайне от родителей записался. Правда, его не взяли, из-за недовеса. Но Лёня не из тех, кто так легко сдавался. Теперь каждый вечер он ходил на турники, качался до изнеможения, набирая массу. И все-таки добился своего — его взяли в секцию самбо. Но родители были против. Лёня рос хрупким и болезненным, и о самбо не могло быть и речи. Особенно была против мама, которая переживала, что ему там обязательно сломают спину. Но и тут Лёня не сдался. Родители за секцию платить отказались, и Леонид перестал обедать. Деньги, которые предназначались Лёне на школьный обед, он тратил на то, чтобы заплатить за секцию. В итоге родители узнали, и им пришлось смириться с этим фактом. Тренера Лёней были довольны. Он ездил на соревнования, и даже занимал призовые места. Но через полтора года с самбо пришлось проститься. Все решил случай. На одной из тренировок 15-летний Лёня неудачно упал. Как итог — тройной перелом руки. Он месяц лежал в больнице на вытяжке, потом ещё столько же дома. Но кости срослись неправильно, а с такой травмой о самбо можно только мечтать. Но Лёня не собирался сдаваться. Думал вернуться через полгода, когда кости окончательно сформируются. Но было не суждено. Отца снова перевели, и на этот раз в Ленинград.<br /> Поэтому Лёня поменял самбо на физику. После школы уехал в Москву, поступил в МИФИ, правда, на заочный, предпочитая работать строителем и не зависеть от родителей, платить за учебу самостоятельно. Родители к тому времени снова переехали, и на этот раз в Волгоград. Лёня всего однажды был у них после переезда в Москву. Почти тысяча километров — это было слишком далеко, чтобы часто туда ездить. Да и город был ему совершенно незнакомым. Москва ему нравилась. Закаляла. Любые неудачи приносили опыт, делали стойким и уверенным. Не сказать, что пришлось легко. Но таких трудностей, как в Таллине, он не испытывал. Он вообще считал, что Москва - его город, в котором он чувствовал себя, как рыба в воде. Появились интересные знакомства, хорошие приятели, наподобие Игоря, головокружительные возможности... Не сказать, что всё это Лёне, с его характером, было нужно. Но нравилось определённо. Почему же этот человек, не смог бороться? Почему оказался таким слабым? И почему Лёня хотел ему помогать, в то время как другие от него отказались? И ведь дело не в том, что он пообещал Нине Ивановне. Лёня был уверен, что нет. Быть может, в том, что ему самому никто никогда не помогал? Он закончил с уборкой в квартире, за исключением Сашиной комнаты. Ему нравился результат: полы промыты хлоркой, туалет и ванная сверкают, на кухне открыты окна и свежий запах, с лоджии весь хлам погружён в мусорные пакеты. Он улыбнулся. Теперь нужно выбить ковры, убрать в комнате Саши, вынести мусор и заняться самим Сашей. Чтобы он хоть чуть на человека был похож. Он пока слабо себе представлял, как именно он будет это делать, но отступать был не намерен. Ловко поднял ковры, причем явно купленные не за маленькие деньги, и спустился вниз. Работал он по-старинке: развесил их на турники и, вооружившись ручной выбивалкой, принялся за работу. Работал он ловко, хотя из-за травмы руки не мог делать это в полную силу. Когда пыль была выбита, он возвратился в квартиру. Теперь квартира его встретила совершенно другой обстановкой. Он заметил, что она явно обставлена со вкусом. Вряд ли обычный алкоголик позволил бы себе нечто подобное. Да и техника не самая плохая. Значит, на обычного алкоголика сосед не сильно похож. Лёня зашел в комнату Саши. Не глядя на него, он подошел к окну, настежь распахнув. Он не видел, как Акимов прожигал его взглядом. Но чувствовал это спиной. Так же молча он принялся за работу. Сначала собирал в большой мусорный пакет остатки еды, бутылки, прочую грязь. Да, процедура неприятная, но Лёня не хотел про это думать. Просто поскорее хотел избавиться от всего этого. Пока Лёня это делал, Акимов, не отводя взгляда, наблюдал за ним. И не замечал, как глаза накрывала пелена. Справившись с мусором и вымыв полы, Лёня бросил взгляд на так и не тронутый контейнер с совершенно остывшей едой. — Ты почему не поел? — он перевёл взгляд на Сашу. — Не могу, — смущенно признался Акимов, и, замечая непонимающий взгляд Лёни, объяснил: — Кисти рук не слушаются. Лёня понимающе кивнул. Затем, взяв контейнер в руки, куда-то его унёс. Возвратился к Саше с тазиком воды, мылом и мочалкой. — Это зачем? — удивился Акимов. — Мыть тебя буду, — пожал плечами Лёни. — Этого ещё не хватало, — категорично заявил Саша. — Послушай, — Лёня подошёл ближе. — Неужели ты не хочешь нормальный жизни? — У меня никогда не будет уже нормальной жизни. — И лучше всего лежать в собственном дерьме и ждать, когда тебя начнут поедать собственноручно разведенные черви, — жестоко процедил сквозь зубы Лёня. Акимову стало неловко. Он и так хотел от стыда провалиться сквозь землю. Незнакомый, чужой человек сделал для него за это короткое время столько, что не сделали самые близкие. Возится с ним, как настоящий друг, как родные не стали бы возиться. Находит на него время, заботится. Да, призирает, но, тем не менее, помогает ему. Зачем? Может быть, он не в ладах с головой? Может быть, хочет таким образом унизить, показать свою силу и власть? Может просто, чтобы посмеяться над его беспомощностью? Он смотрел на парня. Красивый и… слишком добрый. Это написано на лице. Нет, вряд ли такой станет делать что-то просто, чтобы смеяться. Слишком правильный, слишком наглый, слишком упёртый. Лёня подошёл ближе. Он уже достал из шкафа чистую одежду и постельное бельё. Руки его дрожали. Страшно дотронуться до Саши. Но он взял себя в руки. Для начала помог ему раздеться. Акимову больно. Лёне неприятно. Обоим тяжело. Но Лёня всё-таки справляется. Так. Теперь нужно привести Сашу в порядок. Для начала он аккуратно подстриг его волосы, насколько это конечно возможно. По крайней мере, челка не закрывает глаза. Затем пытался сбрить растительность на лице. Усы всё-таки он решил оставить. Саша молчал, пока Лёня возился с ним. Смущённо краснея. Лёня заметил это, и старался сдержать улыбку. Затем он принялся его мыть. Сначала голову, лицо, шею, грудь, живот… Мягко, осторожно, дрожащими руками, он водил мочалкой по телу, стараясь не задерживать взгляд на шрамах, которых слишком много. Чтобы как-то отвлечься, обратился к нему как можно мягче: — Я должен поменять тебе постель, будет больно, но ты должен постараться. Акимов молча кивнул, не отрывая взгляда от парня. Парень ему нравился: нравились его уверенные и в тоже время мягкие движения рук, нравились глаза, его упрямство, и его забота. Бескорыстная и такая домашняя… Лёня приподнял его. Ему тяжело. Акимову больно. Он не смог сдержать стон. Лёня держал одной рукой, другой быстро помыл спину, вытер, затем убирал старую простыню, подкладывая новую, пытаясь разгладить, чтобы не было складок. Но получилось не совсем ровно. — Потерпи чуть-чуть, — ласково попросил Лёня Сашу. — Так. Хорошо. Молодец. Ему наконец удалось справиться с заменой простыни и наволочек, и он аккуратно опустил Акимова. Тот смотрел с благодарностью. Лёня снова взял мочалку. Нужно было помыть ноги и область паха. Но он не мог заставить себя туда посмотреть. Но он должен. Он опускает глаза. Сглатывает. Выручает Акимов — Если тебе неприятно, то не стоит… — прошептал тихо. Лёня не ответил. Взяв мочалку, посмотрел вниз. Осторожно коснулся рукой члена Саши, и почувствовал, как возбудился. Он тут же покраснел, но взял себя в руки, просто водил рукой. Но тело слушаться не хотело, хотя разум противоречил. Он бросил взгляд на Акимова, тот тоже был смущен. Кое- как, справившись с этим, Лёня перешёл на бёдра, ноги. Затем все тщательно вытер мягким полотенцем. Жар залил лицо, когда он снова коснулся возбужденного члена Саши. Почти не глядя помог натянуть чистое бельё, футболку. Саше больно. Но он почувствовал, что больше приятно. Затем Лёня ещё раз поправил простыню, взбил подушки, поменял одеяло. Немного отстранился, произнёс с улыбкой глядя на Акимова: — Ну, теперь ты похож на человека. Теперь с тобой приятно находиться рядом. Акимов молчал. Он не знал, что сказать. Он был потрясен поступком Лёни. Тем временем Лёня забирал грязную одежду, закинул её в стирку. Убрав все окончательно, и закрыв окно, подвинул стул снова ближе к кровати. В руках у него контейнер. — Теперь буду кормить тебя, а то действительно ещё помрешь с голоду. Лёня помог Саше. Удивительно, но он больше не чувствует ни отвращения, ни смущения. А Акимову не хотелось, чтобы это заканчивалось. Чтобы он уходил. Скоро Лёня уйдет, и снова станет пусто. Пусто и тоскливо. На глаза набегают слёзы. Лёня замечает это. — Что случилось, Саша? — интересуется Леонид. — Что-то беспокоит? — Да, — Акимов не сдерживает слез. Плевать как это выглядит, хуже, чем есть, не будет. — Что такое? Спина? — Нет, просто… просто достало все. Жизнь это сраная, одиночество, немощность. Я же взрослый мужик, а самое элементарное сделать не могу… аж противно, что я такой. Лёня положил вилку, отставил контейнер в сторону. Неожиданно сам для себя коснулся руки Саши. — Я могу за тобой ухаживать. Мне не трудно. — Спасибо, но лучше умереть, чем жить так. — Не говори так, — покачал головой Лёня. — Жизнь на самом деле интересная штука. Да, со своими поворотами и ухабами, но она на этом не заканчивается. — он улыбнулся. — Я уверен, твои друзья увидят, как ты изменился, перестал пить, в доме порядок — и вернутся к тебе. И девушка вернётся. Вот увидишь. — Она не вернется, — тихо сказал Саша. — И друзья не вернутся. — Откуда ты знаешь? Возможно, у них были причины уйти, — пожал плечами Лёня. — Ты катился в пропасть, и им было трудно с тобой. Признаться честно, характер у тебя стервозный. — Да с чего ты взял, что я катился в пропасть? — удивился Саша. — Ну а разве нет? — Лёня сел удобнее. — Твои пьянки не каждый вытерпит, опять же этот срач в квартире… вот и друзей твоих понять можно. — Пьянки? — Акимов поднял брови. — Нет, пьянки начались уже потом, от безысходности. И срач этот, потому что никто не хотел ухаживать за мной, а алкоголики что? Им бы выпить. А мне какая никакая компания. — То есть, ты раньше не пил? — удивился Лёни. — Почему не пил, — Акимов улыбнулся. — Мог пиво попить с парнями в баре. Мог вина в ресторане выпить с любимой девушкой. — Что случилось? — тихо спросил Лёня и глянул в глаза Саше. Саша немного помолчал. Затем тихо промолвил. — В тот вечер я домой спешил. Машину как назло Катя забрала, эта та девушка с фотографии, — объяснил Акимов, вздохнув. — У нас два года со дня знакомство было, — он сделал паузу, глянул на Лёню, тот слушал внимательно. Снова вздохнув, Саша продолжил: — Вышел с перехода и аварию увидел. Водителям уже помощь оказывали, а сзади, на заднем сидении одной из машин, мальчик маленький был. Я его в последние минуты увидел. Машина уже загорелась. Но я не думал о последствиях в тот момент… Лёня сидел потрясённый услышанным, смотрел на Акимова большими глазами. Повисла пауза. — А потом? — нарушил тишину Лёня — Потом, — Саша грустно улыбнулся. — Потом раздался взрыв. Помню, что успел малыша вытолкнуть. Врачи сказали потом, то он выжил. А я... а я стал тем кем ты меня видишь. Месяц в коме, потом долгое время в больнице. Когда услышал что никогда не смогу ходить, подумал, что лучше бы умер сразу. Перелом позвоночника, паралич ног и частично рук, и как мужчина я уже не смогу быть мужчиной… По щеке у Лёни скатилась слеза — Прости, — только и выдавил из себя Лёня. — Я не знал. — Я тоже не знал, что все будет так. Сначала хотел умереть. Но рядом была Катя, друзья. А потом, когда домой приехал, оказался один. Друзьям я нафиг был нужен, да и какой друг из меня теперь? А Катя…Катя вышла замуж за лучшего друга. И я остался один. Даже поговорить не с кем было. Хотел пить, и не мог. Кричал, но соседям все равно было. Кто хочет за калекой ухаживать. Вот только хозяйка твоя да ты неравнодушными оказались. Да Иваныч, мужик один. Алкоголем лечит. Лёне было и стыдно и противно. Но отвращение теперь он чувствовал только к себе самому. Как он мог так так думать об этом светлом человеке? О человеке который спас жизнь ребенка. Который лучше его в несколько раз. Потому что Лёня так не смог бы. Уверен, что струсил бы, остался бы в стороне. Всё что он мог призирать и осуждать. — Прости, — повторил Лёня тихо. — Не стоит просить прощения. Я понимаю, что ты чувствовал… — Нет, Саша, нет, — перебил его Лёня мотая головой. — Кто я такой чтобы думать о тебе плохо. Чтобы осуждать тебя и призирать. Я теперь сам себя ненавижу что позволил допустить о тебе такие мысли. — Ты не знал, — коротко ответил Саша. Потом, немного промолчав, продолжил. — Ты не знал, в отличии от остальных. От моих знакомых, моих соседей, моей девушки. Ты ничего не знал и тем не менее не бросил меня. Помогаешь мне. Хотя у меня действительно стервозный характер. — Вот поэтому у меня нет настоящих друзей, — тихо сказал Лёня. Помолчали. Затем Лёня тихо продолжил. — Я могу для тебя что-нибудь сделать? — Ты и так делаешь, больше чем я могу себе представить. Ты снова заставил меня почувствовать себя человеком. Вот только желание умереть никуда не делось. — Если ты проиграл себе, значит, ты проиграл всем, — прошептал Лёня. — Эту фразу мне когда-то мой тренер по самбо сказал. Она стала моим кредо по жизни. Саш, — он улыбнулся. — я хочу чтобы ты не проиграл себе. Я не знаю, что это трудно, но ты назло всем должен быть сильным. А я помогу. — Ты думаешь, это возможно? — усмехнулся Акимов. — По крайней мере, я помогу, — сжал его руку Лёня.